Читать книгу Похищение - Юрий Пашковский - Страница 2

Шаг влево – легкий взмах – пригнуться и начать движение «метлой» за спину, а затем оторваться от каменных блоков пола и завертеться…

В который уже раз?

Он не помнил. Когда-то считал, видя в этом смысл. Но однажды не захотелось – и он перестал. Так же, как до этого перестал вести счет дням, царапая западную стену. Сколько там глубоких линий, похожих на следы когтей дикого зверя, попавшего в западню?

Много. Наверное.

А он не дикий зверь.

И на западню его обиталище не очень похоже. Скорее похоже на тюрьму. Правда, он никогда не видел тюрьму и не был уверен, похоже ли на нее место его пребывания.

Потому что он не видел и своего места пребывания.

Потому что он был слеп. От рождения.

Что было очень необычно для упырей его клана, клана Таабил, Сила Крови которых как раз была в глазах.

«Примесь Перерожденного дала о себе знать», – шептали злые языки, косо поглядывающие на его семью. Неизвестно, насколько это было правдой. Нет, то, что его прадед был человеком, по собственной воле ставшим Апостолом его прапрадеда, – это правда. Невозможно только узнать, действительно ли он как-то повлиял на слепоту своего правнука.

«Волчья метла» послушно вертится над головой. Ему говорили, что ее сделали гномы, живущие в подземельях Гебургии. Специально для него. Он помнил, как измеряли его рост, длину рук, ног, зачем-то заставляли дышать в какое-то устройство (он, понятное дело, его не видел, но ему даже не дали его ощупать), заставляли приседать и бегать. А когда это стало раздражать и он грубо поинтересовался, не хотят ли замерить длину его члена, ему ответили, что распоряжений по этому поводу не поступало, но если его это так волнует, то в любой момент это можно сделать. Причем было сказано с таким энтузиазмом, что он обеспокоился и стал держаться от обладателя этого голоса подальше.

А потом привезли «метлу». «Волчицу», как он ласково прозвал ее. Он хорошо запомнил, как прикоснулся к ней впервые. Запомнил странное чувство, охватившее его. Если бы пришлось сравнивать – это было похоже на возбуждение, которое овладевало им, когда к нему приводили упыриц для совокупления или теплых для наслаждения кровью. Похоже, но отличалось. Ни проникновение в одурманенных травами жриц Ночи (они ничего не должны были помнить ни о том, где они были, ни о том, с кем они были), ни Последний Глоток, осушающий человека с его душой и наделяющий Живущего в Ночи потрясающей силой, властью и пронзающий незабываемым экстазом его тело и сознание, – по ощущениям не были похожи на чувство, вьющееся вокруг него, когда он сжимал древко «волчицы» в своих руках.

Словно еще кто-то, кто никогда не видел окружающий его мир, внезапно подал ему руку, и они смогли создать свой. Мир, в котором не было ничего. Ведь если не видишь чего-то – то этого и нет?

А прикосновения, запахи, ощущения пространства и времени, даже другие, живые и не-живые – все это ложь. Он привык жить во лжи. И думал, что он один. Оказалось, что нет.

Это была встреча не двух существ – это была встреча двух сущностей. И он узнал, что мир, к которому привык, он всю свою жизнь делил еще кое с кем. И наконец они встретились.

«Волчица» задрожала, и ее нетерпение передалось ему. Он давно уже понял, что ее чувства не идут ни в какое сравнение с его чувствами: окружающий мир для «волчицы» был более доступен на тонком уровне. Пускай это была ложь, но в этой лжи она ориентировалась лучше.

Он прервал комбинацию ударов, направленных на то, чтобы выбить оружие из рук противника и нанести удар в шею одним из волнистых лезвий. Там, за каменными стенами его обиталища, происходило нечто необычное. Что-то надвигалось на Царствие Ночи, что-то грозное и могучее. Это не было похоже на авантюристов, иногда оказывавшихся в опасной близи от Храма и схрона. Если сравнивать с интересной игрой «Смерть Царя», в которую он иногда играл сам с собой, те авантюристы по сравнению с этой силой были даже не пешками – они были квадратиками, по которым ходят фигуры.

Он улыбнулся и погладил «волчицу».

Может, хоть на время ложь станет похожа на правду?

…Его называли Хранитель. И он не верил в правду.

Шорох был едва различим, но старый библиотекарь оторвался от книги, которую читал, и улыбнулся тому, кто вышел из-за стеллажей.

– Вы опять допоздна работали, молодой господин?

Понтей, который тащил ворох бумаг, возрастом споривших со стенами самой библиотеки, которую, как говорили, повелел построить Первый из Одиннадцати, неопределенно помахал рукой и выложил всю стопку на стол библиотекаря. Он уже привык, что этот поживший человек, старше которого он сам был лет на пятнадцать, называет его молодым. Моложавость Понтея, делавшая его похожим на семнадцатилетнего юношу, конечно же не соответствовала его реальному возрасту, но для людей внешность имеет огромное значение, хотя некоторые кланы и Семьи так же сходят с ума по своему внешнему облику. Видимо, и это досталось упырям в наследство от человеческой крови, щедро перемешанной с их собственной.

– Зачастили вы к нам, молодой господин. Неужто клан Сива не владеет книгами и документами, которые вы так старательно ищете в библиотеке клана Дайкар? Удивительно! Сива славятся своей тягой к знаниям, и даже странно, что вам приходится искать у нас.

– Крупицы знаний разбросаны по всем кланам, – ответил Понтей, ища бумагу, которую только что (он был уверен на все сто) держал в руках.

Документа не было, точно в библиотеке завелась нечистая сила, вознамерившаяся подшутить над упырем. Впрочем, такого быть не могло: все духи и элементали, с которыми могли бы иметь дело маги других рас, были изгнаны из Лангарэя, и одной из задач Купола было не пускать их обратно в Царствие Ночи.

– Что-то есть у Сива, что-то у Дайкар. У нас больше, ведь мы давно привыкли собирать информацию.

– Информацию… – протянул библиотекарь. – Слово-то какое придумали. Вот раньше собирали и хранили знания, а сейчас – информацию. Могильным холодом от этой информации веет.

– Времена меняются, приходят новые взгляды и новые слова, – пожал плечами Понтей.

– Ничего не меняется, молодой господин, уж поверьте, – возразил библиотекарь, прищуриваясь. Ему явно недоставало света свечей, которого вполне хватало Понтею. – Новые взгляды и новые слова – но за ними всегда одно и то же. Внешние перемены мало когда влекут перемены внутренние.

– Ну, это по-разному. – Понтей наконец-то нашел нужный документ и весьма этому обрадовался. Похоже, теперь дело с составлением Печатей пойдет быстрей и все благодаря его исследованиям. Кстати… – Вот, например, опровержение ваших слов, что ничего не меняется. – Понтей покопался во внутренностях своего плаща, оставленного на стуле возле стола, достал небольшую книжицу с непримечательным названием «Сентенции о древности» и положил ее перед человеком. – Это книга из библиотеки Роланской империи. Один купец обменял ее на бусы у племени хедов, а нам пришлось отдать за нее двадцать полноценных золотых монет чеканки Морского Союза.

– Книга заклинаний? – без особого интереса поинтересовался библиотекарь. Понять его можно было: за свою жизнь он имел дело с таким количеством гримуаров и волшебных книг, кропотливо собираемых кланом Дайкар и соседними с ним кланами Сива и Татгем, с каким сталкиваются разве что учащиеся великих магических Орденов и послушники не менее великих религиозных сект. Наверное, только библиотекарь Школы Магии мог превзойти его по наплевательскому отношению к книгам заклинаний. К тому же магом старик не был и тем более не интересовался особенностями обращения с многообразными магическими потоками, пронзающими реальность Равалона.

– Нет, это скорее историческая книга. – Понтей заметил ожидаемую реакцию: библиотекарь с повышенным вниманием уставился на томик. Этого в людях Живущий в Ночи тоже не совсем понимал. Ну почему на старости лет они начинают глубоко интересоваться тем, что было давным-давно? Не тогда, когда можно было бы извлечь уроки из прошлого и с юных лет жить, зная, что к чему может привести, а именно тогда, когда уже мало что можно изменить. Нет, он не понимал этого.

Он, например, перечитал все книги библиотеки Сива еще даже до Посвящения Светом.

– И о чем она? – спросил старик, раскрывая «Сентенции» и заинтересованно всматриваясь в первую гравюру, на которой было изображено шествие существ, напоминавших Серых эльфов, увитых виноградными лозами и с огромными чашами в руках.

– О древних обрядах и божествах, имена которых помнят только ученые мужи или нынешние Бессмертные. Написана в Золотой век Роланской империи Третьим историком императора Нетаорона из рода Кезарей Флагием Венецием.

– Так-так… – Библиотекарь перевернул страницу. – Как я понимаю, здесь изображено приношение даров некоему божеству?

– Не просто приношение даров. Флагий Венеций объясняет, что сакральный смысл в изображениях не позволялось передавать, и жрецы прятали тайное значение при помощи символов. Например, приношение смертного в жертву богу представлялось в знаковой форме треснувшего кувшина, и это означало жизнь смертного – хрупкую и с отметиной смерти.

– Подождите, молодой господин. Но тогда… – Брови старика поползли вверх. – Но здесь… Здесь даже не десятки… Здесь около сотни этих самых кувшинов… Это жертва богу? Не убогу? Богу?

– Кровавая жертва, – кивнул Понтей. – Флагий упоминает, что в Железном веке империи культы Солнца и Земли могли убивать до трехсот рабов за один ритуал. Часто убивали детей, в том числе из благородных семей. И жертвы именно богам, потому что убогам поклонялись отдельные племена или семьи, но никогда империя не одобряла веру в Нижние Реальности в целом.

– С ума сойти, – пробормотал библиотекарь, продолжая листать «Сентенции» и находя все новые и новые картинки с жертвоприношениями. – А вот здесь прямо изображен жрец, пронзающий женщину кривым кинжалом. Никакой символики.

– Жрец Анубиямануриса, бога смерти, Флагий пишет, что со временем новые боги начали теснить старых, и одна из причин – меньше кровавых жертв в собственную честь. Людям легче с богами, которым требовалась одна жертва в месяц, а не сто. А в дальнейшем боги и вовсе перешли на животных и дары. Только культ Анубиямануриса продолжал требовать крови, но жизнь уже можно было и не отдавать. Но, впрочем, об Анубияманурисе вам, человеку, должно быть известно больше. Это ваш бог, а не наш.

– Да, вы поклоняетесь только Ночи, – рассеянно ответил библиотекарь, пытаясь разобрать надпись на макатыни, языке уже исчезнувшей Роланской империи. Макатынь он не знал, но как каждый библиотекарь скорее бы признался в свальном грехе с животными, чем в том, что не может прочитать надпись в книге.

– Мир все-таки меняется, – сказал Понтей. – Боги людей требовали крови для себя в таких размерах, о которых мы, упыри, в то время даже и не мечтали. И не только людей. Флагий упоминает кровавые культы гномов, эльфов, орков… Ну, орки Восточных степей до сих пор поклоняются Изначальной Тьме и убогам, так что они не в счет. Многие народы прошли путь кровавого поклонения. Теперь многое изменилось, и не только в Серединных Землях, но и во всем Равалоне уже не найдешь таких богов, которые требуют сотни жертв для своей силы. Так что новые времена все-таки приходят. Перемены происходят.

– Да уж, да уж… Дед рассказывал, что его дед рассказывал, что рассказывал ему его дед, но я считал это сказками для детей… – Старик захлопнул книгу и протянул ее упырю. – Сложно представить, какие были боги у вас, упырей, если у людей и прочих были такие боги. Эльфы? Интересно, не знал о них такого…

Понтей вздрогнул от неожиданности, принимая «Сентенции». Надо же, как ловко человек сформулировал главное, даже не заметив этого. Или заметив? Понтей присмотрелся, но старик вел себя как обычно, сел за стол и начал оформлять книги, которые Понтей хотел взять.

Хорошо.

Не придется его убирать. В смысле, отсылать подальше, от вездесущих лап тайной службы. Чтобы старик не попал в эти лапы. Иначе возникнут проблемы с Дайкар. Они сами не разбираются в своей библиотеке и дорожат стариком как ценным работником. Никто из Дайкар не собирался работать с книгами, но и отдавать их тому же клану Сива они не намеревались, смутно догадываясь, что скупаемая ими бумага с письменами все-таки обладает какой-то ценностью.

А было бы куда как проще, если бы передали библиотеку Сива. Как другие кланы. Вот Нугаро отдали свою. И Татгем. Понимают, что они – кулаки Царствия Ночи, но они также понимают, что у Лангарэя должна быть голова. И Сива вполне заслуживает быть этой головой.

– Пятнадцать экземпляров, – сказал библиотекарь, скрипя пером в толстенном журнале.

Понтей знал, что если заглянуть в него, то за последний месяц там будет только его имя.

Дайкар не особо приветствовали чтение. Из семи благородных искусств они считали нужным только астрономию и только лишь потому, что расположение звезд влияло на их Силу Крови. А в целом этот клан – сборище неграмотных и недальновидных упырей, мечтающих о битвах и попойках, словно они были Дикими или, что хуже, Безбашенными Топорами, этими грязными наемниками живых. Дайкар повезло лишь в одном. Именно поэтому им даже дали место в Совете Идущих Следом. Седьмой из Одиннадцати был Дайкаром, и именно своему клану он повелел хранить… Впрочем, об этом лучше не думать.

Понтей улыбнулся.

– Кстати, я…

Библиотека затряслась, откуда-то накатился гул, словно небо расколол перун Заваса, бога грома, расколол и ударил по земле, пытаясь пробурить ее до самого Сердца Мира. Несколько стеллажей рухнуло. Шелест разлетавшихся страниц слился с криком библиотекаря, упавшего на пол и с ужасом смотревшего на падающий на него стеллаж. Однако Понтей успел оттащить старика прежде, чем громоздкая конструкция, вытесанная из цельного куска дерева, грохнулась на пол.

– Что это? – Сердце библиотекаря застучало часто-часто, а кровь помчалась быстрее, чем обычно.

Понтей остро почувствовал не только эти изменения, но также и кисловатый запах страха. Старик очень испугался, что уйдет из жизни, не успев совершить нужные обряды, и жестокосердный Анубияманурис не просто оборвет его существование, но и заставит его душу пройти первый круг Нижних Реальностей, прежде чем отправит в Посмертие.

Люди – жалкие существа. Живущие в Ночи даже могут их жалеть.

Но…

– Даже не представляю, – прошипел Понтей, отталкивая старика от себя. Слишком сильный запах крови. От него мутнеет ум. Нужно много сил, чтобы сдержать трансформу.

…Но не жалеют.

Пускай люди сами себя жалеют. У Живущих в Ночи и своих проблем полно.

Понтей поспешил к выходу. Он не обращал внимания на то, что книги, с трудом найденные им в безднах библиотеки Дайкар, растворяются в массе разлетающихся фолиантов. Ему было все равно, что толчки и дрожь земли не только не уменьшаются, но еще и увеличиваются. Ему было плевать, что библиотекарь схватился за сердце и начал тяжело дышать.

Сейчас Понтея Нах-Хаш Сива, признанного специалиста в магическом искусстве, интересовало лишь одно.

Почему…

Он начал подниматься по лестнице, которая ходила ходуном, хоть и была сделана гномами, живущими в Лангарэе.

