Читать книгу Далекий светлый терем (сборник) - Юрий Никитин - Страница 6

Агамемнон в изумлении смотрел на спрыгнувшего с борта корабля вождя тавроскифов. Архонт россов был необычен в своей яростной мужской красе. С бритой головы свисал длинный пышный клок белокурых волос, в левом ухе блестела крупная золотая серьга. Грудь у него была широка и выпукла, словно он надел под накидку свои божественные доспехи.

В суровой душе Агамемнона проснулся страх, когда вождь россов пошел к нему. Закованный в броню гигант нес шлем в руке, и ветер трепал его светлые волосы, словно бы вымытые в растопленном золоте. Ростом он был выше самого рослого из ахейцев, руки огромные и толстые, а ладони широки, словно корабельные весла.

Агамемнон задрал голову, чтобы смотреть в лицо князя. «Владыка Зевс, – мелькнула мысль, – неужели на Земле еще есть такие люди? Или в стране гипербореев полубоги рождаются по-прежнему?»

Он дрогнул в ужасе, наткнувшись на взгляд архонта союзного войска. Глаза у того были необычные, таких не встречал в Элладе. Огромные, ярко-синие, словно бы нещадное небо просвечивало сквозь череп, да и волосы цвета солнца горели непривычно в мире черноволосых ахейцев, которые за сотни лет жизни в Аттике потемнели быстро.

«Полубог, – понял Агамемнон. – Гиперборейский полубог… Они там своих героев называют богатырями, ибо их народ происходит от солнечного бога, «Дажьбожови внуци»… В Элладе же почти не осталось героев, ибо старшие: Сизиф, Тантал – пали в битвах с самими богами, средние – Геракл, Персей, Беллерофонт, измельчав, пали, очистив землю от чудовищ, а самые младшие и самые слабые – истребляют друг друга в подобных войнах, они уже и не помыслят о схватке с богами или чудовищами…»

– Приветствую тебя, великий вождь, – сказал гигант дружески, опуская длинные титулы Агамемнона. – Приветствую и все ахейское войско!

– Слава и тебе, Ахилл, – сказал Агамемнон, нахмурясь, – походный князь мирмидонян!

Ахилл потемнел. Тцар Микен, верховный вождь похода на Трою, не преминул уколоть, указав, что он, Ахилл, всего лишь на время похода князь, а там, на Днепре, остался истинный князь, воцарившийся после того, как его, Ахилла, изгнали за крутой и неуступчивый нрав.

– Слава тебе и твоим воинам, князь, – сказал торопливо Одиссей.

Они по-братски обнялись. С кораблей по качающимся мостикам сбегали мирмидоняне, выстраивались. Ахейцы смотрели на них с тревогой и надеждой. Мирмидоняне, или россы, как они себя называли, были рослые, могучие воины, все как один в черных доспехах, закрывающих тело. Этим доспехам приписывались магические свойства, их не могли пробить своим оружием даже самые сильные и свирепые из ахейцев или троянцев.

Тысячу отборнейших воинов привел тавроскифский архонт! Поход против зловредной Трои, что как бельмо засела на берегу Дарданелльского пролива, нависая над «хлебным путем», был просто невозможен без помощи тавроскифов. Правда, Троя, угрожая обречь Элладу на голод, тем самым вредила и мирмидонянам, ибо скифы-пахари богатели на продаже хлеба ахейцам, в стране которых он почти никогда не родил. В прошлом году Троя, угрожая перекрыть хлебный путь, в два раза увеличила пошлины на проходящие через пролив корабли, что больно ударило по Элладе и вызвало раздражение у страшных в своей мощи тавроскифских архонтов.

Потому-то владыка Микен тцар Агамемнон, который надменно называл себя тцаром тцарей и объявил великий поход всех союзных государств против азиатской Трои…

Лагерь ахейцев спешно укреплялся. Всюду стучали топоры, из ближайшей рощи большие группы воинов, отягощенные оружием, тащили огромные стволы деревьев, между ними сновали конные отряды, настороженно посматривая в сторону Трои.

Лагерь мирмидонян был рядом с ахейским, но россы с данайцами не смешивались, как, впрочем, и малочисленные итакийцы, которых привел царь Одиссей.

