Читать книгу Ютланд, брат Придона - Юрий Никитин - Страница 21

Она аккуратно отложила опустевший прутик и взяла другой, где десяток ломтиков мяса еще и переложены горькими лесными травами, что придают жареному мясу особый привкус.

– Ты уверен, что еще не заблудился? Ты же не пастух даже, а так… пастушонок?

Он поморщился.

– Я же тебе уже говорил, – сказал он со скукой в голосе, – это наша последняя ночь в Артании… потом проскочим за три-четыре дня Куявию, а там за горным хребтом увидим и твой паршивый… как его там…

– Вантит, – подсказала она с негодованием.

– Ага, Вантут, – сказал он.

– Вантит! – поправила она строго и добавила с непередаваемым чувством гордости: – Это лучшее в мире королевство!.. И единственное в землях, полных дикости и всяких подобных дикарей.

Он отмахнулся.

– Да пусть будет хоть… Но сейчас мы в Артании! И здесь обычное дело то, что вы называете междоусобицей. Все постоянно нападают друг на друга, как только хоть чуть ослабевает власть тцара. А сейчас ее почти нет…

– Артания? – повторила она. – Кто не слышал про эту удивительную страну богов и героев… Я с детства слышала, что мужчины здесь все гиганты. Могут голыми руками задушить волка или медведя! На бегу догоняют оленей…

Он презрительно хмыкнул, она обратила на него надменный взор.

– Я помню, – произнесла она с неохотой, – ты вчера задавил волка голыми руками, если это мне не приснилось, но то был какой-то дохлый волк. Он уже пришел мертвым. А что оленя ты как-то догнал…

– То был хромой олень, – закончил он за нее.

Она оживилась.

– Да-да, точно! Я видела, как он хромал и бежал еле-еле!

– А потом он сам себя зарезал, – сказал Ютланд, – содрал с себя кожу и нанизался кусочками на этот вот прут. Да, я подтверждаю… Хотя, правда, мы жрем уже не оленя, а барсука… но какая разница?

Она нахмурилась, этот дикарь не стал спорить в лоб, а ее же слова умело поворачивает против нее же.

– Все равно, – заявила она с апломбом, – ты ничто против настоящих артан!

Он сдвинул плечами.

– Я разве спорю? Значит, ты отказываешься от этого мяса?

– Я так не сказала! – запротестовала она.

– Да? – удивился он. – А я думал, что отказываешься…

– С чего бы?

– Как-то совсем не по-принцесьи, – обронил он, – жрать дохлого оленя. Ты во дворце наверняка все живьем глотаешь.

– Я не отказываюсь, – сообщила она надменно, – а великодушно принимаю твой дикарский дар, снисходительно понимая, что у тебя больше ничего нет. Я добрая и милостивая.

– Жри-жри, – ответил он. – Не торопись только, а то удавишься. Прынцесса!

Она опустила ресницы, но рассматривала его пристально, стараясь, чтобы он не заметил ее внимательного взгляда. Похоже, этот пастух не позволит собой командовать, даже не соображает, дурак, что от ее слова зависит, дадут ему большую награду за то, что привез ее, или же бросят из милости пару серебряных монет.

За спиной шелестнуло, она пугливо оглянулась. В дереве, под которым устроили ночлег, дупло такого размера, что там может поселиться семья медведей. А то и что-то пострашнее.

Вчера она полночи ждала, когда оттуда что-то вылезет страшное и сожрет их, но как-то незаметно заснула, сама даже не поняла, как это случилось.

– Почему у тебя такой худой конь?

Он буркнул:

– Я сам не толстый.

– И хорт у тебя, – сказала она с презрительной жалостью. – Он не больной?

– Не больше, чем ты, – сказал он враждебно. – У тебя тоже кости торчат, как у голодающей. Принцесс таких не бывает.

– А какие они?

Он подумал, ответил уверенно:

– Конечно, толстые и пышные! Целый день сидят у окна и жрут сало с медом.

Она скривилась.

