Читать книгу Россия вечная - Юрий Мамлеев - Страница 6

Его значение для России понятно само собой. (Россия, русская идея глубоко связаны с Богом.) Но необходимо отметить следующее. К величайшему сожалению, благодаря вторжению в Россию с Запада материализма и атеизма много российских людей были и остаются сейчас неверующими: 1) по причине не только атеистической пропаганды, но и потому, что коммунизм, идея царства правды и равенства на земле, подменил истинную веру в бессмертие человека и его связь с Богом; 2) по инерции, причем большинство таких неверующих искренне любят Россию.

Задача Церкви и всех верующих убедить их: 1) в катастрофичности неверия и материализма для собственной судьбы неверующих, их последствий для послесмертной судьбы неверующих; 2) в том, что любовь к России, привязанность, познание ее невозможно без веры в Бога, ибо исторически Россия неотделима от этой веры, определившей жизнь наших предков и их послесмертную судьбу. Необходимо, чтобы любой неверующий, хотя бы во имя памяти о тех, кто ему самому дал жизнь по тысячелетней цепочке, попытался это понять и прийти к вере в Бога для собственного блага и по молитвам тех, кто молится за него по ту сторону земной жизни, принял бы и осознал смысл крещения, этой «печати бессмертия».

Нельзя не обратиться к неверующим со следующими вопросами: неужели можно быть настолько равнодушным к собственной судьбе и к собственной душе, чтобы игнорировать то, что Бог дал людям «даром» во имя их же спасения и бессмертия? Неужели можно оттолкнуть дар спасения просто из-за лени, тупости или из-за каких-то собственных представлений о мире, всегда субъективных, относительных и ограниченных или же пронизанных дьявольским ядом современной контртрадиции и материализма?

Наконец, обращаясь к неверующим, необходимо подчеркнуть духовное превосходство и истинность православия по сравнению с наступающими на него, например, христианскими, точнее, псевдохристианскими сектами и течениями, которые мощно поддерживаются из-за рубежа...

Относительно католичества проблема заключается в общей деградации современного христианства на Западе, который фактически переживает постхристианскую эру (что уже достаточно широко признано на самом Западе). Примечательно, что Рене Генон – по целому ряду признаков – считал, что современное католичество потеряло способность дать верующим «спасение» в подлинном смысле этого слова, сохранив возможность только «karma mukti», то есть смягчения участи после смерти. Но дело не только в этом: в принципе, изначально, после разделения Церквей, православие было единственной ветвью христианства, которая обладала христианским наследием во всей его полноте, в частности, благодаря наличию в ней великой исихастской традиции с ее созерцанием, высшим Безмолвием и умным деланием (в России – Нил Сорский и его последователи).

Таким образом, изначально православная Церковь имела явное превосходство над католичеством, не говоря уже о протестантстве (включая баптизм и т.д.), которое деградировало значительно глубже, чем католичество, и большинство протестантских сект и «церквей», особенно американских, представляют собой фактически пародию на религию.

Религия может называться религией только тогда, когда она вводит человека в сферу Духа, если же она остается только в сфере психики, эмоций, влечений или опускается на «буквалистский» или политический уровень – то она, собственно, теряет право называться религией (смысл которой связывать человека с высшим, Божественным миром, с миром Духа). Гротескный примитивизм, «простота» и политизация американских и других протестантских «идеологий» мало чем отличаются от обычных «мирских идеологий», но в этом религиозном примитивизме и «простоте» заключается ловушка и соблазн для масс[18].

Не стоит сбрасывать со счетов и тот факт, что разделение страны и народа по конфессиональному признаку, особенно если речь идет о «конкурирующих» конфессиях, может в некоторых случаях дорого обойтись этой стране и этому народу (вспомним Югославию, Ирландию, раздел Индии, Ближний Восток и т.д.). Далеко не всегда удается сохранить религиозное «равновесие» – это бывает тогда, когда национальная идея и национальное единство достаточно сильны и препятствуют возникновению религиозной вражды (Германия, Китай, например) или когда торжествует религиозная терпимость, или, наконец, в том случае, когда одна религия как бы дополняет другую (например, синтоизм в качестве национальной религии и буддизм в качестве мировой – в Японии).

Следует отметить еще одну важную и в высшей степени позитивную особенность православной Церкви: национальное (славянское) и вселенское в ней слились воедино, причем без всякого ущерба для «вселенского» (и в то же время эта особенность ставит русский народ в особое положение и облекает особой ответственностью). Эта уникальная историческая черта православия определяет и определяла всегда ее глубоко патриотическую позицию (по отношению к Родине), что подтверждено всей ее историей, даже в тот период, когда православная Церковь находилась в гонении и мученичестве при советском режиме. Ее великие страдания, гибель священнослужителей не привели ее к оппозиции по отношению к собственной стране (как было в случае политического диссидентства в СССР), она не смешивала политический режим с народом и страной – наоборот, она молилась за страну и народ. Сама мысль о национальном предательстве невозможна в православии. Крайне желательно, чтобы эта преданность России стала бы качеством любой другой религиозной общины в нашей стране, тем более претендующей на некоторую «массовость».