Ахейцы с любопытством и надеждой посматривали на лагерь мирмидонян, то есть мирмиков с Дона, муравьев с Дона, ибо народ россов был многочисленный, как муравьи, а селился обычно возле рек – их предки все реки называли просто «дон»; даже их бог Посейдон, бог рек, ставший впоследствии у ахейцев богом морей, старшим братом Зевса, как память о прародине нес в себе этот корень… Да и сами россы взяли свое имя от воды – рось, роса…

На возвышении, в центре лагеря россов, стояли Ахилл и Аристей. Оба внимательно осматривали окрестности, поглядывая в сторону стен Иллиона.

– Трояне, – сказал Аристей задумчиво. – Сперва они звались пеласгами, потом фракийцами, затем тевкрами, дальше – дарданами, теперь вот – трояне… У них и сейчас еще наши обряды, могилы насыпают курганами, серьги носят в левом ухе, оселедцы точно такие же…

Ахилл обернулся, бросил в усмешке:

– Вчера на переговоры приходили сыны Приама: Троил и Дий. А у меня как раз на корабле кормчий Троил, а его помощник – Дий!.. А вот язык наш они испоганили, еле-еле понимал. Еще немного, и толмач бы понадобился… Ты смотрел их войско?

– Смотрел, – хмыкнул Аристей. – Воины добрые, наша кровь еще чуется, но мы их и без ахейцев сдюжили бы.

– Что так?

– Оружие, – ответил Аристей коротко. Объяснил с презрением: – Они все тут, кроме нас, ахейцы и троянцы – меднолатные! Даже их вождь Гектор в медных доспехах, а копья у него деревянные, с медными наконечниками, к тому ж из плохой меди. У всех медь! О железе не ведают, на булат вовсе смотрят как на дело рук богов… Вон ты весь в булате, так неужто они пробьют медяшками? Неуязвимый, как есть неуязвимый! Видно, у них тут в песках меди много, а железа – зась, это только в наших лесных болотах вдоволь!

Снизу от моря несся всадник. В черных доспехах, на горячем вороном коне.

– Меня другое тревожит, – сказал Аристей хмуро. – Нас тут стравили, а на южном фланге Хеттского государства оголили спину! Опаленный Стан остался без защиты…

– Разве кто нападает? – спросил Ахилл беспечно.

– Сейчас никто, но долго ли до беды, когда войска ушли? В пустыне собрались дикие орды кочевников, ждут. Хлынут в тот же час, когда поистребим друг друга, когда Троя падет! Сумеют ли наши братья явусы дать отпор? Вряд ли… И мы потеряем этот важнейший перекресток международных путей. Падет еще один народ нашего корня, останемся супротив дикости только мы, славяне.

– Выстоим, – ответил Ахилл беспечно.

Всадник прямо на коне промчался на холм, лихо спрыгнул. Это был рослый синеглазый юноша, высоколобый, с тонкими чертами лица. Аристей взглянул ему в глаза, отвел взгляд, тут же взглянул снова. Глаза Петрока были особенные: трагически расширенные, пытливо всматривающиеся в каждого, вопрошающие, в них застыл немой вопрос, заданный с болью и тревогой… За этими глазами весь Петрок, как другой за своими могучими руками, третий – за крепкими доспехами, четвертый – за родительской спиной. Петрок весь в глазах, и Аристей невольно отводил взгляд, ибо на тот вопрос, который задавал Петрок, ответить он не мог, не знал как.

– Нравится? – спросил Ахилл.

– Спасибо тебе, княже, – выдохнул Петрок благодарно. – Спасибо, что берешь в походы! Разные народы видел, с воинами говорил, с лекарями, волхвами, мудрецами ихними… Уверился теперь, прости за дерзость, что правильность нужно искать не в других странах, ибо одно и то же везде, а в самом человеке! Не для того мы ведем свой род от солнечного бога, чтобы жить подобно худобе или по-зверячьи рвать один другому глотки.

– А как же надо? – спросил Ахилл хмуро.

