Читать книгу Информационные технологии в СССР. Создатели советской вычислительной техники - Юрий Ревич - Страница 26

Воспоминания Михаила Сергеевича Нахмансона (известного так же, как писатель Михаил Ахманов) написаны им по просьбе автора очерка специально для этого сборника.

Я учился на физическом факультете Ленгосуниверситета с сентября 1962 по декабрь 1967 года, затем с января 1968 по декабрь 1970 года был в аспирантуре физфака и НИФИ и в мае 1971 года защитил диссертацию. Физфак тогда находился по адресу набережная Макарова, дом 6 (сейчас там расположен факультет психологии, а физфак переехал в Петергоф). В вычислительном центре университета я работал на старших курсах и в аспирантуре с 1966 по конец 1970 года, делал вычисления для диплома и диссертации. Вычислительный центр находился в здании математико-механического факультета по адресу 10-я линия Васильевского острова, дом 33/35.

ВЦ представлял собой коридор, два машинных зала слева от него и, вероятно, служебные помещения для инженеров и техников. Коридор был широким и в нем стояли три или четыре перфоратора, на которых пользователи могли самостоятельно набивать программы и численные массивы. В дальнем конце коридора сидела женщина-диспетчер, которой можно было сдать текст программы для набивки (на специальных бланках).

Порядок работы был следующим. Пользователь писал программу в машинных кодах М-20 на бланках и набивал ее сам или сдавал текст в набивку диспетчеру. Затем колоду перфокарт с программой и данными нужно было проверить – вручную с помощью перфокарты «читалки» прочитать коды на каждой перфокарте и сравнить их с исходным текстом на бланках. Это была утомительная работа – обычно программа занимала двести-триста перфокарт. Перфокарты с ошибками перебивались.

Диспетчеру подавали заявку на машинное время – насколько я помню, на следующую неделю. Заявка не всегда удовлетворялась, и к тому же студентам и аспирантам время обычно выделяли ночью. Так как метро еще не было, а летом разводились мосты, мне приходилось проводить в ВЦ всю ночь, как минимум с 11–12 вечера до 6–7 утра, чтобы поработать на ЭВМ час или два. Случались и такие ситуации, когда что-то в ЭВМ ломалось, и время пропадало. Программу сначала нужно было отладить, то есть убедиться, что она написана правильно и нет пропущенных ошибок на перфокартах, а затем уже приступать к счету.

В первом машинном зале слева от коридора находилась ламповая ЭВМ М-20, во втором – БЭСМ-3М на полупроводниках. Размер залов – примерно 50–60 кв. метров. Оперативная память (ОЗУ – оперативное запоминающее устройство) этих ЭВМ составляла 4096 45-разрядных ячеек (10000 – восьмеричное). Центральными блоками являлись стойки ОЗУ и пульт управления с множеством лампочек, на которых высвечивались состояние регистров, номер текущей ячейки оперативной памяти и ее содержимое. Насколько я помню, комплект вспомогательных модулей был одинаковым на обеих ЭВМ: четыре магнитофона, четыре магнитных барабана емкостью по 4096 ячеек, два устройства ввода с перфокарт, два устройства вывода на перфокарты, устройство печати. Все эти блоки были весьма громоздкими, выполненными не в пластике, а в металле. Например, каждый магнитофон – шкаф высотой около двух метров и почти метровой ширины.

Несмотря на малую (по современным понятиям) мощность, нам, физикам, удавалось решать расчетные задачи квантовой механики, разумно манипулируя оперативной памятью и дополнительным ресурсом на магнитных барабанах и лентах. Примеры таких задач: расчет волновых функций атомов, расчет электронной структуры и волновых функций твердых тел с кристаллическим строением и сложных молекул (такие задачи возникают при разработке новых материалов). Программы подобного типа были очень времяёмкими и требовали ста, двухсот и более подходов к машине по два часа каждый. Должен заметить, что в те годы ЭВМ использовали очень немногие аспиранты и сотрудники физфака – может быть, нас было всего человек 10–15. Вероятно, в ВЦ университета решались и другие задачи, не относящиеся к физике, но о них мне ничего не известно.

Еще одно смутное воспоминание: в конце шестидесятых – начале семидесятых годов появилась возможность работать на Алголе. Однако я сам и мои коллеги этого избегали и продолжали писать программы в машинных кодах. Причина: после трансляции алгольного текста получалась далеко не такая оптимальная программа, как составленная опытным программистом в кодах. В условиях ограниченности памяти это было важным.

Нахмансон Михаил Сергеевич, 1945 года рождения, физик, канд. физ. – мат. наук, декабрь 2013 года