А теперь перейдем к качественно иным проблемам. Иногда возникает вопрос: а вдруг любовь к России может заменить в некоторых случаях в душах людей любовь к Богу? Несомненно, такое может быть, как в случае неверующих, так и даже среди верующих, в том плане, что, например, Россию ставят на первое место, а потом уже саму веру, нарушая принцип: «сначала вера, а потом уже отечество».

Безусловно, такая позиция является глубоко ошибочной, и это ясно хотя бы с той точки зрения, что Бога, как абсолютное и вечное начало, невозможно ничем заменить. Любовь ни к кому и ни к чему на свете не должна вытеснять первостепенность и первозначимость Любви к Богу – это элементарная истина любой религии; нарушение этого принципа ведет к тяжелым последствиям.

Но посмотрим на эту ситуацию чуть-чуть с иной точки зрения, а именно: любовь к Богу – это, несомненно, «средство» быть хотя бы в некотором с Ним единстве; Бог – это источник Бытия и сама «основа» Бытия; поэтому «отход» от Бога (ради любой другой цели) фактически означает для человека отказ от собственного высшего Бытия и переход в низшее, отрезанное от Первоисточника существование. В этом случае человек рискует, собственно говоря, даже потерять свою душу, человеческое «я» как таковое. О какой же любви и познании России тогда может идти речь? С потерей Бога и человеческого бытия вы теряете Россию и все связанное с высшечеловеческим, уходя в низшее примитивное состояние, сравнимое с состоянием низших духов, в то время как, например, святые (и просто верные Богу люди) и после «смерти» помогали России своими молитвами (а следовательно, знали о ней и переживали за нее), что известно из Церковных преданий.

Бог – это основа вашего бытия. Если вы «подрываете» свою связь с Ним, вы рушите и вашу возможность любить «вневременно» то, что достойно любви. Поэтому даже с простой логической позиции, любовь к Первопричине должна быть на первом месте, иначе вы не сможете по-настоящему любить второе, третье и т.д.

Наконец, о следующем.

Православная Церковь в современном мире, как и любая другая Церковь, подвергается многочисленным испытаниям и опасностям, и вопрос заключается в том, выдержит ли она, не сдаст ли позиций, как западные Церкви, перед лицом наступления современного мира, не угаснет ли ее дух? В этом главная опасность для Церкви, ибо современный мир в целом – это не какая-нибудь жалкая секта или полусумасшедшие сатанисты и их группы. Невозможно здесь исследовать тайные и глубочайшие аспекты этой проблемы, но остановимся все-таки на одном, самом распространенном и, так сказать, «общечеловеческом».

Я имею в виду кардинальное изменение вектора человеческого сознания, начавшееся приблизительно в век Просвещения, в сторону не просто «материального» мира и его рационального познания, но и стремления найти и обрести счастье в земном мире и отказаться от представления о земном мире как о месте, которое годится только для подготовки перехода в вечную высшую жизнь. Ведь именно с таким представлением жило предыдущее человечество. Конечно, эта направленность человеческого сознания имела большие космологические последствия: в плане «рационализации» вселенной и, следовательно, в значительной степени – «закрытия» для человека тех высших духовных влияний (и даже просто «щелей» в невидимые миры), которые были открыты для него ранее. Этот процесс был неизбежен, и, тем не менее, факт остается фактом: он вызвал сначала ослабление веры в христианском человечестве, а потом и массовый отход от нее. Церковь вынуждена была приспосабливаться к желанию людей жить и творить в мире, находить в нем счастье, а не отказываться от мира. Этот «процесс» продолжается и сейчас. Баланс между этим желанием и естественным стремлением к высшей жизни, к бессмертию (иными словами, между ценностями земной жизни и ценностями религиозными) не был найден, или в отдельных случаях этот баланс был очень неустойчив и часто «сползал» в сторону мирскую. Между тем такой «баланс» необходимо найти, ибо бесполезно требовать от людей, одержимых жаждой земной жизни, отказываться от ее благ или просто самоограничиваться «в серьезной степени». Но Церковь Святой Троицы не имеет права и бросать людей: должно быть сделано все, что возможно, для осуществления «спасения». «Трезвенность» православной Церкви и духовная жажда русского человека (существующая даже при всех условиях его «разгула») – вот возможная основа для необходимого баланса. С другой стороны, сейчас трудно представить себе (а если и можно представить, то, наверное, только где-то в лоне невидимого миру православия), чтобы христианин искренне думал об этом мире с такой мощной силой его отрицания, как было раньше.