– Уже смутно постигаю… В моменты прозрения слышу голоса богов, как жить так, чтобы вернуть людям солнечную природу! Но это непривычно, не все примут. И капища нужно строить не на Лысых горах, что поближе к небу, а вот тут, в груди… Бог должен быть здесь! Новый бог, единый…

Ахилл предостерегающе кашлянул. Петрок поперхнулся, умолк. К ним степенно подходил, ударяя в такт шагам тяжелым резным посохом, старший ведун похода.

– Князь, тебя кличут! Вечером совет у тцара тцарей Агамемнона.

Ахилл оглянулся на заходившее солнце. На дальнем холме голубел высокий шатер. Вниз спешили гонцы, другие вестники со всех ног карабкались к шатру тцара тцарей.

– Оставайся за меня, – сказал он Аристею. – Я через лагерь ахейцев, посмотрю заодно, что у нас за союзники.

Петрок, размышлял он напряженно, направляясь к ахейскому лагерю. Петрок… Единственный, кто умел заглядывать дальше, постигать мир, видеть по-новому, с неожиданной стороны. Если нащупал что-то, то это грандиозный переворот. Тогда имя Ахилла, осуществившего переворот, войдет в легенды, как имя князя Таргитая, который решился культ богини воды Даны сменить новым культом Апии, матери сырой земли… Тогда надо было народ кочевников обратить в народ землепашцев, для того и легенду создали об упавшем с неба золотом плуге, но все же великое потрясение пришло, староверы не смирились, землю пахать не стали, ушли из родных земель со стадами, заселили многие ланы-страны, добрались даже до Оловянных островов, поставили там каменные капища по старому образцу.

Тяжелая была реформа, кровавая, но народ стал лучше, богаче, могучее, а звериный нрав кочевника сменился спокойным мужеством земледельца… Земля кормила в сотни раз больше людей, чем пастбища для скота, это поняли потом, не сразу. Не подобное ли и Петрок предлагает, осязая неведомое своим острым, как нож, умом? Или что-то еще более высокое, понятное только ему?

Он вздрогнул, когда в грудь уперлись копья. Стражи огромного роста охраняли шатер Агамемнона, но и они позеленели от страха, увидев, как яростно изменилось лицо гиперборея.

Ахилл взмахнул кистью, раздался треск, обломки копий полетели в воздух. Он шагнул мимо отскочивших стражей, откинул полог. Усмехнулся: шел через лагерь ахейцев, но за думами не заметил…

Агамемнон восседал на троне: угрюмый, надменный, ушедший в иссиня-черную бороду, остальные тцари и вожди сидели, кто где нашел место. Проще всех держался и беднее всех был одет Одиссей – властелин маленькой Итаки, у которого хватило ума взять в жены не Елену, хотя он победил на состязаниях Менелая, а ее двоюродную сестру Пенелопу, которая красотой не уступала, умом превосходила, а уж верности могла поучить сестру, что ранее была женой Тезею, полюбовницей Титию, наложницей Стинисса, женой Менелаю, теперь жена Парису, а вскоре опять пойдет за Менелаем в его Спарту…

Еще выделяются могучие Аяксы, древний старик Нестор, смуглокожий черноволосый человек, что сидит рядом с Агамемноном, кудрявый, с сединой, быстрыми глазами, в пышной одежде жреца…

Агамемнон ударил в пол посохом, выждал паузу и заговорил значительно, пристально глядя на вождя россов:

– Архонт тавроскифов! Совет тцарей пригласил тебя, нашего союзника, чтобы совместно решить, как взять Илион…

Ахилл сел возле Одиссея, дружески толкнув того в бок, ответил, не задумываясь:

– А что решать? Ударим с ходу. Троя не успеет опомниться, как захватим. Так уже однажды сделал наш Геракл. Он тогда в живых оставил только одного ребенка, назвав его Приамом, а теперь этот Приам владеет Троей! Надо ему напомнить прошлое.

К Агамемнону наклонился жрец, шепнул, неприязненно глядя на князя мирмидонян. Агамемнон медленно наклонил голову.

– Нет, – ответил он с достоинством, – боги не велят. Принесем жертвы, неделю подождем ответа богов. Так принято!

Ахилл мгновенно вскипел:

– Как могут ваши волхвы быть на совете? Здесь говорят только воины!

