Читать книгу Возвращение Томаса. Башня-2 (сборник) - Юрий Никитин - Страница 11

Олег проводил время с сэром Эдвином в библиотеке. Дядя Томаса ликовал, встретив удивительно образованного и знающего человека, так он, к великому удивлению и возмущению Томаса, называл Олега. Олег, правда, совершенно не интересовался книгами, но подолгу беседовал с дядей, выясняя его отношение к тем или иным событиям. Причем, как заметил даже Томас, Олега не интересовали битвы, сражения, набеги, лихие захваты земель и даже королевств, он с каким-то странным интересом выспрашивал дядю о его понимании роли христианства.

Томас приходил в ужас: дядя Эдвин, по его мнению, слишком вольно трактует Святое Писание, чувствуется, что слишком рано оставил ратную службу. Закон Божий – то же самое, что воинский устав, его нужно исполнять строго и неуклонно, какие бы сомнения и соблазны ни заползали в душу. Тем более что заползают не сами, это проклятый Враг Рода Человеческого следит за каждым шагом и только и думает, как бы поднасрать, в смысле соблазнить, сбить с пути истинного, отвлечь, уговорить отдохнуть, отдаться простым удовольствиям, что доступны и корове.

Лилит в замке освоилась мгновенно, рыцари и слуги сперва цепенели от ее вольностей: для нее ничего не стоило спуститься в кухню и помогать стряпухам готовить обед, а через несколько минут она входила в кабинет сэра Торвальда, где он беседовал с рыцарями, и, сев на колени к Олегу, томно обнимала его за шею. Наряды ее всегда бывали настолько вольные, что мужчины краснели, как юные девушки.

Томас, спасая ситуацию, объяснил, что Лилит – дочь короля одной восточной страны, очень могущественной и богатой, с высоты ее положения и древности рода она почти не видит разницы между простолюдинами и знатными сеньорами. Тех и других при ее дворе всегда тысячи тысяч, потому ее надо принимать такой, какая она есть, и выказывать ей достойные ее знатности знаки внимания и уважения.

Это прояснило многое, а Лилит в самом деле настолько божественно или дьявольски хороша, здесь мнения расходились, что никто из рыцарей и не подумал бы усомниться в ее самом высоком положении. Да и статус Олега в их глазах заметно подрос, все видят, что Лилит буквально светится от счастья, когда смотрит на этого угрюмого отшельника… который на отшельника в этой одежде похож мало, а больше на владетельного сеньора, уставшего от войн и сражений.

Но близился тягостный момент расставания, Томас сказал с достоинством:

– Отец, я не могу оставаться. Всяк в королевстве знает, что меня выбрали королем, а потом вдруг не допустили до трона!.. Будут возникать щекотливые ситуации. Конечно, я готов драться с каждым, кто ухмыльнется или не так посмотрит в мою сторону, но… сэр калика говорит, что это будет выставлять меня в еще более смешном виде.

Олег скорбно кивал, соглашался, взглядом призывал согласиться и сэра Торвальда. Тот ответил прямым понимающим взглядом. Для рыцаря не страшно погибнуть в поединке, доблестно умереть за честь дамы или защищая короля, а вот оказаться смешным – ужасно. Сэр калика знал, на что поймать доблестного Томаса.

– И еще, – сказал Олег хмуро, – если остаться, то… это никогда не кончится. Вы понимаете, о чем я.

Отец повернулся к сыну.

– И что ты надумал?

Томас кивнул в сторону молчащего Олега.

– Наш лохматый друг, который и Британию, оказывается, исходил лучше, чем мы свой скотный двор, уверяет, что на этом острове… представляешь, он великую Британию называет островом, гад!.. так вот здесь великое множество королевств, и почти везде больше удобств: стратегических, тактических, торговых… Какие-то земли лучше защищены, где-то богатые залежи руд, где-то лучше земли, а где-то хоть места и пустые, но там могут возникнуть богатые и могучие центры…

Отец спросил невесело:

– Судя по твоему состоянию, ты готов отправиться немедленно?

– Отец, – сказал Томас горячо, – я покидаю не из трусости наш родовой замок! Я хочу доказать, что сильный и благородный человек и на пустом месте может создать нечто достойное!

Сэр Торвальд покосился в сторону Олега, тот равнодушно смотрел в окно, где сокол гонялся за воронами. Те каркали и прижимались к земле, рассчитывая, что храбрый дурак в запале не рассчитает удар и разобьется о землю.

Сэр Эдвин поинтересовался:

– Маршрут уже наметили?

Томас кивнул в сторону скучающего Олега.

– Мой лохматый спутник… ну и что, если костюм сменил?.. уверяет, что уже наметил достойный и благородный путь для рыцаря с незапятнанной репутацией.

