Читать книгу Холодное пламя Арктики - Юрий Михайлов - Страница 14

Как же легко я вздохнул, когда уселся в кресло салона самолёта, хотя и в последнем ряду, рядом с туалетом. «Неужели я снова один? И больше не увижу физиономии предов-зампредов, банкиров-шманкиров, таинственных охранников и их не менее таинственных хозяев…» – но думы мои были невесёлые. С одной стороны, из головы не выходила баба Таня, её состояние, тревога и ожидание большого неотступного горя. Она, конечно, все эти годы была мне и мамой, и отцом, и врачом, и святым духом. Это она вытащила меня из больницы, выходила, вернула к нормальной жизни, не разрешила ехать на учёбу за границу, хотя Бобо Константинович настаивал, а я послушал бабушку и спокойно поступил на бюджетное отделение юрфака.

Мы жили с ней нормальной жизнью студента со стипендией и пенсионерки с пенсией. Скажу честно: мы даже далеко не всегда тратили деньги, которые ежемесячно набегали мне по процентам с банковского счёта, если не надо было покупать, например, что-то из мебели, зимней одежды или обуви. Отец с подачи моей мамы раз или два «подъезжал» с просьбой одолжить денег (считай, без возврата, как открытым текстом сказала баба Таня), но натыкался на глухую оборону уже своей мамы, уходил ни с чем. «Надо уметь жить по средствам, – говорила бабушка, – если не умеешь зарабатывать деньги…» Конечно, я постоянно выручал отца, незаметно для посторонних вкладывал в его карманы пять-десять тысяч рублей, говоря, что это – из НЗ некурящих и непьющих родственников. Он намёка не понимал, с лёгкостью брал деньги, и это его нисколько не смущало.

С другой стороны, я всё сильнее чувствовал недоверие к тому, чем занимался Бобо Константинович, стал с осторожностью относиться к информации о его жизни, делах и бизнесе. Имя Доброволина ни разу не упоминалось в списках богатых людей, хотя я уже точно знал, что он владеет частными нефтегазовыми компаниями с капиталом не менее пяти миллиардов долларов. Отдельный бизнес – интернет, телевидение, радио, издательства. Но он делал вид, что к нему это не имеет никакого отношения, а руководитель медиаблока даже не входил в совет директоров и правление холдинга. Но как-то я был в его кабинете, он включил телевизор, стал слушать самого модного и дорогого по гонорарам ведущего. И вдруг тихо, как бы себе под нос, пробурчал:

– Сейчас он скажет, что Погоржельский – большое дерьмо…

И действительно, ведущий аккуратно высказался, какое дерьмо миллиардер П… Бобо Константинович посмотрел на меня, чуть смутился, добавил:

– Иногда угадываю мысли ведущего в оценках наших соперников. А тут у человека – явно сорвало крышу, хотя он чуть не подвязался к нам со строительством жилья в Заполярье.

Я знал, что дедушка Коля нигде, никогда не участвовал в сделках, не владел акциями, не входил ни в какие доли, но его связи, наверное, способствовали росту капитала Бобо. Бабушка как-то рассказала, что на первых порах ему помог дед: при его содействии большую партию древесины заготовили на Севере, а потом перебросили в одну из среднеазиатских республик. В знак благодарности азиаты допустили Бобо к трубе, а это уже – миллионы долларов только на прокачке нефти и газа.

Многие тогда начинали в кооперативах с «варёнок», изготавливали джинсы, как на Западе. Один нынешний миллиардер прибрал к рукам все городские общественные туалеты, другой – сеть фотоателье, парикмахерских и бань, превратив последние в бордели. Сейчас это уважаемые семейства с замками и особняками в Европе, с собственными футбольными и баскетбольными клубами мирового уровня, самыми большими яхтами и островами в океанах. Но русская специфика видна во всём и чувствуется везде, тут уж ничего не поделаешь, благо их речи искусно исправляют спичрайтеры и переводчики-синхронисты, а то бы так и «ложили», как когда-то по привычке общались на бывших колхозных рынках.

