Читать книгу Мегамир - Юрий Никитин - Страница 2

У подъезда замерла, как хищный зверь перед прыжком, черная легковая автомашина, длинная, как подводная лодка. Дмитрий распахнул дверцу перед Енисеевым, и пока тот пугливо усаживался, не понимая – то ли он в рубке звездолета, то ли за пультом «Су-37М», Дмитрий уже оказался за рулем. Машина бесшумно рванулась вперед, почти полетела, низко стелясь над грунтом, став еще более похожей на подлодку.

Енисеев вжался в глубь сиденья, уперся ногами. Дмитрий гнал автомобиль-торпеду, словно камикадзе, по разделительной полосе, превышал скорость, срезал повороты… По слухам, в Москве семьдесят семь правил дорожного движения, но Дмитрий наверняка ухитрился нарушить их все.

– Держись ближе ко мне, – сказал он, не поворачивая головы, – я там был дважды… Конечно, вы специалист…

Обращался то на «ты», видя бледного ученого, похожего на улитку без раковины, то на «вы», вспоминая, что эта улитка – доктор наук, то есть примерно в ранге полковника, если не генерал-майора, и что эта улитка написала толстые научные книги, от одного взгляда на которые у любого нормального человека челюсти сводит.

Для кого-то проблема защитить диплом, а он уже в свои двадцать семь лет – доктор наук, респектабельный и авторитетный в кругу мирмекологов. И вот он, этот самый респектабельный, будет участвовать – уже участвует! – в спасательной экспедиции. Супермены с железными мускулами сели в лужу, как признал Морозов, им понадобился специалист.

Это он специалист! Который шнурки себе не завяжет, у которого кофе всегда выкипает, носки теряются, а галстук завязывается таким узлом, что и три докторские степени не помогли бы распутать…

При входе у них дважды проверили отпечатки сетчатки глаза. Когда Енисеев увидел на большом экране цветное изображение своего глазного дна, лишь съежился в непонятном страхе. Некое заведение знает о нем все. Или очень много. Как и о других гражданах. Кому-то такое внимание по фигу, а ему неприятно, словно застали в момент, когда он ковыряется в носу. И хотя криминала в ковырянии нет, все же гадко…

Когда добрались до третьего пояса охраны, дежурный лишь назвал их вслух незримому слушателю, сказал «слушаюсь», где-то что-то тронул, в стене медленно выявилась толстая стальная дверь овальной формы, ведущая то ли в подземелье швейцарского банка, то ли в противоатомный бункер.

Они с Дмитрием почти бежали по коридору, похожему на внутренности гигантского металлического червя. Мигали цветные огоньки, словно передавая их по эстафете. Снова проверка документов, звонок, металлический голос в трубке: «Проход разрешен», пальцы дежурного в ящике стола, набирающие только ему известную комбинацию цифр.

Последняя дверь, Енисеев надеялся, что последняя, отъехала в сторону. Енисеев сглотнул слюну. Во рту было сухо, язык царапнул нёбо.

– Все, – сказал Дмитрий хрипло. – Здесь наш трамплин.

Енисеев видел огромный зал, нечто вроде помеси вокзала с пролетом ультрасовременного цеха. Он показался ему операционным залом для динозавров. Дмитрий быстро раздевался, и Енисеев, нерешительно поглядывая на здоровяка, начал расстегивать пиджак. Из боковой двери выглянула девушка, сказала «ага», скрылась.

– Снимай, снимай штаны, – поторопил Дмитрий. – Не тяни!

Воздух пронизывали мощнейшие силовые поля. Вроде бы учуять их нельзя, но Енисеев все равно воспринимал и боялся. Боялся не Енисеев, доктор наук, трусила совокупность инстинктов, избегающих близости просыпающегося вулкана, бегущих перед землетрясением, а при грозе забивающихся в нору.

В трех шагах перед изогнутым длинным пультом стояла квадратная ванна с толстыми стенками. Поблескивала матовая, словно политая жиром, вода, если, разумеется, это была вода. От ванны к пульту тянулись даже не провода – толстые кабели.

В зал быстро вошел крупный седой мужчина. Дмитрий выпятил грудь, попытался пристукнуть голыми пятками. Енисеев невольно подобрал живот, но досадливо поморщился. В каждом из нас сидит раб, а в его стране его еще и культивируют. Понятно, что военных не любит и боится, но все-таки тянуться перед ними не должен.

– Готовы? – спросил седовласый командирским голосом.

Енисеев кивнул, а Дмитрий отчеканил:

– Просим ускорить!

Седовласый нащупал кнопку на столе, чуть помедлил, глядя Енисееву в глаза. Взгляд у него был твердым, подбородок квадратным, словно их всех лепили по одной мерке. Енисеев нехотя отвел взгляд.

Вспыхнул яркий свет. В зал вбежали люди, быстро и накатанно расселись перед пультами, застыли.

