Читать книгу Лестница бога. Ступень 5. Бегство в Эдем. Том 2 - Юрий Львович Киселев - Страница 1

Отступление первое. Окаана, резиденция клана Торуга…

– Госпожа, представившаяся Линнеей незнакомка вновь приходила к вам на аудиенцию и, прождав не более десяти нун, развернулась и ушла из здания, оставив на столе секретаря запечатанный конверт с пометкой «лично в руки матриарху». На этот раз все средства видеонаблюдения работали в штатном режиме и зафиксировали выход посетительницы из резиденции на улицу. Покинув здание, девушка проследовала к остановке общественного транспорта, воспользовавшись которым, переместилась к ближайшему портальному комплексу. Дальнейший след сопровождаемого объекта мои подчинённые потеряли.

– Вы хотите сказать, что служба безопасности клана не смогла узнать конечной точки телепортации контролируемого вами объекта?

– Затребованные нами протоколы перемещения не отразили перехода именуемого Линнеей человека.

– То есть как – не отразили? – сквозь похожее на маску лицо матриарха, обычно бесстрастное, неожиданно пробилось удивление.

– Девушка прошла арку телепорта и просто исчезла, госпожа. Конечная точка прибытия не задана, момент перехода не зафиксирован, энергия на переход не потрачена.

– Но раз девушка исчезла, значит, она куда–то всё же переместилась?

– Совершенно верно, госпожа. Но, если вы не забыли, объект и раньше с лёгкостью перемещался прямо из здания нашей резиденции, стационарные имперские порталы для этого ему были не нужны.

– Зачем же она воспользовалась порталом сейчас? Какие–нибудь мысли по этому поводу у вас имеются?

– Имеются, госпожа. Аналитики службы безопасности даже выдали наиболее вероятный прогноз действий объекта – Линнея сознательно оставила в рабочем состоянии средства видеонаблюдения и специально прошла пешком до самой остановки транспорта, чтобы показать нам… Хм…

– Вас смущает формулировка?

– Нет, госпожа. Аналитики считают, что имеющаяся у нас на руках видеозапись формально не позволит нам обвинить именующийся Линнеей объект в очередных загадочных смертях наших людей.

– Вы имеете в виду предрекаемую объектом смерть десяти людям Торуга в случае, если очередная аудиенция не состоится? Как я понимаю, кто–то уже умер?

– В течение нескольких нун после выхода Линнеи из резиденции умерло ровно десять человек, занимавших достаточно важные посты в клане. Все смерти вызваны абсолютно естественными причинами. Формально связать их с личностью Линнеи мы не можем – в это время девушка находилась на виду у множества людей, перемещаясь в общественном транспорте в направлении портальной станции. Имеются записи видеокамер и показания многочисленных свидетелей.

– Но я приказала вам круглосуточно держать в резиденции группу медиков–реаниматоров! Вы осмелились игнорировать мой приказ?

– Нет, госпожа, врачи и сейчас дежурят в резиденции. Смерти произошли в других местах. Жертв как будто специально выбирали по отсутствию в непосредственной близости средств экстренной реанимации.

– А не могла Линнея переместиться по очереди ко всем этим людям, а данные видеозаписи каким–либо образом подделать?

– На существующем этапе технического развития нашей цивилизации это абсолютно исключено, госпожа. Все смерти произошли практически одновременно, причём именно в то время, когда Линнея действительно находилась по дороге к портальному комплексу и никак не могла на них повлиять. Более того, лишь две из названных мною смертей случились на Окане. Остальные восемь произошли на других планетах империи, поэтому служба безопасности не сразу о них узнала. Ещё какое–то время ушло на установление точного времени смерти и соотношение местного времени со временем Окааны. Мои сотрудники сейчас тщательно проверяют предшествующий смерти временной период у каждого умершего человека, однако предварительные выводы говорят о том, что все эти люди никогда и никаким образом не пересекались с объектом по имени Линнея. Сложив мозаику воедино, я поспешил на доклад к вам. Всё случившееся слишком загадочно, отдаёт мистикой и не укладывается в рамки стандартных людских поведенческих алгоритмов.

– Осталось прочитать написанное послание. Где конверт?

– Остался лежать в приёмной, госпожа. Приказать доставить его вам?

Ненадолго выйдя за дверь и вернувшись уже с конвертом, мужчина, низко поклонившись, протянул его матриарху.

Женщина, осторожно взяв в руки архаичного вида конверт, сделанный, похоже, из настоящей бумаги, которую империя уже бездну эонов как не производила, с опаской сорвала печать, изображающую оскаленную голову рурха, и, развернув лист, прочла написанную от руки, красными чернилами, чётким каллиграфическим почерком короткую фразу, закрывающую все вопросы:

«Смерти людей Торуга станут множиться до тех пор, пока клан не закроет долг. Чтобы их остановить, рекомендую всё же выслушать меня. Выбор за вами.»

