Читать книгу В начале было больно - Юрий Николаевич Иоффе - Страница 5

Несколько месяцев беседа с Мацихом оформлялась в решимость, подмешиваясь к моей собственной готовности «копнуть глубже». Азарт рос, но ускориться не получалось: лопата, на ту пору, упёрлась в скальную породу – в феномен Репликации. Эта милейшая штуковина уравнивает шансы любых бегунов на дистанции – и микробиолога, и астрофизика, и философа, и всех прочих. Куда направляется Эволюция и где её финиш участникам забега неведомо. Каждый молотит на своей ниве, чертыхаясь при этом и негодуя, что работы только прибавляется. Но – удивительное дело – молотить не прекращает! Так, может, покуда не подобрана нужная лопата, попробовать сперва разобраться в причине такого бешеного энтузиазма человечества? Ведь, принимая безусловность связи всего со всем, нет никакой разницы – откуда начинать копать. Следы искомого найдутся везде, а нам бы лишь ухватиться за ниточку, и тогда покатит веселее! Тем паче, что мы полностью свободны от какой-либо ангажированности. Вот и начнём с поведения человека. Здесь сразу следует оговориться, что нас интересует не механизм поведения (с обуславливающим его множеством факторов), блестяще описанный в работах таких, например, нейробиологов, как Сэм Харрис, Роберт Сапольки или Джонатан Скулер, а механизм этого механизма.

Итак. Представим себе светский раут. На Вас – безукоризненно белая фрачная пара, и вдруг Вы замечаете на лацкане чёрную, довольно заметную соринку. Нужно очень не уважать себя в искусстве, чтоб не откликнуться на вероломство случая и не сдуть её, не стряхнуть, не избавиться от этого безобразия. Но неужели оно настолько значимо? Неужели причиняет нам такое сильное неудобство, что безотлагательно приводит в движение сложнейший механизм ответной реакции? Да, мы на рауте. Мы принимаем некие правила, подразумевающие идеальное состояние нашего платья. Мы полны благостных намерений и уважения к себе и окружающим! Но намерения не объясняют причинность поступков. А если это не раут, а нечто совершенно не обязывающее к высоким свершениям? Городской автобус, например. А на рукаве пальто – эта чёртова соринка. Сдуем ведь. Просто потому, что раздражает. А кого не раздражает, тот не сдует. Вы же не станете отрицать, что нечто подобное произошло и с Вами при обнаружении соринки, изображённой на обложке этой книги? Так что же и почему вызывает такие реакции? Что нас выводит из зоны психологического комфорта, и заставляет экстренно принять меры для возврата в неё, или оставляет равнодушным, не провоцируя никаких мер?

Или взять простые трусы и бюстгальтер! Чем таким особенным они отличаются от купальника, что принуждает женщину на пляже строго блюсти их целевое использование. Ведь ровно те же полтора грамма ткани! Та же, в общем-то, плотность и тот же покрой! Только не нужно говорить о функциональном различии. Оно не критично. Дело в обыкновенной стеснительности или стыде. Бельё плотно надето на ассоциацию «трусы – трусики – эротика – интим – публичность – мораль». Нарушение этой цепи вызывает психологическую травму. То есть, опять же выводит из зоны комфорта. Но что выводит? Какая такая сила?

Или вот ещё. Мы проходим некое тестирование, и нам предлагают продолжить ряд чисел «20; 22; 24; 26…» Мы легко находим отчётливую закономерность и ей во славу дорисовываем «28». И это правильное решение. Хотя, правильным оно будет и с любым другим числом, потому что нам предложили просто продолжить ряд, а не продолжить его сообразно видимой логике. Если бы вместо «28» мы дорисовали «228», то появилась бы всего-навсего новая логика, новая закономерность, но решение бы удовлетворяло условию задачи. Мы остались в своей зоне комфорта, что и определило наше поведение. Но и тот, кто ею пожертвовал, раскусив подвох в задаче, на самом деле, ничем не жертвовал. Его зона комфорта и не менялась, так как она изначально была привычкой нестандартного мышления.

Во всех приведённых случаях срабатывал один и тот же стимул, обеспечивающий различие в принятии решений. Стимул этот способен заставить нас в ответ на услышанную фальшивую ноту выстрелить в пианиста; он направляет религиозного фанатика и рядового обывателя; он руководит усердием наркомана и любовника, учёного и маньяка. Любое прямое или опосредованное действие человека ведомо этим стимулом. Так что же он такое, заставляющее нас покидать свою зону комфорта; возвращаться в неё или удерживаться в ней; осмысленно или бессознательно усложнять и упрощать её?

Размышления на этот счёт психологов и этологов сразу отнесём к упражнениям, отвлечённым от темы, ибо они, вскрывая причины поведения человека, наглухо молчат о причине этих причин. Так же поступим и с поднявшим на знамёна голую физиологию бихевиоризмом, за что и получившим заслуженное место на свалке. Да и нейронауки, и все пласты биологии, догрызшие человека до «корпускул», так и не удовлетворили нас ответом. Но она не может не быть, эта таинственная сила, владеющая человеком, коль все другие не то, что не коснулись, а даже не видят ещё дна причинно-следственного океана. Продолжим же поиск! И да сделается слух наш нечутким только к скептическому хохоту Демона Лапласа!

Всякий младенец, хоть недолго живший в Петушках и ожидавший там приезда своего московского папы, знает (кроме буквы «ю»), что такое ноцицептор. Ночью разбуди – выпалит безо всяких справочников: «ноцицепторы – это болевые рецепторы, стимуляция которых приводит к возникновению боли. Они представляют собой высокопороговые сенсоры различных (химических, термических, механических и др.) повреждающих факторов. Уникальная особенность ноцицепторов, которая не позволяет отнести их, например, к высокопороговым терморецепторам, состоит в том, что многие из них полимодальны: одно и то же нервное окончание способно возбуждаться в ответ на несколько различных повреждающих стимулов»

Вот так ляпнет малютка и снова уснёт безмятежно. Но его речевой аппарат сформирован ещё неокончательно, и воспроизведённые им звуки требуют расшифровки. А именно: всё – от ласкового поглаживания до удара; от ощущения нежной прохлады до обморожения; от приятного вкуса до ожога полости рта – всё это часть работы ноцицепторов или выполняющих их функцию нервных волокон. Всё это, по сути, боль, но различной интенсивности и, как следствие, различных чувственных эквивалентов, растянувшихся от страдания до блаженства. По этому поводу – пара слов из «Компаса удовольствия» Дэвида Линдена: «Гормон дофамин (так называемый нейротрансмиттер, химический передатчик импульсов между нервными клетками) отвечает за ощущение удовольствия в человеческом мозге. Однако, не все так просто. Как это ни странно звучит, выработка дофамина сопутствует не только ощущению удовольствия, но и болевым ощущениям…»