Читать книгу Князь Рус - Юрий Никитин - Страница 7

Степь ширилась, стена леса влево отступала, пока не превратилась в чернеющую полоску. Справа одно время вовсе пропала, затем появилась, но почти не приближалась. От леса остались одинокие рощи, небольшие гаи, а чаще всего деревья отступили в балки, там теснились, сцепились ветвями. Там под их кронами не высыхают ручьи, а ключевая вода неслыханной чистоты.

В голубом небе плавают, растопырив крылья, ястребы, кобчики, высматривая мышей и мелких птиц, важные дрофы бродят неспешно, им лес не позволит бегать и суетиться, как мелочь.

Повозки начали останавливаться, и Рус поскакал туда во весь опор. Там слышался рев, треск, волы и кони ускорили бег, неслись со всех ног. Но он сам, иссохший от зноя, ощутил разлитый в воздухе восхитительный запах воды раньше, чем увидел маленькую речушку. Даже не речушка, а большой ручеек, что неожиданно вынырнул из-за деревьев, едва не свел с ума скот, что уловил аромат воды раньше людей, рвался в ту сторону, несмотря на плети и удары, а упряжные волы, привыкшие к ударам плетей, попросту ускорили бег и неслись, растряхивая повозки, пока не вбежали в воду по брюхо.

Оставив разбитые и поломанные повозки на берегу, люди тоже со всех ног вбегали в воду, жадно и много пили, плескались, орали от счастья дурными голосами.

Чех подъехал, посмотрел с коня, буркнул, как будто ничего не случилось:

– Привал до утра.

Лех посмотрел на небо:

– Солнце еще высоко!

– Взгляни на повозки, – посоветовал Чех.

Дюжина вверх колесами, у иных колеса отлетели вовсе. Постромки спутались, а ветхие – порвались. Да и те, которые выглядят целыми, не пройдут далеко, если сейчас не укрепить, не подправить, не заменить ту или другую часть. Кузнецы уже вытаскивали походные горны, их молодые помощники с завистью смотрели на плескающихся в реке.

– Может быть, – определил Чех, – даже за ночь не успеем. Пусть скот отдохнет сутки.

– А люди? – спросил Лех.

Чех буркнул как само собой разумеющееся:

– Люди не скот, нам отдыхать некогда.

Гойтосир, что ревностно находился возле князя, добавил наставительно:

– Кто отдыхает меньше, тот и запрягает того, кто отдыхает больше. Так заведено богами!

Лех поморщился, от умных речей всегда почему-то дурно, соскочил на землю:

– Эй, Рус!

Рус ерзал на коне, разрываясь между почтением и послушанием, Чех и Гойтосир – оба знающие, и детским желанием заорать дурным голосом и ринуться вместе с конем в воду.

– Ну?

– Заедем чуть выше, а то эти дурни ил подняли уже не со дна, а уж и не знаю откуда.

Не дожидаясь ответа, Лех пустил красного коня вдоль берега вверх по течению, а потом с гиком и свистом влетел в светло-голубую воду, где отражались оранжевые облака, с двух сторон с плеском встали стены хрустальных брызг до небес, и слышно было, как счастливо орал золотой всадник на пурпурном коне, а конь визжал и радостно молотил копытами, не переставая поднимать брызги.

Рус едва удержался от страстной жажды помчаться следом. Замедленно, будто сдвигал гору, повернулся к повозке, на которой ехала его женщина со странным именем:

– Я приду… чуть позже.

Чех усмехнулся краешком губ, тронул коня. Они вошли в воду тоже выше по течению, князю так и надлежит, там Чех соскользнул в воду, напился вдоволь, потом быстро расседлал коня и начал его мыть. Рус пустил Ракшаса к повозкам, оттуда уже выскакивали женщины и дети, с визгом бежали к воде.

Заринка откинула полог навстречу:

– Что стряслось?

– Река, – сказал Рус счастливо. – Не проспи, поросенок… Где Ис?

Из-за полога пахнуло ее запахом, сердце радостно затрепетало. Он умел вычленить аромат ее тела из сотен самых разных запахов, но сейчас запах сказал, что она покинула повозку уже давно.

– Да вон же она, – ответила Заринка насмешливо. – Она сюда только на ночь приходит. Да и то, если бы ты не являлся…

Она хихикнула намекающе, выпрыгнула и унеслась к воде. Вдоль длинной колонны подвод, что все тянулись и тянулись из пыльного облака, выметнулся всадник на оранжевом коне, быстром и горячем. Ис скакала уже уверенно, обеими руками держась за узду, чуть приподнявшись в стременах.