***

Проснулся я с первыми лучами солнца полностью выспавшимся и готовым к дальнейшему походу. Не став будить Ируму, тихонько встал, оделся и, выскользнув на задний двор, умылся и привёл себя в порядок, после чего пробрался на веранду, где заботливые хозяева, вставшие ещё раньше меня, оставили для нас завтрак. Поев, я выбрался из дома и сел на удобную деревянную скамейку перед палисадником, расположенную с восточной стороны дома и открывающую прекрасный вид на поселковую улицу и далёкую зелёную стену леса за ней. Так, прикрыв глаза и наслаждаясь прекрасным погожим утром, я и просидел до того момента, как мне составила компанию моя спутница, тихонько подошедшая ко мне сзади, положившая руки на мои плечи и, ласково потёршись щекой о мою щёку, сказавшая, что она поела, собралась и готова продолжить путь. Ничего не говоря в ответ, я развернулся, сгрёб девушку в охапку, усадил, обняв, рядом с собой на скамейку, и мы ещё долго сидели молча, сквозь прищуренные веки наблюдая за восходящим солнцем и оживающей деревней. Наконец, осознав, что незапланированный отдых подошёл к концу и пора отправляться в дорогу, я, глубоко вздохнув полной грудью, поднялся со скамейки, подхватил под руку Ируму, и мы, забрав вещи и попрощавшись с вышедшей нас проводить Мирной, покинули деревню и продолжили свой путь.

Оказавшись под покровом леса, моя спутница быстро сориентировалась по сторонам света и, взяв нужное направление, бодро потопала на запад, солидно забирая к югу. Я пока не умел настолько точно ориентироваться в незнакомом лесу, однако общее направление оценил как верное, поэтому, молча согласившись с выбранной девушкой дорогой, пристроился ей за спину, идя след в след в нескольких шагах позади. Так мы, день за днём, и шагали в сторону намеченной цели.

Путешествие проходило скучно. Один день сменял другой, как две капли воды похожий на любой из предыдущих. Периодически мы пересекали любовно проложенные по лесу узкие прямые дороги, выложенные плоскими каменными плитами. По одной из дорог мы даже передвигались почти полдня, пока та не стала слишком сильно забирать к югу. Сошли с неё мы без сожаления – действительно, по каменистому тракту идти было приятнее и быстрее, чем по лесу, но ненамного, так как Ирума подсознательно, на уровне инстинктов, выбирала в лесу путь, практически свободный от молодого подлеска и зарослей местных кустарников. Как ей удавалось определить приближение очередного препятствия и заблаговременно свернуть с тупиковой дороги – ума не приложу. По–видимому, для этого надо родиться лесным жителем и всю жизнь провести в лесу. Впрочем, если я благополучно доберусь до столицы и найду дорогу домой, то подобное умение мне никогда в жизни не понадобится, так что завидовать аборигенам не стоит.

Почти месяц мы быстрым шагом продвигались к намеченной цели, отмотав пешим ходом, по информации от моей спутницы, тысячу с хвостиком километров, причём с солидным таким хвостиком. Людей за всё время путешествия мы не встретили, за исключением случайного захода в один лесной посёлок, аналог посёлка Ирумы, который оказался строго у нас на пути и который мы прошли, даже не задержавшись – его мы пересекли ближе к полудню, и останавливаться там на отдых и ночлег значило потерять как минимум сутки. Всё это время нас незримо сопровождали наши неотлучные соглядатаи, передавая друг другу эстафету через каждые несколько дней и упорно стараясь не попадаться нам на глаза. Тем больше оказалось моё удивление, когда в один прекрасный момент, ближе к закату, дорогу нам преградило двое рослых мужчин. Дождавшись, когда мы подойдём поближе, один из них, поприветствовав нас лёгким небрежным кивком головы, сказал, обращаясь одновременно к нам обоим:

– Впереди арахниды.

– Ну и что? – с недоумением переспросил я.

– Мы не дружим с арахнидами. Арахниды не дружат с нами. Ареалы нашего обитания не совпадают, – как маленькому ребёнку, с учительскими интонациями пояснил мне другой мужчина.

– Они опасны? – задала правильный вопрос моя спутница.

– Люди для них – еда, – нейтрально–спокойным голосом ответил незнакомец, однако его ответ резко поубавил у меня и спокойствия, и оптимизма.

– Убить их можно? – поинтересовалась Ирума.

– Убить можно любого. Однако тело арахнидов покрыто прочным хитиновым покровом, лапы у них мощные и перебить их можно лишь хорошим ударом топора. А к направленной на них магии арахниды условно иммунны, – пояснил один из соглядатаев.

– И как с ними бороться? – это опять Ирума.

– Лучший способ борьбы с арахнидами – вообще избежать боя, – пояснил тот же мужчина. – Но они всё же боятся высокой и низкой температуры, а также мощных дробящих ударов. Ещё пауки не любят воду. Вода для арахнидов не смертельна, но в дождь они стараются не покидать своего логова.

– Если арахны обладают иммунитетом к прямому воздействию магии, то можно использовать опосредованное влияние, – пробормотала моя спутница. – Поражающие факторы от применения магических плетений могут быть и вторичными, тогда защиты от них пауки иметь не будут. Значит, их можно или сжечь, заключив в сферу огня, или заморозить внутри сферы холода, или использовать дробящее оружие, например, топор. Причём шансы столкнуться с пауками в дождь значительно уменьшаются.

