Читать книгу Смута - Юрий Теплов - Страница 9

1

Председателем Римского трибунала оказался низенький, тучный и улыбчивый коротышка, весь светившийся доброжелательностью. Он усадил Кузнецова в кресло у приставного столика, сам втиснулся в такое же кресло напротив. Переводчик не понадобился, трибуналец сносно говорил по-русски, хотя совершенно игнорировал падежные окончания.

– Что будет выпить, синьор Ухано? – щелкнул себя по горлу.

– Кофе, – ответил Кузнецов.

Коротышка сделал удивленное лицо.

– Русский мужик любить водка. Большой смертный доза.

– Я не пью на работе спиртное.

– Это есть хороший правило.

Острогрудая смуглянка вкатила в кабинет столик с узорной бутылкой в центре, бутербродами и кофейником. Разлила кофе по крохотным чашечкам.

– Москва – криминал-город, – сказал итальянец, отхлебывая кофе. – Перестройка есть криминал-демократия.

– Увы! – согласился Кузнецов.

– Русский мафия имеет длинный рука и нога.

– Итальянская – тоже.

– Наш мафия Россия нет. Ваш есть Европа. Есть Италия.

– Вы имеете в виду Акинолоса?

– Нет. Акинолос греческий.

– По национальности он грек. Но является российским подданным.

– Он говорит, что есть греческий подданный. Документы – Греция. Имеет маленький недвижимость Кипр.

– Его документы – фальшивка, – продолжил Кузнецов, раскрывая папку, врученную ему перед отъездом Юрием Сергеевичем. – Вот фотографии его родителей. А это – его две фотографии: после окончания школы и во время службы в армии. Это – дом, где он родился и вырос, в сибирском селе Уваровка.

– О-о! Сибирь! Большой, холодный, бр-р! – показал знание географии итальянец. – Мой папа был Сибирь, война, плен…

– Акинолос совершил в России несколько преступлений и разыскивается как опасный преступник.

Кузнецов пододвинул к нему папку.

– Здесь ходатайства российской стороны о его выдаче нашим правоохранительным органам.

Председатель трибунала разложил перед собой документы. Лицо его враз изменилось: из благодушного превратилось в строгое, взгляд стал цепким и острым. Сначала внимательно разглядывал русский текст и печати на запросах, затем пробегал глазами перевод. Прочитав просьбу Виолетты вернуть ее мужа Акинолоса в Россию, чтобы она могла навещать его, он недоуменно взглянул на Кузнецова.

– Здесь есть другой синьора Акинолос. Просил свидание.

– Это не жена. Жена в России. В папке есть копия свидетельства о браке. В Рим Акинолос приехал с любовницей.

– О-о! Понимаю. Русский – тьолка?

– Телка – это уличный жаргон.

– Римский бамбино стал звать свой подруга «тьолка». Молодой коровка.

Он опять стал светским человеком и гостеприимным хозяином. И Кузнецов подумал, насколько служители местной Фемиды отличаются от своих замотанных делами российских коллег и даже от официально вежливых эстонских судейских.

Трибуналец вызвал секретаршу, сказал несколько фраз, протянул ей визитную карточку Кузнецова. Пояснил по-русски:

– Я решать ваш контакт с Акинолос. Завтра, в 10 часов. Решение депортация решать там, – он поднял палец вверх. – Хотите посетить опера, синьор Ухано?..

– Возможно, когда будет время.

– Всегда ваш слуга, – сказал он на прощанье.

Без пятнадцати десять Кузнецов и переводчик Толик были на берегу Тибра. Здесь находилась римская тюрьма. От реки ее отделяли автомобильное шоссе и две пешеходные асфальтированные дорожки. Если бы не рослый карабинер у входа, Кузнецов и не подумал бы, что за стенами этого средневекового замка обитают заключенные. Ни прожекторов, ни вышек с часовыми, ни колючей проволоки по периметру, столь знакомых атрибутов российских казематов.

Переводчик Толик, худой долговязый очкарик, с любопытством крутил головой и помалкивал. Ему хорошо заплатили, чтобы он раскрывал рот только по необходимости. Да и не было пока в его услугах особой нужды. Работники юстиции свободно изъяснялись на английском, которым адвокат владел в совершенстве.

Без пяти десять они вошли в большой мраморный вестибюль. Он был тих и безлюден. Окошко бюро пропусков не напоминало амбразуру, было большим и светлым. В нем маячила голова дежурного в фуражке с высокой тульей. Он оглядел посетителей, мазнул взглядом по фотографиям в документах.

– Если имеете при себе мобильный телефон, прошу сдать на временное хранение, – сказал он на английском.

Мобильных телефонов при себе у них не было, дежурный поверил им на слово. С доброжелательной официальностью вручил пропуска.

Они поднялись по эскалатору на второй этаж, где располагались кабинеты адвокатов. Их встретил следователь, седой, плечистый и элегантный, как белый рояль. Он провел их в просторную приемную и указал на одну из четырех дверей.

– Полистай здесь прессу, Анатолий, – велел Кузнецов переводчику.

Тот уселся в кресло. Адвокат шагнул за следователем в кабинет.

– Что инкриминируется Акинолосу? – спросил Кузнецов.

– Он подозревается в подготовке и организации взрыва дома Луиджи.

– Насколько я наслышан, одна из версий состоит в том, что российский криминал прислал его как раз в помощь Луиджи в разборках с конкурентами?

– Если так, то конкуренты его перекупили.

– Какими доказательствами располагает обвинение?

– Вы же юрист, сеньор! Тайна следствия есть тайна.

– Российская сторона ходатайствует о выдаче этого опасного преступника.