Я почти не знал биографию Бобо Константиновича, иногда что-то вспоминала баба Таня, но став студентом, я стал чаще заходить в его офис, в наших разговорах проскакивали эпизоды из жизни мальчишки, особенно тех лет, когда он был в детском доме. Точно знаю, его мама выросла в большом сибирском селе, где половина населения – татары, жившие патриархально, по своим законам и своей религии. Случилось так, что она забеременела, скорее всего, от чужака, не жителя села. Община хотела упрятать падшую женщину в глухую татарскую деревушку, которых немало было в округе, но директором школы, где она работала уборщицей, оказался Константин Натанович Доброволин, смелый по тем временам человек: он сумел защитить её, поселил при школе, во флигеле, вместе со своей семьёй. Роды были тяжёлые, она умерла от заражения крови через неделю, успев дать сыну странное имя – Бабай. Мальчика сдали в дом малютки, потом – детский дом, где он и пошёл в школу и где все звали его Бобо.

Прошло почти десять лет, директор школы стал собираться с переездом в Подмосковье, где близкая родня выкупила большой участок земли. Все эти годы его семья навещала мальчика, а после окончания им начальной школы Константин Натанович как авторитетный директор школы быстрее быстрого оформил усыновление, записав в новом документе: Бобо Константинович Доброволин.

Надо отдать должное Константину Натановичу, вложившему в приёмного сына не только душу, но и значительные средства: на репетиторов по двум языкам, преподавателей из самой академии – «Плешки», на владение скрипкой, правда, её пришлось отложить из-за сломанной на борцовском ковре руки. Академию Бобо окончил с красным дипломом, и когда другие выпускники пробирались с челночным бизнесом через опасную турецкую границу, он представлял закупочную росгосконтору в солнечных республиках на берегу Каспия. Получал за должность мелкого чиновника копейки, но он первый из Доброволиных обрёл статус госслужащего. И верил, что за ним – большое будущее. Поэтому когда на семейном совете встал вопрос о переезде на землю обетованную, и все родственники высказались за, один Бобо сразу и наотрез отказался ехать в Израиль.

Вернулся заготовитель сухофруктов и бакалейной продукции в столицу через четыре года, умудрённый опытом и обросший связями с нужными людьми. Остался в чиновничьем аппарате, но пошёл по стезе помощников-советников больших начальников, что, естественно, тоже имело свои преимущества. Профиль службы легко поменял, когда в командировке случайно познакомился с куратором масс-медиа в правительстве: тот предложил поработать над проблемами приватизации, самоокупаемости и прибыльности коммуникационных систем. Этим куратором оказался мой дед – Николай Иванович Караванов. Последние десять лет Бобо Константинович занимался только бизнесом, уйдя в отставку со службы.

* * *

Мы с Сергеем, охранником, пили чай. Налили, наверное, по третьей чашке, как в номер без приглашения пришёл Бобо Константинович. На полу стояли мои нераспечатанные вещи, на столе – чашки с крепким чаем, вазочки с мёдом и вареньем из морошки. Сергей встал и, сказав, что машина – на ходу, вышел. Бобо, улыбаясь глазами, краешками губ, присел на диван, забросив ногу на ногу, заговорил, подыскивая слова:

– Давай, Саша, начнём всё с чистого листа. Что я имею в виду… Постарайся сейчас забыть обо всех неприятных событиях и об информации, которую ты узнал. Тебе совсем необязательно входить в совет директоров, в правления компаний, тем более принимать какие-то решения. Тебе достаточно оставаться моим номинальным партнёром, чтобы мы официально представляли наш совместный капитал. Так будет правильно… Я, наконец, понял: с тобой, воспитанником дедушки Коли и особенно – советской учительницы бабы Тани, уже ничего невозможно поделать… Ни-че-го.