– Вы поразительно догадливы, красавица, – улыбнулся мужчина, и добавил:

– Разумеется, если арахниды станут спокойно дожидаться, пока их убьют. Однако арахниды, как и все паукообразные, весьма неплохо перемещаются как по горизонтальным, так и по вертикальным поверхностям, и дождь им в этом не помеха, они просто не любят влажную погоду. Попасть в арахнидов тяжело, а убежать невозможно.

– Обойти ареал обитания арахнидов можно? – спросил я, стараясь не показывать перед мужчинами своего волнения.

– Разумеется, можно, – усмехнулся ответивший до этого Ируме незнакомец.

– И как долго обходить владения арахнидов? – как можно более вежливо, но в душе кипя от негодования за столь высокомерную манеру разговора с нами, спросил я.

– Как будете идти. Кто–то обойдёт за пару месяцев, а кому–то не хватит и всей жизни, – мужчина уже откровенно ухмылялся.

– Вы можете, хотя бы приблизительно, назвать размер владений арахнидов? – неимоверными усилиями пытаясь удержать стремительно улетучивающиеся остатки вежливости, спросил я.

– Вы вышли почти к самому центру их владений, – сообщил мужчина. – К северу и к югу территория, на которой проживают арахниды, устремляется примерно на тысячу километров. Может больше, а может меньше – я не замерял.

Тысячу туда, тысячу обратно… Становится понятным, отчего караванные тропы так сильно забирают к северу и югу. Но если наш путь удлинится на две тысячи километров, то попасть в Сану до осени мы можем и не успеть. Придётся пережидать сезон дождей в одном из лесных посёлков…

– А если мы всё же рискнём и попытаемся пройти напрямик? – с надеждой спросил я.

– Шанс остаться в живых есть всегда, – на этот раз ухмылки в словах загородившего дорогу мужчины больше не было, а в интонациях голоса послышалось явное уважение.

– Мы не будем терять время и пойдём напрямую, – заявил я.

– Это ваш выбор. Мы лишь донесли до вас необходимую информацию.

– И кто уполномочил вас поделиться с нами информацией? – напоследок я попытался разговорить наших соглядатаев, желая хотя бы немного прояснить один из наиболее сильно беспокоивших меня вопросов – кто всё–таки за нами следит.

– На этот вопрос ответа вы не получите, – ответил самый разговорчивый незнакомец. – По крайней мере, от нас,

– Но наш ответ вам и не нужен – вы сами его прекрасно знаете, – добавил второй мужчина. – Однако боитесь себе в этом признаться.

– Спасибо за информацию, – отвесил я предельно вежливый поклон. – Можете ещё чем–либо помочь?

– Мы и так сказали больше, чем должны были, – выдал мне ответный поклон один из соглядатаев. – Вы должны принять решение самостоятельно и не рассчитывать на чью–либо помощь.

– А если решение окажется неправильным? – Ирума, как всегда, сама непосредственность.

– Вы, девушка, уйдёте на перерождение. А что богиня приготовила для вашего спутника – не знает никто, кроме её самой.

Вот спасибо, объяснили…

Вежливо, но холодно распрощавшись с охотниками, мы, не оглядываясь, пошли дальше, на запад.

***

Примерно через час после столь своевременного предупреждения я ощутил какое–то смутное беспокойство – и вроде бы ничто не предвещало неприятностей, и лес ничем не отличался от того, по которому мы шли весь день, но как–то неожиданно тревожно стало на душе. Затихло пение птиц а воздух показался густым, вязким и глушащим обычные звуки леса. Даже листва под ногами стала шуршать иначе. Оглядевшись по сторонам и не заметив ничего опасного, я пошёл дальше за Ирумой, обратив внимание, что девушка точно так же, как и я, вертит во все стороны головой, как будто ожидая нападения. Мы, сбавив темп, не спеша продвигались всё дальше и дальше, однако моё беспокойство с каждым пройденным шагом лишь усиливалось. Перепады настроения шли волнами, от лёгкой опаски до кратковременного, но прошибающего холодным потом ужаса. Хотелось бросить всё и повернуть назад, туда, откуда пришли, несмотря на то, что объективных предпосылок накатывающим на меня паническим волнам не было. Я прислушался к самому себе, пытаясь понять причины столь странного своего состояния, но меня опередила Ирума, спросив:

– Ты тоже это почувствовал?

– Да. Какое–то смутное беспокойство. Как будто опасность, которую чувствуешь, но не можешь определить.

– Граница владений арахнов. Магический барьер. Энергетический фон скачет, как в преддверии какого–нибудь вселенского катаклизма. То взлетает до запредельных величин, то резко опускается почти до нуля. И это плохо. Очень плохо.

– Почему? Изменяющийся фон сможет нам повредить?

– Нет, столь резкое изменение пространственной плотности энергии ничем, кроме лёгкого беспокойства, повредить нам не может. Проблема в другом…

– Раз начала – рассказывай, – насел на свою спутницу я.

– Подобные перепады градиента энергетической насыщенности окружающего нас пространства способны ощущать лишь магически одарённые биологические объекты, причём преимущественно обладающие разумом. Ты уже ощутил, что, если бы не толкающая нас вперёд необходимость, по доброй воле никогда не продолжил движение по прежнему маршруту. Не полез бы в таящую неведомую опасность чащу, а повернул обратно, решив не связываться с пугающей неизвестностью впереди. Арахны, вероятнее всего, не пересекают барьер по той же самой причине, в то время как мелкие звери и птицы свободно пролетают сквозь него. Дальше мои выводы можешь продолжить сам.