Почему он…

Библиотека находилась под землей, как и большинство строений клана Дайкар. Они до сих пор строили дома, как их предки, хоть Купол и ограждал от Воздействия. Только небольшая пристройка с выходом находилась снаружи. Кто-то называл это приверженностью традициям. Сива считали это глупостью. Живущие в Ночи должны эволюционировать. И когда-нибудь им не будет страшен Враг Ночи.

Понтей подошел к выходу и взялся за дверную ручку, мелко дрожавшую, словно за дверью были шутники-гремлины, решившие подергать ее.

Почему он не чувствует никаких пульсаций Силы Живущих в Ночи, не ощущает никаких проявлений Силы Крови, постоянное присутствие которой в Лангарэе всегда остро переживают маги-упыри?

Это… Это было невозможно. Было. Вот именно. Лучше, наверное, сказать, что это считалось невозможным.

Понтей повернул ручку и надавил на дверь, но она не открывалась, будто с другой стороны ее держали, но отнюдь не гремлины, а по меньшей мере огры. Упырь оскалил клыки, которые полезли из зубов помимо его воли, правая рука дернулась, увеличиваясь в размерах и покрываясь мелкой сеточкой тонких порезов. Понтей размахнулся и ударил.

В общем, наверное, перестарался…

Примерно так же, как хоббит, решивший поохотиться на ворон и прикупивший по этому случаю Свиток Огненной Бездны у мага. И в итоге ни ворон, ни леса. Или, в случае с Понтеем, ни двери, ни куска стены, в которую дверь была встроена.

…Частичная трансформа. Сила Крови клана Сива. Сила Крови, которая позволяла не просто концентрировать все способности своего упыриного облика в отдельной части тела, но и давала возможность обращаться с тонкими потоками чар, которые были доступны бытию Живущих в Ночи…

В образовавшуюся дыру тут же влетел ветер, остервенело набросившийся на скрючившегося от боли Понтея – отдача от Силы Крови, чтоб ее! – и отправивший на штурм библиотеки свои фаланги. С трудом удержавшись на ногах – таков был напор ветра, – упырь, рукой прикрыв лицо от несущейся с ветром земли, шагнул наружу.

– Хозяин Нах-Хаш!

Два охранника – человек и упырь – бросились ему навстречу. Даже Живущий в Ночи двигался неуклюже, противостоя взбесившемуся аэру. Что уж говорить о человеке, который чуть не упал, но успел схватиться за фонарный столб, которые поставили для живых, видевших в ночи не так зорко, как не-живые. Впрочем, фонари уже не светили, тоже не устояв перед буйством Стихии.

– Хозяин, осторожнее!

Упырь показывал рукой на небо, при этом его лицо было перекошено так, что можно было подумать, что он, дитя Ночи, не-живой, силой превосходящий пятерых простых смертных, испугался. Не просто испугался. Готов был впасть в истерику, будто нашкодивший мальчишка, которого для разговора позвал отец, а отец – тот еще зверь.

Понтей посмотрел на небо. Нет, он не испугался. Он просто был ошеломлен.

Пурпурное небо сейчас была черно, как та Изначальная Тьма, которой поклоняются кочевники-орки. Будто Ночь лично решила сойти к своим детям и посмотреть, как у них дела, и по этому случаю поменяла свой звездный плащ на парадное черное платье. Но Сил Ночи не чувствовалось в этой скрывшей небо накидке. Проклятье! Понтей вообще не ощущал никакой магии в происходящем.

А затем его взгляд уперся в черные воронки, вертящиеся в небе. Сначала неторопливо, потом все ускоряясь и ускоряясь, эти провалы в черной бесконечности начинали втягиваться внутрь. Снова затряслась земля, и теперь даже Понтей упал, не удержавшись на ногах. Охранник-человек закричал, его вдруг окружил свистящий вихрь, потащивший в сторону поселения Дайкар, на краю которого стояла библиотека. Охранник-упырь успел схватить его за ногу, но внезапно из-под земли вырвался травяной стебель с ярко-красными цветками, прямо под ногой человека, и начисто разрезал ее. Так, что даже не брызнула кровь, а человек не успел закричать, только в ужасе уставился на обрубок конечности. А затем земля вздыбилась, словно огромный крот полез посмотреть, что это творится там, наверху, и охранник, который оказался прямо в центре вспучившейся земли, наконец заорал. Его крик перебивал хруст, идущий из-под земли, словно там кто-то грыз Кости Мира.

И наконец брызнула кровь.

А земляной хребет внезапно ударил в небо фонтаном песка, грязи и камней, точно в черную воронку, которая вертелась над ним вместе с прекратившим вопить человеком. Густое облако пыли было подхвачено сумасшедшим ветром, но не разнеслось во все стороны, а закружилось вокруг странной колонны, тянувшейся от земли до неба. Этот вихрь, наоборот, крутился, выворачивая фонарные столбы и деревья и вгрызаясь в остатки библиотечной постройки, что одиноко возвышались над нижними помещениями. За собой движущаяся колонна оставляла глубокую борозду, которая уходила в глубь подземных недр метров на десять, точно стремилась докопаться до хтонических богов, но бросила это дело на полпути.

И, насколько мог видеть Понтей, такие колонны одна за другой вырастали в поселении, круша все, что попадалось. Ему даже показалось, что он слышит крики… но, наверное, ему это показалось: поселение за километр от библиотеки, а усиление слуха не входило в Силу Крови Сива.

– Хозяин!

Оставшийся охранник трансформировался. Грудная клетка и таз расширились, покрывшись глубокими кровоточащими разрезами, руки удлинились до колен, лоб вытянулся вверх, заостряясь, челюсть выдвинулась вперед, ряд острых зубов достиг раздувшегося носа. Упырь схватил Понтея, прижал его к груди и побежал. Возросшая сила Живущего в Ночи позволяла выдерживать напоры ветра. Не-живой бежал в противоположную от разрушавших поселение Дайкар и библиотеку колонн, и Понтей вдруг понял, что единственная зона, которая не была затронута странным разрушительным явлением, – Храм Ночи.

А когда понял…

– Быстрее! – заорал он. – Быстрее к Храму, и молись всем Одиннадцати, чтобы мы успели!

– Это великолепно.

Сидя на земле и перебирая рукой траву, легко колышущуюся под ласками нежного ветерка, Тавил смотрел в небо. Черный небосвод, словно облепленный гигантским вороньем, восхищал Тавила своей простотой и в то же время невероятной мощью. Энтелехия Ахеса была великолепной. Если вспомнить, то из их четверки именно Ахес дольше всего продержался против Эваны тогда…

Хотя об Эване Тавил вспоминать не любил. И обо всем, что с ней связано.

– Твои Похороны грандиозны. – Тавил вырвал стебелек из окружения его собратьев и задумчиво разжевал его. – Поселение полностью разрушено, смертные уничтожены, а вот упыри еще сопротивляются. Впрочем, Дайкар ничего не могут противопоставить нашей силе.

Он снова провел рукой по траве, и снова тихий шепот заполнил все его нутро. Этот шепот не только рассказывал, он и показывал, как…

…Как обезумевший человек хватает своего ребенка и бежит в дом, но в последний момент их затягивает прямо в ненасытную пасть всесокрушающего смерча из воздуха и земли, той земли, по которой он спокойно ходил еще сегодня, а сейчас летит прямо в эпицентр ужаса, захлебываясь пониманием, что ничего не может сделать, – и нет спасения ни ему, ни ребенку…

…Как трансформировавшийся Дайкар с ревом бросается на черную колонну, пытаясь Внутренним Взором отыскать в ней слабые места и разрушить, нанося удары, – и слишком поздно понимает, что не видит он эти слабые места, и верхнюю часть туловища упыря сносит засасываемым в черный вихрь фонарным столбом, щедро оросив двух гоблинов упыриной кровью. Впрочем, гоблинам тоже осталось жить недолго…

…Как упыри бегут в свои подземные дома, думая, что там они спасутся. Но там, где черная колонна не может достать до нужной глубины, там получивших надежду ждет новое отчаяние: навстречу им, разнося деревянные полы и стены, устремляются лозы с красными цветками, и подземные дома становятся скользкими от разлившейся повсюду крови. Где-то пытаются сопротивляться и живые, и не-живые, но лозы быстрее и замаха меча живого, и удара упыря Дайкар в трансформе, который, умирая, пытается понять, почему отказывает Сила Крови. И не понимает…

…Как двое бегут по полю, и вокруг ничего и никого, а пытающаяся преследовать их лоза вдруг начинает сохнуть от жары, но не потому, что ее обнаружили и обрубили, а потому, что кто-то щедро плеснул защитной магией Огня, от всей души, не заботясь, попадут чары на кого-то или нет, словно гномий повар, трясущий солонкой и заявляющий, что соли много не бывает…

Тавил отдернул руку, скривился. Что это было? Он вскочил. Рядом неподвижно стояла массивная фигура Ахеса. Сейчас, когда он управлял таким фронтом своей энтелехии, его невозможно оторвать от работы. С теми двумя упырями, один из которых владеет магией, придется разобраться лично. Интересно, что среди Дайкар делает упырь другого клана? Мастер ничего не говорил о Живущих в Ночи, которые способны управлять магической Силой. Таких упоминала Эвана… брр… да, Эвана. И говорила она о них с известной долей уважения.

Как их там? Сима? Сина? А ладно. Какая разница? Какая разница, кого убивать – Сима или Сина.

– Возникла неприятная ситуация. – Тавил обращался к Ахесу. – Я отлучусь ненадолго, а ты, как закончишь, присоединяйся ко мне.

Сказал – и исчез.

Осталась только колышущаяся трава и неподвижная фигура Ахеса.

– Что там происходит? – храмоохранитель Вашат, Живущий в Ночи Среднего ранга, обеспокоенно вглядывался вдаль. Его Внутренний Взор не позволял заглядывать далеко, так что он мог всего лишь заметить непонятное темное пятно в небе над поселением, и только.

– Спокойнее. – Второй храмоохранитель Уканкар с неодобрением посмотрел на товарища. Конечно, не совсем понятно, почему вдруг возникло это темное пятно и почему охватывает странное чувство, когда пытаешься использовать Силу Крови. Но ведь с ними командир Фатанкар, Высший, который сейчас внимательно глядит в сторону поселения. Именно ему решать, что делать и какие приказы отдавать. А им, как храмоохранителям, следует этим приказам следовать.

Храм Ночи Дайкар, один из самых известных в Лангарэе, был воздвигнут в первые годы правления Второго и отличался от остальных Храмов Царствия Ночи своей архитектурой. Обычно постройка в виде простиля с четырьмя поддерживающими портик колоннами или амфипростиля с колоннами у главного входа и противоположной стороны служила входом в находящиеся под землей храмовые комнаты с символическими скульптурами Ночи. Храм Ночи Дайкар представлял собой массивное трехъярусное здание. Первый ярус выглядел как диптер с огромным количеством колонн и антаблементами над колоннами, с украшенными статуями Ночи фронтонами; этот диптер, через который паломники могли перейти на второй ярус, внутри был украшен сложными росписями из Книги Ночи. Здесь не было ни одного изображения или статуи, только руны упырей, снизу вверх повествующие об их истории от возникновения мира до сегодняшних дней. Второй ярус встречал крупными формами, подчиняя посетителя монументальности окружающего пространства. Размах и величие одинакового повсюду крупного однородного масштаба подчеркивали вертикальный ритм, уносящий вошедшего к потолку второго яруса с его двойными капителями. Здесь были изображены Одиннадцать, которые основали Лангарэй, и их гигантские изображения, тянувшиеся от пола к хорам, должны были внушать почтение и благоговение. А если храмовые жрецы позволяли пройти в крайний левый угол, где была спрятана небольшая низкая дверца, то посетитель обретал возможность попасть на третий ярус. Малая высота дверного проема заставляла его кланяться независимо от воли – так выказывалось почтение стоящим перед входом скульптурам Одиннадцати. Третий ярус был полон бесконечным количеством круглящихся форм малых арок, коробовых сводов нартекса и дугового орнамента пола из синей плитки, которые словно обручами охватывали стоящую в центре массивную скульптуру Ночи, изображенную в виде скрытой под развевающимся плащом фигуры с протянутыми вперед руками. Народ сюда пускали только по праздникам, в основном здесь бывали члены благородных Семей, и то лишь те, кто вел свой род от одного из Одиннадцати.

Иначе говоря, это было нечто колоссальное, нечто настолько архитектурно несовместимое и аляповатое, что поражало воображение и выглядело как возвышенное и даже слегка потустороннее. А так как оценщиков из сопредельных королевств в Лангарэй не приглашали, то данный Храм считался жемчужиной архитектурной мысли и техники Живущих в Ночи. Конечно, кто-то мог сказать архитектору, что его творение является воплощением декоративной безвкусицы и отсутствия чувства меры в пропорциях и симметрии, но архитектор по совместительству являлся чемпионом клана Вишмаган, главной военной силы Лангарэя, и пока что в Царствии Ночи никто не осмелился даже помыслить, что Храм не является шедевром упыриного искусства.

Многие живые удивлялись – как Дайкар, эти забияки и драчуны, умудрились возвести такое грандиозное великолепие? Но все было просто: во время строительства Храма территория под ним принадлежала клану Сива. Создав огромный высокий Храм Ночи над землей, Живущие в Ночи как бы дали обещание: придет время – и мы посетим его днем, под лучами солнца, этого извечного врага милосердной Ночи. А потом Дайкар неожиданно получили Храм в свое владение. Сива отдали его без всяких ответных даров, и этот щедрый подарок долго обсуждался среди кланов.

– Не могу поверить!!! – внезапно прорычал Фатанкар, выходя из Внутреннего Взора. – Этого не может быть!

Теперь забеспокоился и Уканкар. Вывести из себя командира могло только что-то экстраординарное. Например, неистово поклоняющиеся Солнцу жрецы Ночи. Или вернувшиеся к жизни Одиннадцать. Или личное пришествие Ночи. Или поменявшиеся местами небо и земля. Или…

В общем, малое количество событий могло вывести из себя Высшего Фатанкара. Видя обеспокоенность командира, заволновались и остальные десять храмоохранителей.

– Может, стоит сообщить жрецам? – спросил Кивод, помощник Фатанкара, второй Высший в отряде.

– Стоит, – сказал командир. – А заодно послать сообщение в ближайший город. Здесь нужны Бродящие.

– Бродящие? – выдохнули десять упырей одновременно.

– Да. Уканкар, Шимла, Визаар, вы отправляетесь к ближайшему посту Сива: они смогут послать весточку быстрее, чем кто-либо. Вашат, Гримоу, Клатак, вы – к жрецам. Главное – найдите Фиранта. Он знает, что делать. Остальные – принимайте трансформу.

– Все так серьезно? – спросил Кивод.

– Серьезней только бог смерти, – ответил Фатанкар, отставив в сторону ритуальное копье и отправляясь к фронтонам на восточную сторону диоптера, где хранилось оружие для упырей в трансформе. Однако командир храмоохранителей успел сделать только несколько шагов. Едкий смешок, раздавшийся из темноты от группы скульптур, указывающих на разные ипостаси Ночи – Ночь Милосердную, Ночь Карающую и Ночь Размышляющую, – заставил Фатанкара замереть и дать сигнал своим упырям остановиться.

– Ты все правильно сказал, мертвый. Только никто из вас никуда отсюда не уйдет.

