Читать книгу Джоанна Аларика - Юрий Слепухин - Страница 5

В ту же ночь около одиннадцати старое дребезжащее такси остановилось на углу двух тихих улиц резиденциального пригорода столицы. Перекресток был ярко освещен. Пассажир, сидевший на заднем сиденье, достал бумажник и нагнулся к шоферу.

– Послушай, приятель, сверни-ка, где потемнее, – попросил он, передавая деньги, и хихикнул коротко, немного смущенно. – Когда имеешь дело с замужней сеньорой, приходится соблюдать осторожность… Увидит случайно какой-нибудь сосед, и…

Шофер кивнул понимающе и сочувственно. Машина проползла десяток метров, скрывшись в угольно-черной тени платана; потом снова выбралась на освещенную часть улицы и укатила, лязгая и погромыхивая.

Пассажир докурил сигарету, стоя в тени и нетерпеливо поглядывая на светящиеся стрелки ручных часов. Улица оставалась такой же безлюдной, где-то далеко радио передавало танцевальную музыку, вокруг фонаря бесшумно и исступленно толклись мошки. Заорал вдалеке пьяный, и снова стало тихо, лишь пролетали, путаясь в темной ночной листве, обрывки синкопированных джазовых ритмов. Грузный человек, ждущий в тени платана, выругался сквозь зубы и закурил вторую сигарету.

Он ждал еще минут десять; потом из-за угла, едва слышно шелестя мотором, неторопливо выплыла низкая черная машина. Человек под платаном бросил сигарету и шагнул на мостовую.

Машина затормозила рядом с ним. Задняя дверца распахнулась, выглянуло лицо в очках.

– Полковник, вы? Прошу садиться, мы опаздываем.

Грузный полковник, сердито сопя, полез внутрь.

– Без вас знаю, что опаздываем, – сказал он недовольным тоном, когда машина тронулась, быстро набирая скорость. – Торчу здесь уже двадцать минут! Вы не могли придумать ничего умнее, как взять машину с номером дипломатического корпуса?..

Сидящий рядом человек в очках принялся что-то объяснять; полковник не слушал его, насупившись, глядел перед собой.

Внутренность машины освещалась через равные промежутки вспышками фонарей. Стало светлей, заиграли разноцветные отблески реклам. Не сбавляя скорости, машина пронеслась через

Пласа-де-Армас. Мелькнули часовые у входа в военное министерство. Полковник откинулся в глубь машины, быстрым движением, словно фуражку за козырек, надвинув на глаза шляпу.

Кончились людные кварталы центра. Снова глухие тихие переулки, редкие фонари в густой тени разросшихся деревьев, спящие предместья. За городом в машину ворвался сильный ночной ветер, аромат сосен и альпийских лугов. Полковник посмотрел на часы: время приближалось к полуночи.

Хозяин виллы поднялся из кресла им навстречу.

– Your Goddamn conspiracy, – сердито сказал полковник вместо приветствия, пожимая ему руку. – Making me play trick around like a detective – crazy kid22…

– We must take certain measures for the safety sake, dear colonel23, – отозвался хозяин медленным скрипучим голосом. – Кстати, будем говорить по-испански, если вы не возражаете. Мне нужна практика. А насчет «конспирации», ничего не поделаешь, в рискованной игре приходится принимать меры предосторожности, как бы глупо они ни выглядели. Прошу вас, сеньоры.

Полковник грузно опустился в кресло.

– Меры предосторожности… – проворчал он. – Хорошая предосторожность – ехать на такое свидание в машине с дипломатическим номером! Хорош я был бы, если бы меня задержали в такой машине…

– Ну, не будем преувеличивать. Здесь все же не задерживают пока дипломатов… и не обыскивают их машины. Глоток виски, сеньоры?

Полковник, продолжая хмуриться, взял стакан. Человек в очках отказался, сославшись на жару.