Но все же Церковь, оставаясь в своей Традиции, не может не считаться с современным состоянием человека (в той степени, в которой это не нарушает саму Церковную Традицию). Дело это весьма тонкое, но по поводу жажды счастья и полноты жизни на земле можно сказать словами Упанишад: не ищите счастья в малом, счастье возможно только в большом... Это означает, что земное счастье, по определению и по скоротечности нашей жизни, не только «малое», но и подвержено неизбежным разрушениям, и хотя оно – надо признать – обладает относительной реальностью, но без познания Бога, без познания собственного бессмертия и Царства Божия внутри нас и без осуществления – в доступной степени – «единства» с духовным вечным началом невозможно счастье. О каком счастье (если оно находит опору только в земной жизни) можно вообще говорить, учитывая смертность человека, краткость его жизни, болезни, смерти близких и т.д.? Без «контакта» с «Духом истины» человек не может быть счастлив. Либо он бессмертен и может быть «богом по благодати», либо он рациональный червяк, всего лишь преходящий аспект природы. И неужели последнее состояние можно назвать «счастьем»? Есть мнение, что тайна зла почти «до конца» может быть постигнута в такой космической ситуации, когда Небо (Дух) будет почти закрыто для человека, а Земля (природа) откроется ему во всем своем почти непреодолимом могуществе и возможностях, несравнимых, кстати, с тем убожеством и теми возможностями, которые дает человеку современная профаническая наука, по определению не имеющая никакого доступа в сферу истинного могущества природы. Возможно, тогда пред нами предстанет не «рациональный червяк», а существо, претендующее даже на «физическое бессмертие» и на иные невозможные для человека в нашем мире необычные «способности», но при этом следует знать, что все эти «возможности» и «способности», вместе взятые, – ничто по сравнению с тем, что ожидает человека в случае реализации его единства с Богом, точно так же, как и «физическое бессмертие», неизбежно разрушаемое при конце данного космического цикла, – ничто по сравнению с истинным, Божественным бессмертием, которое не может быть опровергнуто, потому что оно связано уже не с Космосом, «сансарой», «природой», а с Вечностью и Первоисточником бытия. Это напоминание всем, кто потенциально мог бы прислушаться к обещаниям будущего Антихриста.

В другом плане, со стороны интеллигенции (разрыв между Церковью и интеллигенцией, как известно, – большая проблема в России) нередко раздаются упреки в адрес православной Церкви, обвинения в так называемой «косности», акценте на обрядовости, замкнутости и т.д., а, дескать, во всем мире (и даже в России) многие люди ждут «новой религии». Нужно определенно ответить, что «религия» не может быть изобретением людей (они, правда, могут неправильно понимать или искажать сущность Откровения), и не только «новая религия», но и любые кардинальные изменения в традиционных религиях (если об этом вообще возможно говорить) относятся к сфере санкций высшего мира, сверхиндивидуального источника, иными словами, непосредственно Бога. Все иное, если речь идет об открытии «новой» именно религии, несомненно, идет от контртрадиции, которая еще опаснее обычного профанизма. Это не значит, что человеку недоступны высочайшие метафизические прозрения, но именно религия как особый способ связи с высшим миром, типичный для периода Кали-юги, «последнего железного века», начинается там, где есть Откровение, помощь свыше. Поэтому и всякие своевольные «изменения» в религии могут привести к духовной катастрофе: религия наиболее «чиста» именно в своем первоначале, в своей «древности» (не искаженной людьми). Следует подчеркнуть абсолютную необходимость сохранения «экзотерической» стороны религии со всеми ее ритуалами и т.д., со всем сохранением ее традиционной стороны, ибо это единственное в современном мире, через что «спасение» может быть доступно каждому человеку. Нельзя отнимать «последнее» у «малых сих», и поэтому не столько православная Церковь должна адаптироваться к современному миру, сколько современный человек должен понять Церковь (и ее учение, и ее таинства). Поэтому довольно характерные претензии к Церкви, например, такого философа, как Л. Карсавин (православие пассивно, не раскрыто, потенциально), – весьма шаткие и спорные, ибо в православии существуют и пути неограниченного самосовершенствования для тех, кто в состоянии идти в этом направлении, вершиной которого является, конечно, исихазм, представляющий чисто эзотерическую сторону православия и из всех христианских ветвей представленный только в православии, что, еще раз хотелось бы повторить, делает православие центром и вершиной всего христианства, несравнимым как с католичеством и протестантством, так и тем более с такими убогими сектами, как баптизм и тому подобное. Иное дело, что все эти возможности самосовершенствования, существующие в православии в прошлом, должны реализовываться и сейчас (теперь они явно только в потенции), и в будущем – но это уже другой вопрос, другая среда, где таинственный Промысел Божий парадоксально соседствует со свободой воли человека и его усилиями. Это вопрос будущей Церковной истории, крепости Церкви и общей космологической ситуации.