Фатанкар зарычал, трансформируясь. Остальные храмоохранители последовали его примеру. Если трансформу начал принимать сам Фатанкар… Думать нет времени, надо действовать!

– А вас ровно одиннадцать. Прямо как этих ваших Одиннадцать придурков-кровососов.

– Покажись! – взревел Фатанкар. Происходило что-то странное – его Внутренний Взор не мог обнаружить никого среди скульптур.

– Покажусь, – легко согласился таинственный собеседник. – Мне понравилось убивать таких, как вы. Конечно, я покажусь.

Вынырнувшая из темноты фигура на фоне команды изменившихся упырей выглядела нелепо. Невысокий, среднего телосложения, в широком зеленом плаще с капюшоном. Возвышающиеся над ним Живущие в Ночи смотрелись как огры перед хоббитами. Осознав это, Вашат засмеялся:

– Ничтожество! Как ты смеешь оскорблять наших предков и думать, что сможешь сражаться наравне с нами?

Живущие в Ночи одобрительно заревели – им понравились слова Вашата. Один лишь Фатанкар держался настороженно, внимательно следя за пришельцем.

– Думать, что я буду сражаться наравне с вами? – удивленно переспросил тот и рассмеялся.

«Отвлекся!» – мелькнула мысль у Вашата, и упырь, не обратив внимания на предостерегающий окрик командира, бросился на врага… Хотя нет, какой же это враг? Это добыча.

Законная добыча.

Удар прямо в шею, коронный удар Дайкар: голова противника отлетает назад, оставляя за собой кровавую радугу, в которой сплетаются эфирные, аурные, астральные и физические уровни.

Вашат видел пришельца со всех сторон, его Взор контролировал все движения.

Умри быстро, ублюдок, посмевший оскорбить… Что?

Метившая в шею рука повисла, точно сломанная ветвь дерева, ноги подломились, будто из них высосали всю силу, что держала туловище Дайкара, и Вашат засипел, не имея возможности дышать, – пришелец держал его за горло, медленно сжимая пальцы.

– Я не буду сражаться наравне с вами. – Полный презрения голос врага… да, врага, сильного врага… Полный презрения голос будто выплевывал слова: – Вы не ровня мне, жалкие мертвяки.

Хруст.

Пришелец кинул кадык Вашата в лицо скульптуры Ночи Милосердной, а упыря отшвырнул коротким ударом ноги. Вашат пролетел метров шесть и врезался в колонну, расколов ее. Из разорванного горла выплеснулись огоньки, поползшие по телу Живущего в Ночи и постепенно охватившие его тугим коконом пламени.

Фатанкар с трудом сдержал гневное рычание. Он так легко убил Среднего? Всего лишь вырвав у него кадык? Или успел сделать что-то еще, чего никто из храмоохранителей не заметил? Что за сила у их врага? Магия? Но не видно никаких ее проявлений, ни одного магического цвета или его отблеска. А Взор способен замечать любую магию, никакому волшебному потоку или колдовскому полю не скрыться от Силы Крови Высшего клана Дайкар, даже если маг намеренно прячет их. Но те удары по руке и ногам Вашата… Даже он, Высший, успел заметить только смазанное движение.

– Всем успокоиться! – приказал он. – Держаться вместе. По-одному не атаковать. Гримоу, Клатак. Исполняйте приказ, мы вас прикроем.

Фатанкар всего на миг скосил глаза, убеждаясь, что Гримоу и Клатак начинают отходить внутрь Храма. На одно недолгое мгновение. Это была привычка, выработанная использованием Силы Крови. Он привык, что в трансформе продолжает видеть все окружающее.

Но сейчас Сила Крови подвела.

Потому что когда он посмотрел еще раз, перед ним мелькнул зеленый плащ, а стоящие по бокам Кивод и Динкар замерли с выражением удивления на лицах. В их шипастой броне в области груди зияли рваные дыры, а в руках пришельца покрывались огнем упыриные сердца. Огонь яркими веселыми язычками поднимался на метр вверх.

– Холодно. Легенды не врали, – сказал пришелец, брезгливо стряхивая остатки сожженных сердец на мраморные ступени диптера.

Ярость захлестнула сознание Фатанкара. Упырь заревел, теряя рассудок. Взмах по-особому сложенной рукой – и Живущие в Ночи моментально разделились на две группы, чтобы напасть на противника с разных сторон. Четверо нацелились на его ноги, трое на голову. Сам Фатанкар двигался по центру, прямо на убившего его подчиненных ублюдка. Его клыки сильно выпирали, и знающие повадки упырей сказали бы, что он прекращает контролировать свою трансформу, возвращаясь в состояние дикости.

Живущие в Ночи не напали все одновременно. От каждой группы отделились по одному не-живому и резко бросились на пришельца. Мощные когти должны были раздробить колени, чешуйчатые руки – пробить череп. Будь это простой смертный, даже с наложенными на него заклятиями, он бы не успел среагировать на совместную атаку двух трансформировавшихся упырей.

Однако противник не был простым смертным. Он не стал блокировать удары, он не стал контратаковать.

Просто Фатанкар снова увидел смазанное пятно, мелькнувшее рядом, и даже вроде успел задеть его быстрым ударом…

Но почему-то вдруг кровь хлынула из его оторванной руки, силы покинули командира, и он упал, а нападавший оказался среди тройки заходивших на него справа. Он подпрыгнул, и обе его ноги ударили упырей в подбородки. Громкий хруст костей возвестил, что ему удалось сделать то, что считалось невозможным, – он сломал челюсти Живущим в Ночи, челюсти, которые по крепости не уступали алмазам с Горы Богов. Но и это было еще не все. Прежде чем его ноги после удара опустились вниз, он схватил упырей за волосы и с громким выкриком резко послал руки вперед. Снова хруст – и головы упырей безвольно повисли, откинувшись им на спины.

Все произошло так быстро, что третий не-живой только начал разворачиваться к врагу, пока два его умирающих товарища падали на ступени диптера. Он лишь успел раскрыть пасть, заревев, когда пришелец молниеносным ударом ладони вогнал кусок черепа упыря в его собственный мозг. Упырь еще держался на ногах (не-живые способны переносить и не такие ранения), однако противник сумел пробить костяной панцирь на его груди и добрался до сердца. Из-под зеленого капюшона донесся смешок, холодные, точно кинжал жестокосердного Анубиямануриса, пальцы сжались, и тело упыря вспыхнуло, окутанное вырвавшимся из его сердца пламенем.

Двое упырей, те, что были слева, швырнули в пришельца ритуальные копья и бросились следом, не уступая копьям в скорости. Впрочем, атака оказалась роковой как для оружия, так и для оруженосцев. Рубящим ударом ноги враг отбил копья в сторону, а затем, не прекращая движения, вогнал локоть в висок первому Живущему в Ночи, заляпав кровью и сгустками мозгового вещества свой плащ. Второй упырь успел увернуться от выпада ноги и сумел схватить ее, готовясь оторвать от тела, но почему-то вместо ноги врага в руках у него оказалась нога убитого до этого не-живого, а враг появился сзади. Взор не сумел отследить, как это произошло, и упырь впервые в жизни испытал ужас, раскрывший перед ним бездны темного Ничто. Впрочем, чувство это, способное, по утверждению эквилидорских философов, раскрыть смертным Бытие как таковое в экзистенциальной данности, длилось недолго – удар ногой перебил позвоночник Живущему в Ночи, и тут же затихло медленно бьющееся сердце, раздавленное железным каблуком сапога.

– Снова играешься? – раздался осуждающий голос.

Фатанкар, приподняв голову, смог разглядеть кого-то невысокого в коричневом плаще, который легко держал в руках трупы упырей, тех двоих, что вместе атаковали смертельно опасного врага. Взор не разглядел на них ни ран, ни переломов, ни вообще следов насилия. Упыри умерли будто от того, что их сердца остановились по естественной причине.

Хотя этого не могло быть.

– Эти двое могли убежать и предупредить жрецов.

– Но ведь не убежали. – Ублюдок, убивший всех его товарищей, спокойно шагал к Фатанкару, облизывая пальцы. Судя по кровожадной ауре, которая окутала его после насилия, намерения его по отношению к командиру отряда были вполне определенными. – И не предупредили. Я бы их догнал.

– Не забывай, почему мы ускользаем от их Взора. Если бы не Мастер, тебе бы не удалось так легко справиться с ними.

– Эти мертвяки мне не ровня, даже не будь на мне…

– Тише. Лучше помолчи. И у ветра есть уши.

– Ладно, ладно. Только помни, что сильнее меня в нашей команде – только…

– И имен не надо.

– Ну ладно. Что дальше?

– Хранитель находится на нижних уровнях.

«Хранитель? – подумал Фатанкар. – Что за хранитель?»

– Вход мои тени скоро найдут. Следуй за ними, а я разберусь со жрецами. Воплощение Ночи – не особо… мм… скажем так, Воплощение – не особо приятная конструкция, и мне не хотелось бы, чтобы ты и я имели с ним дело.

– Странно, что так мало охраны, – пробормотал первый пришелец и кровожадно посмотрел на Фатанкара. – Эти мертвяки слишком уверены в себе…

– Это ты самоуверен. Постарайся не забыть, что Хранитель не ровня тем, кого ты убил.

– Я надеюсь на это.

«Даже так? – Если бы были силы, Фатанкар бы рассмеялся. – Как же это глупо… теперь я понимаю… убоговские Сива… как хитро… проклятье…»

– Ты убьешь его или позволишь забрать тело мне?

– Ну уж нет. Я начал, мне и заканчивать. Только мне позволено убить его.

Говорили о Фатанкаре. Это понятно. Но почему медлят, зачем разговаривают? Впрочем, это хорошо, есть возможность для жрецов заметить, что что-то не так, есть возможность, что проклятые убийцы встретят не слуг Ночи, ни о чем не подозревающих, а приготовившихся к жесткому отпору Зазывателей Ночных Сил. И тогда…

Впрочем, тогда он будет мертв.

В этом Фатанкар не ошибся. Первый пришелец схватил его голову и без заметных усилий оторвал от тела. Конечно, упырь мог это пережить и восстановиться… но его череп хладнокровно размолотили о мраморные ступени. Мозг и сердце. Два самых слабых места упыря. Почти как у прочих смертных. Правда… Нет. Единственные слабые места обыкновенного упыря.

Все остальное можно восстановить. Это – никогда.

Луна была злой.

Когда-то Понтей услышал от отца, что наделение неживых объектов качествами смертных только запутывает познание этих объектов. Понтей был молод и удивился. Как же так? Ведь месяц, появляющийся каждый вечер, – бог. И не просто бог – посланец Ночи, который позволяет ей напоминать о себе. Не будь посланца, как отличить Ночь от Тьмы?

Отец улыбнулся и сказал, что богам – божественное, а материальным объектам в их мире – материальная объективность в их мире. Что Луна – это не только бог. И что бог – это не только Луна.

– Не будешь же ты утверждать, что когда Проклятый Путник садится за горизонт, то лишь по этой причине наступает Ночь? – улыбался отец. – Мы должны понять различие, – продолжал он. – Большинству упырей непонятно, зачем различать это. Другие, а их еще больше, даже не знают, что это стоит делать. И мы, Живущие в Ночи, не одиноки в своих воззрениях на мир. Люди, эльфы, гномы, вампиры, валлаты, драуга, эш-шенори и мириады других – в общей массе всегда есть группы, которые стремятся к истинному знанию.

– А остальные?

– Остальные? – Отец посмотрел на развешенное в зале фамильное оружие. – Остальные, – повторил он, – остальные просто живут.

Но Луна все равно была злой. Ей бы спрятаться сейчас за тучи и перестать освещать Землю, дав двум бегущим упырям преимущество перед неведомым врагом. А она светила так ярко, что напоминала своего брата, Врага Ночи. Почему-то казалось, что Луна злится, захлебывается недобрыми помыслами и стремится их излить именно на них двоих, верных слуг и почитателей ее госпожи – Великой и Милосердной Ночи.

Но Луна не могла быть злой. Просто так получилось.

– Осторожно!

Рык охранника заставил Понтея насторожиться. Да, он маг, один из лучших, но охранник тренировался в клане Вишмаган и быстрее, чем он, заметит опасность. Однако остановиться сразу упырь не мог: частичная трансформа ног, совершенная, чтобы бежать наравне с охранником, не дала ему затормозить. Он сделал еще три шага, и тут прямо перед ним взорвалась земля. Она разлетелась, словно красочный фейерверк, выписывая в воздухе дуги и зигзаги, а следом из-под земли поползли…

«Змеи? – мелькнула мысль. – Неужели Атан?..»

Но клан Атан оказался ни при чем. Еще секунда, и Понтей разобрал, что из земли растет трава. Ему вспомнились солдаты из сказок Морского Союза, появившиеся из брошенных в землю клыков дракона и растущие, чтобы покончить с теми, кто по глупости оказался на их пути. Понятное дело, трава эта не была обычной – она извивалась, как те самые змеи, за которых Понтей ее принял, и размерами отличалась от обычной муравы. Завидев такую траву на своей тщательно ухоженной декоративной лужайке, Светлый эльф в ужасе совершил бы ритуальное самоубийство.

«Нож-Трава? Не похоже. Травяные Копья? Опять не то… – Понтей лихорадочно перебирал варианты. Думать быстро он умел, а сейчас от этого зависела его жизнь. Об охраннике он не вспоминал. Тот мог постоять за себя в бою. Правда, сейчас он должен был защищать и себя и Понтея, причем Понтея лучше, чем себя, что уменьшало его боеспособность. – Новая магия? Надо было давно…»

Время вышло.

Стебли, свернутые в тугую спираль, вдруг все одновременно выпрямились, как выпрямляется долго сжимаемая пружина, и со скоростью, которой позавидовали бы боги ветра, ударили по упырям.

Взметнулась пыль.

Зарычал охранник.

Понтей вдруг понял, что даже не знает, как его зовут. Охранник мог умереть прямо сейчас, здесь, и Понтей никогда не узнает его имени, потому что потом вряд ли станет ходить и расспрашивать, как зовут того Живущего в Ночи, что обычно сопровождал его в библиотеку Дайкар.

Если потом будет кому ходить…

Понтей приоткрыл глаза. Если кому сказать, что один из могучих чародеев клана Сива, да что там – Лангарэя, испугался и зажмурился, когда его атаковали, то… То все поверили бы, конечно. И обсуждали при каждом удобном случае, считая удобным случаем нахождение Понтея в метре от себя. Обсуждали бы, громко и фальшиво удивляясь.

«Сработало… Сработало!»

Трава дрожала в двух метрах от Живущих в Ночи, словно схваченная невидимой рукой. Дрожала, пытаясь вырваться и продолжить свой удар, оставив от не-живых два бездыханных тела. Понтей ухмыльнулся. Не получится. Теперь не получится. Он поднял руки, складывая их в жесты, пробормотал ритмическую формулу – не было сил сейчас ее продумывать, легче произнести на телесном уровне.

По травяным стеблям, змеящимся в незримой ловушке, помчались желтоватые огоньки, размерами напоминающие светлячков. Помчались от застрявших в магическом захвате кончиков травы, которые наверняка были острее даже мечей эльфов, до самой земли. А затем все они разом посерели и осыпались безобидной трухой, точно древний зомби, развоплощенный некромагом.

– Будьте настороже, хозяин, – сказал охранник, ничуть не расслабившийся после уничтожения атаковавшей их травы. – Это вряд ли конец.