Он взял чистую чашку, налил заварки из чайничка, кипятка из самовара, стилизованного под тульский, взял кусочек сахара, аккуратно положил на язык и запил жидкостью, напоминающей по цвету коньяк. Сказал вдруг:

– Давай выпьем коньячку? На посошок, перед дорогой, а?

– Мне уже хватило спирта. Голова гудит, и такое ощущение, что я попал не в тот вагон, извините за банальность…

– Так, стоп, мой друг. Я ведь ничего не прошу сверхъестест-венного. Лишь прошу оставаться моим надёжным партнёром. Ты знаешь, чем ты обладаешь? – Он смотрел на меня без злости в глазах, похоже, ему было даже весело. – Говорю почти официально, правда, без протокола: ты партнёр и хозяин семи процентов всего капитала… – Помолчал, выждал паузу, продолжил: – Как, брат, не хило?

Молчание затягивалось, он, конечно, понял, что я высчитал сумму от пяти миллиардов, но одновременно увидел, что ни радости, ни тем более восторгов не выражаю, и это его крепко озадачило. По правде сказать, мне почему-то было всё равно: я не осознавал реальности этих денег, того, что они каким-то образом вошли в мою жизнь. И главное, наверное, я совершенно не понимал, почему они стали принадлежать мне и что можно с ними делать. Вспомнил фильм – «Банковский билет в миллион фунтов стерлингов», который не так давно смотрел в подлиннике на языковой практике в университете, невольно заулыбался. Бобо вскинул брови, не понимая причины улыбки, заговорил, чуточку нервничая:

– Чтобы тебе стало понятно, Александр, коротко объясню. Мы создаём фонд поддержки социально значимых проектов, под него совет директоров холдинга выделил сумму на десять лет успешной работы. Все документы, включая устав, формы финансовой и другой всевозможной деятельности, зарегистрированы в инстанциях, ждут человека, который сумел бы раскрутить этот маховик. И именно ты не просто должен стать таким человеком, ты, подчеркну особо, реальный хозяин этого фонда. В его совет войдут самые именитые люди, их авторитет безупречен, гранты от их имени не будут вызывать и тени сомнения. А взамен – наша компания получит налоговые льготы и другие послабления, авторитет и лояльность… – Бобо Константинович замолчал, вдруг снова заулыбался, закончил, – общества и власти. Поверь, Саша, это стоит таких денег!

Ну вот, теперь мне стало намного понятнее, что задумал Бобо. Всё гениальное просто: вкладываешь доллар в лояльность к власти, получаешь её защиту, поддержку и преференции. Да, у нас, россиян, всё так: в доме надо стоять передом к тёплой печке и помнить, что ласковый телёнок двух маток сосёт… «Осталось только как-то привязать к проекту моего деда Николая, – неожиданная мысль пришла мне в голову, – и я, его наследник и продолжатель, по праву займу место хозяина фонда. Ай да Бобо! Ай да сукин сын…»

– Проработаем идею до конца, тогда расскажу в деталях, но есть мысль назвать фонд именем твоего деда, Николая Ивановича Караванова, создателя и организатора первого общественного телевидения и т. д., и прочее…

– А я – внук, бережно храню и преумножаю его традиции…

– Не ёрничай, Александр. Не вижу повода для такого поведения. Но мы, если позволишь, об этом ещё поговорим. А сейчас охранник отвезёт тебя в аэропорт, билет уже заказан, извини, что всё так не по-людски получилось. И помни, тебя ждёт интересная работа: по итогам года ты точно войдёшь в сотню самых богатых женихов нашей страны.