– Фу, какая гадость…

Он, судя по его виду, уже насытился, а она продолжала есть, хотя в животе уже потяжелело. Вчера из гордости довольствовалась только малиной и земляникой, все ночь в животе бурчало от голода, а сейчас пора бы уже остановиться… но только после вон того кусочка…

Ютланд терпеливо дождался, когда она закончит трапезу, а чтобы не смущать пристальным взглядом, отвернулся и рассматривал лес, вроде бы такой же, как и раньше, но что-то в нем изменилось из-за массового появления дивов.

Она продолжала поглядывать на него из-под приспущенных ресниц, благо он отвернулся и точно не встретится с нею взглядом. Худой, как и его животные, такой же постоянно угрюмый, словно взялся за что-то очень трудное и боится, что не получится, а для мужчины поражение бывает горше смерти.

Правда, он еще не мужчина, однако у него широкие плечи и толстые кости, жилы под тонкой смуглой кожей выступают такие рельефные, что понятно, вырастет большим и могучим. Такого охотно примут в воинский отряд и обучат пользоваться оружием…

Он повернулся, она поспешно опустила взгляд.

– Хорошо, – сказал он одобрительно, – очень хорошо.

– Что? – спросила она враждебно.

– Хорошо жрешь, – пояснил он. – Как здоровый такой кабан. Из тебя получится крепкая женщина.

Он свистнул, ужасающе худой конь подбежал и с готовностью повернулся боком. Этот пастух вставил ногу в стремя, хотя мог бы и запрыгнуть с разбега, она уже видела, как он это делает, поднялся в седло уверенно и спокойно.

Она не знала, что он именно и хотел взапрыгнуть, но после препирательств с этой надменной дурочкой решил, что она лихость расценивает как мальчишество, а ему надо показать, что выглядеть солидно ничего не стоит, потому поднялся в седло медленно и важно.

Мелизенда смотрела на него со снисходительным любопытством, будто все поняла, Ютланд резко протянул ей руку. Она чуть вздрогнула, в глазах на миг метнулся испуг, но руку подняла, и снова он вздернул ее к себе так легко, словно тощего котенка, на этот раз посадил впереди себя.

Конь сразу же пошел рысью, а когда Ютланд что-то шепнул, перешел в стремительный галоп. Хорт несся в сторонке, молчаливый и с пугающе неподвижным телом, словно только лапы двигаются, а все тело застыло, будто отлитое из одного куска темного чугуна.

С обеих сторон дороги то и дело поднимаются и проплывают за спину курганы, усыпальницы древних народов. Некоторые уже настолько размыты дождями и разрушены ветрами, что почти сровнялись к землей, но к другим искателями сокровищ удалось пробить ходы, где изумленные грабители могил обнаруживали огромные залы на большой глубине, там стены отделаны изумительнейшей мозаикой, секрет изготовления которой давно потерян, а гробы и постаменты для них сделаны из чистого золота.

Говорят, в таких хранятся и великие сокровища, но для артан гораздо ценнее золота и драгоценных камней похороненные там рядом с легендарными героями их мечи и топоры, овеянные славой, подвигами.

Кроме того, в курганах, где похоронены великие чародеи, волхвы, кудесники и волшебники, с ними лежат могущественные амулеты и даже талисманы, что дают воинам великую силу, а остальные – здоровье и мудрость.

Солнце время от времени выныривает из-за плотных облаков, и тогда на головы и плечи обрушивается волна жара. Ютланд не обращает внимания, но он же пастух, дикарь, а ей открытое солнце вредно для белой кожи, она станет похожей на простолюдинку, хотя, как говорил ее мудрый отец, в каждом правиле есть исключения…

Она поерзала, чтобы вывернуть голову и взглянуть в его неподвижное лицо.

– Куда мы едем?

Он буркнул:

– В твой Вантит.

– А дорогу знаешь?

– Другие знают, – ответил он. – Не бойся, едем в ту сторону. А дальше подскажут.

– Тебе дадут большую награду, – напомнила она важно, – сможешь купить себе целое стадо коров.