– Разве? – удивился хозяин. – Странно, я нахожу здешние ночи скорее прохладными. Очевидно, сказывается высота. Около шести тысяч футов, если не ошибаюсь? Где у вас по-настоящему жарко, так это на побережье.

– Да, в низкой зоне климат паскудный, – отрывисто сказал полковник, взбалтывая стакан. – Жаль, что действовать придется именно там.

– О, только в первые дни, дорогой полковник, только в первые дни. Ну что ж, раз мы уже заговорили о деле…

– Да, не будем терять времени, – кашлянул человек в очках. – Насколько я понимаю, у вас есть хорошие новости?

Хозяин, занятый раскуриванием сигары, помедлил с ответом. Он ощутил вдруг знакомое чувство отвращения к своей работе и к людям, с которыми ему по долгу службы приходится иметь дело. Чувство это в последнее время приходило все чаще и с каждым разом становилось все острее; недавно он даже поймал себя на желании уйти в отставку. Такая возможность, разумеется, была весьма слабой. Вернее, ее не было вообще. Будь он постарше, тогда другое дело. Но в сорок восемь лет правительственный служащий не может взять и уйти в отставку просто так, без веской причины. А вряд ли в Вашингтоне признают веской ту единственную причину, которую может выставить он и которая формулируется как несогласие с тактикой центральноамериканского отдела государственного департамента.

Впрочем, на самом деле это даже сложнее, чем просто «несогласие с тактикой». Тактика определяется стратегией, и нельзя не признать, что в данном случае одно вполне соответствует другому. Стратегия же государственного департамента в целом определяется национальными интересами Штатов. Это аксиома, которую он даже в мыслях не имеет права брать под сомнение. Все это так. Но ему самому от этого нисколько не легче. Ибо он, защищая интересы своей страны, вынужден заниматься делами, от которых попросту смердит.

Он отложил сигару – аромат ее стал вдруг неприятен – и с откровенной насмешкой посмотрел на кабальеро в очках.

– Хорошие новости? – переспросил он. – Well24… Это зависит от того, какие новости являются для вас хорошими, мой сеньор. Если вы имеете в виду начало гражданской войны в вашей стране, то я думаю, что в ближайшие дни вы действительно сможете порадоваться этой… хорошей новости.

– Слышно что-нибудь из Копана? – быстро спросил полковник. – Когда они, наконец, там зашевелятся, каррамба!

– Они зашевелятся тогда, когда им прикажут. Не раньше и не позже. Что слышно из Копана, я не знаю, но мне поручено сообщить вам, что операция будет начата раньше, чем предполагали.

– А что случилось? – спросил человек в очках.

– Особенного ничего, – хозяин пожал плечами и снова взялся за сигару. – Просто нельзя больше тянуть с делом, о котором уже орут на всех перекрестках. Беда в том, что наш друг Армас слишком любит рекламу. На этом полушарии не осталось, кажется, ни одной проклятой газеты, которая за последние недели не поместила бы фоторепортажей о его «крестоносцах». Крестоносцы на занятиях, крестоносцы на отдыхе, крестоносцы дефилируют мимо своего вождя и так далее. Вы забываете, что Гальвес не Сомоса. При всей своей терпимости, мягко выражаясь, дон Хуан Мануэль может все же в один прекрасный день возмутиться и положить этому конец. Мне сообщили сегодня, что на столе у Ториэльо лежит черновик послания гондурасскому канцлеру с решительным требованием разоружить и интернировать людей Армаса. Вы не хуже меня понимаете элементарную законность этого требования, поэтому нельзя быть уверенным, что оно будет оставлено без внимания. Это одно соображение. Ну, и кроме этого, простое благоразумие подсказывает начать операцию в тот период, когда в Совете Безопасности председательствует мистер Лодж. Говоря иными словами, не позже конца июня.

Человек в очках кивал, слушая хозяина.

– Так, так… я понимаю… Но в таком случае есть ли вообще смысл созывать Консультативное совещание?

