Читать книгу Жизнь, поиски и метания Андрея Георгиевича Старогородского - Юрий Огородников - Страница 8

Часть первая
Заложники времени
Глава шестая
Время убивать

Оглавление

* * *

На rendes-vous вышел новый герой нашего века, избранник женщин, человек-убийца.

Убийство человека – заурядное событие начала нового тысячелетия, третьего нашей цивилизации. В XIX веке такое событие всколыхнуло бы всё общество, им бы заполнили страницы газет, романисты схватили бы перья – сюжет для небольшого романа, Ф. М. Достоевский превратил бы его в философию, в явление космического масштаба. «Если нет Бога, то всё дозволено…». Убийца – новый Наполеон. Прежний Наполеон велик и значителен тем, что уничтожил миллионы людей ради славы, ради утоления жажды тщеславия – тщеславия жителя маленького островка, выходца из мещанского сословия.

Сегодня Наполеон – явление мелкое, потому что обыденное, о нём не кричат экраны, ему не ставят памятников. Шёл в ресторан или к любовнице и мимоходом убил, просто, как выпил стакан воды. Выпил стакан воды, убил человека, съел котлету по-киевски, переспал с любовницей, составил бумагу в конторе – всё привычно, обыденно, просто.

Когда политики делают вид, что решают важные дела, банкиры торгуют деньгами, олигархи грабят народ, на улицах снуют люди и носятся с воем и вонью автомобили, тут же, среди этого, гремят выстрелы – одиночные, дуплетом и очередями…. Жизнь как жизнь. Новое тысячелетие открылось таким образом: выстрелами, отстрелом людей – врата своего времени.

Рядовое событие заставило меня описать его, потому что оно рядовое событие. Убийца – не ярко выраженный злодей, не урод, не бандит, а вполне благополучный, благообразный, образованный, приличный, уважаемый человек, из тех, за кого мечтают выйти замуж новорожденные невесты: богат, относится к новому привилегированному слою общества, человек-мечта. Из замов директора банка на Украине человек шагнул в президенты…. Мечтай, женщина!

За убийством не было никакой философии, ни малейшего размышления о смысле поступка. Убийство – простая практическая необходимость для достижения обыденной цели – устранить с дороги того, кто стоит на пути к деньгам, к обогащению. Только и всего.

Может быть, обыденность, простота убийства человека и есть состояние нашего века, чудовищное состояние, наш апокалипсис, конец всего, потому что это конец человека как человека. Физически он ещё существует, но его нет. Печальный Гоголь когда-то припечатал его словами «Мёртвые души», и они стали пророчеством.

Преступные журналисты, режиссёры, артисты изо дня в день приучают человека – дитя, юношу, от природы призванных быть романтиками, к практичности – практичности, обыденности убийства. Убивать – необходимая принадлежность существования (Ч. Дарвин). Начало такого мышления – в воспетой интеллигентами эпохе Возрождения. Сегодня создание «гуманистов» – Возрождение – развернулось до конца.

* * *

Событие прошло не замеченным в стране, хотя каналы ТВ оповестили о нём. Был убит директор одного из самых крупных банков страны. Незамеченным в том смысле, что люди, прослушав сообщение, тут же забыли о нём через мгновение: привыкли.

Потрясло оно Андрея, потрясло буквально: будто великан взял Андрея за шиворот, приподнял и сильно встряхнул. Может, потому, что событие касалось лично его. Но не только поэтому. Андрей действительно переживал подобные события – и с другими как своё личное и как общественное. Капитализм не может существовать без преступлений – таким было убеждение Андрея. А убеждения у него были и достаточно твёрдые. Что давало ему опору в жизни.

Оно же ускорило решение Якова отделаться от банкира. Но он пока не знал, как это сделать, чтобы не разозлить его.

* * *

– Я боюсь, – говорил Кондратий своей подружке. – Боюсь, что-нибудь сорвётся.

– Ну, мужики пошли. Дело сделано. Следующий шаг – изъять деньги и adieu-покеда!

– Мне не разрешают уезжать до конца следствия.

– Оно будет недолгим. Слишком очевиден преступник.

– И всё-таки страшно. Ты бы хоть навестила Антона.

– Да ну! Он, Кондрата, отыгран. Его для меня уже нет.

– Нехорошо, Фанни.

– О, заговорил мужик. А убивать как?

– Не я же убивал.

– И не я? И ты, и я. Мы теперь с тобой связаны кровью, кровнородственные. Нам нельзя отдельно.

– Если меня посадят, ты точно так же?

