Читать книгу Контролер. Порвали парус - Юрий Никитин - Страница 10

Ингрид поджала губы и помалкивает, но на лице суровое неодобрение, дескать, вот какие они современные ученые и какого уровня у них дискуссии.

– Да, – сказал Данко уже с профессиональным интересом, – одновременно объяснять простому народу, а также очень простому, что специальные службы по противодействию терроризму смотрят только на незаконность действий, а не на ваши прелюбодейства. Кому нужны прелюбодейства простого народа? Он и прелюбодействовать как следует не умеет!

Ивар подал голос от своего стола:

– Возражений будет много. Я отслеживаю реакцию на нововведения по форумам. Там обычно народ высказывается искренне. Ботов отсекаю сразу и скажу честно, иногда мне кажется, мир состоит из одних луддистов.

Я кивнул в сторону Ингрид.

– Из них две трети женщин, они всегда консервативнее людей. Для них нужны какие-то добавочные червячки… Отыщите и доложите.

Ивар сказал озабоченно:

– Сделаем. Но криков будет много.

– Стихнут, – сказал я уверенно. – Это же простое ворчание, каким бы истошно громким и с виду неистовым ни было.

Гаврош добавил с презрением юного, но ох какого мудрого:

– А кто с диванными хомячками считается? Даже если их море?.. Подумаешь, электоратели… Электорнут, на кого укажут пальцем и скажут, за этого не голосовать, он тиран и нелиберал!.. Тут же, доказывая свою независимость, проголосуют «за».

Остальные заулыбались, Ивар сказал серьезно:

– У диванных либералов главный страх в том, что ФСБ увидит, как мастурбируют в ванной на фото Ани Межелайтис!.. Они, как говорит наш великий и мудрый вождь, он же шеф, останутся в прошлом.

Данко добавил еще серьезнее:

– Потому тот, кто раскрывается перед другими все больше и больше, именно тот ближе к будущему. Оксана, слышала?

Оксана с достоинством поджала губы.

– Размечтался! Не стану я тут перед вами раздеваться.

Данко изумился.

– Я что… такое сказал?

– Ты всегда такое говоришь, – поддержал Гаврош ревниво. – Даже когда молчишь.

– Зато сопишь так выразительно! – поддержал Ивар.

Ингрид шумно вздохнула, на лице суровое осуждение такой темы для дискуссии, хотя чего ждать от мужчин, даже если они ученые, все равно свернут на женщин.

Данко бросил на нее беглый взгляд.

– Вообще-то, – сказал он примирительно, – мы уже намного больше открыты друг другу, чем наши дедушки и бабушки, разве не так? И связаны… почти постоянно. Раньше телефон стоял только дома, а сейчас он у каждого в кармане. А вот-вот можно будет видеть любого из друзей с помощью телекамер на улицах!.. А что, я уверен, такая услуга станет доступной через два-три года!.. Как думаете, шеф?

Я сдвинул плечами.

– Думаю, что и незнакомых тоже так же можно будет рассматривать.

Ингрид бросила на Данко заинтересованный взгляд, как на будущего сотрудника секретной службы, а Ивар сказал с сомнением:

– Это вы загнули, шеф!.. Друзей еще понимаю, они свой код дадут, а с незнакомыми… разве что спецслужбы?

– Сперва спецслужбы, – ответил я, – потом все… и без всяких паролей. Спецслужбам бесплатно, за них государство платит, а простому люду сперва дорого, чтобы опробовать реакцию, а потом постепенно снижая цены…

Данко уточнил:

– Мобильники раньше были тоже только у спецслужб. Я имею в виду переносные рации! Наш великий и мудрый вождь, который вот точно собирается повысить нам жалованье, говорит, что сейчас главное прячется в подготовке людей. Любыми способами.

Я, великий и мудрый вождь, ответил благосклонно:

– Данко, у тебя в руках все вычислительные мощности. Возьми Гавроша в помощь, рассчитайте мне реакцию среднестатистического существа… Все, отбой. Мы прибыли.

Ингрид подогнала авто к подъезду, на меня бросила хмурый взгляд.

– Ах-ах, великий и мудрый!

– Ребята прикалываются, – ответил я мирно.

Она вышла, хлопнула дверцей, но мне открыть не успела, я отстегнул ремень и покинул автомобиль на секунду раньше.