Волосы ее были на лбу перехвачены золотым обручем, так настоял Рус, а сзади она умело заплела косу, толстую, как змея, черную и блистающую крохотными искорками. Лицо разрумянилось, глаза смеялись.

– Река?

В ее словах остался сильный привкус чужого языка, что заставляло прислушиваться к ней больше, а душа Руса едва не выпрыгивала через уши, когда слышал ее странноватую речь, и почему-то самому хотелось говорить вот так странно, мило изменяя звуки.

Он протянул ей руку, сам удивляясь, зачем это делает, но Ис приняла как должное: соскочила на землю, легко опершись на его ладонь, и это простое движение наполнило его таким восторгом, что едва не завопил на всю вселенную.

– Смоем пыль и грязь, – предложил он. – Я уже забыл, какого цвета кожа у тебя на самом деле.

– На себя посмотри!

Он подхватил ее на руки, мощно и сильно швырнул едва ли не на середину реки. Испуганный вопль пронесся над водой, затем был могучий плеск, брызги взметнулись во все стороны, похожие на внезапно выросший среди реки диковинный цветок с прозрачными лепестками и высоким столбиком в середке. Ис скрылась под водой, и только тогда он вдруг подумал, что она, может, не умеет плавать.

Он сам не думал, что с берега можно так быстро оказаться на середине реки. Ис, барахтаясь, поднималась наверх, как вдруг ее ухватили страшные руки, вздернули грубо и свирепо вверх, пробив поверхность реки, как стену враждебной крепости. Она закашлялась, ослепленная солнцем. В ее расширенных глазах был ужас.

– Что ты хочешь… со мной сделать?

Он расхохотался, его руки опустили ее в воду, но теперь она чувствовала горячее тепло огромных ладоней, даже когда он не касался ее тела. Его руки все время были рядом. Она плескалась, смывала пот и грязь и все время ощущала себя в кольце его могучих рук, и от этого кровь приливала к низу живота, ноги становились слабыми, а руки двигались все медленнее и медленнее.

– Не надо здесь, – шепнула она. – Прошу…

– Не могу, – ответил он сквозь зубы. – Это сильнее меня.

Он подхватил ее на руки, сам оставаясь по шею в воде. Ис тихонько вскрикнула, тело Руса напряглось, и без того твердое, как из дуба, она послушно раскрылась навстречу, варвары не терпят сопротивления, охнула и задержала дыхание. Его широкие ладони сдавили ее крепко и плотно, как игрушку, горячая боль внутри прошла, сменившись странным чувством, которое она раньше не испытывала… а теперь ощущала все чаще.

Его лицо напряглось, он закрыл глаза, откинул голову, жилы натянулись туго, чуть ли не звенели, стиснул еще сильнее, она вскрикнула, он что-то сказал сквозь стиснутые зубы, пальцы на ее бедрах чуть ослабели, но она знала, что темные следы останутся надолго.

В сторонке слышались крики, плеск, конское ржание. Ис еще продолжала висеть как на дереве, чувствуя горячее сильное тело, впервые не стремясь с облегчением отодвинуться, ее руки обнимали его за шею, их глаза встретились, и она долго смотрела в его лицо, вся отдавшись новому странному чувству покоя, защищенности. Так она не чувствовала себя даже в своем родном племени, в своей семье.

Рус чувствовал, как ее тело вздрогнуло. Ис торопливо отодвинулась, опустила ноги. Когда коснулась дна, вода плеснула ей в лицо, она раскашлялась, он вытащил ее повыше, где воды было до пояса.

– Что-то случилось?

Голос его был полон страха. Она слабо улыбнулась, мокрое лицо блестело, но глаза щипало, и когда на губах ощутила соленое, то поняла, что беззвучно плачет.

– Нет, ничего…

– Но я же чувствую!

– Рус, мне вдруг показалось, что я предаю себя. Нет, не старайся понять. В каждом племени свои понятия. Но я… в самом деле принадлежу тебе. Не только потому, что ты меня взял! Еще и потому, что я сама так хочу…

Его глаза вспыхнули, как два солнца. Ис вздрогнула: неужто и она для него так много значит? Взволнованная, отвела взор, словно искала, за что зацепиться, в трех шагах ниже по течению в воду вошел и шумно плескался могучий немолодой гигант, в его волосах уже проглядывала седина, но глаза оставались настолько пронзительно-синими, что Ис всякий раз брала оторопь, когда встречалась взглядом.