– Оно и не будет созвано.

– Ах, вообще не будет… Так, так… Позавчера нас несколько обескуражило то, что требование созыва не было представлено в Совет ОАГ. Впрочем, я так и сказал коллегам, что, очевидно, возникли какие-то особые соображения.

– Да. Особые соображения сводятся к тому, что сейчас стало рискованно привлекать к этому делу внимание латиноамериканской общественности.

– Благоразумнее просто поставить ее перед fait accompli.

– Перед чем это? – насторожился полковник.

– Перед совершившимся фактом.

– А-а… Что ж, верно! Мы, солдаты, вообще против всех этих дипломатических изворотов, такие вопросы нужно решать силой оружия.

– Безусловно, полковник, – кивнул хозяин и обернулся к человеку в очках: – Вы хотели что-то спросить?

– Да, относительно этого, м-м-м… факта. Когда все же, по вашим предположениям, мы увидим его совершившимся?

– Я сказал, в ближайшие дни. Возможно даже, до конца этой недели. Вы удовлетворены?

Ничего не заметивший полковник хлопнул себя по колену и издал какое-то восклицание, но от человека в очках не укрылась насмешка, почти откровенно прозвучавшая в тоне хозяина.

– Простите, я не совсем понимаю… – начал он обиженно, но хозяин не дал ему кончить фразу.

– Это неважно! – Он поднял ладонь предостерегающим жестом. – Не будем заниматься психологическими наблюдениями, уже поздно. Мистер Перифуа поручил мне встретиться с вами, чтобы окончательно уточнить некоторые детали. Что касается ваших задач, полковник, то часть из них отпадает сама по себе. Армас располагает сейчас такими силами, что непосредственно военные операции, очевидно, будут успешно завершены в пределах сорока восьми часов с момента вторжения. Учтите, однако, что отдельные части вашей армии смогут продолжать сопротивление даже после формальной капитуляции командования…

– Чушь, – сказал полковник, дернув усами.

– Это не «чушь», а вполне реальная возможность, которую мы не имеем права не учитывать, – холодно возразил хозяин. – Поэтому вы, я имею в виду оперативный отдел генштаба, должны позаботиться о том, чтобы все части гватемальской армии, где офицерский состав известен своими симпатиями к правительству, были с первого часа брошены к границе. Мосты в долине Мотагуа будут подвергнуты бомбежке лишь после того, как все части окажутся на передовых линиях.

– Бред! – крикнул полковник. – Вы отдаете себе отчет в том, что именно они являются самыми боеспособными?

– Совершенно верно. Именно поэтому нужно перемолоть их в первой фазе операции. Вам это ясно? Они будут сопротивляться так или иначе, и если не разгромить их на границе, разнесут ферменты сопротивления по всей стране. А герилья в собственном тылу – это самое страшное, что может встретить Армас после победы. Учтите, его войска состоят из наемников и, следовательно, приспособлены к любому типу войны, кроме партизанской.

Полковник, нервно щелкая зажигалкой, закурил новую сигарету.

– Нелепость! – фыркнул он. – Герилья! Партизаны! Ветряные мельницы! Чего ради мы будем из страха перед завтрашними трудностями создавать себе ненужные трудности сегодня?

– Вы никогда не играли в шахматы?

– Здесь мы не играем, мистер! Здесь дело идет не о каких-нибудь там дипломатических штучках, а об исходе военной операции! Мы сделали все, чтобы именно эти верные правительству части к началу вторжения оказались как можно дальше от гондурасской границы…

– Это было ошибкой, – спокойно сказал хозяин. – Теперь вы ее исправите. Если части дислоцированы слишком далеко на севере, переброску нужно начать немедленно. Завтра же, вернее – сегодня утром, вы доложите военному министру, что в связи с тревожным положением на границе считаете настоятельно необходимым усилить гарнизоны в департаментах Чикимула, Сакапа и Исабаль. Кстати, это дает вам возможность лишний раз выступить в роли патриота, в вашем положении это не лишне. Сколько времени понадобится, чтобы перебросить войска на правый берег Рио-Мотагуа?