Агамемнон грозно повысил голос:

– Не богохульствуй! Голос богов – высший голос. У просвещенных народов боги есть, это они решают наши судьбы.

Ахилл рассвирепел на колкость:

– Самые могучие боги – наши боги! Сварог, Род… Явь, правящая миром, свирепый Перун и неистовый воин Доннар! Пока они с нами, кто против нас?

Верховный жрец вскочил, но Нестор уцепился за его рукав:

– Да-да, это могучие боги!.. Но зачем ссориться? Они помогут и через неделю.

Ахилл бросил с досадой:

– Наши боги помогают смелым, а не ротозеям! Провороним время, нас же и накажут!

– А вот наши боги, – изрек Агамемнон победно, – помогают нам всегда!

Ахейцы одобрительно зашумели. Верховный жрец смотрел насмешливо, что-то говорил, презрительно улыбаясь, Агамемнону.

Ахилл вскочил на ноги, как огромный барс, грянул гневно:

– Нет на свете богов, которые помогали бы слабым да ленивым!

Оскорбленные ахейцы вскочили, загремело оружие. Агамемнона скрыла стена могучих мужчин в доспехах, по глазам ударил холодный блеск обнаженных мечей.

Ахилл презрительно усмехнулся, тряхнул головой. Забрало клацнуло, укрыв нижнюю часть лица, теперь только через узкую прорезь в шеломе пылали бешенством голубые глаза. Он сделал неуловимо быстрое движение, и в его руках уже на изготовку боевой топор и круглый щит.

Ахейцы замерли, боясь сделать движение: гиперборей готов к бою. Слышалось только шумное дыхание, но тут сзади раздался голос верховного жреца, и стена плотных тел угрюмо двинулась на Ахилла. Кто-то воровато скользнул ему за спину, но внезапно с треском отлетел полог, в шатер ворвался солнечный свет, свежий ветер и свирепый клич:

– Ахилл, мы здесь!

Ахейцы разом подались назад. Многие поспешно бросили оружие. Ахилла сзади хлопнули по плечу, с боков встали витязи в тяжелом вооружении, крепкие как дубы.

– Аристей нас послал… Негоже, грит, князю без супровода!

Ахейцы, ворча и опасаясь сделать неосторожное движение, медленно рассаживались вокруг Агамемнона. Тцар тцарей был белым как мел. Мирмидонян мало, но все помнили про их неуязвимость.

Нестор со стоном бросился на середину шатра, его белая борода расстилалась следом, как снежный вихрь. Растопырив трясущиеся руки, он прокричал:

– Опомнитесь! Опомнитесь, герои! Мы еще не вступили в бой, а распри уже начались!

Ахилл первым опустил топор. Россы по его знаку бросили мечи в ножны. Не сказав ни слова, князь мирмидонян повернулся и, сопровождаемый своими воинами, вышел из шатра.

На другой день мирмидоняне вступили в бой. Троянцы сопротивлялись стойко, но когда передние ряды пали под свирепыми ударами гипербореев, страх охватил защитников Трои, они бросились бежать. Часть их войска попыталась обойти россов с тыла, но тут, рискуя навлечь гнев богов, с кораблей Одиссея на берег посыпались немногочисленные итакийцы, с ходу ударили троянцам в спину. Вел их в бой сам Одиссей, разгоряченный, злой.

Троянцы бежали за стены города, оставив богатую добычу. Именно здесь Агамемнон, не принимавший участия в битве, допустил роковую ошибку. Завидуя славе князя россов, он при дележе добычи выделил ему наименьшую часть. Напрасно дальновидный Одиссей пытался переубедить надменного и недалекого предводителя похода.

Ахилл, вернувшись на корабль, в ярости сорвал тяжелый пояс с мечом, швырнул от себя, едва не проломив борт.

Петрок в испуге отшатнулся от дощечек, на которых чертами и резами вел записи.

– Что стряслось, князь?

– В бой не пойдем, – отрезал Ахилл. Его глаза метали молнии. – Чужими руками жар загребать? Не-е-ет, придется напомнить, чего мы ст…оим!

Он опустился было на скамью, но злая энергия подбросила, он в бешенстве заметался по тесному помещению.