Его слова тут же подтвердились. Точно Ночь решила испытать своих детей и наделила их даром воплощать в реальность худшие предположения.

Гм… Интересно было бы разработать такое Заклинание.

«Не отвлекайся, Понтей! – одернул себя упырь. – Лучше приготовься…»

Новое лицо явилось на сцену кровавой пьесы.

Он появился нарочито медленно, неторопливо, как опереточный злодей, дающий зрителям разглядеть себя во всех деталях. И не стоит отказывать ему в определенной эффектности – возник он весьма впечатляюще и броско. Сначала из земли поползли новые стебли, покрытые ярко-красными цветками, и Понтей напрягся, готовясь к следующему выпаду. Но стебли продолжали прибывать, не предпринимая больше попыток наброситься на упырей. Они цеплялись друг за друга и свивались в единое целое. Очередные десятки стеблей вплетались в образовывающийся куст, делавшийся все более плотным, пока Понтей не заподозрил…

Да. Он не ошибся. Форма куста напоминала фигуру обычного смертного, которых полным-полно от западных Жемчужных берегов до восточных Божественных порогов, гор, где, по слухам, находятся двери в оба мира Бессмертных: в Нижние Реальности убогов и Небесный Град богов. А после того как все цветы внезапно раскрылись, осыпав куст лепестками, и куст задвигался, незаметно даже для зорких глаз Живущих в Ночи, обретая плащ и ужимки, характерные для живого существа, сомнений не осталось.

Лично прибыл тот, кто пришел за…

Так, об этом не думать. А приготовиться к схватке. В которой скорее всего и он, упыриный маг, и охранник, упыриный воин, имени которого он не знает, погибнут. Потому что Понтей не чувствовал ничего. Ни ауры, ни магических полей, ни запахов. Значит, противник очень серьезный.

– Господа упыри, мои поздравления, – произнес вдруг враг, поправляя черный капюшон. – Вам удалось отбить мои Пики Травы…

«Все-таки модификация Травяных Копий, – с облегчением и с возникшим вдруг весельем подумал Понтей. – Значит, еще можно побарахтаться…»

– Однако, и вы поймете это хотя бы по тому, что я с вами заговорил, – продолжил враг, – больше вам ничего не удастся предпринять. Умрите!

И он атаковал.

Кто-то спускался.

Хранитель погладил «волчицу». Спускался не жрец, и не жрица, и не проверяющий, и не маг. Все они ходят по-другому.

Жрец – тот идет мелкими шагами, будто следит за каждым движением. При этом кажется, что он вот-вот споткнется и упадет, но он не спотыкается и не падает.

Жрица – эта идет осторожно, словно несет драгоценность, и сосредоточенна так, точно перед этим уже несла подобную драгоценность и разбила ее.

Проверяющий – тот идет неторопливо, но так, словно готов в любой момент сорваться и побежать. За кем-то или от кого-то.

Маг – этот впечатывает ноги в ступени, точно воображает, что не ступени это, а история и он просто обязан оставить в ней свой след.

Тот, кто сейчас спускался по лестнице, шел совсем по-другому. Он будто и не шел, словно его не существовало, но каждый его шаг заставлял морщиться, потому что шаг этот делался так, что маги обзавидовались бы – не в истории он должен остаться, а история должна начать послушно извиваться вокруг него.

Хранитель улыбнулся.

Мир, которого нет, преподнес ему сюрприз, на время прикинувшись существующим. Он коснулся верхнего лезвия «волчицы», и она отозвалась одобрительным звоном. Она полностью разделяла его чувства.

Чтобы спуститься к нему, посетитель должен пройти два уровня с ловушками. Если он один из тех, кто посадил его, Хранителя, сюда, то он минует ловушки, не активировав их. В противном случае…

Заскрипели колеса, приводя в действие первую западню.

Хранитель печально улыбнулся. Значит, что-то изменилось в мире, которого нет, если к нему спускается не один из его покровителей. Но будет жалко, если он не дойдет…

Шаги зазвучали вновь. Здорово!

Он миновал первую ловушку – два огромных вертящихся диска, которые должны разрезать незнакомца наискось и пополам.

Как здорово!

Когда день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем, год за годом повторяется одно и то же, перестаешь понимать, зачем существуешь ты в этом вечном повторении. Ведь не станет тебя – и кто-то другой займет твое место. А перестав понимать свое существование, ты уже начинаешь переставать существовать. А если нет тебя – значит, не должно быть и окружающего тебя мира.

Весь мир – обман. Иллюзия…

Горька та ирония, которая сквозит в мыслях Живущего в Ночи из клана Таабил, считающего мир иллюзией.

Первый раз иллюзия дала трещину и показала мир настоящий, когда ему дали «волчью метлу». Дали – но он принял ее как дар.

А потом водоворот вечного повторения снова швырнул их в мир, которого нет. Но у них двоих уже был осколок настоящего мира. Они вдвоем продолжали хранить его, создав свой островок реальности в мире, которого нет.

И вот сейчас, когда раздался скрежет второй взломанной ловушки – выскакивающих из стен двух молотов, способных превратить смертного в блин, – настоящий мир вторгался в вечный повтор.

Настоящий мир может прийти по-разному. Хранитель это понял давно.

Настоящий мир прорывается в те моменты, когда ты сам остро чувствуешь свое существование.

А все остальное – ложь. Обман. Иллюзия. Мир, которого нет.

Сердце Хранителя забилось чаще. Он начинал чувствовать свое существование.

Сейчас он был рад. Так, как раньше, в далекие времена, радовался приходу матери, когда каждый день был наполнен пусть и простым, но существованием…

Свист арбалетных болтов – и спуск продолжается. Еще одна ловушка пройдена.

Шипение ядовитого газа, от которого глаза лопаются и вытекают из глазниц, пока руки раздирают собственное горло, – но шаги звучат.

Смыкающиеся со всех сторон стены – и тут слышны глухие удары, – а потом снова спуск.

Хранитель ждал. И радовался. Радовался, как ребенок новой игрушке…

Второй уровень ловушек использовал магию. Здесь шипел воздух, свернутый в упругие пружины заклятием Пронзающего Ветра. Здесь ревело пламя, бесноватым потоком мчавшееся по коридору в форме Голодного Языка Огня. Здесь вода обрушивалась водопадом, а водопад оборачивался Водяными Змеями, укус которых не просто ядовит – он обращает все в воду. Здесь взрывался камень, тысячами осколков Земного Облака целясь в нарушителя…

Здесь тот, кто спускался, задержался.

И Хранителю с «волчицей» даже подумалось, что он не дойдет, но…

Но Пронзающий Ветер рассасывался, не успев догнать незнакомца.

Но Голодные Языки Огня гасли, не добравшись до плоти незнакомца.

Но Водяные Змеи не успевали жалить – и обращались обратно во влагу.

Но Земное Облако ни в кого не попадало – и переставали дрожать камни.

А потом затрещала дверь, последняя преграда на пути в схрон. Славная крепкая дверь из красного дерева, растущего в Голодных лесах. С не менее крепкими и вдобавок заговоренными засовами.

Дверь выдержала двадцать два удара. А потом треснула, впуская незнакомца в обитель Хранителя.

– Здравствуй, – сказал Хранитель. – И спасибо тебе. Хочешь ли ты умереть?

Магия. Олекс терпеть не мог магию. Несмотря на то что магия помогала им, сейчас она убоговски все и усложнила. Нет, его способности и морфе помогли пройти сквозь разрушительные сгустки Силы, однако знакомый кислый привкус во рту заставлял думать, что слишком дорогой ценой он прошел сквозь колдовские преграды.

Неожиданно мог начаться новый приступ – вот что означал этот убогов кислый привкус. Неужели снадобье Мастера перестает ему помогать? Тогда лучше провалиться в Нижние Реальности, чем снова и снова испытывать эти боли и сумасшествие, неизменно заканчивавшиеся одним и тем же…

Ну почему из всех только у Олекса после Изменения появился побочный эффект? Что это за шутка богов?

…и презрительно кривящиеся губы Эваны…

В дверь, последнюю помеху на пути к цели – он чувствовал это, он ударил со всей силы.

Так, как если бы бил по Эване.

Если бы смог.

Олекс бил и бил, пока трещавшая под ударами дверь не выдержала и не развалилась пополам, открывая доступ к этому…

«Ну и где этот Хранитель?» – успел подумать Олекс, пролезая сквозь дверной проем, когда услышал – на чистом Всеобщем, без акцента, который накладывается на этот язык родным говором:

– Здравствуй. И спасибо тебе. Хочешь ли ты умереть?

Голос был приятным и каким-то… по-юношески задорным, что ли. И принадлежал он…

Олекс сначала не поверил своим глазам. Как это понимать?

Посреди огромного зала с разрисованным полом, с даратскими колоннами вдоль стен и со столом в дальней его половине, с факелами на стенах (а они упырям зачем?) стоял светловолосый упырь. Высокий, стройный, одетый в простой кожаный доспех поверх кольчуги, доходящей до колен, с наголенниками и наручами из кожи, в сандалиях из беаргского шелка, которые любят носить философы Морского Союза, выходя в парк порассуждать. Он держал в руках «волчий хвост», копье с зазубренными шипообразными веточками от наконечника до середины древка, которое Олекс видел только на картинках в книгах Мастера.

Упырь, чьи глаза были скрыты повязкой. Олекс захохотал. Говорят, боги лишают разума того, над кем хотят подшутить. Обман. Врут. Можно даже сказать – безбожно врут.

Боги не лишают разума того, над кем хотят подшутить. Боги лишают того удачи. Олекс пришел драться. Олекс пришел выплеснуть копящееся в нем безумие.

Но удача снова отвернулась от него. Как можно драться – с этим? Со слепым мальчишкой?

Упырь озадаченно повел головой, услышав смех.

– Твой смех… Ты рад? – спросил он.

– Рад?! – воскликнул Олекс. – Рад?!! Да я зол так, как не злились убоги, когда боги прогнали их в Нижние Реальности. Рад?! Как можно радоваться, когда ожидаешь встретить достойного противника, а видишь непонятно кого? О нет, кровосос, я не рад! Я убоговски не рад!

– Ты смеялся… – Упырь пожал плечами и задумчиво прикоснулся к ближайшей веточке «хвоста». – Она тоже не понимает… Но ты не ответил на мой вопрос, нежданный гость.

– Какие, к убогам, вопросы? – Злость поднималась от живота к голове. Именно в животе злость возникала – как будто голод охватывал Олекса. Начинало покалывать в желудке, а потом вверх-вверх, до самого мозга, тысячами мелких лапок топоча по сознанию. – Если только ты хочешь спросить, пожалею ли я тебя…

– О нет! – покачал головой упырь. – Я просто повторю сказанное раньше. Хочешь ли ты умереть?

– Ты мне угрожаешь, кровосос? – осклабился Олекс.

Смешно. Не слишком ли шутка затянулась, а, боги?

– Это не ответ, человек.

Олекс, готовящий едкую реплику, запнулся. Как, убоги дери, он узнал?.. Как этот упырь узнал, что перед ним – человек? Он не должен…

– Ответом твоим должно быть: «Да, хочу» или «Нет, не хочу».

Злость окутывала сердце Олекса, черными – наверняка черными – коготками покалывая его.

– Уж поверь, кровосос, умирать я пока не собираюсь, – сжав кулаки, прошипел он сквозь зубы. – Доволен? А вот ты…

– Тогда, если не хочешь умереть, – перебил упырь, – ты должен немедленно покинуть это место.

«Ах ты тварь! – Чернота злости скользнула по горлу Олекса. – Да как ты смеешь… как ты смеешь?..»

– Я – Хранитель. Если тебе это о чем-нибудь говорит. И я из клана Таабил. Если и это что-либо тебе скажет.

Злость почти опутала Олекса, но остатки разума фиксировали сказанное упырем, воскрешая в памяти наставления Мастера.

– Таабил… – повторил Олекс. – Кровососы, чья Сила Крови – Правдивая ложь, создание иллюзий… Однако…

Что там говорил Мастер? Таабил порождает иллюзию в сознании смертного, а затем из воздуха создает вторичную внешнюю иллюзию, соответствующую ментальной. Таким образом, иллюзии Таабил никогда не могут быть настоящими, они не существуют, они лишь кажутся реальными благодаря воображению, как поддельное золото алхимиков, которое выглядит настоящим, но таковым не является. Нужно четко это понимать, иначе последствия будут самыми неблагоприятными. Это не реальные воздействия, а всего лишь phantasticam apparitionem – воображаемое появление, но и оно способно навредить, если ему поддаться…

Но!

Таабил могут создавать иллюзии только посредством своих глаз. То ли лучи из них какие-то испускают, то ли гипнотизируют смертного сменой красок в зрачках. Подробности Олекс уже не помнил.

Боги, вы продолжаете шутить?

– Что может сделать Таабил с повязкой на глазах, а, мертвяк? – издевательски спросил Олекс.

– Да, я слеп, – признался Хранитель. – Это моя слабость и мой позор как Живущего в Ночи из клана Таабил. Но и твой ущерб тяготит тебя и не позволяет быть достойным твоей силы воина.

Снова? Откуда он знает? Нет, как он узнает?

– Поэтому я и говорю тебе – уходи. Я не хочу убивать того, кто подарил мне и ей мгновения настоящего. Но если не уйдешь, значит, ты соврал, и на самом деле ты хочешь умереть. Тогда я убью тебя.

– Если кто здесь и умрет, то только ты! – заорал разнервничавшийся Олекс. – Готовься, мертвяк, я вырву твое сердце, и оно сгорит в моих руках!

Злость стальной проволокой скрутила Олекса. Он мял эту злость в своих руках, ее чернота топила в себе его разум. И Олекс знал, кто причина этой злости.

Проклятый мертвяк-кровосос, провались он в Посмертие Тысячи Болей! Он не верит в силу Олекса! Он презирает его! Он смотрит… Ну, хорошо, смотреть он не может, но если бы и мог, то точно смотрел бы на Олекса сверху вниз!

Становилось больно. Как и злость, боль рождалась в животе, повторяя проложенную злостью дорогу. От этой боли хотелось, чтобы бытие стало небытием, лишь бы боль исчезла. И Олекс знал, как он мог избавиться от этой боли. Ненадолго. Но избавиться.

– Скажи, Хранитель, – улыбнувшись уголками рта, сказал Олекс, – есть ли в тебе дух? – Он чуть нагнулся вперед, напрягая мышцы и прикидывая расстояние до упыря. – Есть ли в тебе дух?

– Вот, значит, как? – Живущий в Ночи поднес древко «волчьего хвоста» к лицу и словно прислушался к нему. – Хорошо, человек. Ты выбрал.

Вот сейчас. Решить дело одним ударом, пока он отвлекается на свое копье…

Что? Олекс застыл, боясь пошевелиться. Где… Где этот мертвяк, который только что стоял посреди зала, прямо на рисунке, изображающем какой-то цветок, и вдруг исчез…

Но самое плохое… Олекс сглотнул. Самое плохое, что кто-то стоял позади него, а Олекс даже не почувствовал, чтобы кто-то приближался. Неужели все-таки наведенный морок? Но как? Ведь он не видел глаза Хранителя!

– Все дело в том… – прошептал сзади кто-то – не кто-то, убоги побери, а Хранитель! – Все дело в том, что для того, кто не видит, расстояний не существует. Расстояние – ложь.