– Сейчас трудно сказать, – пробурчал полковник, – несколько дней… Смотря в каком состоянии дороги в горах…

– Одним словом, поторопитесь. Я распоряжусь не бомбить мосты, пока не получу сигнала от вас. Ну что ж… Эта сторона вопроса ясна. Теперь с вами, доктор…

– Я слушаю, – быстро сказал человек в очках.

– С вами мы должны уточнить другую сторону. Задача та же: обеспечить тылы Армии освобождения от возможных партизанских действий сторонников свергнутого режима. Таковыми могут оказаться как военнослужащие, о чем мы только что говорили с полковником, так и гражданские лица. Нужно ожидать, что с началом вторжения левые элементы правительства потребуют вооружить профсоюзы, и население получит в руки оружие.

– Думаю, что нет, – покачал головой человек в очках. – В правительстве имеют влияние не только левые элементы.

– Это мне известно, сеньор, я нахожусь в Гватемале не первую неделю. Вопрос в том, чье влияние перевесит. Синдикаты не должны получить оружие ни в коем случае, – сказал хозяин, подчеркнув интонацией последние слова. – Слышите? Ни в коем случае оружие не должно быть передано гражданским лицам! Это неизмеримо важнее, чем проблема уничтожения верных правительству армейских частей, надеюсь, вы отдаете себе в этом полный отчет. У нас нет оснований сомневаться в успехе вооруженного вторжения, но за успех всего предприятия в целом я не дам и цента, если вы позволите коммунистам вооружить народ. Вы это понимаете?

– Разумеется, разумеется, – закивал человек в очках. – Но даже если это случится…

– Если это случится, – нетерпеливо повышая голос, прервал его хозяин, – вам останется пустить себе пулю в висок или просить убежища за границей. И я не знаю, всякое ли посольство согласится открыть перед вами свои двери. Наше по крайней мере от такого шага воздержится почти наверное, это я заявляю вам со всей категоричностью. Мы не можем рисковать престижем Соединенных Штатов, укрывая у себя провалившихся заговорщиков. Надеюсь, вас не шокирует откровенность, мы здесь не на посольском рауте.

– Нет-нет, нисколько, – заверил человек в очках. – Я прекрасно все понимаю! Я хотел только сказать, что было бы ошибочно считать весь народ безусловно преданным нынешнему правительству. Подобное мнение распространено, но оно все же несколько преувеличено, поверьте мне…

– Послушайте, доктор! У вас может быть на этот счет свое мнение, у меня свое, но в данном случае ни одно, ни другое не играют ровно никакой роли. Я разговариваю сейчас с вами как официальный представитель тех кругов, которые финансируют и поддерживают ваше предприятие, и вес в данном случае может иметь лишь мнение, принятое упомянутыми кругами. Так вот, ошибочно или нет, но они считают, что гватемальский народ в массе поддерживает режим полковника Арбенса и что в силу этого нельзя ни в коем случае дать народу возможность влиять на ход событий. Операция должна быть проведена, фигурально выражаясь, за спиной народа и так быстро, чтобы он не успел оглянуться. Ясно?

Наступило молчание. Хозяин скользнул взглядом по лицам гостей и отвернулся к окну.

Слуга негр принес кофе. Расставив приборы на низком столике, он опорожнил пепельницы, сменил в вазочке обтаявший лед и вышел, бесшумно ступая на каучуковых подошвах.

– Прошу, – коротко сказал хозяин. Взяв чашечку, он откинулся на спинку кресла, машинальными движениями помешивая густую, почти черную ароматную жидкость.