– А мудрецы в Вантите есть? – спросил он.

Она удивилась:

– Зачем тебе?

– Не твое дело, – ответил он с таким пренебрежением, будто отмахнулся от мухи.

Она сказала резко:

– Конечно, есть! В Вантите величайшие мудрецы и прорицатели! Вантит не любит воевать, потому у нас умные люди учатся наукам, а не истязают себя прыжками через коней с топорами в руках!

Он презрительно поморщился, но смолчал, с женщиной спорить, что с эхом, все равно последнее слово останется за ней.

Солнце, как ладошкой, прикрылось мелким пушистым облачком, детям так и объясняют: «солнышко зевнуло», Мелизенда ощутила, как жаркий зной отпустил наполовину. Они все еще несутся через глухие долины, чаще всего пустые, ни следа жилья, далекие горы горят под прямыми лучами солнца вызывающе ярко, конь то и дело перепрыгивает шумящие горные потоки, хотя и гор почти нет, а хорт то убегает, то появляется…

Справа быстро проносятся почти голые холмы, странно облезлые, траве и кустам почти не удается зацепиться в каменных россыпях. Несколько раз под конскими копытами появлялась древняя каменистая дорога, но хорт несется напрямик, и конь тоже постоянно срезает эти петли.

Он поинтересовался, не опуская на нее взгляд:

– Не устала?

– А если бы устала? – огрызнулась она.

– Ну, не знаю, – ответил он. – Конь и хорт не отказались бы остановиться у ручья с чистой холодной водой. Но они могут мчаться и без отдыха.

– А если бы они не восхотели остановиться у ручья?

– Мы поехали бы дальше, – объяснил он.

– Какой ты заботливый! – восхитилась она злобно.

– Да, – согласился он, – я животных люблю. Они лучше людей.

– Ну тогда давай жалей их, – сказала она мстительно. – Заботистый ты наш!

Он свистнул, хорт моментально изменил направление бега, и через несколько минут бешеной скачки они остановились под огромным дубом.

Ютланд соскочил, снял Мелизенду, она не успела даже хрюкнуть, сказал благожелательно:

– Вон там вода. Если хочешь напиться первой, поспеши.

Мелизенда фыркнула, но заторопилась к воде. Однако противный хорт успел раньше, сунул рыло в воду и не лакал, как все собаки, а просто втягивал в себя воду так, что со дна поднимаются золотистые песчинки. Потом пришел, мелодично позванивая уздечкой, конь, но его Мелизенда опередила, опустившись на четвереньки и растопырив локти.

Коню пришлось встать ниже по течению и пить там. Этот тоже вел себя странно: кони обычно пьют медленно, брезгливо цедят сквозь зубы, фыркают на любой подплывший по воде листок, а этот опустил губы в ручей, и Мелизенда устрашенно увидела, как ниже по течению из воды выступили камешки, а потом и вовсе показалось мокрое дно с прыгающими по песку мелкими рыбешками и нечего не понимающими рачками.

Ютланд за это время развел костер, Мелизенда с недоумением увидела разложенные на чистой скатерти хлеб, сыр, ломти мяса, головки лука.

– Ого, – сказала она, – а я думала, у тебя только мясо.

– А оказалось, что у меня еще и кости, – согласился он.

– Нет, ты так любишь жарить…

– Я жарил для тебя, – пояснил он. – Ты же злая, тебе надо мяса побольше. Может быть, даже сырое…

Она фыркнула, молодой пастух слишком уж старается выглядеть взрослым, потому постоянно держит спину ровной, эмоций не выказывает, голос всегда контролируемый, ни разу не закричал, не разозлился… Даже взгляд прямой и холодный. Наверное, полагает, что так выглядят мужчины или должны выглядеть такими вот собранными.

– А ты такой добрый, – произнесла она ядовито-сладеньким голоском и аккуратно села возле скатерти, красиво изогнув ноги в сторону. – Просто сам удивляешься, да?