– Князь, – встревожился Петрок, – мы же обещали…

– Да, – взревел Ахилл, – но они сами нарушили договор! Мне не добыча нужна, честь задели!.. Жалкие трусы, льстецы! Как умоляли, как упрашивали о помощи!.. Знали же, что без нашей помощи, без нашего оружия им не взять не только Трои, но и жалкого хлева!

– Князь…

– Молчи! Ищешь новые высокие истины, а тут говорят старые, простые: честь, достоинство. Ты там растекайся мыслью по древу, но и на жизнь оглядывайся!

– Князь…

– Все! – отрезал Ахилл. – С кораблей посмотрим, чего они без нас стоят. Посмотрим с кораблей! На берег – ни шагу!

За ним, закусив губу, молча наблюдал Аристей. В этом первом бое с троянцами был ранен всего один россич. Молодой, горячий, он вырвался далеко вперед, удары медных жал напрасно пытались просечь булатные доспехи, но одно острие попало в прорезь для глаз… Молодой воин никогда уже не увидит солнца.

Через несколько дней троянцы поняли, что мирмидоняне в боях не участвуют. От сопротивления перешли к атакам, и один за другим гибли ахейские герои. Все новые отряды выплескивались из стен Трои, ахейцы отступали…

После жестоких поражений к Ахиллу потянулись делегации от Агамемнона. Последнюю возглавил Нестор. Он обещал нагруженные золотом корабли, возврат всей добычи, даже руку дочери Агамемнона.

– Жена у меня есть, – ответил Ахилл враждебно, – есть и сын. А на золото я не падкий, не за ним привел воинов!

Посланники ушли ни с чем, на корабле Ахилла воцарилось тяжелое молчание. Петрок низко склонился над записями, Аристей меланхолично штопал порванную в первом бою рубашку.

– Вступила обида девою на землю Троянскую, – сказал он невесело. – Нужно ему было бабу красть! Как будто девок не было.

Петрок поднял голову, сказал задумчиво:

– Вступила обида девою на землю Троянскую… Хорошо сказал! Это о Брисеиде, которую Агамемнон отнял у Ахилла?

– Хоть о Брисеиде, хоть о Елене, – ответил Аристей безучастно. – Из-за баб великие возникают обиды, великие распри! Иной раз целые народы гибнут…

Ахилл лежал на медвежьих шкурах, забросив руки за голову. К разговору он прислушивался лениво, но тут вмешался:

– Ты не прав, воевода! Чему парня учишь? Не из-за баб, то – повод. Все куда скучнее. Но песни будут! Сегодня я слышал одну… Аристей, что с тем воином, что глаза потерял? Его Бояном кличут вроде?

Аристей коротко взглянул, заколебался.

– Да, Боян… Ахейцы его прозвали Омир, что по-ихнему означает слепец… Тосковал парень, но если по чести, то, может, и лучше, что ему глаза выбили. Лучше песни складывать будет.

Ахилл вскочил, лицо его налилось кровью. Он задыхался от ярости, рука шарила на поясе, отыскивая меч.

– Зверь!.. Как ты… Да разрази тебя Перун за такие слова!

Аристей отпрыгнул к двери. Он побелел, напрягся.

– Князь! – заговорил он предостерегающе. – Князь!.. Помни, ты не простой воин, а князь! Ты должен мыслить иначе, ты должен видеть главное! Кем бы остался этот воин, будь по-прежнему с глазами? Храбрым рубакой, который в конце концов погиб бы где-то, а если бы и прожил долгую жизнь, то опять же – на поверхности жизни: принимая удары и нанося их сам!.. А так ему откроется глубина. Не разумеешь? Они, эти слепцы, видят суть вещей. Силы у него в избытке, а куда расходовать теперь? Пока был цел, я учил его правилам певца! Певцами, князь, рождается много, да мало кто становится. По мелочи живем, а он теперь руками-ногами ничего не сможет, только голова да язык остались! Будь уверен, всю оставшуюся силу бросит в святое ремесло певца!

Ахилл дышал тяжело, ярость утихала медленно, в глазах еще вспыхивали горячие искры.

– Сегодняшняя песня была его? – спросил он хрипло.