А затем в спину будто вонзились звериные клыки, стараясь пробраться как можно глубже. Олекс закричал. Мощный удар швырнул его вперед, на рисунок, изображавший закат Солнца. Падая, человек успел сгруппироваться и развернуться, чтобы ударить ногами.

Но перед Олексом никого не было.

Упырь продолжил стоять возле двери, обеими руками держа «волчий хвост» перед собой и смотря… нет, не смотря, не может он этого делать… наверное, просто направил лицо на свое копье, у которого…

Олекс нахмурился. Ну, не может этот упырь создавать иллюзии! Тогда почему ему кажется, будто веточки-лезвия «хвоста» шевелятся, словно настоящие ветки под напором ветра?

– Она говорит, на тебе было заклятье, – сказал Хранитель. – Хотя нет, не заклятие, точнее, не только заклятие. Что-то другое. Но ей и это понравилось…

Она? Ей? О ком это он?

– Видишь ли, – Хранитель неспешно, будто и не опасался ответного нападения, зашагал к Олексу, постукивая копьем о пол, – древко моей «волчицы» сделано из груши кровавой, очень редкой разновидности дерева, растущего только в местах, пораженных некротическим гниением. Достать это дерево трудно, но можно. А лезвия выкованы из темного мифрила и закалены в Вечном Пламени Сердца Гор, в которое бросаются старые индрик-звери, когда чувствуют приближение смерти. Поэтому у моей «волчицы» есть талант. Она способна замечать магию во всех ее проявлениях, каковы бы они ни были. Даже самые ничтожные проявления. Даже самые сложные, с защитой самих себя. А заметив – она пожирает магию.

Он остановился и направил копье на Олекса. Веточки-лезвия снова задвигались. Но теперь они напоминали клыки хищного зверя, пережевывавшего добычу.

Как же так? Ведь Мастер сказал…

…Игла вошла в вену легко, как и много раз до этого. Но сейчас Олекс почувствовал совсем другое, чем раньше. Руке стало жарко, хотя температура в комнате была невысокая.

– Что это? – полюбопытствовал Затон.

Конечно, спросить хотели все, но обычно излишние вопросы прощались только Затону.

– Сюрприз для Живущих в Ночи, – ответил Мастер, подходя к Тавилу, который терпеть не мог уколов и поэтому зажмурился, чтобы не видеть, как его будут колоть. – Немного магии, немного трав, немного того, чего вам не понять. С этим вы легко обойдете их Силу Крови.

– Это Заклинание из высшей магии? – благоговейно спросила Эвана, в отличие от них не прикованная к креслам, а стоящая в стороне.

– Я же сказал – немного магии, – раздраженно бросил Мастер. – Дайкар в первую очередь обнаружат волшебство, не зря же их понаставили вокруг того, что нам нужно. Поэтому магия в этом растворе минимальна и начнет распадаться в крови первой. Она – фундамент, но вам поможет в первую очередь стоящее на фундаменте здание! – Это Мастер говорил уже им четверым. Эвана и Сельхоф с ними не шли…

Ну да! Как же он мог забыть? То, что Мастер ввел им в кровь, было направлено против Силы Крови упырей. А этот Таабил не использует Силу Крови. И его убоговское копье – оно не только пожрало заклятие, положенное в фундамент снадобья Мастера, оно разрушило и все здание, ведь без фундамента постройке не устоять…

Значит, Олекс теперь слабее этого кровососа? Значит, Хранитель сильнее? Сильнее? Нет уж! Как бы не так!

Вот теперь…

Хранитель нахмурился и резко отдернул копье. Он не видел, но почувствовал перемену настроения в противнике и неожиданное изменение его реакций и движений. Звук, иное распределение жара от факелов и тянущийся из помещения ветер быстро сообщили ему, что там, где только что была «волчица», будто ураган пронесся, всю свою ярость обрушивший вместо копья на пол…

Хранитель отступил на шаг.

Он ощутил: место, куда был нанесен удар, основательно разрушено, словно по нему ударили пульсаром или огненным шаром.

Но конституция человека, после того как «волчица» поглотила ту странную магию, что он излучал, не должна была позволить ему наносить удары с той же силой, с которой он прошел оба уровня ловушек и снес дверь.

Или дело совсем не в магии? Неужели есть еще что-то?

– Слышишь, ублюдок?!

Странно. Голос изменился. Теперь он принадлежал человеку другой телесной организации и другого склада ума. Но магии никакой не было! Иначе «волчица» снова бы пожрала ее!

Хранитель принюхался. Исчез и запах крови, которая текла из ран на спине нарушителя после удара «волчицей», словно опять появилось то магическое-не-магическое излучение, которое не давало раскрыть, кто перед Живущим в Ночи. Но опять же это невозможно, пока здесь «волчица». Она заметит любую магию почище любого Дайкара или Вайруша!

Или раны на спине уже закрылись? Так быстро восстановиться? Невозможно! Это человек, а не упырь! Его слух, слух Хранителя, не обманешь никакой магией!

– Помнишь, ты спросил, рад ли я?

Хранитель вздрогнул, потому что вопрос прозвучал откуда он не ожидал – от западной стены, хотя противник до этого находился почти в центре зала, – он это точно помнил!

– Да, я рад!

Идет!

Живущий в Ночи завертел «волчицей» над головой, резко присев. Врага, бездумно бросившегося на него в такой момент, разрезало бы пополам. А этот мчался на него на огромной скорости, и он не должен был успеть остановиться…

Успел. Хихикнул.

– Я рад! Потому что мне достался достойный соперник! Соперник, способный оценить мою силу! Соперник, в котором есть сила духа!

«Он изменился, – подумал Хранитель, вставая и крутя «волчицей» вокруг себя так, чтобы лезвия были направлены вверх и вниз, образуя смертельный сверкающий круг. Зацепи этот круг обычного смертного – и от того осталось бы мокрое место. – Он изменился, и не только в движениях. Изменилось его тело. Но как?»

Возможно…

Он бежал сзади, метя в спину, не вспомнив о рыцарских принципах чести и достоинства. Хранитель улыбнулся. В этот миг он уже знал о противнике больше, чем в прошлый. В этот миг у него стало больше шансов на победу.

Противник ударил, словно и не замечая смертоносного круга «волчицы» возле Хранителя, словно его руки удлинились настолько, что этот круг перестал быть опасным. А звук воздуха, расходящегося под ударом рукой, был совершенно другим, нежели от удара кулака или даже зажатого в руке стального шипа.

Возможно…

Когда «волчица» начала снова заходить за спину, Живущий в Ночи сделал полуоборот и оттолкнулся от пола. Теперь свистящий круг обратился в сверкающее колесо с вертевшимся внутри Хранителем, и этот новый круг неотвратимо понесся на нападающего, точно Колесо судьбы, к которому в Начале Времени Равалона привязал себя убог Вальде, стремясь познать все тайны мира, но не выдержавший быстрого вращения и сошедший с ума, когда Колесо помчалось в Бездну Тысячи Вещей.

Колесо с осью-Хранителем обрушивалось на противника, которому теперь некуда было деваться. Да, враг мог замереть на месте, пытаясь остановить свой удар. Но мог ли он убрать руку и увернуться от ответного удара, когда уже сам был в непозволительно близкой зоне?

Нет, не мог.

Он и не стал.

Сверкающее темным мифрилом лезвий, слившихся в одном неразличимом движении, колесо резануло по руке человека, оставив на ней рваные раны. Основной удар был направлен в корпус, поэтому «волчица» и не «отгрызла» его руку от тела.

Возможно…

И тут произошло то, чего Хранитель не ждал. Здоровой рукой человек резко схватил «волчицу» за веточки-лезвия и с огромной силой воткнул их в пол, прямо в чашу, полную винограда. Чтобы не упасть, Живущий в Ночи сделал свечку, держась за древко копья и балансируя на нем вниз головой. Он отметил, где находится противник, и, ловко перебирая руками, крутанулся, согнувшись. Две ноги ударили по голове человека, не ожидавшего, что упырь окажется настолько ловок и так быстро сориентируется и сможет использовать энергию движения сверкающего колеса. Противник отлетел в сторону, врезался в стену и застыл.

Тяжело дыша Хранитель опустился на ноги и выдернул «волчицу». Если бы он мог видеть чашу, он бы подумал, что возникшие трещины похожи на бороздки сока, что стекает из винограда. Но он не видел и не думал. Колесо – сложный прием: трудно распределить вес на все тело и при этом не позволить наконечнику «волчицы» даже чиркнуть по полу. Однако колесо могло спокойно разрубить семь сложенных вместе железных нагрудников, поэтому невероятным казалось, что человек сумел перенаправить направление удара.

И еще. Обе сандалии были разорваны, а ступни слегка порезаны, словно он ударил не по голове, а по шипастой маске, которую любят носить гноллы-разбойники. И запах свежей крови, которая должна была ручьем течь из покромсанной руки…

Запаха опять не было.

«Возможно… – подумал Хранитель, – возможно, я зря не убил его сразу…»

А мир вокруг все больше и больше становился настоящим.

Мир был.

Вот теперь они равны!

Олекс, замерший в восьми метрах от упыря, лизнул изуродованную руку. Ему было хорошо. Он радостно оглядел себя, снова восхищаясь тем обликом, которым наделяла морфе, колотящаяся в его крови.

Руки от локтя до запястий увеличились, там появились шипы, готовые удлиниться в любой момент. Ладонь стала больше, пальцы теперь заканчивались мощными, способными порвать сталь когтями. Ноги от колен претерпели аналогичные изменения, когти могли цепляться за любую поверхность. Олекс мог бы даже забраться на потолок и разгуливать по нему, если б захотел. Туловище изменилось мало, и потому его стоило оберегать особо. Впрочем, в случае чего, Олекс мог быстро выпустить из ног шипы, которые были направлены вверх, и прикрыть ими тело. Голову по-прежнему скрывал зеленый капюшон, подобный сейчас клобуку, остальную часть плаща он бросил возле колонн.

Морфе…

Как хорошо, что этот упыреныш снял с него заклятие Мастера. Они смогли биться на равных – и каждый сейчас был полон духа. Морфе, что легкими ручейками струилась до этого в его теле, теперь весенним паводком прорвала границы старого тела, дав его духу показать себя во всей красоте и совершенстве.

А упырь мчался на Олекса, держа «волчий хвост» за спиной наконечником вверх. Так, интересно, что же он еще может, этот Таабил без Силы Крови клана?

Он мог многое.

Например, внезапно ударить тупым концом древка в пол и взвиться вверх, переворачиваясь вперед и начав крутиться вокруг собственной оси. И, словно подхваченный ветром, мог падать не прямо, а как-то по спирали, словно его падение не подчинялось законам мира, а подчиняло их себе.

«Выкрутасы ну прям как у Меченых…» – промелькнула мысль. А упырь уже был рядом и атаковал Олекса, прекратив вращаться и посылая всю собранную вращением энергию ему в голову. Олекс вскинул руки – упырь не врал о темном мифриле, любой другой металл уже бы треснул, соприкоснувшись с пальцами-клинками, а тогда, вбивая «хвост» в пол, он сильно приложился, так что о защите стоило позаботиться.

Что? Опять… Опять то неприятное чувство, что и в начале поединка, когда упырь исчез и появился за спиной. Вспоминался Сельхоф…

Упырь, падающий на голову Олекса, вдруг исчез. Но «хвост» продолжил свой удар, такой же смертельный, как если бы Хранитель держал оружие в руках. Это чувствовалось в хищном свисте шевелящихся веточек-лезвий. И на некоторое мгновение подумалось, что «хвост» свистит, будто живой…

А упырь появился перед Олексом. Он присел и размахнулся обеими руками: в них блестели длинные и наверняка острые иглы, к тому же покрытые мелкой вязью рун и смазанные на кончиках какой-то дрянью.

Ну с чего он решил, что у Хранителя из оружия только это треклятое копье?

Убоги подери! Руки Олекс опустить не успевал, да и не мог. Удар в голову не сулил ничего хорошего, да и по результатам мог сравниться с иглами, которые уже мчались в его грудь. Оставалось только выпустить шипы из ног, но кто знает, что за магия на этих иглах…

В любом случае выбора не было.

Шипы выскочили беззвучно, за миг до того, как выпад Хранителя достиг цели. Они, словно связанный из прутьев щит, который ставится перед лучником во время стрельбы, выросли перед иглами. А дальше мощный удар потряс Олекса, удар такой силы, которой живо напомнил ему поединок с Эваной.

Шипы трещали и ломались, как щит из прутьев, попади в него огненный шар. По рукам Хранителя словно промчался разряд молнии, вокруг его кулаков вдруг затанцевали шарики с искрящимися внутри водоворотиками. Шарики втянулись в кулаки Хранителя в тот момент, когда сверху ударил «хвост», раздирая руки Олекса своими веточками, которые радостно – да, радостно, Олекс прямо-таки ощутил волну эмоций, плеснувших от оружия, – зашевелились, разбрасывая куски плоти во все стороны.

А вокруг кулаков Хранителя вдруг вспыхнул эннеариновый круг с декариновым треугольником внутри и цепью горящих рун по краям. В тот же миг будто титан схватил Олекса за шкирку и швырнул через весь зал. Именно это спасло человеку жизнь, потому что шипы треснули уже после того, как его отбросило, и иглы не оставили на нем даже царапины. Олекс врезался в стену и сполз по ней, оставив внушительный след в кладке.

Убоги подери, это было больно. Это было очень больно.

Не было возможности даже закричать. Боль парализовала все тело. Он пытался глотнуть воздуха – и не мог. Паника охватывала его, дышать никак не получалось, страх пополз по позвоночнику, прогоняя злость и объявляя себя новым владыкой…

– Иглы Ночи… Ты выдержал… А меня уверяли, что даже магическая защита не способна противостоять им, – удивленно произнес Хранитель.

Правой рукой вертя над головой «хвост», а левой махая перед лицом тремя иглами, Хранитель будто принюхивался к ним. Еще три такие же иглы валялись под ногами упыря… нет, не такие, а какие-то поблекшие по сравнению с теми, что светились в руке кровососа, и яд не стекал по ним. Видимо, здесь то же самое, что и со свитком Заклинания. Стоит использовать заклятие – и свиток становится белоснежно чистым. Словно разряженный арбалет, эти иглы были неопасны… Ну, скептики тут же скажут, что и арбалетом можно огреть по голове и иглу загнать в шею, но по сравнению с тем, чем эти иглы были до этого, – ну прямо детская игрушка против ятагана…

Произнес – и бросился вперед. Все-таки не уверен, все-таки ждет подвоха, а ведь сейчас Олекс полностью уязвим: ему не успеть дотянуться до рук, по которым стекала кровь.

И тогда Олекс сделал единственное, что ему оставалось. Сложил пальцы правой руки щепотью и вонзил когти-клинки себе в рот.

Такого Понтею видеть не доводилось.

Он, конечно, как и всякий Живущий в Ночи из знатной семьи, брал уроки фехтования, но все эти стойки, позиции, выпады и блоки мгновенно вылетели у него из головы, как только он обнаружил то, что ему действительно было интересно, – магию. В конце концов, каждый ведь должен заниматься тем, к чему более приспособлен? Ведь так только и можно достичь гармонии в обществе?

Но сейчас, глядя на своего охранника, которого, как он слышал, обучал чемпион клана Вишмаган, он вдруг позавидовал. Позавидовал, что так – не может.