– Прикалываются, – согласилась она, – но говорят серьезно. Блин!.. Что-то в тебе есть в самом деле такое… Не видела бы в постели и туалете, тоже сказала бы что-то… не так высокопарно, однако…

Я поддержал ее под локоть, как кавалер даму, но она даже не заметила оскорбления, по ступенькам взбежала быстро и целенаправленно, словно готовится выбивать двери ногой.

– Как думаешь, – бросил я вдогонку, – если народ увидит президента и глав государства в туалете, уважать станут меньше?

Она отрезала:

– Не увидят!

– Почему? Файервол?

– Можно вообще не устанавливать, – ответила она. – Нет, установить придется, но для внутренней сети!.. Чтобы только охрана постоянно видела главу правительства.

– Это и сейчас так, – ответил я мирно. – Не знала? Прости, не сообразил, что от секретной службы тоже есть секреты и прочие недоговоренности.

– Нет таких секретов!

– Есть, – сказал я. – Но ты так и не ответила. К худшему или к лучшему изменится отношение?

Она выпалила вопросом на вопрос:

– А ты сам как думаешь?

– Думаю, – ответил я, – вообще не изменится. А почему должно измениться?

– Ты что… не понимаешь?

Я потряс головой.

– Нет. Разве избиратели не знают, что президент тоже ходит в туалет? А что должно измениться, если еще и увидят? Все же ходят!.. Вот если бы оппозиция вообще по своей святости туда ни ногой, тогда еще могло бы что-то измениться…

Она умолкла, явно ищет контрдоводы, судя по выражению лица, а я пожалел, что не заехали по дороге в мой отдел, что уже не отдел, а в самом деле Центр, так как помещений выделяется все больше, аппаратура завозится новейшая, а помимо импортной пришли отечественные «Байкалы», где гарантированно никаких закладок и шпионских программ.

Хотя их и так нет, но это только специалистам понятно, а для широкого населения разработку компьютеров российского происхождения и собственного программного обеспечения нужно объяснять происками госдепа, что никогда не спит.

С другой стороны, если не разрабатывать такие вещи у нас, то будущие программисты и вообще специалисты хайтека, не находя применения своим талантам, двинутся на Запад и в Штаты, так что лучше удержать их здесь любой херней и объяснить, насколько это важно для существования свободной и независимой России, как будто в мире останутся какие-то независимые страны, если их уже нет сейчас.

До здания филиала ГРУ еще с полкилометра, но мы уже попали под прицел видеокамер, что вели нас остаток дороги, сличая как номер автомобиля, так и наши фото, сделанные через лобовое стекло.

Странное чувство всемогущества, когда вот так, не покидая сиденья авто, вижу, как наши портреты пошли по базам данных, что значит, новое оборудование, все нарабатывается заново.

Ингрид кивнула на парадное крыльцо.

– Еще не забыл дорогу?

– Я думал, ты догадывалась.

– О чем?

– Вообще-то, – пояснил я скромно, – и не покидал. Это для вас, чтобы выглядеть работающими, нужно протирать штаны в креслах и мозолить глаза руководству. А кто-то умеет и виртуально, в духе двадцать первого.

– Ах ты свинья, – сказала она.

– Я тебя тоже люблю, – сообщил я.

В коридорах за нами следят видеокамеры, что понятно, а также понятно, что у лестницы, лифта и в начале каждого коридора стоит охранник из элитных частей спецназа.

Камеры хороши, но не могут сбить с ног злоумышленника, обезоружить, повязать и доставить. Роботизация хоть и на марше, но колонны с флагом и победной песней пока еще не вышли из заводских врат, хотя первые пугающие обывателя экзы уже сошли с набирающего скорость конвейера.

В коридорах Управления походка Ингрид стала еще четче, а сама она выпрямилась и развела в стороны и без того широкие плечи. Вот для чего нужны видеокамеры, подумал я. Это как зеркала, мимо которых всегда подтягиваешь живот и выпрямляешь спину…

Охранник у двери лишь скользнул по мне взглядом. Все что нужно знать, знает, инструкции на мой счет уже получены, остальное не его дело.

Ингрид распахнула дверь в кабинет, но осталась в коридоре, а я перешагнул порог. Мещерский за столом, но поднял голову, лицо осветилось радостной улыбкой.

– Владимир Алексеевич!

– Аркадий Валентинович…

Он порывисто поднялся, вышел навстречу с протянутой рукой.

– Как вы?

– Работаю, – ответил я.

Он все в том же безукоризненном костюме английского аристократа, как на мой невнимательный взгляд, это женщины скажут типа того, что цвет чуть иной, чем в предыдущем, даже скажут какой, хотя такого цвета в палитре художника не существует, но это у каких-то художников, а у женщин много чего существует, чего нет у людей.