– Да.

– Ладно, – сказал он. Тяжело опустился на ложе из шкур, сказал с болью: – Ты прав, но ты жестокий человек… Сварог щедро тебя одарил, но клянусь небом, в твоих песнях много ума и мало сердца, потому их в народе забудут скоро!

Аристей холодно наклонил голову. Он был уязвлен.

– Для государства важнее моя правильная политика, чем мои поэмы.

– Я в этом не уверен, – буркнул Ахилл и поспешно отвернулся, чтобы не слышать возражения воеводы, который всегда побеждал в спорах.

Троянцы в новом жестоком бою разгромили ахейцев наголову. Россы со своих кораблей угрюмо смотрели, как, преследуя бегущих, троянцы убивали их в спину, усеивали трупами бескрайнее поле, а затем и все побережье.

В отчаянии ахейцы бросили лагерь, спасались на кораблях. Часть троянского войска осталась грабить лагерь и добивать защитников, другие попытались с ходу ворваться на корабли. Завязалась жестокая сеча, на корабли полетели факелы. Первым вспыхнул корабль Агамемнона, огонь охватил паруса.

Петрок не выдержал, ринулся к Ахиллу:

– Князь, дело общее! Давай выступим!

Ахилл отрезал:

– Нет.

В сторонке Ярослав, воевода с другого корабля, сказал горестно:

– Извечная болезнь россов… Один сражается, другой с высокого холма смотрит на погибель войска соседнего князя, мед пьет и злорадничает…

– Здесь дерутся ахейцы с троянцами! – бросил Ахилл.

– А разве у нас не так? Никогда не удавалось выступить разом.

– Было.

– Когда было, – протянул Ярослав.

Он тяжело спрыгнул с корабля на песок, побрел к своему кораблю. Троянцы на него не нападали, они держались поодаль от черных кораблей мирмидонян.

Петрок и Аристей ощутили, что князь поколеблен. Память о славном походе прошла через века, тысячелетия и осталась в песнях. Тогда их пращуры спустились с высоких Карпатских гор, разгромили обитающие внизу племена, увлекли их в удивительнейший поход в попытке достичь края земли… Они шли через степи, сметая с пути воинственные племена кочевников, шли через леса, уничтожая и разметывая лесных людей, шли через снежные горы… Они принесли в Китай железо и колесницы, там смотрели на колесо как на чудо, с боями вошли в жаркую Индию, прошли ее всю, покоряя местные племена дасиев, добрались до океана. Дасии клялись, что дальше земель нет, а вода за сотню верст от берега уже кипит… Многие там остались, установив на новых землях свои законы, а местных жителей зачислив в особую варну неприкасаемых, чтобы уберечь немногочисленных россичей от растворения среди народов, которых как песку на берегу океана, другие же пошли обратно, и тогда от великого племени стали отделяться род за родом, оседая на покоренных землях, давая начало новым народам… И вот теперь, всего через несколько сот лет, наследники великого похода едва понимают друг друга!

Аристей пробормотал вполголоса:

– У каждого князька своя дружина… А для народа это гибель.

Петрок умоляюще схватил Ахилла за руку:

– Князь! Можно спасти ахейцев и слово не нарушить! Дай мне свои доспехи, троянцы побегут от одного появления россов!

Ахилл ошеломленно дернулся:

– С ума сошел? Твоя голова всех наших стоит!

Аристей ступил вперед, сказал Ахиллу прямо в глаза:

– Отпусти Петрока! Отгоним от кораблей, сразу вернемся.

Сзади зашумели. Ахилл яростно обернулся. Воины в полном вооружении нетерпеливо переминались с ноги на ногу, метали недобрые взгляды, слышался ропот.

– Князь, отпусти!

– Мы только шугнем чуть!

– От кораблей, а там пусть сами!

– Вернемся тут же!

Ахилл привлек к себе Петрока, поцеловал, пристально взглянул в глаза. Юноша крепок, мускулы как железные, грудь широка, а руки сильные, к воинским упражнениям привычные… В боях был не раз, и Ахилл всегда отпускал его без боязни, пока не открыл в нем редкостный дар провидца, дар ведуна…

– Только от кораблей, – наказал он, – и сразу назад!