* * *

Сергей повёз меня на своём стареньком «Хёндае-Акцент», ровно гудел кондиционер, он попросил разрешения закурить. Я тоже закурил, так, не по правде, не привык за двадцать три года, значит, уже точно не закурю. Регистрация заканчивалась, самолёт – небольшой, рейс дополнительный, да и народу пока с Севера улетало на юг не так много. Мы пожали друг другу руки, Сергей сказал:

– Прилетай в посёлок, один или с женой, квартира у меня небольшая, но разместимся, пойдём на катере за сёмгой, обещаю: залечу все твои раны… Не вру, Сашок: на свете ничего нет лучше Севера, особенно весной. – Обнялись, он шепнул: – Без охраны ты намного лучше смотришься…

Два с лишним часа полёта я проспал, стюардесса даже будила меня перед посадкой, улыбалась:

– Здоровый человек – крепко и здорово спит, просто завидую!

А я и правда как будто выздоровел: мышцы обрели силу, мозги – ясные, но в голове одна мысль, как скорее добраться до бабы Тани. Не повезло с таксистом, он не знал улицы, навигатора не было, добрались до медцентра в густых сумерках. На посту охраны долго проверяли, кто я да что мне надо. Я уже не выдержал:

– Прилетел я после звонка Чеснокова, за тысячу километров, а вы – баррикады мне устраиваете. Щас позвоню вашему начальнику, кому-то будет полный кирдык!

На дежурном посту врач и медсестра сказали, что отец уехал домой, утром приедет с женой и дочерью. Я задохнулся от плохого предчувствия, почти закричал:

– Что с бабушкой? Она пришла в сознание? Узнает меня… – Тут же осёкся, увидев, как врач закашлялся, а медсестра опустила голову, надеясь, что не ей придётся сказать что-то страшное. – Что, умерла? Не дождалась, а я даже не простился с ней… – Плакал, не стесняясь и не вытирая слёз.

– Она не приходила в сознание, – сказал наконец доктор, – всё равно не узнала бы вас… С ней был её сын, Юрий Николаевич. Завтра увидитесь с ней вместе с родственниками, морг приготовит её часам к одиннадцати утра.

– Я могу посмотреть на неё сейчас? – немного успокоившись и вытерев слёзы, спросил я. Вопрос был, видимо, настолько неожиданным, что доктор снова закашлялся. Ответил не сразу:

– Я позвоню в морг, там, конечно, должен находиться дежурный санитар, но, простите, ничего не гарантирую… Может, отдохнёте с дороги, примете душ в гостевом блоке, сейчас закажем вам ужин. А утро вечера мудренее, да и вам будет спокойнее. – Он посмотрел на меня, набрал номер телефона. Трубка долго молчала, потом он что-то пытался объяснить собеседнику на другом конце провода, сказал наконец главное:

– Это внук, прилетел за тысячу километров… Да, понимаю, да, сигнализация. Вы не обязаны, конечно… До утра, – положил трубку, пожал плечами, – без письменного разрешения замглавврача-куратора он никого не имеет права впускать на территорию морга. Простите, это так, я знал, но думал, уломаю его, но это не врач, это – санитар, по-вашему – сторож, извините ещё раз…

Я видел одноэтажное здание недалеко от корпуса, где находилась палата бабушки. Не помню кто, наверное, отец сказал, что это – морг. У меня созрел план: дать всем успокоиться, подождать час-полтора и сходить туда, несмотря на глубокую ночь. Я знал, что сегодня уже не усну, пусть не попаду в здание, но хотя бы побуду рядом с бабой Таней.

* * *

– Её не вернёшь, – сказал кто-то сзади меня, – страшная болезнь крови… Вам не надо так близко принимать к сердцу: у неё – возраст, ослабленность организма, отсутствие желания жить и прочее, хотя я понимаю вас… – По голосу я узнал дежурного доктора. – Подышали, проветрились, пойдёмте отдыхать. Я дам таблеточку, а лучше сделаю укол, чтобы вы встретили родственников бодрым и здоровым. Пойдёмте со мной, так будет правильно, так поступила бы и ваша бабушка.

После укола я провалился во мрак, но последнее, что увидел, был человек в чёрной одежде, стоящий рядом с иконой святого Николая Угодника во весь рост. Он впервые повернулся ко мне лицом, очень походил на дедушку Колю…