– Удивляюсь, – согласился он. – Придушил бы и ехал по своим делам. А я, как дурак…

– Почему «как»? – спросила она. – Ты сильный, храбрый, отважный, а вообще ты – мужчина!.. Этого достаточно. А я, как будущая правительница, вынуждена быть умной, никуда от судьбы не денешься.

– Ешь, – сказал он угрюмо. – Выдадут замуж, будешь сидеть в высокой башне и рожать, как крольчиха. Ты кролей видела?.. Это такие домашние зайцы.

Она аккуратно и красиво ела, не забывая о манерах, не успела проголодаться настолько, чтобы хватать все руками и совать жадно в пасть, что так характерно для мужчин.

– Я не кроль, – отрезала она. – А заяц из меня такой, что и волки разбегутся.

Некоторое время ели молча, Ютланд старался даже не смотреть на нее, а то обязательно прицепится, не так смотришь, не так сидишь, не так поворачиваешься…

Мелизенда насторожилась, когда он медленно отложил кусок мяса и застыл, глядя неподвижными глазами в стену леса, где деревья выстроились как по струнке, смотрят завистливо на этот дуб, сумевший выжить в одиночку на просторе.

– Что там?

– Тихо, – шепнул он.

Она послушно умолкла, а он подтянул к себе дубинку, медленно поднялся. Хорт посмотрел в том направлении, повернул голову к хозяину.

Ютланд сделал ему знак лежать, хорт с великой готовностью опустил морду на лапы. Конь остался возле роскошного дуба, такой же неподвижный, даже не сонный, а как будто одеревеневший.

Мелизенда начала приподниматься, но поняла, что самое благоразумное вообще забиться под корягу, как лягушка, и ждать, пока пройдет это нечто грозное, что появилось в воздухе.

– Я пойду посмотрю, – произнес он негромко, – а ты пока смотри за костром.

Она сказала независимо:

– А что с ним случится? Во всяком случае, не погаснет!

– Конечно, – согласился он, – но когда поленья начнут рассыпаться на уголья, у некоторых тут возникнут соблазны.

Она посмотрела в удивлении.

– Какие?

Он кивнул в сторону мирно дремлющего Алаца.

– Видишь, прикидывается?

Она кивнула и даже изобразила улыбку в ответ на такую шуточку, у пастухов свой юмор, Ютланд исчез за деревьями, Мелизенда в присутствии хорта уже не чувствовала прежнего страха, ждала возвращения пастуха, но когда толстые сучья начали прогорать, превращаясь в раскаленные уголья, багровые и пурпурные, Алац очнулся, она услышала его осторожные шаги за спиной.

В коричневых глазах отражается багровый отблеск прогорающего костра, ноздри жадно раздуваются. Он бросил на нее короткий взгляд и тут же вытянул шею. Мелизенда смятенно наблюдала, как он понюхал угли, затем к ее ужасу схватил губами один, неосторожно откатившийся от других, она услышала сочный хруст, из пасти на миг полыхнул огонек, и тут же все исчезло, по конскому горлу вниз опустился комок, а Алац посмотрел на нее осторожно и, как ей показалось, умоляюще.

– Да что ты за конь, – прошептала она в ужасе, – ну ладно… возьми вот еще один…

Она выкатила палкой крупный багровый уголь, с него слетела темная корочка, весь сразу засветился ярким пурпуром. Алац тут же жадно схватил всей пастью, даже не стал вскидывать голову, как утка, что проглатывает мелкую рыбку, а просто начал с хрустом жрать, как если бы сочный стебель травы. Из пасти полыхнуло огнем, посыпались искры, а сама конская морда стала… Мелизенда не верила глазам, такой довольной, словно у ребенка, которому дали сладкую конфетку.

Сжевав уголь, он повернул голову и посмотрел на нее с вопросом в глазах. Она пролепетала трусливо:

– Ладно-ладно, я понимаю, если не дам, возьмешь сам, ты же мужчина… вы все такие настойчивые, когда вам чего-то хочется… Мы, правда, тоже…