Потому что когда из земли метнулись Жала Травы, Понтей, хоть и ждал нечто подобное, оказался все-таки не готов и не успел принять меры. А охранник – успел.

Он применил частичную трансформу и удлинившимися и заострившимися пальцами ног обрезал крупные твердые стебли двух Жал у основания, а потом метнулся вперед, схватил и закрутил их с такой скоростью, что Понтею показалось, что в руках у охранника два зеленых щита. Вертя Жалами, охранник заскользил между оставшимися, рубя и кромсая их. И ведь он не знал, что коснись они его, и он тут же умрет от яда, переполнявшего их. Не поможет даже регенеративная система упыриного организма, тут бы и горный дракон слег, воткнись в него вот такая травушка. Охранник не знал этого, но ни одно из Жал не достало его, а он, умело применяя где надо Силу Крови, обрубил их все.

А затем охранник совершил ошибку – он бросился прямо на врага.

«Проклятье!» – Понтей сосредоточился, вспоминая все нужные образы и пассы. В пустой комнате, когда тебе не грозит смерть, это выполнять легче…

Смертный в черном плаще не пошевелился, когда Живущий в Ночи бросился на него. Он стоял и смотрел, а на пути охранника вырастали все новые и новые травяные преграды. Но Жала в руках упыря превратились в опасное оружие, они резали все на своем пути, точно алмазные пилы гномов, которыми те режут камень. А затем, когда до врага оставалось не больше метра, тот вскинул руку – и светящиеся белым лианы с желтыми бутонами-цветками выросли прямо из руки, не из земли. Они ударили не по упырю, а по Жалам в его руках. И Жала остановили свое смертельное кружение, мгновенно поникнув, точно из них выпили жизненную силу. А цветы мгновенно раскрылись, их желтые лепестки оторвались и полетели в упыря.

И вряд ли радоваться такому цветочному дождю были причины…

Охранник не успел увернуться.

«Что за…» – Тавил нахмурился.

Он так легко заманил в ловушку этого упыря-простофилю, а тут… Лепестки Смерти замерли прямо перед лицом Живущего в Ночи, подрагивая, словно выброшенная на берег рыба, неспособная добраться до родной стихии.

Магия? Точно!

Вон второй упырь стоит с напряженной мордой, бормочет что-то и машет перед собой руками. Низший уровень, судя по всему, но все равно неприятно. Их снабдили мощью против Силы Крови, а магические способности к таковым не относились. Впрочем, магия не всемогуща…

«Тогда он тоже остановил Пики, – быстро соображал Тавил, – значит, разобрался, что это не магия. Заклинание только против Заклинания не сумело бы превзойти технику Мастера. Он второй раз останавливает мою атаку, значит, разобрался, что Силой я не пользуюсь. Но раз понял, что я не задействую магию, значит, и сейчас наколдовал что-то такое, что только противостоит материальной структуре, а принцип и основу не затрагивает… Тогда что? Тогда он просто использует такое же материальное противодействие, без эффекта эфирного воздействия. – Тавил скользнул взглядом по лепесткам. – Когда они бежали от поселения, он использовал Огонь. Но сейчас температура не повысилась, влажность в норме, земля не потревожена. Значит, ветер. Ну, тогда…»

«Он уже должен понять, что в первый раз перед его атакой я просто двигал материей, а не использовал Заклинания Защиты, – лихорадочно думал Понтей. – Тогда ему легко догадаться, что и сейчас я Стихией двигаю материю перед этими цветками… Значит, он ударит по материи. И тогда…»

О чем думал охранник – неизвестно.

Тавил вытянул руки, и из них посыпалась золотистая пыль. Она полностью облепила невидимую защиту упыря, и Тавилу стало понятно, что вокруг Живущего в Ночи находится нечто вроде полусферы. А золотистая пыль задвигалась по преграде все быстрее и быстрее, осторожно минуя трепещущие лепестки.

«Он спрессовал воздух вокруг этого упыря и поддерживает его плотность постоянным движением ветра. Неплохое владение воздушной Стихией, но этого мало для моей Пронзающей Пыльцы, – ухмыльнулся Тавил. – Она соберет весь используемый в заклятье воздух, а потом плотнее сожмет его. И этого упыря ничто не будет защищать. Поэтому ему не остается ничего, кроме…»

«…Кроме того, что я должен успеть поставить еще одну защиту вокруг охранника, прежде чем эта пыль разберется с моей первой преградой, – стиснул зубы Понтей. От напряжения у него стали расти клыки, но не было времени отвлечься, чтобы остановить это. – Есть вероятность успеть, но при этом…»

«…При этом ты сам останешься без защиты. Да, упырь? – Тавил усмехнулся. – Эту игру выиграю я, ты зря ее затеял. Умер бы быстро и без мучений. А сейчас, когда я знаю, что ты маг, я замечу проявления Силы и обойду их, нападая на тебя. Ты ведь это уже понял?»

«Это легко понять. – Понтей сглотнул. – Он без труда нападет с двух сторон, сейчас он просто разбирается с воздухом… И он думает, пожертвую ли я охранником, или…»

«…Или он попробует спасти их обоих? Вряд ли, он тратит все силы на подержание своего воздушного блока и просто не сумеет распределить их в достаточной для обоих мере…»

«…И мне придется защищать лишь себя. Значит, он продолжит на охранника ту же атаку, не дополняя ее новой, а на меня нападет иным способом. Вопрос – каким?»

«А этого ты точно не ожидаешь! – Тавил осклабился. – То, что я для тебя приготовил…»

Золотая Пыльца резко взлетела вверх, а лепестки продолжили свой путь, метя в голову охранника. В тот же миг Тавил развернулся в сторону Понтея и…

…и провалился сквозь землю. Точнее, не провалился, а мягко и быстро ушел в нее, не оставив и следа, но выглядело это так, будто земля всосала его в себя.

Понтей вздрогнул.

«Где? Откуда? Откуда ждать атаки?»

А земля вдруг вспучилась в одном месте, изрыгая в воздух куски дерна и травы, потом в другом, в противоположном, затем в следующем, и снова в другом, и снова…

«Из земли? Путает?» – Понтей опустил взгляд и тут же получил сильный удар сзади по голове. Он упал на колени, схватившись за затылок.

– Не там ищешь! – донесся сквозь боль насмешливый голос.

Подброшенные подземными взрывами в воздух дерн и трава перемешивались над Понтеем, складываясь в уже знакомую фигуру. Живущий в Ночи начал уворачиваться, но удар ногой в плечо бросил его на землю. Враг опустился вниз и шагнул к упырю.

– Было интересно, но игра закончена, – сказал он и поднял руки.

Понтей закрыл глаза.

Ну же, давай…

Тавил вздрогнул и посмотрел вниз. Странное, непривычное чувство охватило его. Прямо из его живота торчала огромная ладонь, перебирая пальцами какую-то серую бугристую ленту. Нет, не какую-то. Это были его кишки.

«Позвоночник… перебит?..» – вяло удивился Тавил.

А затем ладонь начала подниматься вверх, разрывая живот и желудок, грудную клетку и легкие, отрывая голову и отшвыривая ее подальше от тела вместе с плащом.

Обезглавленное тело безвольно упало.

Тяжело дышащий охранник, сконцентрировавший всю свою Силу Крови в правой руке и удлинивший ее на пятнадцать метров, с трудом поднялся и зашагал к Понтею. А Сива приподнялся, посмотрев на мертвеца перед собой.

«Все просто, – подумал он. – Все очень просто…»

Действительно, все было просто.

Догадаться, что Понтей использует ветер, чтобы сгустить материю воздуха перед охранником, было нетрудно. Враг знал, что один из двух Живущих в Ночи – маг, когда напал в первый раз. Но он решил, что в тот раз маг встретил его Пики Травы тоже магией Стихий. Понтей же тогда просто не успел использовать Стихию. Он использовал психомагию, ту Силу, которой владел лучше всего. Понтей задержал Пики психокинезом, но противник ведь не мог знать об этом. Когда они с охранником бежали к Храму, Понтей в качестве защиты использовал Стихию Огня, чтобы враги подумали, что он стихийник, если они следили за происходящим, – а в том, что следили, можно было не сомневаться. И когда Понтей поставил защиту из воздуха перед охранником, он одновременно с ней воздвиг и психозащиту, ментальный барьер, прямо под ветром. Пассы он делал специально, чтобы враг не обратил внимания на психическую энергию, Заклинание на ветер Понтей все равно накладывал голосом. А потом враг снял воздушную защиту и напал на Понтея, решив, что с одним упырем покончено и пора разобраться с другим. Однако ментальный барьер задержал лепестки, и те без поддержки пославшего их бесполезной массой осыпались на траву.

А дальше надо было надеяться, что охранник не оплошает.

Это было самым слабым звеном в плане Понтея. Самым слабым и опасным. Его могли убить сразу. Но… Повезло. Убоговски повезло.

– Хозяин, вы в порядке? – склонился над ним охранник.

– Да, я в порядке… – начал Понтей, и глаза его выпучились.

Он ничего не успел сделать.

Взвившиеся позади охранника лианы с красными цветками со скоростью молнии обвили упыря, успевшего закричать, но не успевшего ничего сделать. Цветы раскрылись и приникли к телу Живущего в Ночи.

Раздались сосущие звуки.

Охранник дернулся, трансформа начала меняться, возвращаясь в облик, в котором Живущие в Ночи больше всего схожи с людьми. Кожа потрескалась, обнажились мышцы. Лианы приподняли упыря в воздух, и Понтей с ужасом наблюдал, как на фоне бледного кругляша Луны охранника пожирают цветы.

А потом вниз посыпались кости. Обглоданные, чистенькие, блестящие.

А с земли поднималось тело убитого. Разорванное от пояса пополам, оно, шатаясь, шагнуло к Понтею, напоминая свежеподнятого зомби, которого влечет запах живой плоти. Понтей задрожал. Как маг, Сива мог поклясться, что некромагия не была использована. Вообще проявлений магии не было. Никакой. Как? Почему?

Даже упырь, даже Бродящий под Солнцем и тот бы не смог так быстро прийти в себя. С такими ранениями! А этот… А это… А это существо… Оно даже не регенерировало! Просто шло к Понтею!

И тут Понтей заметил то, что его окончательно добило.

К телу полз плащ. Быстро, будто скользящая к добыче змея. А тело, остановившись, протянуло руки, развернувшись к нему. Плащ вдруг взвился, словно его подбросили вверх, и приземлился прямо в руки мертвеца.

Понтей уже догадывался, что будет дальше. И не ошибся.

– Ублюдок, – прошелестело из-под капюшона. – Ублюдок… Цацкаться с тобой я теперь не намерен…

Бежать! Но куда? Вокруг степь. А до Храма, хоть его громада уже видна, далеко.

Живой мертвец шагнул к Понтею. Наверное, наблюдая за этой ситуацией со стороны, из уютного безопасного места, Понтей бы посмеялся над каламбурностью ситуации: живой мертвец, который совсем не живой мертвец, шел к другому живому мертвецу, которой тоже совсем не живой мертвец.

Но смеяться не хотелось. Ну совсем не хотелось.

Враг приблизился еще на шаг. И замер.

Грохот разнесся по степи, грохот от Храма Ночи Дайкар, грохот обрушивающихся красочных сводов и пышных стен, грохот разрушения и хаоса.

И сердце Понтея рухнуло вниз, в пропасть разбитых надежд и дерзко хохочущего отчаяния.

Когда до человека оставалось несколько шагов или два выпада «волчицы», Хранитель почувствовал изменение потоков воздуха и услышал стук когтей по полу. А потом человек вырвал кусок плиты и швырнул его навстречу Живущему в Ночи. Таабил отреагировал адекватно. Ни на мгновение не прекращая бег, он взмахнул «волчицей», разрезав плиту сверху вниз. Шутите? Останавливаться или уклоняться, когда до противника считаные метры? Когда до победы считаные удары?

Нет, он не остановился.

Разрезанная на куски плита начала рассыпаться, а навстречу Хранителю уже неслась новая.

Остановить его этим? Глупости!

И снова удар «волчицы».

И еще одна плита летит в него.

И снова удар…

???

«Волчица» замерла, будто застряла в куске, который завис в воздухе. Но это было не так. Человек провел его. Он не просто швырнул третий кусок, он прыгнул вместе с ним, а Хранитель обманулся, решив, что этот кусок просто больше в размерах и тяжелее. Но когда он успел так быстро восстановиться? Еще недавно дыхание человека было совсем слабым, почти сошло на нет, он с трудом двигался. А теперь с легкостью швыряется плитами и – что еще удивительнее! – перехватил удар «волчицы» и даже удерживает ее. Как?

Ага…

Удивительно. Просто удивительно.

Человек просунул свои удлинившиеся пальцы… нет, когти, он просунул когти между лезвиями «волчицы» и давит, отодвигая ее в сторону. Ну ничего, есть еще Иглы.

Хранитель ударил левой рукой, метя в голову.

Удивительно…

Продолжая отодвигать «волчицу», человек подпрыгнул и, выгнувшись спиной назад, ступнями ног ухватился за левое предплечье Хранителя, успешно миновав Иглы. Когти впились в руку Живущего в Ночи, задержав удар.

Но не остановив его.

«Ты слишком близко, человек. – Хранитель, превозмогая боль в руке, продолжал двигать ее в сторону противника. – Тебе не увернуться!»

А если так?

Хранитель ослабил давление правой рукой. Теперь человека, который давит на «волчицу», занесет вправо, он развернет Хранителя, и тот, послушно двигаясь за массой противника, ударит в голову Иглами с разворота…

Так должно было произойти.

Но когда человека занесло вправо, он неожиданно отпустил предплечье Хранителя, и это спасло его от выпада Игл. А при этом…

Хранитель почувствовал, что сходит с ума.

При этом…

Он замер, боясь шевелиться.

При этом…

При этом человек ударил свободной рукой по запястью, держащему древко «волчицы», и, навалившись всей своей тяжестью, вырвал ее у Хранителя, от неожиданности и резкой боли ослабившего хватку.

– Нет… – прошептал он. Иглы высыпались из обессилевшей руки.

Одиночество захохотало вокруг. Мир, который был таким существующим, сдавил его в своих пальцах бытия, безжалостно выворачивая наизнанку.

– Нет, не надо… – Он умоляюще протянул руки, не обращая внимания на боль в ранах. – Верни…

Мир, который был, не слушал.

И он начал сходить с ума.

Олекс дышал с трудом. Рана в горле никак не зарастала, да и не должна была зарастать – не входила в зону восстановления морфе. Кровь попадала ему прямо в организм, придавая сил, но одновременно такая кровопотеря и обессиливала.

«Смешно. Боги, вы продолжаете шутить? Я ведь так могу и умереть, не правда ли? Умереть от того, что дает мне силу?»

Он и правда недооценил Хранителя.

Его сила духа…

Да, они равны. Но Хранитель слеп, и это сделало его дух сильнее. А Олекс…

Олекс умирал.

«Пора кончать с этим».

– Верни…

Что? Он посмотрел на Хранителя и не поверил глазам. Всего несколько мгновений назад это был уверенный и сильный упырь, а теперь в десяти метрах от него стояло жалкое ничтожество. Оно дрожало и, неуверенно шаркая, двигалось к нему, протягивая руки, точно нищий, готовый выпрашивать даже собачьи объедки, чтобы поесть.