– Бугай, – прошептала она. – Как он страшен!

– Он хороший, – возразил Рус немедленно. Ис ощутила, как под ее пальцами напряглись его мышцы, будто готовился защищать Бугая даже силой. – Он… чист и великодушен сердцем!

Ее плечи передернулись, вспомнила окровавленный рот гиганта, когда с довольным ревом пожирал еще трепещущую печень врага.

– Это чудовище?

– Ис, – сказал Рус страстно, – он мог бы остаться, жить в богатстве и достатке. Да он и жил в богатстве! Он, если еще не знаешь, мой двоюродный дядя. Двоюродный брат тцара. Но когда нам велено было уйти в изгнание, он сказал при всех, что это нехорошо. И недостойно такого великого тцара, как Пан.

Ис слушала затаив дыхание. Мелкие волны плескали им в бока, а между ними вода стремилась проскользнуть как можно быстрее, чувствуя, что так делать нельзя. Мир скифов дик, странен, подумалось невольно, но подчинен каким-то законам. А самые важные законы те, что внутри человека, а не вне.

– И твой отец его не наказал?

– Покарав одного, получил бы сто новых противников. Он обратил все в шутку, предложил Бугаю выпить, позвал на охоту… Но когда пришел час покидать родной кров, мы увидели, как из ворот своего дворца выехал на огромном коне всадник в доспехах простого воина. Он не смог объяснить, почему так сделал, но зачем простые слова, если в нас просыпаются боги?

– Боги?

– Ну да, – сказал он гордо. – Наш прародитель, верховный бог Род, создал из глины зверей, но когда лепил нас, людей, то смешал глину со своей кровью. С той поры когда поступаем особенно достойно, красиво – это в нас пробуждается кровь Рода. Волхвы говорят, что когда живем красиво, то становимся с богами вровень.

Она покосилась на звероватого воина. Нерасседланный конь Бугая, чем-то похожий на хозяина, стоял по колени в воде, неспешно и брезгливо отцеживал воду через оттопыренную нижнюю губу. Потертое седло украшено кожей, содранной с врагов, а длинными волосами жертв покрыт круп, заботливо предохраняя от зноя и оводов. Бугай довольно взревывал, плескал воду на свою волосатую грудь, похожую на грудь дикого зверя. Если он вровень с богами, то страшно представить, какие у скифов боги.

– Это теперь и мой мир, – прошептала она.

Рус подхватил ее на руки, мокрая одежда облепила ее тело плотно, вода текла в три ручья, бегом и с хохотом вынес на берег.

Еще через неделю земля пошла волнами. То и дело поднимались холмы, холмики, а еще через неделю земля вовсе отвердела, из нее торчали старые камни, белые, изъеденные ветром.

Дозор вернулся с рассказом о высоких горах, что лежат впереди. Правда, видна старая дорога, словно в древности великаны пробили, а потом забросили или вымерли. Чех колебался, собрался малый совет, решили ехать вдоль горной цепи, а наверх не забираться.

Ночами пасли коней, давали отдых скоту, а сами чинили повозки, латали одежонку, обувь. Женщины варили в котлах скудную добычу охотников. Иногда удавалось заполевать и крупную дичь. Били ящериц, вытаскивали из нор сусликов, ховрахов, не брезговали полевками. Искусные охотники били на лету уток и всякую птицу, что неосторожно пролетала вблизи, но когда совсем близко проходили стада туров, табуны диких коней, когда в полуверсте замечали, как огромное стадо свиней лакомится желудями, то усталые кони отказывались свернуть в сторону, и люди понимали их, не понуждали, берегли. Рус то и дело видел, как всадники, покинув седла, ведут коней в поводу, дают отдых.

Потом справа приблизились горы. От них веяло несокрушимой властью, тяжестью, угрюмым спокойствием, и, когда повозки пошли совсем близь коричневой с прожилками стены гранита, людям стало вовсе неуютно и тревожно.

Укрывшись, давали отдых верным коням. От них зависит и победа, и сама жизнь. Если потничек загнется или от одного попадания камешка или ветки, что в бешеной скачке взлетают выше головы! – поранишь спину. Подпругу надо затягивать в меру, иначе конь выбьется из сил быстро, а когда слезешь с него, то сразу же надо проверить, не поранены ли ноги, копыта.