– Ты подозреваешь, что арахниды, как и мы, разумны – именно поэтому барьер действует в свою очередь и на них?

– Возможно, не в такой степени, как люди… Однако вероятность подобного допущения весьма высока. Шансы на неблагоприятный исход встречи не просто с агрессивно настроенными, но ещё и разумными обитателями местной территории резко возрастают.

– И что нам делать?

– Это решать тебе. Поход организовал ты, а я лишь сопровождающая тебя спутница. Возможны, как ты понимаешь, всего два варианта – или мы продолжаем движение по выбранному нами маршруту, или мы обходим границы владений арахнидов, не вторгаясь на их территорию. Вариант вернуться обратно мы, как я понимаю, не рассматриваем.

– Тогда идём дальше. Обходить слишком долго, а вернуться обратно, как ты правильно заметила, я не могу – я дал самому себе слово дойти, и я сдержу слово, чего бы это мне ни стоило. Впрочем, кое–что я смогу сделать уже сейчас – я возвращаю данное тобой обещание сопровождать меня до Саны. Если посчитаешь наш дальнейший поход слишком опасным, можешь возвращаться обратно, домой – я тебя не держу.

– Я пойду с тобой, – тихо ответила Ирума. Впрочем, ответила не сразу, немного помолчав, подумав и, чего таить, заставив меня поволноваться.

И мы, больше не обращая внимания на гнетущую обстановку, продолжили свой путь на запад.

***

Владения арахнидов встретили нас паутиной, висящей везде, где только можно. Но с обилием паутины, затянувшей лес настолько, что стало тяжело передвигаться, мы столкнулись далеко не сразу. Сначала тонкие паутинные нити попадались настолько редко, что я даже не обращал на них внимания и замечал лишь тогда, когда моего лица касалась липкая щекочущая сеть, легко рвущаяся обычным движением руки. Потом стали попадаться ажурные завесы переплетённой в ловчие сети паутины весьма приличных размеров, сами нити прибавили в толщине и прочности, и я наконец–то впервые увидел живого арахнида. Мохнатый, слегка приплюснутый тёмно–серый, почти чёрный увенчанный маленькой головкой с солидными жвалами комок размером примерно в полторы человеческих головы, раскинув в разные стороны восемь массивных суставчатых лап длиной как минимум в мою руку, неподвижно сидел в самом центре громадной паутины на высоте примерно в три человеческих роста. Паутина тонкой, почти незримой завесой перегородила широкий, шагов в десять–двенадцать, проход между двумя деревьями. Я даже не заметил бы эту незримую сеть, если бы на её нитях не блестели мелкие капельки ещё не испарившейся утренней росы. Остановившись перед замершим в центре ловчей сети пауком примерно в тридцати шагах, мы с Ирумой стали внимательно рассматривать первого увиденного нами арахнида.

Паук выглядел достаточно мерзко с человеческой точки зрения. Уродливое раздутое брюхо на спине покрывали роговые наросты, чешуйками спадающие на бока – вероятно, та самая хитиновая броня, о которой нас предупреждали встреченные охотники. Незащищённым оставался лишь небольшой участок брюшка арахнида в том месте, откуда из него выступали суставчатые сочленения лап. Брюшко покрывала тонкая бурая шёрстка, плавно переходящая в хитин по бокам. Вероятно, хитин образовался в результате срастания трансформированных шерстинок, и по прочности должен был быть эквивалентен кости. Раздробить такую защиту способен лишь сильный удар, а, значит, наши луки для защиты от пауков окажутся бесполезными, равно как и острые как бритва ножи для разделки добычи, покоящиеся у меня и у Ирумы в ножнах, крепящихся на бёдрах. Видимо, к точно таким же выводам пришла и моя спутница, тихо обратившись ко мне со словами:

– Осторожно отходим назад, не вспугнув арахна.

Повторять дважды мне было не надо. Я и сам понимал, что отступление в данном случае – самый лучший выход. Отойдя по старым следам на пару километров и почувствовав себя в относительной безопасности, Ирума выбрала участок леса, просматривающийся в разные стороны шагов на сорок–пятьдесят и свободный от паутины, после чего, сбросив на палую листву свой походный мешок, сказала:

– Привал. Будем думать, как идти дальше, и готовить оружие против арахнов. Без оружия мы не пройдём, а наши луки в качестве оружия не годятся

Понимая правоту девушки, я, слабо разбираясь в местных видах вооружения, спросил:

– И что ты предлагаешь? Быть может, мы всё же попробуем справиться твоей магией?

– Ты же слышал пояснения охотников? Они утверждали, что на пауков не действуют магические плетения. Любой направленный в них боевой конструкт просто растечётся по поверхности хитиновой брони, практически не принеся вреда. Или впитается в арахна, лишь усилив его.

– Встреченные нами охотники упоминали о возможности косвенного влияния на арахнидов. Мы можем воздействовать на них с помощью огня или холода. Если даже пауки иммунны к прямому воздействию магии, то спалить или заморозить участок пространства вместе с пауком ты, надеюсь, сумеешь?