– Верни ее…

А голос? Тот твердый, правильный голос, четко выговаривающий каждое слово, немного возбужденный и, конечно, не сомневающийся ни в чем голос? Куда он подевался? Как этот скулеж смог занять его место?

– Верни ее, прошу…

Олекс взглянул на свои руки. Понятно. Он хочет получить обратно «волчий хвост». Копье, из-за которого Олекс чуть не лишился жизни. Вернуть? Хранитель, наверное, сошел с ума. Он не вернет «хвост». Хотя… Да, вернет. Только обрадуется ли Хранитель?

В руках Олекса веточки-лезвия не шевелились. Он потянулся к самой длинной и крупной у основания. Улыбнулся. Проверим, что там за темный мифрил и тягаться ли ему с морфе…

Сила наполняла его с каждой секундой.

И с каждой секундой жизнь покидала его.

Клинки-когти заскрипели, брызнули искры – и отрезанное лезвие со звоном упало на пол, прямо на рисунок распахнувшего крылья ястреба.

Хранитель остановился, прислушался.

Да, тяжело. Пришлось вложить всю морфе, чтобы сделать это. В бою бы этого не получилось. Но сейчас, когда Хранитель стал тряпкой, хотя нет, какая он тряпка, даже та может пригодиться. Теперь Хранитель никуда не годен, и Олекс может приложить всю силу.

Еще одно лезвие упало на пол. А за ним – все остальные. Олекс не собирался растягивать удовольствие от уничтожения чужого оружия – да и не испытывал он удовольствия, если честно…

А затем он швырнул голое древко Хранителю. Молча. Хотя так и хотелось сказать что-нибудь издевательское. Но он не мог. Разорванное горло не позволяло этого сделать.

Хранитель бросился к древку, как собака к брошенной кости, успел поймать его в полете. Пальцы осторожно поползли вверх, он не верил, а если и верил – то в то, чего нет, обманывая себя… А потом он нащупал обрезки. И замер. Пальцы разжались, и древко упало на пол. На изображение рыцаря в полных доспехах, указывающего мечом куда-то перед собой.

Хранитель взвыл.

В детстве он верил в мир. Когда рядом была мать – он верил в мир. Отца он не помнил, тот редко был рядом. Единственное, что подтверждало то, что мир существует, была мама. А потом мать исчезла. Она исчезла после плохой ночи, ночи, которую он совершенно не помнил, но которая точно была плохой – потому что мамы больше не было рядом.

И тогда он понял, что мира нет.

Что мир, который ему давали в руки в виде игрушек, мир, который он нюхал в виде цветов, мир, который делал ему больно, когда, будучи ребенком, он натыкался на стены в новом доме, пока не привык, мир, который делал его сытым во время приема пищи, мир, который радовал его сладкими запахами, мир, который пугал его каждый раз перед сном, когда на небо выкатывался Враг Ночи, мир, который был материнской лаской, – этого мира нет.

А может, никогда и не было.

Прошлое – это память о том, что мы испытали. Но память может быть ненастоящей, и воспоминания могут быть надуманными. Прошлого нет.

Настоящее – это то, что мы чувствуем и думаем в это время и в этом пространстве. Но миг неуловим, а пространство меняется с каждым мигом. Так что и настоящего нет.

Будущее – это наши мечты и планы. А они – нереальны. Нереальнее даже, чем все остальное. Будущего не просто нет – его никогда не будет.

Мир, окружающий меня. Его нет. А что есть? Только я сам. Значит, если мир – обман, то я обманываю сам себя? Да, так и получается.

Я всегда обманываю сам себя.

И только это – правда и истина.

Единственное, что есть.

А «волчица»? Она вдруг стала тем, чего не могло быть в моем обмане. Я не мог так себя обмануть. Мы нашли друг друга, чтобы всегда быть вместе в мире, которого нет.

Ошибка.

«Волчицы» нет. Мы не будем вместе.

«Волчицы» не будет. Мы не будем вместе.

Тогда, может… «волчицы» и не было? И она была обманом? Я обманул себя?

А мир? Ведь мир, которого нет, – ведь это он разрушил мой обман? Мир убил «волчицу» – и мой обман был убит вместе с ней?

А вдруг… А вдруг все это время я обманывал себя – но по-другому? Вдруг настоящий мир – был? Есть? Будет? А я обманывал себя. Что его нет.

Вдруг «волчица» была?

А мир… Мир отплатил мне за то, что я не верил в него. Да? Да?! Да?!!

ДА!

Я был глуп и обманывал себя все это время.

Мир был.

И «волчица» была.

Но теперь «волчицы» нет. А мир есть. Разве это справедливо?

Руки Хранителя потянулись к повязке на глазах.

Разве это справедливо, что мир будет, а моя «волчица» – нет?

Дотронулись до крепких завязок на затылке.

Боги или убоги, ответьте – разве это справедливо?!

Он никогда не снимал повязку с тех пор, как его заставили надеть ее после того дня, когда пропала мама. В далеком (несуществующем!) прошлом он вообще не мог этого сделать из-за запечатывающего заклинания. И лишь когда его поселили в Храме, сделав Хранителем, ему позволили снимать повязку.

Но только в самом необходимом случае.

А разве это не необходимость – перестать миру быть, как перестала быть «волчица»?

Необходимость.

Так что пора.

Он сдернул повязку с глаз.

Олекс, приходя в себя, осторожно следил за Хранителем. Сейчас надо собраться с силами для последнего рывка и сокрушительного удара. Надо точно все рассчитать. Бросаться сломя голову на упыря опасно, пусть даже сейчас он выглядит не лучше разбитой вазы. Вот он поймал древко. Вот его рука скользнула вверх, коснулась нижнего обрубка лезвия и замерла. Вот он разжал руки, и древко упало на пол. Вот он взвыл, точно раненый зверь, который к тому же потерял свое потомство. А вот он поник, став еще более жалким и никчемным. Похоже, можно нападать.

Стоп!

Хранитель распрямил плечи и выпрямился. Его руки поднялись к затылку и стали развязывать узел на повязке. Так что – все-таки видит? И сейчас попытается использовать Силу Крови Тавил? Глупо. Олекс ни за что не посмотрит ему в глаза после того, как тот сам сказал, что он за упырь и…

Все мысли мгновенно вылетели из головы Олекса. Так вороны улетают с кладбища, на котором проснулся Костяной Дракон.

Глаз у Хранителя не было. Совсем. А вместо глаз…

Не было переносицы, и нос начинался с того места, которое обычно именуют «под глазами». А там, где должны были быть глаза, расположился овал. Не просто овал – провал. Но в этом провале не было видно ни костей черепа, ни мозга, только нечто серое, дымящееся, которому, казалось, нет конца и при виде которого Олекс почему-то подумал о смерти.

Почему? Кто знает.

А потом из провала вдруг вылетели два серых смерча, примерно в половину роста Хранителя, и завертелись по бокам упыря. Хранитель поднял голову и закричал. И воздух над ним стал медленно сворачиваться в воронку. Олекс отчетливо видел, как задрожало и стало сжиматься пространство над Живущим в Ночи, как будто ломаясь и попутно ломая то, что было в этом пространстве. А воронка, узким началом которой был провал на лице Хранителя, стала увеличиваться. Закачались колонны, стол потянуло к Хранителю, на пол посыпались факелы.

Воронка над Хранителем виднелась очень отчетливо, в нее затягивало не просто предметы, в нее затягивало саму реальность. Уже трещали стены, уже крошился потолок, пожираемый серым провалом, уже потянулась к воронке пыль, а Олекс стоял, совершенно не зная, что делать.

О таком Мастер его не предупреждал. О таком он не говорил, даже когда подробно рассказывал о Живущих в Ночи, их рангах, кланах и Силах Крови. Никогда он не упоминал о кровососе, способном поглощать не кровь, но саму реальность.

Олекс боялся приблизиться – что-то подсказывало ему, что два смерча созданы не для созерцания. И то, что они были серы, как нечто в провале Таабила, это только подтверждало.

Но и приказ Мастера…

И крупицы жизни, продолжавшие его покидать…

Что делать? Что?

Потолок обвалился, но балки и перекрытия не достигли пола – их засосало в воронку, которая резво понеслась вверх, увеличиваясь в размерах. Она полностью разрушила потолок обители Хранителя и наверняка должна была стать еще больше. Вряд ли Храму Ночи в будущем поможет реконструкция, скорее его придется отстраивать заново.

Зал начал крутиться. Медленно, но уже ощутимо. Совсем скоро этот провал, точно глотка, всосет в себя все без остатка. Вон уже факелы, продолжавшие гореть, несутся в воронку. Теперь даже страх перед Эваной исчез. И хотелось бежать и спасаться. Но успеет ли он?

– Олекс, идиот, что ты делаешь?!

Знакомый голос вывел Олекса из ступора. Он повернулся и увидел Затона, застывшего в проходе. Открыл рот, чтобы объяснить, но поперхнулся кровью.

– Это он тебя отделал? И даже морфе не помогла?

Олекс зло посмотрел на товарища, и тут у него подкосились ноги. Он бы упал, не подоспей к нему Затон.

– Ты совсем плох, – покачал головой Затон. – Говорили же тебе, будь осторожнее. Надо было сразу энтелехию использовать, а не морфе.

Затон бросил взгляд на Хранителя. Наверное, какой-то новый вид, неизвестный Мастеру. То, что он делал, не было похоже ни на одну из Сил Крови, о которых Мастер рассказывал.

Реальность продолжала всасываться в воронку, зал грохотал, неотвратимо разваливаясь. Следовало бы убежать. Но тогда они не достанут это, а Мастер вряд ли будет рад такому повороту событий.

Затон вздохнул. И, положив Олекса на пол, залез в глубины своего плаща. Из капюшона вдруг вырвался кисельный клочок тумана, который тут же унесся в сторону упыря, захваченный воронкой. Затон как-то съежился, полы его плаща распахнулись, – и пять теней одна за другой скользнули к Живущему в Ночи. Они были до неприличия тонкими, с такими же тонкими руками и ногами, и, казалось, никакой опасности не представляли. Однако оба смерча бросились к ним наперехват, разрезая своими хвостами пол.

Тем временем разрушался второй ярус Храма Ночи.

Сблизившись с тенями, первый смерч вдруг разлетелся на десяток серых дисков, окруживших тени со всех сторон. Диски выбросили из себя серые щупальца, создав нечто вроде сети, и в эту сеть попало две тени. А затем сеть резко сжалась, объединяя диски обратно в смерч, – и тени исчезли.

Другой смерч вдруг перевернулся и взмыл в воздух, зависнув прямо над оставшимися тенями, затем резко увеличил свой хобот и ударил им вниз, накрыв еще две тени.

Последняя тень добралась до Хранителя. Смерчи уже возвращались, но не успели. Тень легла на пол точно на тень Хранителя, которая еще была видна в неверном свете оставшихся факелов. Легла – и растворилась в ней, и примчавшиеся смерчи зарыскали вокруг Хранителя, как гончие, потерявшие след.

Грохот потряс все здание, от подземного схрона Хранителя до третьего яруса. Храм раскалывался, а засасывающая реальность воронка продолжала увеличиваться, устремляясь в небо.

Затон шумно вздохнул. И тут же тень Хранителя распалась на несколько частей. А сам он, сделав нерешительный шаг вперед, распался следом за своей тенью. Сразу исчезли смерчи, и зал прекратил дрожать, только продолжал рушиться верхний Храм, и падали в оставшийся без потолка схрон камни. Воронка исчезла не так быстро: она еще продолжала кружиться, продолжала цепляться за действительность, будто воля ее создателя продолжала жить в ней, но и она исчезла спустя минуту.

И тогда Затон направился в центр зала. Олекс с трудом приподнялся, следя за действиями товарища. Затон достал из недр своего плаща молот таких размеров, с которыми гномы и краснолюды обычно изображают молоты, топоры и секиры своих богов, стремясь подчеркнуть их исполинскую мощь. Каким образом этот молот оказался у Затона и почему не мешал ему все это время – такие вопросы могли задать только несведущие. Олекс, например, знал ответ.

Затон замахнулся и ударил.

Храм Ночи закачался, словно обезумели духи гор и началось землетрясение, которое способно напугать даже великанов с седых склонов Ледяной гряды, известных своим бесстрашием.

А Затон хмуро посмотрел на расколовшийся молот и отшвырнул его. Упав на пол, молот начал таять, словно роса под лучами восходящего солнца.

Опустив руки в образовавшуюся в полу дыру, Затон заревел, поднимая что-то тяжелое. Это оказался прямоугольный ящик высотой примерно с Тавила, а шириною – с него самого. Из чего он сделан, было непонятно, все его поверхности были иссиня-черными, стыков нигде не было видно. Со всех сторон ящик покрывали руны и знаки преобразования Стихий, было даже несколько фигур из высшей магии. Затон придирчиво осмотрел ящик, будто это была лошадь, которую продает нервничающий гоблин разбойничьего вида, и остался доволен осмотром.

– Отлично, – сказал он, повернувшись к Олексу, который чувствовал, что еще немного – и он умрет. – Мы нашли это. Можно уходить.

Эта комната в самых глубоких подземельях Храма Ночи клана Сива использовалась редко. Она не имела защитных заклинаний или тайных механизмов, преграждающих непосвященным путь к ней. Заклинания могли обнаружить, на ловушки могли наткнуться случайно. Единственное, что защищало комнату, это полная секретность и десятки извилистых проходов, образующих вокруг нее лабиринт. И сегодня здесь собрались все. За простым круглым деревянным столом. Не было ни свеч, ни факелов. Упырям они не нужны.

Канар-Де Винша да Дайкар, третий в иерархии после Повелевающего кланом Дайкар, седой, что выдавало его почтенный возраст даже для Живущего в Ночи, отдающий предпочтение черному трико с серебряными вставками вместо традиционных красных камзолов клана, лихорадочно теребил свою цепь с гербом, на котором были изображены две пронзающие солнце молнии. Он нервничает и не скрывает этого.

Раваз Дэй да Фетис, правая рука Повелевающего клана Фетис. Такой же старый, как и Канар-Де, но предпочитающий держать свой возраст в тайне и молодиться. Его выдают глаза – цепкие и уставшие. Он кутается в длинный серый плащ, полы которого расписаны рунами и неизвестными остальным знаками. На его медальоне-гербе крепко сжатый кулак пронзает небесные слои аэра, точно стремится достигнуть Хрустальных Дорог.

Киул-зай-Сат нноф Татгем, второй сын Повелевающего клана Татгем. Он молод и потому не особо беспокоится, как остальные, которые мрачны, как грозовые тучи над горами. Ему все еще кажется, что все не так серьезно. Поэтому он придирчиво рассматривает стоячий воротник своей фиолетовой куртки и пока не думает ни о чем другом. Его герб – расколовшая гору стрела.

Вииан-ом Сайкар Нугаро, командующий войсками клана Нугаро. Не стар, но и не молод. Единственный из собравшихся, кто носит бороду. Обычная одежда, которая скорее пошла бы простому вояке, вышедшему в город, чем одному из глав Нугаро. На его гербе одинокий волк, воющий на луну.

Вазаон Нах-Хаш Сива, брат Повелевающего клана Сива. Высокий, выше остальных, примерно того же возраста, что и Вииан-ом Сайкар, задумчивый. На нем камзол серого цвета, официального цвета Сива, преобладание которого в одежде могут позволить себе только они.