Да и лацканы его костюма короче, скажут, я и сам теперь начинаю замечать эти ненужные мужчинам мелочи, хотя это не я, а постоянно требующий работы мозг.

Он уже приспособился к распределенному режиму существования, восхитительное будущее, что в ближайшие годы ожидает нас всех, хотя абсолютное большинство населения испугает. Масса людей из-за подобного страха останется по эту сторону первой же черты нового времени, как когда-то оставили позади питекантропов, а потом отделили кроманьонцев от неандертальцев, всякий раз отправляя оставшихся в небытие.

Мозг каждого, говоря образно, будет в чемоданах. Не весь, конечно, а большая часть, что хранит массу информации. Чемоданы не в руках или в чулане, а в облаке, в черепной коробке оставим только аналитическую и обрабатываемую функцию… как это уже давно, разве что во времена Гомера все хранили в голове.

Мы обменялись рукопожатием, я сказал тепло:

– Когда покидаю Управление, радуюсь встрече с коллегами в Центре Мацанюка, а когда выхожу оттуда, предвкушаю удовольствие общения с вами, Аркадий Валентинович, и вашими коллегами… они же и мои, к слову.

Он всматривался в мое лицо с таким же теплым выражением в глазах.

– Владимир Алексеевич, а вы за эти несколько дней еще как бы возмужали и взматерели… Жалею, что не занимаюсь наукой, но кому-то надо было…

– Знаю, – ответил я. – Я здесь тоже не совсем из-за взбрыка.

Дверь распахнулась, я успел увидеть в коридоре Ингрид, но вошли Бондаренко и Бронник, заулыбались, эти уже не лорды, простецки хлопали меня по спине и плечам.

Бронник даже пощупал бицепс и с одобрением кивнул, будто увидел, как я тренируюсь с ребятами из спецназа ГРУ.

Не успели сесть, явился Кремнев, властный и могучий, как носорог, ощущающий свою мощь и значимость, кивнул мне почти по-дружески и протянул руку.

– Как отдыхалось от нас?

– Вас восстановили в прежней роли? – ответил я вопросом на вопрос.

Он кивнул.

– Да. Похоже, вам удалось кому-то из важных чинов переломить хребет. Вчера вызвали в Штаб и сообщили, что мое назначение на космодром Восточный отменяется.

– Огорчены?

Он взглянул на меня исподлобья.

– С какого перепугу?.. Здесь у нас мир меняется на глазах, к чему и мы причастны, а там просто рутина и перетягивание одеяла с Илоном Маском… Ростислав Васильевич, рад вас видеть… Лаврентий Петрович.

Он обменялся рукопожатием с Бондаренко и Бронником, Мещерский жестом пригласил всех ближе к столу.

– Прошу сесть, отключаем связь.

Я промолчал, что глушилки у них работают вовсю, однако насчет смартфонов прав, и дело не только в инструкциях.

Когда сели к столу поближе, Мещерский сказал примирительно:

– Владимир Алексеевич, вы должны войти в наше положение!.. Нам не первый раз пихают в штат старых заслуженных генералов, которым никак не хочется на пенсию. У последнего шесть тяжелых ранений и пять высших военных наград, доблестно защищал интересы нашей страны в конфликтах за рубежом… Да, он привык к военной дисциплине…

Я сказал зло:

– Тогда на хрена его сюда пихали?

Он развел руками.

– А что, в отставку и застрелить? Руководство наверху решило, что его боевой опыт может пригодиться. И хотя да, он уже устарел, но… Владимир Алексеевич, не все в мире идеально. И в нашей службе тоже. Мы старались оградить его от вас…

– А нас от него?

– Разумеется, это в первую очередь!

– Дело не во мне, – произнес я с рассчитанным нажимом. – Этот солдафон все испортил бы!.. Ишь, приказы у них не обсуждаются!.. Да хрен такой мною покомандует!

Он сказал успокаивающе:

– Да тише, тише… Я же сказал, мы таких вообще старались изначально не допускать к вашему отделу… Я сам такому не поручил бы даже доставку пиццы. Разумеется, мы всегда принимали к сведению ваше желание самому рулить…

Я уточнил:

– Только принимали к сведению?

Он снова развел руками.

– Это только слова. Владимир Алексеевич, победа за вами! Но не стоит ее так демонстрировать. Генералы не только туповаты, но и злопамятны. Делайте свое дело, а им придется умолкнуть.