– Я – за. Нам своих мафиози хватает. Между нами, я даже доволен, что семейка Луиджи взлетела на воздух. Он одиннадцать раз уходил от правосудия. А что касается вашего грека, то сегодня в 16 часов предстоит его опознание.

– Значит, у обвинения недостаточно доказательств?

– Я этого не говорил…

В дверь постучали, и карабинер ввел арестованного. Следователь вышел вслед за карабинером.

– Садитесь, Акинолос, – показал Кузнецов на кресло.

Тот остался стоять. Руки за спину, лицо бесстрастное. Кузнецов повторил приглашение. Акинолос пробормотал что-то по-гречески.

– Не ломайте комедию! Я – российский адвокат и работаю в ваших интересах. Передаю фразу, сказанную известным вам лицом: «Пилот требует возвращения на Родину. Белый организует встречу на кордоне».

– Слушаю вас, – ответил по-русски Акинолос, усаживаясь в кресло.

Кузнецов невольно остановил взгляд на правой кисти: она была четырехпалой, мизинец отсутствовал. Он вгляделся в его лицо. Нос с легкой горбинкой, прижатые к голове уши…

– Я слушаю, – повторил Акинолос.

– Вы не должны настаивать на своем греческом подданстве. Участие во взрыве Луиджи отрицайте. Моя интуиция подсказывает, что против вас только косвенные улики. Признайтесь в ликвидации двух ваххабитов в Москве. Не по заказу, а из патриотических побуждений, это произведет благоприятное впечатление. Общественное мнение сейчас против террористов.

– А если я откажусь возвращаться в Россию?

– Тогда палермцы узнают, что вы ликвидировали их крестного отца. А оставшиеся сторонники Луиджи – что вы причастны к взрыву. И те, и другие объявят на вас охоту и сделают трупом.

– Итальянцы могут отказаться выдать меня.

– Это моя забота. Кстати, я привез с собой слезное прошение вашей супруги вернуть горячо любимого мужа, чтобы он отбывал срок на родине.

– Чушь, господин адвокат! У меня никогда не было супруги.

– Теперь есть. Ее зовут Виолетта.

– Что? Эта минетчица?.. В гробу я ее видел!

– Разберетесь, когда вернетесь в Россию.

– Что меня там ждет?

– Работа, которой вы занимались прежде.

– Для этого я должен быть свободен.

– Это забота Пилота…

Акинолос откинулся в кресле, прикрыл глаза. На лице его не читалось ни чувств, ни мыслей.

– Что вы решили, Акинолос? – спросил.

– У меня нет выбора.

– Мы с вами встретимся в 16 часов. На это время вызваны свидетели, видевшие вас у дома Луиджи…

Кузнецов нашел кнопку звонка. Вошедший карабинер показал Акинолосу на выход.

Пятеро стояли у стены. Все одного роста, все в клетчатых пиджаках и одинаковых замшевых туфлях. Акинолос стоял слева. Свидетелей они не видели, окно с их стороны было непрозрачным. Сами же были как на ладони.

Кузнецов подумал: оберегают свидетелей. Не то что у нас.

Первой в свидетельский отсек вошла грузная, моложавая лицом дама. С ходу затараторила. Переводчик Толик шептал на ухо Кузнецову:

– Говорит, что у нее прекрасная память на лица. Стоит один раз ей кого-нибудь увидеть, моментально в памяти фотокарточка этого человека.

Седоусый представитель прокуратуры с трудом остановил ее. Предложил указать ей одного из пятерых, которого она видела в уличном колодце возле особняка Луиджи. Она, не задумываясь, указала на среднего. Затем вгляделась в Акинолоса, поджала губы и ткнула в него. Но тут же решительно замотала головой и снова кивнула на среднего.

– Говорит, что признала его окончательно, – зашептал переводчик, – что ни с какими другими не спутает его свинячьи глаза.

Даму выпроводили. Следователь, приоткрыв оконце, сказал опознанному:

– Лоренцо, приношу извинения за «свинячьи глаза».

Пригласили второго свидетеля. Это был пожилой лысоватый мужчина. Он вглядывался поочередно в каждого. Затем наклонил голову, произнес:

– Дело в том, что я хиромант. Чаще всего имею дело с ладонями рук. Тот человек был в матовых резиновых перчатках.

– Будьте любезны, подождите еще некоторое время в холле. Мы пригласим вас еще раз…

Минут через пятнадцать все пятеро были в перчатках. Свидетель лишь бросил взгляд на их руки. И еще до того, как указал на опознанного, в голове Кузнецова замкнуло цепочку: «Он!»

На адвоката навалились сумерки. Веки стали тяжелыми, словно придавленные подушкой. Но, видимо, он сумел их приоткрыть. Увидел чужую безжизненно-желтую кисть, вытаскивавшую из его кармана диктофон. Это была кисть Акинолоса.

Получается, что к этому мерзавцу, сибирскому греку, он имел личный интерес ценой в два зуба и больничное безделье. Значит, просто обязан вытащить его в Россию. Как минимум по двум причинам. Обещанный гонорар – далеко не последний фактор. Терять его – глупо. К тому же итальянская камера с цветным телевизором и обязательным занятием спортом слишком жирно для него.

Опознание завершилось, и Кузнецов с переводчиком вернулись в отель.

И все же колесо забуксовало. Хотя видимых причин для этого не было. Акинолоса опознали двое свидетелей из трех. Итальянская фемида совсем не возражала, чтобы сбагрить русского грека. Но, видимо, и она была не всесильна.

Кузнецов навещал Акинолоса ежедневно. Не сдержался лишь в первую встречу после очной ставки.

– Вы, надеюсь, узнали меня, Акинолос?