Читать книгу Отпущу свою душу на волю… - Юрий Поликарпович Кузнецов - Страница 76

С чего начать, мне всё равно… Итак,

У лукоморья с видом на маяк

Во благо предприятья своего

Жил врач – я назову Петром его.

Приехал он сюда за муравой

Лечить народ от язвы моровой.

Снял уголок. Хозяева, видать,

Не стали поговорки вспоминать.

А та гласит: не принимай под кров

Врачей, военных, пьяниц и воров.

Гость подкупил бывалые сердца

Решимостью округлого лица.

Он час и место выбирать умел,

Со вкусом одевался, мало ел,

С полслова понимал… И посему

Решил хозяин: «Денег не возьму.

Душе помин, а здравию догляд.

Змеиное болото невдогад

Мы летось осушали под ячмень,

А поясницу ломит по сей день.

Так ты того… Постой, что за лихва?»

На дереве тенистая листва

Вскипела разом – туча мелких птах

С тревожным шумом канула впотьмах.

Двор зарябил от гребней и хохлов

Бегущих кур, цыплят и петухов.

И ласточки метались непутём,

Крича по-соколиному. Пластом

Инстинкт и разум в воздухе толклись,

Как будто над землей сновала мысль.

В поселке показался человек:

Фуражка с «крабом», борода что век,

Лицо горело жжёным кирпичом,

Зиял бушлат изодранным плечом.

Его обстали дети мал мала.

– Маяк! – кричали. – Покажи орла! —

Старик белками опрометь повёл,

Заклекотал – из вышины орёл

Пал, рассекая воздух горячо,

И сел ему на правое плечо.

Погасли в растопыренных крылах

Стальные искры и морской размах.

Но проницали дол и небеса

Стремительные ясные глаза.

Старик прошёл, как ропот по толпе.

И врач решил: «Он вроде не в себе,

Но кто он?» – «Это сторож маяка, —

Сказал хозяин. – И наверняка

Скорбит о том, что вертится кубарь

И птицы бьются об его фонарь.

Набита пухом перелётных птиц

Его постель на зависть молодиц.

От скуки то с орлом, то сам собой

Маячит между небом и землёй…»

У лукоморья врач искал траву

И благом мира грезил наяву.

Но странный блеск его мечту отвлёк:

В кольце змеи благоухал цветок.

Он подошёл к нему – почти сорвал!

Но руку мёртвый взгляд околдовал,

По ней потёк пружинистый поток…

И пасть открылась, как второй цветок,

– Их два, один оставь, – сказал старик

И перед ним из-за скалы возник.

Но сильный свист раздался в облаках.

И, небо раскрывая нараспах,

Упал орёл и взмыл. Единый миг —

Один цветок остался на двоих.

Они на нём глазами пресеклись,

Отпрянули и молча разошлись.

Придя домой, врач думал о траве

И о цветке. Но мысли в голове

Толклись… На маяке зажёгся свет.

И замигала комната в ответ.

Мигала долго… Он вскочил! Маяк

Стал погружаться медленно во мрак,

Ослепло море… К дому и горе

Его взывали тени. На заре

Открылась дверь, как в юности талант,

Вошёл в пуху и мраке лейтенант:

– Вы врач? Идёмте. Служба коротка,

Сошёл с ума смотритель маяка.

Чёрт знает отчего… Но катер ждёт. —

И оба вышли к морю из ворот.

Через залив тянулся белый снег,

То там, то сям звенел счастливый смех,

Подставив руки белые свои,

Ловило детство снег… Лови, лови,

Пока не побелеет голова

И неба не коснется трын-трава…

Но шёл отнюдь не снег. Над маяком

Клубился пух, нажитый стариком.

Он в воздухе мерцал и на полу,

А сам старик сидел в пустом углу

И бормотал сквозь пух: «Они летят».

– За три часа, – ругнулся лейтенант, —

Вспорол постель и топал на конвой:

«Спасайте птиц! Они летят домой!»

А люди?.. Тонут… В эту ночь как раз

Разбилось судно. Говорят, погас

Огонь берегового маяка.

Но он – исправен!.. Жалко старика.

Итак, до завтра. Честь имею. Тьфу! —

Он сплюнул пух и скрылся на плаву.

Мир вечерел, когда маяк мигнул.

Старик зашевелился и вздохнул:

– И здесь темно! – По мысли и чертам

Ещё не здесь он был, а где-то там,

Чего не знает мера и печать. —

Где мой фонарь? Пойду конец встречать! —