– Подобное заклинание действует далеко не мгновенно, – ответила Ирума. – Плюс мне в любом случае потребуется какое–то время на его плетение и наведение на цель. Пусть я и создаю конструкты очень быстро, однако паук всё равно может успеть выскочить из зоны неблагоприятного температурного воздействия. Да ты и сам должен догадаться – одно дело пробить тем же огненным шаром тело паука насквозь, проделав в нём сквозную рваную дыру, и совсем другое – раскалить до высоких температур значительную область пространства вокруг цели. Хитиновый панцирь резко ослабит поражающее воздействие внешних заклинаний. Обычное оружие может оказаться против арахнов значительно более эффективным.

– У нас есть другое оружие кроме луков? – скептически подняв бровь, спросил я.

– У нас есть металл, из которого изготовлены наконечники для стрел. И у нас имеются бесконечные запасы древесины вокруг.

– И что мы сможем сделать из древесины? Выломать дубину?

– Зачем дубину? Самым простым и самым легко изготавливаемым оружием из дерева является боевой шест. Шестами люди пользовались с незапамятных времён. В умелых руках боевой шест, сделанный из особо прочных пород дерева и усиленный магией – достаточно грозное оружие.

– Значит, вооружаемся шестами?

– Шест – дробящее оружие. Он предназначен лишь для нанесения дробящих ран и для нас не подходит ввиду слишком малой убойной силы. Против арахнов более предпочтительными окажутся колющие, секущие и рубящие удары.

– Ты предлагаешь изготовить нам мечи?

– Нет, мечи слишком лёгкие против таких хорошо защищённых противников, как арахны. Ими не проломишь массивный хитиновый панцирь, в то время как, например, топор сделает это с лёгкостью.

– То есть вооружаемся топорами?

– Разреши я прочту тебе небольшую лекцию о холодном оружии… Топор – неплохой вариант, но он не лишён ряда недостатков. Мы, разумеется, можем использовать секиру – боевую разновидность топора, удлинив ручку, и даже установить на неё два направленных в противоположные стороны лезвия для улучшения боевых характеристик, вот только научить тебя пользоваться таким вариантом секиры я не успею. А в неумелых руках ты легко можешь вместо лапы паука отрубить ногу себе – два лезвия требуют к себе предельно аккуратного обращения. В чём–то ты прав – хитиновый панцирь арахнов даже с виду очень прочный, поэтому на первый взгляд против них действительно лучше всего использовать дробящие удары, для чего идеально подойдёт или топор, или молот. Но вот только для того, чтобы нанести этим оружием удар, необходимо подойти к противнику слишком близко, что недопустимо – лапы даже встреченного нами арахна значительно длиннее рукояти обычного топора. А я вполне обоснованно подозреваю, что попавшийся нам экземпляр далеко не самый крупный. Да и колющие удары в незащищённое брюхо ни молотом, ни топором не сделаешь.

– А ещё удлинить рукоять? И оснастить лезвием по типу штыка для нанесения колющих ударов?

– Можно использовать копьё – это шест с насаженным на него металлическим острием. Копьём легко достать до брюха арахна, оставаясь вне зоны действия его лап. Вот только копьё предназначено лишь для колющих ударов, а в реальной схватке дотянуться до мягкого подбрюшья паука тебе удастся далеко не всегда. Не хотелось бы заранее ограничивать функционал нашего оружия.

– А совместить копьё и топор?

– Совместив копьё и топор, вернее, копьё и секиру, мы получим алебарду. Алебарда имеет и длинное, как у шеста древко, позволяющее наносить удары издалека, и рубящие лезвия, и колющее острие на конце. Вот только обучиться владению алебардой ещё сложнее, чем секирой. В неумелых руках ты не только не попадёшь в противника острием, так как алебарда является достаточно массивным оружием и обладает значительной инерцией, но и, скорее всего, нанесёшь рубящий удар не лезвием, а плашмя – малейшая неправильность в движениях, и древко, как живое, начнёт крутиться, проворачиваясь, у тебя в руках. Для схватки с арахнами лучше всего подойдёт глефа.

– А это что такое?

– Глефа – разновидность холодного древкового колюще–рубящего оружия, сочетающая в себе всё лучшее от алебарды, меча, копья и секиры. Длинное, как у копья или секиры, прочное древко, на конец которого насаживается широкий длинный стальной наконечник, имеющий много общего с мечом. Баланс значительно лучше, чем у секиры или алебарды из–за того, что форма клинка ближе к мечу, чем к топору, и, следовательно, клинком глефы можно наносить колющие удары. Алебардой их тоже можно наносить, но она всё же больше предназначена для размашистых рубящих ударов, в то время как глефа равно хороша и для рубящих, и для колющих атак, да и древко в качестве защиты можно использовать. Нередко глефу оснащают двумя клинками, с обеих сторон шеста. Клинки могут быть как одинаковыми, так и иметь разную форму. Иногда в качестве второго клинка используют наконечник копья – тогда одним концом оружия наносят колющие и рубящие удары, а другим – только колющие. Так как глефа значительно тяжелее обычного одноручного меча за счёт более длинного и массивного древка, а также более прочного и тяжёлого лезвия, глефой можно наносить значительно более сильные удары. А главное – за счёт крепления на древке двух одинаковых лезвий глефа может быть симметричной и сбалансированной, поэтому работа с ней во многом напоминает работу с шестом и ей не так уж сложно научиться. Относительно несложно, разумеется – обучение владению мечом хотя бы до мало–мальски приемлемого уровня займёт значительно больше времени.