Россы лавиной хлынули на берег. Многие прыгали без щитов, медные острия деревянных копий даже не царапали доспехи из булата, и россы в этой войне перестали думать о защите, всю силу вкладывая только в удары.

– Мирмидоняне!

Троянцы, словно о стену, ударились о чей-то отчаянный вопль. Передние попятились, обреченно подняли щиты.

Петрок налетел на переднего, саданул копьем. Троянец закрылся щитом, но широкое стальное лезвие пробило с легкостью, полоснуло троянца по плечу. Тот рванулся, застежки лопнули, и он отскочил, оставив на копье Петрока щит и медный наплечник. Петрок попытался высвободить копье, но троянец ринулся вперед, ударил мечом. В голове загудело, а троянец, схватив меч обеими руками, стал бешено рубить гиперборея, стараясь просечь доспехи.

– Ах, ты так! – Петрок бросил бесполезное копье, рванул из ножен меч, с силой опустил его на троянца. Сбоку раздался вопль, второй троянец шарахнулся, ибо меч мирмидонянина рассек противника от шлема и до пояса.

– Вперед, россы! – закричал он звонким страшным голосом, подражая Ахиллу.

Сеча стремительно отодвигалась от кораблей. Земля покрылась телами троянцев. Это была бойня, мечи и боевые топоры россов рассекали противника с той же легкостью, словно те и не надевали доспехов.

Застоявшиеся от долгого безделья россичи опрокинули и погнали троянцев. С корабля раздался громовой голос Ахилла, призывающий вернуться, но никто не услышал, громко пропела боевая труба, приказывая отходить, однако каждый слышал только лязг оружия. Опьяненные победой, россы гнали и гнали троянцев…

– Вперед, вперед! – торопил ратников Петрок, не замечая, что голос от волнения становится таким же яростным и хриплым, как голос Ахилла.

Они продвигались почти бегом, нанося жестокие удары, усеивая поле битвы павшими. Воздух был горячий, наполненный криками, стонами, руганью, ударами железа по доспехам и щитам.

Разгоряченные, россы гнали троянцев до самых стен Трои. Уже совсем близко Петрок видел огромные ворота, там стоял неумолчный крик сотен воинов, что стремились найти убежище от страшных мирмидонян, и вдруг троянцы остановились. Они гибли, но сражались отчаянно, несколько россов отступили в задние ряды, зажимая раны. Их прикрыли щитами. В воротах загремел яростный голос, Петрок дрогнул, узнав вождя троянцев, неустрашимого Гектора.

Петрок поверг на землю еще двоих, и тут из клубов пыли вынырнула великанская фигура. Это был Гектор.

Увидев доспехи Ахилла, он на миг остановился, не решаясь вступить в поединок с неуязвимым вождем мирмидонян. Остановился и Петрок, страшась гиганта, надеясь, что тот уйдет… но Гектор медленно, поднимая копье, пошел вперед.

Петрок не стал уклоняться, чтобы показать крепость своих доспехов, но от страшного удара едва не упал навзничь. Гектор ринулся вперед с мечом, Петрок совсем близко увидел яростные голубые глаза. Уклонившись, он скользнул под руку великана, стремясь достать мечом в живот, но тот легко отвел удар.

Петрок бешено наступал, стремясь нанести тяжелый удар – один-единственный! – Гектор медленно пятился, он пошатнулся на кочке, и Петрок наискось достал его голову. Шлем звякнул, слетел, Петрок успел бы ударить еще, но не смог, ошеломленный: Гектор был точной копией Ахилла – такое же суровое мужественное лице, ярко-синие глаза, белокурые волосы – прав был воевода, видать, венды, основавшие Трою, – кровные родственники, оторвавшиеся от родового ствола сотни лет назад…

Гектор тряхнул головой, волосы сверкнули на солнце, как сотканные из его лучей, решительно отбросил изрубленный щит, схватил обеими руками длинный меч.

– Держись, Ахилл, – прохрипел он. – Сдается мне, ты не так крепок, как о тебе говорят.