Седовласый сказал раздельно:

– Переход в Малый Мир отнимает неделю. Возвращение – месяц. Но при ЧП придется рискнуть на экспресс– метод. Организм перестроится не полностью. Ну, даже лишь частично. Вам нельзя ни пить, ни есть. Впрочем, пить вроде бы не опасно, но проверить не успели. Вы сможете пробыть там столько, сколько продержитесь без еды.

– Понятно, – ответил Енисеев чужим голосом. – Эта ванна на двоих?

Дмитрий оскорбился:

– Ты не гомосек?

– Да вроде нет…

– Так что спрашиваешь? Я удавлюсь, но с голым мужиком в одну ванну не лягу.

Енисеев пробормотал:

– Я давиться не стану, но все же спасибо…

– Вон вторая, – сказал Дмитрий. – Заодно опробую. Ванну опробовать – это не танки. А ты полезай! Увидимся… может быть.

Он неприятно хохотнул, сделал зверское лицо. Енисеев перенес ногу через бортик. Подрагивающий студень начал обжимать тело, побежали мурашки. Краем глаза заметил двух женщин, и мурашки побежали гуще: он стеснялся раздеваться даже перед врачами.

Увы, к нему направилась именно женщина. Молодая, белокожая, с холеным высокомерным лицом. Он почти лежал в ванне, а она двигалась по направлению к нему на длинных ногах, еще и на высоких каблуках. При ее микроюбке он рассмотрел ее трусики с выступающей, как противотанковый надолб, лобной костью, золотистым пушком на внутренней стороне бедер, словно у какой-то мутантки.

– Руку, – сказала она негромко.

– Что? – не понял Енисеев.

– Руку, – повторила она. – Только руку, сердце пока не требуется.

Он поспешно протянул руку, странный у них тут юмор, а женщина, бесстрастная, как машиносборочный агрегат, механически точно вонзила жало шприца в вену. Он поморщился, когда она нажала на поршень. Перед глазами все поплыло, она даже не успела прижать ватку со спиртом, как он погрузился в ванну, уже не чувствуя поддерживающих его рук.

Седовласый нетерпеливо посматривал на экран. Оператор крикнул:

– Первый блок готов!

– Второй блок готов, – ответил другой голос.

– Третий блок…

– Четвертый…

Когда отрапортовал двадцатый, седовласый скомандовал:

– Готовность – один! Даю отсчет.

Зазвучал металлический голос:

– Десять секунд… девять… восемь…

При счете «ноль» седовласый тронул красную кнопку. Воздух на миг загустел, потерял структуру, стал видимым, но силовые поля вошли в резонанс с клетками человеческого организма, равновесие восстановилось.

Все смотрели на центральный экран. Погруженные с головами в жидкость, в невесомости плавали два обнаженных человеческих тела, которые начали долгое путешествие в Малый Мир.

Слабый зеленоватый свет. Чуть позже в сознание проникли странные звуки, непривычные запахи. Енисеев не двигался, но воздух все равно казался плотным, осязаемым, словно он лежал в теплой воде на мелководье, а легкие волны накатывали на лицо. Затем почудилось, что за кисейным занавесом, прошитым странно знакомой сетью красноватых жилок, видит движущийся силуэт.

С огромным трудом поднял веки. В двух шагах стояло странное существо. Человек, это явно человек, но полупрозрачный! Сквозь тонкую, как промасленная бумага, кожу Енисеев смутно видел все, что внутри: за белой решеткой ребер угадывается пульсация… ага, вот судорожно сокращается яйцеобразный багровый комок, от него идут толстые шланги, по которым прокатываются утолщения… Странно застыла бело-серая пена легких, смутно виднеются сизые комочки почек… Бедра Дмитрия, это он собственной персоной, прикрыты шортами желто-серого цвета, сделанными словно из жести: не прилегают вовсе, оттопыриваются и жестко похрустывают.

Дмитрий настороженно посматривал по сторонам, косился вверх. Там тяжело громыхало, двигались темные бесформенные массы. Енисеев ощутил, как оттуда опускаются тяжелые запахи. Знакомые, но все же неприятные.

Енисеев чувствовал, как трепещет от страха и напряжения. Покосился на руки, едва не вскрикнул. Сквозь тончайшую пленку кожи и розовую плоть проступают плотные кости, вздутые суставы, темные сухожилия, синеватые вены, видна даже крохотная сеть капилляров…

– Слаб я, да? – спросил он с неловкостью.

Собственный голос показался писклявым, нечеловеческим.

– С чего ты? – ответил Дмитрий таким же негероическим голосом.

– Лежу, как старуха…

Хотел подняться, непонятная сила тут же бросила вперед. Дмитрий посторонился, его движения были резкими, дергающимися. Енисеев пролетел, словно в замедленной съемке. Он видел, что его несет прямо на светло-зеленую стену, но ничего уже не мог сделать, только сгруппировался, словно за миг до автокатастрофы, обхватил руками колени и пригнул голову.

Его ударило… он едва не расхохотался истерическим смешком, сразу приходя в себя, и так же мягко отпустило к подножию. Это был необъятный баобаб, но непривычно рыхлый, словно слеплен из мягкого сыра, даже не сыра – истекающего сывороткой творога. По всей стене торчат редкие белесые волоски толщиной с мышиные хвосты. Внутри ствола нечто шевелится, двигается, переползает из одной плохо видимой камеры в другую.