– Но если глефа значительно тяжелее меча, то как я буду с ней управляться?

– Меч ты держишь одной рукой, и в бою с мечом в немалой части работает кисть. Глефу, как и шест, ты держишь двумя руками, поэтому в работу включаются значительно более сильные мышцы плечевого пояса, а также спинные мышцы и мышцы брюшного пресса. То есть в работу с глефой будет вовлечено всё твоё тело, и последствия ударов для противника окажутся значительно более разрушительными.

– Уговорила – делаем глефу. Вот только я всё равно не умею с ней обращаться.

– Придётся немного задержаться и потратить несколько дней на освоение хотя бы начальных навыков работы с ней, иначе ты убьёшь не арахна, а самого себя. Отсечь себе по неопытности ногу, неправильно замахнувшись, глефой проще простого.

Покончив с объяснениями, Ирума вытряхнула из моего и своего тула все стрелы. Отобрав десяток наиболее хорошо сохранившихся, она спрятала их обратно в свой тул, насыпав остальные перед собой большой кучей, после чего принялась сноровисто освобождать их от наконечников. Избавившись от железа, девушка аккуратно собрала все древки стрел, перевязала их несколькими пучками свежесорванной травы и спрятала в мой тул. Собранные наконечники, разложив перед собой в ряд, она осмотрела, очистила от грязи и пыли, разложила на четыре равные кучки, после чего, взяв одну кучку в руки и взвесив её на ладони, сказала:

– Этого мало. Клинок получится слишком лёгким. Нужен ещё металл.

– И где мы его возьмём? – переспросил я.

– Предлагаю использовать всё имеющееся у нас железо, потребность в котором в ближайшее время будет невелика. В том числе и имеющийся у тебя нож.

– Но он мне нужен! – возмутился я.

– Тебе нужен не нож, а возможность вовремя попасть в Сану, – перебила меня девушка. – Согласись, это стоит потери ножа. К тому же, как только мы натолкнёмся на залежи хорошей железной руды и у нас появится свободное время, я сделаю тебе другой нож.

– И сколько времени тебе понадобится на изготовление хорошего ножа? – переспросил я.

– Меньше, чем на изготовление глефы. Примерно день.

– То есть глефу ты будешь делать два дня?

– Две глефы. Два дня на две глефы. И это минимальный срок. Попытаюсь управиться за два дня, но, возможно, я слишком оптимистично оцениваю свои силы, и времени потребуется несколько больше. Я никогда не изготавливала глефы, хотя знаю, как их делать.

– Хорошо, пусть будет два дня, – скрепя сердце, согласился я.

– Тогда давай всё имеющееся у тебя железо. И твой нож, – сказала Ирума.

Отдав то, что она просила, я, расположившись на покрывале под сенью ближайшего дерева, с сожалением наблюдал, как моя спутница уничтожает львиную долю моего походного снаряжения. Ирума, собрав металл, переплавила его, отделила примеси, прогнав расплав через сотканную из силовых нитей центрифугу и виртуальный сепаратор, после чего разделила его на четыре равных куска и оставила висеть в воздухе, остужая. Пока заготовки медленно остывали в веретенообразных коконах силового поля, она, оставив меня со своим ножом и наказав к её возвращению развести костёр и наготовить углей, отправилась на охоту.

Вернулась девушка, неся на поясе небольшую пёструю птицу, внешне похожую на утку. Споро ощипав её, натерев смешанной с собранными тут же травами солью, насадив на вертел и водрузив над пышущими жаром углями, она, внимательно оглядев висевшие в воздухе заготовки для глефы, сказала:

– Сплав хороший. Чистый, практически без примесей. Завтра с утра можно приступить к изготовлению лезвий.

После чего, усевшись рядом со мной, девушка приняла активное участие в приготовлении ужина, постоянно переворачивая птичью тушку и не давая ей пригореть. Птичье мясо постепенно пропекалось, жир с тушки тягучими каплями падал на раскалённые угли, разнося по лесу ароматный запах подкопченного мяса.

Когда птаха пропеклась до состояния идеальной прожарки, демонстрируя своим кулинарам тонкую золотистую хрустящую корочку, мы с Ирумой с аппетитом поели и уже в темноте, слегка подсвечиваемой багровыми сполохами остывающих углей, достали из рюкзаков одеяла и легли спать.

***

Наступившее утро не принесло мне ничего нового, за исключением осознания того, что одной съеденной вчера небольшой птички для двух взрослых человек оказалось явно недостаточно, и я бы не отказался плотно позавтракать. Ирума явно поддерживала моё мнение, так как, пожелав мне в качестве напутствия разжечь уже затухший костёр и приготовить побольше углей для завтрака, убежала на охоту.