– Кондрат, не надо фантазий. Тебя ещё не посадили. А посадили рядом со мной.

* * *

На похороны Берсенева собралось много народу. У самой могилы стояли скорбные мать и Варвара.

Первым выступил правительственный член Н. И. Левашов. Его лицо узнаваемо. Он часто являлся нам на экранах ТВ. Речь, как и положено чиновнику, была безцветной. Отметил заслуги Берсенева перед государством, его незаменимость, выразил соболезнование семье, а в конце довольно-таки злобно заявил, что это дело рук «красно-коричневых» (так в те времена ельциноиды называли коммунистов – красные и патриотов – коричневые, то есть фашисты).

Абенд – не очень траурное лицо, как всегда самодовольное и самоуверенное. Банкир выступил и отметил прогрессивность деятельности Берсенева, его новаторство «в нашей системе». Жаль, очень жаль. Надеюсь, преступники будут разысканы и наказаны.

От служащих банка выступил заместитель по экономике, отметил, что деятельность Берсенева была направлена не на личные интересы, а на интересы России.

Тут же стояли Антон и Кондратий с опущенными лицами. За спиной Кондратия Руфина казалась даже весёлой. В толпе торчала тощая фигура Якова, лицо его было безучастным, но на душе скребли кошки ядовитыми когтями: я преступник, я погиб, как жить дальше….

Позади всех стояла и первая жена Берсенева, Виктория Евгеньевна, сохранившая фамилию своего краткого мужа: Берсеневу была нужна не женщина-философ, а домашняя, тёплая женщина, слишком тяжелая и опасная была у него жизнь. Берсенева, одетая траурно, но, как всегда, гармонично, видно, тяжело переживала смерть близкого человека. Лицо её стало совсем некрасивым. Переживал эту смерть и Александр Городецкий – убитый имел отношение к его коллеге, к тому же Александр видел социальную основу преступления.

Андрей стоял низко опустив голову в конце толпы. Краем глаза он видел свою коллегу – Викторию Евгеньевну. Когда церемония кончилась, Андрей пытался пробраться к Варваре. Андрей страдал за неё, он даже издалека заметил, как изменилось её лицо из светлого стало тёмным, черты обострились, будто перед ним была уже не Варвара, а чужая женщина. Андрей ещё не знал, что видел Варвару в последний раз. Варвару с матерью сопровождали правительственный член, зам директора банка по экономике, телохранители. Женщины скрылись в автомобиле и уехали.

Андрей звонил Варваре, но телефон не отвечал, ни городской, ни мобильный. Через три дня Андрей решился поехать к Варваре домой. Он долго звонил у подъезда – безполезно. Наконец, вышел охранник и сообщил, что мать с дочерью уехали, но куда, ему неизвестно.

Жена Берсенева, жившая только своим мужем – он был для неё всем миром, и дочь, не только любившая, но и высоко почитавшая отца, не могли оставаться в этом доме, где всё ещё дышало любимым человеком. Кроме того, Варвара боялась встретиться с Андреем: стыдно, больно.

Уехали они в Сибирь, как выяснится через несколько лет, в город Новосибирск.

* * *

На выходе с кладбища произошло событие, удивившее провожавших Берсенева. Из милицейской машины, стоявшей у входа, вышли два милиционера и арестовали Антона и Кондратия. Их увезли в отделение.

Кондратия скоро выпустили. Он шумел в банке: вот ведь кем оказался Антон. Ну, гад! Кондратий потребовал, чтобы ему выделили его долю капитала, так как он больше не может служить там, где произошло такое огорчительное событие. Кондратий потребовал для себя «золотой парашют». Так называют грабители огромные деньги, когда они увольняются. Нам грешным ничего не дают при увольнении. Кондратий указал счёт…

* * *

Отметим и ещё одно знаменательное для нашего времени (и, может быть, не только для нашего и особенно для Запада) событие. По телевидению выступил могущественный Абенд Он участвовал в передаче, которую вёл человек, выдававший себя за философа. И передача называлась философской. При чём тут бывший администратор филармонии, мне неизвестно: ведь он всего лишь администратор филармонии, вот и весь его гуманитарный багаж. Впрочем, банкир затронул философскую тему. Он говорил о падении нравственности в стране. Традиции России уходят в прошлое. Поверьте, говорил новоявленный моралист, в атмосфере безнравственности так трудно работать. У нас в банке исключительно нравственные отношения как внутри, так и к клиентам.

Гм-гм.

Жизнь, поиски и метания Андрея Георгиевича Старогородского

Подняться наверх