Петрок шатался под градом ударов. Разъяренный Гектор наступал, его меч иступился, лезвие погнулось, и он уже бил как молотом. Петрок с усилием остановился, стремясь переломить поединок, но страшный удар обрушился на голову, небо вспыхнуло, он запрокинул голову, теряя сознание, и на миг разошлись на горле пластины панциря, открывая единственно уязвимое место…

Петрок без звука рухнул к ногам гиганта. Кровь ударила тугой струей. Он еще хрипел, руки загребали пыль, шлем свалился, открыв бледное лицо.

Гектор стоял над ним, тяжело дыша. Это не Ахилл, но до чего же непросто сразить мирмидонянина! Они все из-за доспехов неуязвимые, а воды Стикса, в которых Фетида купала сына, ни при чем. Если он действительно неуязвимый, пусть выйдет теперь в бой без непробиваемых доспехов!

Ударили россы, стремясь забрать тело Петрока, сеча завязалась с новой силой. Воодушевленные троянцы дрались отчаянно. Гектор рубился впереди, к нему подоспели братья – такие же гиганты, и россы, уставшие от кровавой бойни, начали медленно отступать сомкнутым строем, всякий раз поражая тех, кто пытался прорвать ряды. Троянцы наступали, гибли сотнями, но немногочисленную дружину сумели оттеснить к самым кораблям.

Третий день скрипели телеги. Из дальних рощ свозили вековые дубы на краду – погребальный костер. Воины на колесницах вытаптывали густую траву, ибо после погребения предстояло насыпать курган, как всегда делали на Поднепровье, а затем открыть тризну – погребальные игры, для победителей которых Ахилл учредил дорогие призы, в том числе самый дорогой – слиток настоящего железа.

Ахилл корабля не покидал. Впервые в жизни, не стесняясь, плакал.

– Не убивайся, князь, – сказал Ярослав. – Разве лучше умереть в постели? Великие герои собрались, пасть в поединке с ними не позорно.

Ахилл не поднимал головы. Петрок погиб геройски, после крады его ждет место в дружине Сварога, но почему плачет сердце?

– Он погиб смертью воина, – ответил он глухо, – но это простая смерть… Для нас она самое лучшее, ибо что мы можем? Если не погибнем славно, никто не вспомнит. Я – бывший князь маленького племени россов, ты – храбрый воин… Таких, как мы, пруд пруди!

Воевода взглянул изумленно.

– Князь, ты не захворал часом?

Ахилл поднялся. Его зашатало, он ухватился за мачту. Он был страшен, лицо пожелтело.

– Сегодня мне во сне явился Петрок… Я знаю, как много мы потеряли. Он приоткрыл мне будущее: мы все бесполезно истребим друг друга, разрушим великие города и падем сами. Затем, попирая наши белеющие кости, придут сюда дикие народы, еще не утратившие звериный облик, что боялись нас раньше, держались на краю Ойкумены… Войны – зло, ибо герои и мудрецы уцелевают редко, а трусость спасается вся! Войны вымельчивают породу людей…

Воевода пошел вслед за Ахиллом, опасаясь, как бы тот от смертельной усталости не свалился за борт.

– Князь, не молчи! Распоряжайся, командуй, не задумывайся!

Ахилл повернул к нему лицо. Усмешка раздвинула губы, и воевода содрогнулся: перед ним было лицо мертвеца.

– Я видел и свое будущее… Я убью Гектора! Я должен его убить за Петрока. Кто-то из его братьев убьет меня – они обязаны меня убить за Гектора. Убьют и всех его доблестных братьев – мои сородичи должны их убить за меня, а город затем разграбят, сожгут, сотрут с земли… Погибнут все ахейские герои, ибо Троя не тот город, который легко захватить… И самое дикое в том, что я, все это зная, не могу вырваться из заколдованного круга, не могу поднять паруса и отплыть в Тавриду, оставив эту бесполезную войну! А ведь если бы я ушел, то и остальные отступились бы! Ахейские герои остались бы живы, Троя по-прежнему была бы заслоном для диких племен!

Воевода смолчал, опустив голову.

– Вот видишь, – сказал Ахилл мертвым голосом, – все идет по воле богов! Так ими задумано, так и будет. А нового бога, которому стоит ввериться, Петрок назвать не успел…