Вернулась девушка с двумя птицами и одним кроликом. Одну из птиц мы тут же запекли на углях и оприходовали, а вторую птицу я, устроившись под деревом, принялся неспешно ощипывать и потрошить. Покончив с птицей, я проделал аналогичную процедуру с кроликом, в смысле, выпотрошил и избавил от шкурки. Обе тушки я завернул в сорванные тут же, неподалёку, большие стреловидные листья похожего на лопухи местного растения и убрал в рюкзак. Пока я занимался обработкой и сохранением нашего предстоящего обеда и ужина, Ирума успела расплавить все бруски и сделать из них четыре отливки в виде ассимметричных мечевидных лезвий. Расплавленный металл, залитый в кокон энергетической формы, повторяющей контуры лезвия, девушка подвергла воздействию центрифуги, после чего окончательно сформировала внутреннюю структуру металла, создав из силовых электромагнитных полей аналог пресса. Раскалённые и пышущие жаром заготовки девушка, тщательно осмотрев, резко опустила в заранее выкопанную ямку с залитой в неё водой, для чего, тщательно утрамбовав дно ямки, вылила туда весь наш питьевой запас. Дождавшись, пока заготовки остынут, она извлекла их из ямки, после чего долго и тщательно осматривала и обстукивала. По–видимому, удовлетворившись увиденным, Ирума ещё раз медленно нагрела заготовки, следя за их температурой и не доводя их цвет докрасна. Удовлетворившись проделанной работой, девушка подвесила заготовки медленно остывать в воздухе, после чего, устало смахнув пот, сказала:

– К вечеру будут готовы. Осталось только заточить.

– И у нас будет две глефы? – переспросил я.

– И у нас будет четыре хороших лезвия, из которых мы завтра сделаем две неплохих глефы. Нужно ещё изготовить для них древки.

– Это долго?

– Будет зависеть от того, насколько быстро я найду для них подходящий материал.

– Дерева в лесу полно!

– То дерево, которое нам нужно, встречается достаточно редко. Придётся хорошо поискать.

И мы, в четыре руки раскочегарив костёр, приступили к приготовлению позднего обеда, избавив от обёртки в виде листвы заячью тушку.

Пообедав, мы разбрелись в разные стороны – я пошёл набирать во фляги воду из найденного Ирумой неподалёку родника, а сама Ирума отправилась на поиски подходящего для изготовления древков дерева. Вернулась девушка уже в потёмках, когда я, вновь разведя костёр, приготовил на нём последнюю из добытых птах. Необходимого дерева Ирума не нашла, зато на обратном пути ей удалось подстелить молодого зайчонка, так что завтра с утра нам будет чем позавтракать. Пока до полной темноты оставалось немного времени, я освежевал добытого девушкой зайца и, завернув тушку в листья, спрятал в рюкзак. Уставшие, мы, обнявшись под одеялом, легли спать. Ещё один день прошёл…

***

Утром Ирума, пока я готовил завтрак, успела заточить все четыре лезвия и нарезать из заячьей шкурки оставшимся у нас единственным ножом множество тонких, но необычайно прочных кожаных ремешков. Как объяснила девушка, сыромятная кожа является самым лучшим средством для крепежа клинка к древку. Спорить с ней я не стал, лишь, поцеловав в лоснящиеся от заячьего жира губы, пожелал обязательно найти дерево для древков. Поблагодарив за напутствие, Ирума, взяв лук и прихватив наш единственный нож, растворилась в глубине леса, а я остался сидеть около костра, задумчиво перебирая изготовленные лезвия и строя планы на будущее.

Моя спутница пришла, когда время обеда давно уже прошло, костёр прогорел, угли остыли, и мне пришлось опять собирать дрова, используя в качестве топора для их заготовки бритвенно–острые лезвия будущих глеф. Бросив на землю передо мной четыре птичьи тушки и тушку молодого зайца, Ирума бережно положила на землю два аккуратно срезанных ствола то ли молодых деревьев, то ли высокого кустарника.

– Орешник, – пояснила мне девушка, доставая из рюкзака одеяло и усаживаясь на него лицом к начинающему разгораться костру. – Не самый лучший материал для древка, но другого мне найти не удалось. Буду работать с тем, что есть.

Я понятливо кивнул, взял нож и принялся потрошить зайца, оставив птах на потом. Выпотрошив зайца и нанизав его на шампур, я сбил пламя с углей, попрыскав на них водой, и приступил к готовке, одновременно ощипывая птиц и периодически поворачивая шампур с насаженным на него зайцем – чтобы не подгорал. Ирума же, отобрав у меня нож, с головой ушла в изготовление рукояток для глеф, освободив деревца от коры и любовно снимая с них тонкие стружки древесины. Магией для сего священнодействия она почему–то принципиально не пользовалась, пробормотав что–то вроде «мне ещё их зачаровывать, а дерево впитывает магию только один раз». Понятно, древки в будущем станут своеобразными артефактами, и сейчас девушка боится испортить заготовки случайными всплесками своей энергии.

Когда жаркое дошло до кондиции, Ирума ненадолго прервалась – исключительно для того, чтобы поесть, после чего, посмотрев на меня, вольготно разлёгшегося на одеялах в тени ближайшего дерева, опять принялась за работу и трудилась до самого вечера. Лишь в сгущающихся сумерках она с сожалением отложила недоделанные древки в сторону и помогла мне с приготовлением ужина, пообещав, что уже завтра наше оружие будет готово.