Сэр Эдвин повернул голову с вопрошающими глазами к Олегу. Тот вздохнул, вяло развел руками.

– Как вы помните, сэр Эдвин… по книгам, понятно, ваши предки англы вместе с саксами, разгромив бриттов, что уже стали местными, создали знаменитые семь королевств. Ну, Суссекс, Эссекс, Уэссекс, Иссекс… тьфу, Заксэкс, Нортумбрия, Мерсия и несчастная Восточная Англия, для которой с ходу не придумалось своего имени, а потом уже стало как-то все равно. Все семь королевств как стремились господствовать над другими, так и сейчас стремятся. Вторгшиеся с материка норманны разгромили англов и саксов, ставших на этом острове местными, но раскладку сил это не изменило…

Томас поморщился.

– Ты всегда очень сложно и длинно говоришь. Норманны тоже местные. Давно. Попроще можно?

– Мы вполне можем двинуться из Суссекса в Иссекс, – объяснил Олег.

– Эссекс, – поправил Томас раздраженно.

Сэр Торвальд и сэр Эдвин печально вздохнули.

– Да хоть Череззассекс, – отмахнулся Олег. – Главное, из Суссекса. Название какое-то поганое. Да и с королей тебя здесь погнали… Словом, двинемся в Эссекс. Неужели непонятно?

– Непонятно, – отрезал Томас.

– Что непонятно?

– А зачем именно из Суссекса в Эссекс?

– Все ваши королевства соперничают одно с другим, – объяснил Олег, – и часто вообще бьются, как бараны на мосту. Особенно – Эссекс с Суссексом, больно похожи, а близнецы всегда дерутся чаще. Думаю, тебе окажут радушный прием. Хотя бы для того, чтобы хоть на одного меднолобого ослабить проклятый Суссекс, где одни клятвопреступники, осквернители могил, христопродавцы и ростовщики…

Томас возмутился:

– Это где у нас такое? Зато в Иссексе… тьфу, Эссексе…

– А в Эссексе говорят, – объяснил Олег, – что в Суссексе. Но это все неважно, брань на вороте не липнет. Главное, что в Эссексе тебя примут с распростертыми объятиями. Что в твоем пинаемом положении совсем не лишнее.

Томас надулся, что-то слишком часто калика напоминает, что поперли из королей, а в первый день страшился и намекнуть, явно что-то замышляет, на то и язычник, даром шагу не сделает, слова не скажет, пальцем не шевельнет, все пакости доброму христианину строит.

Сэр Торвальд тяжело вздохнул, голубые глаза, совсем как у Томаса, только еще светлее, подозрительно заблестели.

– Мы будем ждать вестей, сынок, – сказал он просительно. – Как только выберешь место, где осесть, тут же пришли весточку.

Ночи теплые, вобравшие за солнечный день тепло и расходующие скупо, чтобы хватило до утра. Звезды горят загадочно мигающие, но часто налетала целая стая светящихся бабочек, что выглядели звездным роем, носились суматошно из стороны в сторону, а между ними сновали быстрые бесшумные тени нетопырей.

Оттуда, из ночи, иногда доносился тоскливый заунывный рев, в замке тут же шептали молитвы, хватались за нательные крестики, плевали через левое плечо. Иногда вой казался душераздирающим, иногда – счастливым, победным.

Ночью налетела злобная туча, даже не туча, а целый массив туч, одна над другой, сперва молнии сверкали между ними, гулко грохотал гром, священник отважно вышел во двор и принялся отгонять крестом, дурак. Между тучами вспыхивал багровый огонь, разверзались бездны, Олега пронизывал страх и восторг одновременно, эти пылающие бездны выглядят как проход в иной мир, но жуткие раскалывающие небо удары грома напоминали, что не человеку дерзать.

Он остался на открытой площадке, дождь хлестал по голове косыми струями, а внизу весь двор превратился в грязно-желтые бурлящие потоки, понесло мусор, комья травы, птичьи гнезда. Со всех сторон пелена дождя, исчез не только дальний лес и поля, но уже и неба не видно, только стены серого шатра со всех сторон да желтый от размокшей глины поток.

Странно остро пахло огурцами, серую мглу периодически разрывает ветвистая молния, похожая на светящиеся корни исполинского дерева, а следом раздавался треск такой ужасающей силы, что он глох на какое-то время.

На кончиках флюгеров и флажков на башнях скачут искры, потом рассмотрел даже не искры, а едва заметные серебряные нити, что тянутся вверх, а там размываются во мгле.

– Господи, – прошептал он в темноту, – когда же я познаю этот странный мир… Ну, когда?