Вазаон неодобрительно глянул на Раваза, когда тот появился в комнате, но тот спокойно встретил взгляд, будто и не нарушал традиций. Действительно, под плащом у него разноцветное трико с доминированием красного, цвета Фетис. На медальоне-гербе Вазаона две свечи, освещающие раскрытую книгу.

Нечасто они сидели рядом, даже на праздниках или молениях Ночи. Мало кто мог догадаться, что этих Живущих в Ночи связывает что-то помимо общей жизни в Лангарэе. Если кто-то догадывался и не был при этом введен в курс дела – он исчезал. Слава Ночи, таких умников пока было только двое, и те были жрецами, известными своим экзальтированным поведением и бродяжничеством по лесам Лангарэя. И мало кто задумался об их судьбе, когда они не возвратились из очередного ухода в скит.

Главное, что объединяло всех пятерых, было недовольство нынешним положением кланов в отлаженной системе Царствия Ночи. И объединились они лишь для того, чтобы изменить это положение. Повелевающие Сива, Татгем, Нугаро, Фетис и Дайкар ни о чем не знали, а даже если и догадывались, то догадки их были неправильными. Это было обязательным условием – Повелевающие кланов ничего не должны знать о тайном союзе, чтобы в случае неожиданных событий никто не смог обвинить и наказать сами кланы.

В случае малейшей ошибки наказание должны понести только они. И вот ошибка произошла. И была она отнюдь не маленькой. Гигантской она была. Можно даже сказать – титанической.

Все молчали, и каждый думал о своем. Главного среди них не было. Точнее, главного они выбирали посредством запутанного и сложного обряда. Сейчас главным был Вазаон Нах-Хаш, и он первым нарушил молчание:

– Во-первых, мы должны решить, как объяснить разрушение Храма. Все остальное можно объяснить очередным налетом лихой банды, но вот отсутствие половины Храма… – Вазаон покачал головой. – Такое на банду не спишешь, даже приведя доказательства, что с ней был могущественный маг.

– Кстати, а почему мы уверены, что с ними не было магов? – подал голос Киул-зай-Сат. – Пройти сквозь заставу Дайкар, уничтожить их поселение, перебить храмоохранителей и жрецов. Даже Меченосцы – и те бы не проделали все это так быстро. К тому же следы разрушений – дело рук тех, кто с магией на «ты».

– Это не так, – буркнул Канар-Де. – Не было там атакующей магии.

– Как так? – удивился Татгем. Недавно продемонстрированная над столом при помощи магии картинка того, что осталось от Храма Ночи и поселения, обслуживающего Храм, никак не выходила у него из головы.

– Любая магия оставляет после себя фон. – Дайкар посмотрел на собеседника, как на упавшего с башни смертного, который после этого если и ходит, то только под себя. – Даже скрывающая саму себя. Только чуть сложнее обнаружить ее самим магам. Но наша Сила Крови видит всю магию, любые Заклинания и их остатки.

– Что-то незаметно, – пробормотал Киул-зай-Сат.

– Мальчишка… – И так бледный, Канар-Де побледнел еще больше и начал приподниматься. – Как ты смеешь?..

– Успокойтесь, – примиряюще поднял руки Вазаон, сидевший между Киул-зай-Сатом и Канар-Де. – Не время устраивать ссоры друг с другом. Киул-зай-Сат, твое удивление понятно. Чтобы устроить такое без магии нужна тяжелая осадная техника и не меньше роты солдат. Но и возмущение почтенного Винша да Дайкар объяснимо. Никогда Сила Крови Дайкар не подводила Лангарэй, она, как никакая другая, помогала нам в первые годы существования Царствия, когда мы сражались с людьми и гномами. И если уважаемый Винша да Дайкар говорит, что следов магии не осталось, – значит так и есть. И мы должны понять, что это.

– Я говорил, что нужно добавить к Дайкар пару воинов Нугаро, – сказал Вииан-ом. – Хороший солдат никогда не помешает, а уж если такую вещь беречь, то мои воины получше, нежели Дайкар…

– Да вы что! – взвился Канар-Де, и Вазаон осуждающе поглядел на Нугаро. – Решили всю вину на меня свалить? Думаете, не вижу, чего вы с этим сосунком задумали? Думаете, что не имей Дайкар у себя Порченую Кровь, то и дел с ними иметь не стоило? Да когда твои сородичи лесным зверям задницы подставляли, мы…

– Тихо! – крикнул молчавший до сих пор Раваз, заметивший, как сузились глаза Вииан-ома и как опасно зашевелились волосы в его бороде. – Вы что, не видите, что Канар-Де как на иголках? Верно говорят: не видят то, что не хотят видеть. Ведь никого из вас не будет проверять Совет Идущих Следом, проверка и расследование падет на клан Дайкар. А вы? Вместо того чтобы поддержать, вспоминаете давние споры, которым место в Тартарараме[2], а не здесь и сейчас.

Вазаон благодарно глянул на Раваза. Значит, и он заметил, что Канар-Де на грани, на очень опасной грани, и опасной не только для него, но и для всех них. А эти двое… Вояки. Тактики, но не стратеги.

Смутившиеся, но вряд ли раскаявшиеся Киул-зай-Сат и Вииан-ом что-то неразборчиво пробормотали в качестве извинений. Дрожащий от ярости Канар-Де сел обратно, недобро поглядывая то на Татгема, то на Нугаро.

– Это была не магия, – сказал Вазаон. – Но нам нужно представить, что это была магия, поддержанная мечами. Скажем, нечто вроде того, когда Магистры и Меченые прорвались в Сайфиаил.

– Да, но они там и остались, – возразил Раваз. – У нас же большие потери, и ни одного убитого со стороны нападавших.

– Значит, надо решить, как объяснить, что Дайкар не успели предупредить – да, предупредить! – о появлении отряда магов и воинов и почему те смогли уйти без потерь.

– А разбираться, что за магия была использована… – начал Киул-зай-Сат, но его прервал Канар-Де:

– Это не-магия!

– Хорошо, хорошо, – криво усмехнулся Киул-зай-Сат. – Что за не-магия была использована – когда будем разбираться?

– Это второй вопрос, – сказал Вазаон. – Конечно, необходимо понять, какой силой пользовались вторгнувшиеся, определить ее источники и разработать способы противодействия. Она оказалась достаточно эффективной против Порченой Крови. Вы же понимаете, что нам следует быстро понять, кто похитил… мм… это, скажем так, и вернуть похищенное. Но не следует мчаться сломя голову неизвестно куда, не зная, что встретишь…

– Нет, отец. Как раз сейчас нам и нужно мчаться сломя голову.

В комнату вошел еще один Живущий в Ночи, и Вазаон не смог скрыть своего удивления:

– Понтей? Что ты здесь делаешь?

Молодого упыря встретили пристальными и отнюдь не дружелюбными взглядами. Все знали, какое место в их планах занимает Понтей Нах-Хаш Сива, но это все равно не означало, что он был им симпатичен.

Для начала, Понтей был Средним, в то время как они пятеро – носферату. Затем, Понтей был в три раза моложе Киул-зай-Сата. Ну и, наконец, он разбирался в том, в чем они чувствовали себя как рыба в рыболовной сети. Понтей Нах-Хаш Сива был самым крупным знатоком магии в Лангарэе. И именно поэтому он спокойно мог входить в эту комнату, не опасаясь, что Татгем или Нугаро бросятся на неожиданного посетителя.

– Отец, это я первым снял визуальные слепки с поселения и Храма и послал вам, – покачал головой Понтей. – Неужели ты думаешь, что я так быстро оказался там, узнав о происшедшем?

– Тогда как ты?..

– Очень просто, – сказал Понтей. – Я был там, когда поселение и Храм атаковали.

Изумление затопило комнату и сиропом растеклось по замолчавшим Живущим в Ночи. Только теперь они заметили, что камзол и плащ Понтея разорваны, а шаровары заляпаны чем-то подозрительно напоминающим кровь. Но только напоминающим, запаха крови упыри не почувствовали.

– Ты был там? – наконец спросил Вазаон.

– Был, – кивнул Понтей. – Сражался с одним.

– И выжил? – подался вперед Киул-зай-Сат, недоверчиво рассматривая молодого упыря.

– Я выжил, – ледяным тоном ответил Понтей. – А мои охранники погибли. И произошло это окола сорока минут назад.

– Значит, ты был прямо в эпицентре… – задумчиво произнес Раваз.

– Да, – согласился Понтей. – А еще это значит, что у нас есть шанс. Шанс вернуть похищенное.

– Но мы даже не знаем, понимают ли они, что именно похитили, – сказал Вазаон.

– Отец, – поморщился Понтей, – ну что ты, честное слово…

– Глупо полагать, что вся память о нем была стерта за пределами Лангарэя, – поддержал молодого упыря Раваз. – Конечно, можно думать, что это весьма сложная комбинация Совета Идущих, неведомо как узнавшего нашу маленькую тайну. Я давно предполагал, что не все документы во внешнем мире были нами куплены или уничтожены и что не все рты мы заставили замолчать. Не сомневайтесь – те, кто разрушил Храм, знали, что в этом Храме находится. К Хранителю не так-то легко спуститься, любой охотник за сокровищами десять раз подумал бы о риске.

– Ну а если магия? – не успокаивался Киул-зай-Сат.

– Да хватит! – не выдержал Раваз. – Ну не магия это была, пора смириться, что иногда сущности стоит умножать!

– Не магия, – сказал Понтей, скривившись, будто ему вырывали клыки. – Это было, словно принципы действия Полей Сил перенесли совсем на другой уровень взаимодействия энергий, не затрагивая при этом фундаментальных переменных…

– Потом поделишься своими размышлениями, – недовольно поморщился Вазаон. – Раз ты жив, значит, как-то сумел с этим бороться. Вот это важнее всего.

– Нет, отец. Сейчас важнее собрать отряд и организовать погоню за похитителями. Неужели никто еще не подумал, что они могут случайно или не случайно выпустить его?

И снова повисла тишина. Никто об этом действительно не подумал. Они просто знали о последствиях, и в подсознании сидела мысль, что любой знающий на их месте ни за что на свете, ни за какие богатства мира или даже в самой смертельной муке не выпустил бы это.

Но это они. А кто знает, каковы цели похитителей?

Теперь всю важность происходящего осознал даже Киул-зай-Сат, мгновенно ставший серьезным. А вот Канар-Де затрясся еще сильнее, так трясет человека с высокой температурой.

– Это плохо, – сквозь зубы процедил Раваз. – Малейшее подозрение, небольшая догадка – и всему конец. Не только нам, но и кланам. Даже Повелевающих не спасет то, что они ничего не знали, хуже того – это вменят им в вину.

– Повторяю, шанс есть. – Понтей хлопнул по столу двумя руками, привлекая к себе внимание. – Вы знаете, когда я работал над Барьерами и Печатями, я создал первую преграду его пробуждению. Иглы Ночи. Но сегодняшняя ночь показала, что они далеко не всегда могут помочь. Иглы Ночи – старое изобретение. Я, признаюсь, втайне от вас готовил небольшой отряд, призванный, если Свитки Эк-Шера окажутся фальшивкой, противостоять… ну, вы понимаете чему.

– Однако! – только и сказал Вазаон. Интересно, какие еще сюрпризы подготовил его младший сын?

– Да, я скрыл от вас свои приготовления. И готов понести наказание, отец. Но после того, как мы вернем… это.

– Не беспокойся, наказание ты понесешь, – сказал Вииан-ом, мрачно посмотрев на Понтея. Ведь это он, Нугаро, должен был подумать о создании вот такого отряда, готового грудью встать как первая и последняя линия обороны. А этот мальчишка обскакал его. Сожги его Враг Ночи, пускай бы занимался исследованиями и не лез не в свои дела, предоставив воевать тем, кто этим с малолетства не просто занимается – кто с малолетства этим дышит.

– Кого ты подготовил? – спросил Раваз. – Знаем мы их?

– Зная Понтея, можно быть уверенным, что он выбрал лучших из лучших, – хмыкнул Киул-зай-Сат.

– Нет, это не так, – покачал головой Понтей. – По той же причине, почему только Дайкар охраняли Храм, я не трогал и лучших из ваших кланов. Не стоит привлекать внимание. Лучшие всегда на виду, они не принадлежат самим себе. А вот не такие выдающиеся и выделяющиеся – в самый раз.

– Значит, ты пришел к нам за разрешением выдвигаться в погоню? Ну, если так…

– Нет, – перебил Понтей Раваза, – если бы только это, то мой отряд уже бы выдвинулся. Я здесь совсем по другому делу.

– Наглеешь, – сказал Вииан-ом.

А вот Киул-зай-Сату наглость Понтея понравилась, и он даже улыбнулся молодому упырю.

– Что же это за дело? – спросил Вазаон. Сын не переставал удивлять его. Как будто прошлой ночью он видел одного Понтея, а сейчас в комнате стоит совсем другой Живущий в Ночи, более… более… более взрослый, что ли?

– Нам нужно реализовать Договор.

И в третий раз ему удалось их удивить.

– Договор? – задумчиво повторил Раваз. – Ты уверен?

– Более чем. Ведь мой отряд и мое изобретение готовились против него, и в основном деструктивный характер должен выражаться в использовании против… ну, понятно, против чего. Иглы Ночи Хранителя были использованы, но он все равно погиб. Нужен специалист, который разбирается в тонкостях магии лучше, чем я. Поверьте, я знаю, что говорю, я это прочувствовал, пока мы с охранником дрались против одного из вторгнувшихся. То, что я жив, простая удача и невероятное стечение обстоятельств. В основном благодаря Порченой Крови.

Да, ему невероятно повезло. Когда воронка сконцентрированного Ничто, разнеся третий ярус Храма Ночи Дайкар, вспорола ночное небо, распугав звезды, враг застыл. А потом, словно позабыв об ублюдке, которого только что жаждал прикончить, рванул в сторону Храма, мигом исчезнув из поля зрения Понтея. А тот, совершенно перестав понимать происходящее, поднялся и пошел в ту же сторону, не думая, что он будет там делать. Шел на автомате, как гномский механизм…

– Думаю, воспоминаниями ты поделишься потом, – сказал Раваз. – Но реализация Договора требует времени. Есть ли оно у нас?

– Есть, – уверенно ответил Понтей. – Во время схватки мне удалось… не знаю, как попроще сказать… ну, уловить функцию его атак и подменить один из функционалов своим психо-отпечатком. Как бы так выразиться? Ага. В общем, мне удалось оставить на нем метку, и теперь я знаю, куда они направляются. Вы понимаете, что у них груз, который не позволяет передвигаться быстро, так что время и на Договор, и на окончательную подготовку у нас есть.

– Тогда почему не послать за ними роту? – встрепенулся Вииан-ом и замолчал под скептическим взглядом Раваза.

– У Дайкар разрушен Храм, а Нугаро посылают за пределы Купола роту солдат? – уточнил Фетис. – Ой, как интересно представить тебя на Совете Идущих, где ты объясняешь, как вывел своих парней подышать воздухом в одну прекрасную ночь; случайно пересек Пелену и углубился внутрь Граничной Полосы, нарушив все подписанные соглашения. И это когда у нас такое с Храмом! Как говорится, не стоит говорить, не подумав, а стоит подумать и не говорить.

– Зная, куда они направляются, мы вполне можем кое-что сделать. Я предлагаю следующее…

Постепенно в глазах Живущих в Ночи стал разгораться огонек надежды.

И только в глазах Канар-Де Винша да Дайкар клубился страх.