С утра, лишь только рассвело, девушка вернулась к изготовлению глеф, оставив на меня все текущие заботы по хозяйству. Я умылся, принёс свежей воды и приготовил на завтрак жаркое из птицы, прикинув, что оставшихся трёх тушек хватит и на сегодня, и даже на завтрашний завтрак. После завтрака, умяв на пару со спутницей запечённую до хрустящей корочки птаху, я, от нечего делать и чтобы не мешать Ири в её трудах, занялся приготовлением остальных убитых девушкой птиц. Да, обед, ужин и завтрашний завтрак нам придётся есть холодным, но, во–первых, нам не привыкать в дороге питаться холодным мясом, а во–вторых, на жаре за два дня тушки могут испортиться.

В обед девушка закончила остругивать древки и, немного зачистив их одной из заячьих шкурок с насыпанным на шёрстку мелким песком, дала мне подержать деревяшки в руках. Что можно сказать по моим ощущениям… Древки, несмотря на одинаковую длину, примерно мне по шею, и примерно одинаковый вес, воспринимались совершенно по–разному. Одно удобно ложилось в руки и ощущалось как что–то родное, другое вносило в ощущение лежащего в ладонях дерева некоторый дискомфорт. Проанализировав собственные чувства, я пришёл к выводу, что настолько по–разному черенки воспринимаются исключительно из–за того, что форма их сечения оказалась разной: один шест Ирума изготовила круглым, а другой – овальным. Я, разумеется, тут же поинтересовался, зачем это было сделано. Ответ спутницы меня несколько удивил. Девушка, посмотрев, как я недоумённо верчу в руках древки, ответила:

– Такую форму я сделала специально. Помнишь, я рассказывала тебе, что глефы могут быть не только с двумя, но и с одним лезвием? Иногда древко глефы с одним лезвием делают овальной формы. Такая глефа называется нагинатой. Лезвий мы тебе оставим два, но форму древка сделаем овальной, как у нагинаты.

– А какой в этом смысл?

– Смысл такой, что ты по форме древка, наощупь, всегда будешь знать, где у тебя расположено лезвие. Ударить плашмя таким оружием практически невозможно. Разумеется, если нагината находится в руках опытного бойца. К тому же принимать удары другого оружия на древко можно более уверенно, если постоянно подставлять под удар более толстую его сторону. В общем случае, круглое древко делается для оружия, использующего в бою преимущественно закреплённые на концах лезвия, а овальное используется тогда, когда в схватке активно применяется и само древко. Увеличением общего веса и потерей некоторой доли удобства ради расширения функционала оружия в этом случае можно пренебречь. Как ты, наверное, уже догадался, овальное древко рассчитано на более сильных и выносливых бойцов, практикующих атакующий стиль боя и не боящихся идти на обострение схватки, сокращая дистанцию.

– То есть овальное древко предназначено мне?

– Совершенно верно. С ним тебе станет проще запомнить рубящую сторону лезвия и правильно наносить удары. Надеюсь, на этом твои вопросы закончатся – у меня ещё много работы.

Извинившись, я вернулся к разложенным под деревом одеялам и, улёгшись, продолжил наблюдать за Ирумой, перешедшей к процессу закрепления на черенках изготовленных ею ранее лезвий. Работа двигалась медленно – девушка, насаживая стальные наконечники на древки, тщательно подгоняла концы шестов для того, чтобы те плотно вошли в предусмотренные для них пазы, после чего, собрав нарезанные ранее тонкие кожаные шнурки из заячьих шкурок, аккуратно, виток к витку, туго обматывала ремешками основания лезвий, намертво закрепляя их на древках. Иногда, если ей что–то не нравилось, Ирума разматывала кожаную обмотку и, поправив ножом какой–то мелкий, видимый исключительно ей одной недостаток, опять возвращалась к намотке. Наконец, поздним вечером, работа была завершена и девушка с удовлетворением оглядела плоды своего труда, после чего протянула одну из получившихся глеф – ту, которая с овальным древком – мне, сказав:

– Держи. Это твоё.

Поблагодарив свою спутницу за подарок, я спросил:

– А обучаться работе с глефой мы будем?

– А куда мы денемся? – пробормотала уставшая мастерица. – Если тебя выпустить с глефой неподготовленным и ничего не умеющим, то ты отрежешь себе ноги в первом же бою.

– И долго мы будем учиться?

– Дня два–три, не меньше, – подумав, ответила Ири, – и это лишь самый минимум. Только для того, чтобы ты сам себя не изувечил. Стать неплохим бойцом за такой короткий срок ты, разумеется, не сможешь – на это необходимо как минимум несколько месяцев упорного ежедневного труда. А мастером можно стать вообще не ранее чем через несколько десятков лет упорных тренировок. Такого запаса времени у нас нет, поэтому будем тренировать тебя по ходу дела.

– То есть завтра по плану у нас тренировки?

– И послезавтра тоже. И если ты не освоишь базовую технику ударов глефой хотя бы на минимальном уровне, то и третий, и четвертый день мы будем заниматься тем же самым.

Понятно… Ничто в этом мире не даётся даром.

С этими невесёлыми мыслями я, затушив костёр, вернулся к оборудованной лёжке, подгрёб к себе Ируму и, укрыв нас обоих одеялом, почти сразу же провалился в глубокий сон без сновидений.