– Замри! – велел Дмитрий испуганно. – Замри, не двигайся! Даже не шевелись!

Енисеев послушно застыл, раскинув руки и ноги. Он лежал на крупных глыбах с острыми как бритвы краями, но острые грани кожу не дырявили, даже не кололи. Вверху громыхало, темные горы туч опустились ниже. Пахнуло теплом и странно знакомым запахом, хотя Енисеев мог поклясться, что никогда раньше не слышал. Он скорее догадался, чем узнал Морозова. Там же, за гранью видимости, начальник оперативной службы, многочисленная команда, наблюдатели…

Он чуть повернул голову. Дмитрий сделал осторожный шажок, замер, сделал еще шажок. Движения его напоминали движения человека, который переходит реку. Пусть вода ему только до колен, но вот так же наклоняется слегка вперед, энергично двигает руками…

Между ним и бравым испытателем в плотных струях воздуха, ясно различимых, проплывали золотистые в солнечном свете гусеницы, мохнатые, причудливые. Некоторые шевелились, извивались. Воздух держал их, иногда приподнимал и уносил. Енисеев потрясенно узнал пылинки, бактерии, какие-то тончайшие, но явно живые нити.

Крохотные организмы, не крупнее его нынешнего пальца, дрейфуют в теплых слоях без каких бы то ни было плавательных… или летательных движений. Едва их уносило в тень, судорожными толчками выкарабкивались на свет. Самые крупные хватали добычу и опускались на дно, очень медленно продавливая воздух.

По лбу пробежали невидимые лапки. Енисеев дернулся, рука взвилась как подброшенная взрывом. Ладонь отскочила от лица, словно воздушный шарик.

– О, черт!

– Лежи и слушай, – велел Дмитрий все тем же торопливым истончившимся голоском. – Все прошло удачно. Мы уменьшились до размеров муравьев. Физика здесь другая, вы ж мирмя… мерми… в общем, специалист по муравьям. Здесь не место молоткам, ножам, пишущим машинкам, диванам…

Енисеев медленно сгибал и разгибал пальцы, шевелил руками. Учи, здоровяк, учи. Он раньше тебя побывал в этом мире. Когда наблюдал в лупу, в микроскоп. Ходил здесь, прыгал, общался, постигал язык знаков, невероятно сложные законы поведения обитателей… А что сперва так сдуру лбом в ствол чертополоха… или что это шевелит листьями в немыслимой выси, то лишь от неожиданности. Такое не повторится.

– Да-да, запоминаю.

– Хоть законы здесь другие, – напомнил Дмитрий, – но особой заботы о ближнем нет. Падай с любой высоты, но упаси боже прилипнуть к капле росы! Не попади под падающий камень или стебель. Даже если не задавит, то прижмет – не выберешься. Конечно, за нами наблюдают, но тут все на таких скоростях, что не успеешь сказать «мама».

В бок кольнуло, словно куснул комар. Енисеев инстинктивно хлопнул ладонью. Хлопка не получилось, невесомую руку снова брезгливо отбросило.

– Микробы, – прокомментировал Дмитрий. Он с беспокойством следил за Енисеевым. – Теперь старый эпителий не защита… Конечно, антибиотиками нас напихали под завязку, но вы все равно лупите. Я в дедовские методы верю больше.

Енисеев беспокоился, что нет потребности в дыхании. У высших насекомых вместо легких трахеи, а у них нет этих дыхательных трубочек, что пронизывают все тело. Или дыхание пойдет через кожу? Тогда полезет всякая дрянь, начнет вгрызаться в печень, почки, легкие… Справится ли щитовидка? И во рту уже нарастает сухость…

– Давай на «ты», – с неловкостью предложил он. Голос его истончился, стал резче, пронзительнее. – Мы практически ровесники. Да и условия полевые.

– Вот и хорошо, – отозвался Дмитрий с облегчением. – Без штанов какое на «вы»? Чего ты ежишься? Лови!

Енисеев медленно поднял руку, контролируя движения, вытянул пальцы. Шорты медленно поплыли по воздуху. На едва видимой тепловой струе подбросило, и в округлых дырах штанов, как в сдвоенный телескоп, мелькнули толстые мясистые листы молочая.

– В лаборатории выплавили сверхтонкую пленку, – пояснил Дмитрий. – Умельцы сшили штаны. Ну, те самые чудики, которые «Слово о полку Игореве» режут на конском волосе, а в маковом зернышке делают велосипед. Еще и носы воротили! Мол, мы чистые эстеты, прикладными делами не занимаемся. Им настоящую работу дают, а они? Кому нужен велосипед в маковом зернышке? А штаны пригодятся.

– Еще бы…

– Мне пусть лучше руку откусят, – признался Дмитрий, – чем…

– А ты думаешь, – ответил Енисеев, – наши предки шкуры начали носить из-за холода?