Замер, поймав себя на том, что впервые обратился, пусть даже просто так, к этому новому символу, на который с великой надеждой обращены взоры как простых людей, так и серьезных мыслителей.

Олег придирчиво осмотрел, как кузнецы расчищают копыта гуннских коней и подковывают для дальней дороги, рядом в оружейной спешно ремонтируют и подгоняют части доспехов, Томас отказался от замены своих боевых, в которых прошел весь крестоносный путь, хотя на самом деле менял так часто, что уже и сам забыл, где добыл последний раз, но звучит благородно и красиво: «весь крестоносный путь», и он так говорил, ибо благородные люди больше обращают внимание на изысканный и благородный подбор слов, чем на грубую действительность, которую они описывают.

Отец пытался уговорить Томаса надеть самые красивые доспехи, но Томас выбрал намного менее броские, но из хорошей стали, без всяких узоров. В них рыцарь не будет привлекать особого внимания и вызывать зависти у рыцарей победнее. И пусть не трудно побить этих дураков, польстившихся на его коня и доспехи, но с них-то как раз взять нечего, а они чем-то повредить и задержать путешествие могут.

В оружейной Олег осмотрел доспехи и мечи, фыркнул и вышел на залитый солнцем двор. Из часовни почти выбежал и заспешил к нему священник, все так же прижимая к груди книгу, круглое лицо с блестящей тонзурой в бисеринках пота, дыхание частое, словно отбил сотню земных поклонов.

– Сын мой, – сказал он торопливо, задыхаясь, – фух… мы в прошлый раз не договорили…

Олег удивился:

– В самом деле?

– Ну да, – заверил его священник, – душа твоя встревожена была, в смятении, мы говорили о святом таинстве…

– Вот уж никогда не подумал, – сказал Олег озадаченно. – Или у меня память совсем ни к черту?

– Не поминай имя Врага рода людского, – воскликнул священник. – Сын мой, мы все наслышаны о той неоценимой помощи, что ты оказал сыну хозяина этих владений…

Он не сказал, как сразу заметил Олег, «нашего хозяина», священник точен даже в обыденных словах, вообще речь строит грамотно, чувствуется образованность человека, отказавшегося от мирских утех и посвятившего себя духовной жизни.

– Ну, – проворчал Олег, – это неважно. Че ты хотел?

Священник даже вздрогнул от приглушенного рыка, но не отступил, свободная от книги рука описала широкий полукруг в сторону часовни.

– Не хочешь ли, сын мой, зайти в эту святую обитель, где незримо присутствует Святой Дух… и послушать о таинстве крещения? Мне кажется странным, что ты все еще язычник. Это, мягко говоря, удивительно в уже полностью христианском мире…

Олег проворчал:

– Ну хоть не сразу на костер. И то спасибо.

– Ни один язычник не был сожжен на костре, – живо возразил священник. – Эта мера применялась только к своим отступившим братьям, что отринули веру Христа и предали душу дьяволу. И активно вредили добрым христианам. И не отреклись от заблуждений.

Олег отмахнулся.

– Да это я так. Вам эти костры еще припомнят. Скажут, что все лучшее жгли, а говно оставляли. Народ у нас такой, позлорадствуют! Знаешь, дружище, прости, но твои разговоры и нравоучения мне… неинтересны. Лучше пойду служанку какую напоследок завалю на сено. Тоже ничего нового, но почему-то интереснее… Как думаешь, почему? Ах, черт, у меня же теперь такая подруга, что хрен кого завалишь…

Священник торопливо перекрестился и перекрестил Олега.

– Не призывай Врага рода людского, – повторил он с укором. – Плотские утехи просты, потому к ним и тянет простой народ… а в глазах Господа мы все простые. Но ты же видишь, что все страны приняли учение Христа? И всякий молится?

– Я, – ответил Олег, – не всякий, святой отец. К тому же ваш Гисленд – еще не все страны. Одно тебе могу сказать, патер, оставь свои попытки спасти, как ты считаешь в своей наивности, мою грешную душу. Сегодня-завтра уедем, а ты постарайся забыть про упорствующего грешника, чтобы не смущать сомнениями собственную душу, ибо человек ты хороший, совестливый и, как вижу, старающийся понять, почему и как.

Он похлопал ошарашенного священника по плечу, едва не пришибив незримо сидящего там крохотного ангела-хранителя, подмигнул и удалился тяжелой крестьянской походкой, хотя не крестьянин, не воин, не священнослужитель, не торговец, а что-то странное, объемное, всеохватное…

Священник торопливо прочел первые слова воскресной молитвы, ощущение огромности момента медленно испарилось, однако он вернулся в часовню и на всякий случай постоял на коленях, моля просветить и подсказать, как жить и поступать правильно.