…Кофе и бананы – богатство этой маленькой страны, ставшее ее проклятием. В сущности, нынешнее правительство – правительство, которому осталось несколько дней жизни, – оно делало все эти годы именно то, что нужно для Гватемалы. Точно так же, как вашингтонское делает то, что нужно для Штатов.

– Кстати, по поводу оружия, – сказал хозяин, допив свой кофе. – Представители гражданской оппозиции в департаментах Эскинтла и Альта-Верапас жалуются на недостаточность парашютных забросок. Я не знаю, что у вас там происходит, но мы не можем тратить сотни тысяч долларов на посылки, которые не доходят по назначению. В газетах чуть ли не каждый день сообщается о находках оружия, которое крестьяне сдают властям. Вы уверены, что они сдают все найденное? Или в конечном итоге окажется, что все эти месяцы мы вооружали индейцев?

– Я не думаю, – сказал человек в очках. – Индейцы не любят иметь дело с оружием, едва ли они станут его прятать.

– Что значит «не думаю»? Что значит «едва ли»? Игра слишком серьезна, сеньор, чтобы мы могли позволять себе догадки и предположения! Вам уже тысячу раз указывалось на необходимость наладить безотказную службу наведения и сигнализации, были заброшены ультракоротковолновые рации для двусторонней связи с самолетами. Где эта служба наведения? В каком веке живут ваши плантаторы, черт бы их побрал? Или они ждут, что пеоны будут сами разыскивать сброшенное оружие и сносить его своим добрым господам? Так продолжаться не может. Вы забываете, что это оружие куплено на деньги наших налогоплателыциков!

– Я всегда говорил, что со штатскими лучше не связываться, – проворчал полковник, наливая себе новую порцию виски. – Напрасная трата сил и времени. Так или иначе, а все решает армия, и нечего всяким адвокатам путаться у нее под ногами.

– То-то она «все решила» в октябре сорок четвертого! – злобно огрызнулся человек в очках. – Как будто не офицеры вручили власть доктору Аревало!

Полковник побагровел.

– И вы еще обвиняете армию в октябрьских событиях! Какие это офицеры привели к власти Аревало? Такие, как Арбенс? Это шпаки в мундирах, а не офицеры! Ясно вам? Переворот сделали штатские, штатские, независимо от того, как они были в тот момент одеты!

– А что же тогда делали настоящие офицеры? – взвизгнул человек в очках. – Где же была в тот момент гватемальская армия и ее доблестный офицерский корпус?

– Господа, господа, – вмешался хозяин, – сейчас не время для исторических споров. Прошу вас, успокойтесь…

Но его уже не слушали.

– Да как вы смеете! – ревел полковник. – Я не потерплю, чтобы в моем присутствии…

– Вы уже десять лет терпите у себя в стране красную диктатуру! Вы, армия, у которой в руках оружие! Все вы становитесь героями за бутылкой виски…

– Господа! – хозяин повысил тон, стараясь перекричать спорящих. – Господа, вы не в своем уме!

– Он еще смеет обвинять армию в десятилетнем терпении! А кто, как не офицерский корпус, устраивал заговоры все эти годы? И кто их проваливал, как не шпаки? Мы бы уже год назад расстреляли Арбенса со всем его кабинетом, если бы не кретинизм этих сукиных сынов идиотов Бельтранена и Камачо Лаббэ, которые завалили связь с Гондурасом! Лиценциаты! Муниципальные советники! В заднице последнего из моих капралов больше сообразительности, чем в головах у этих тупиц с университетскими дипломами!

– Кабальерос, вы забываетесь! – крикнул хозяин, ударив по столу ладонью. – Прошу немедленно прекратить, мы собрались не для того, чтобы учиться казарменному остроумию! Полковник и вы, доктор, вы служите сейчас общему благородному делу свободы и хотя бы ради него забудьте свои разногласия. Если армия и общественность не сумеют найти общий язык сейчас, перед лицом общего врага, то как же вы предполагаете сотрудничать в дальнейшем, когда перед вами возникнут более сложные задачи?