Читать книгу Чужие среди чужих - Юрий Теплов - Страница 6

БД-7 расшифровывалось, как Белая Дача, седьмой участок. Однако к сельскому хозяйству ее сотрудники не имели никакого отношения. О Белой Даче знали лишь руководители самого высокого ранга, и то далеко не все. За её мирным названием скрывалось самое засекреченное подразделение ГРУ.

Время от времени мир потрясали сообщения о странной и загадочной гибели политических деятелей, о несчастных случаях, происходивших с популярными на западе перебежчиками из Страны Советов, о внезапных государственных переворотах в странах третьего мира. Изредка на местах происшествий находили неопознанные трупы. Кто они – установить не было никакой возможности: ни документов, ни других признаков, которые бы говорили о национальности или хотя бы о принадлежности к стране проживания. Так и уходили анонимно в небытие.

В БД-7 все имели псевдонимы. Командовал белодачниками рано поседевший полковник. Псевдоним «Пилот» он заимел не по собственной фантазии. А после того, как вляпался со своими ребятами в крутую заварушку на колумбийской границе. Тогда они сумели захватить у наркодельцов частный самолет. Машина была незнакомой. Он с трудом поднял ее в воздух, ушел от «стингеров» на бреющем и приземлился на военном аэродроме близ Гаваны, где базировалась советская эскадрилья… С тех пор и стал Пилотом.

Его заместитель полковник Белый псевдоним выбрал сам для маскировки. Тогда он был черноволос и темен лицом. Теперь его голову украшала лобная лысина, а лицо походило на печеный блин.

Отлаженный порядок и сама жизнь затрещали по швам, когда к власти пришел меченый генсек. Такую кличку дал народ Горбачеву. Белодачникам не по нраву пришелся разгул демократии и последовавший за этим хаос в стране. Чтобы как-то вмешаться в ход событий, Пилот привел семерку Исполнителей к защитникам Белого дома. Решил, что присяга требует их присутствия там, где решается судьба государства.

Но быстро понял, что она, судьба государства, мало кого волнует, и что вляпался он с ребятами в разборку властных группировок. Кому поверили? Один – интеллигент-теоретик, другой – генерал, возомнивший себя вершителем судеб. Их семерка не стала ждать развязки.

Пилот, по своему положению, был посвящен в тайну подземных ходов под Москвой. На языке документов они назывались – ПЭС, что означало: подземная эвакуационная система. Она прорезала всю Москву и имела 24 входа и выхода. В державные времена ее обслуживала целая рота доверенных самокатчиков во главе с майором Сиротиным. Он назвал эвакуационную систему карезами по аналогии с подземными ходами в одной из азиатских стран, где выполнял спецзадание и, вопреки всему, выжил. Перестройка вытряхнула самокатчиков из государственной обоймы, растолкала их по разным ведомствам. Майор Сиротин застрелился…

Пилот вывел «дачников» карезами на берег Москвы-реки и предложил собраться на другой день на лесном кордоне. Но явились только трое: он, Акинолос и Белый. Акинолос вскоре схлопотал пулю в теплой Греции, куда сбежал с фотомоделью «Мисс Киев». Его подругу нашли утопленной в ванной.

Своего куратора Пилот видел последний раз незадолго до Форроского спектакля. Это был известный служивым людям маршал. Его портрет красовался до перестройки в каждой ленинской комнате. Маршал сидел в кресле в рубашке без галстука, что само по себе уже было необычным. Китель с большой звездой на погонах небрежно был брошен на диван. Его хозяин, похоже, прихватил насморк, то и дело вытирал большим белым платком покрасневший нос. Был озабочен, хмур. Говорил с паузами, будто ему тяжело было выталкивать слова:

– Все, Пилот. Вас нет, и не было. Ты и твои люди – пенсионеры союзного значения. Затаитесь и ждите… Если дождетесь… И еще, Пилот. Выбил для вас денежное содержание за год. Получи на всех… За службу спасибо… Свободен!

Через месяц маршал непутево и оттого загадочно покинул этот мир.

Много чего в жизни Пилота и Белого было за четверть века. Они не раз оказывались на волосок от гибели, как это произошло в горах Курдистана. Едва не остались навечно на одном из северных сопредельных островов, куда их занесла нелегкая после выполнения одного деликатного задания.

Пилот и Белый общались и в годы смуты. Безделье – штука угнетающая. Белый стал попивать. Чтобы его притормозить, Пилот составлял ему кампанию.

Надежда забрезжила, когда у государственного руля встал выходец из органов безопасности. Президент-Питерец вернул государству полигон. Пилота для маскировки назначили начальником полигона, Белого – его замом. Их функции в БД-7 остались прежними. Только личный состав обновился. Уровень секретности был вроде бы, как и раньше, но демократию положено блюсти. Рамки деятельности заметно сузились.

Предпоследняя операция привела их на берег таежной реки Васюган. Там они настигли международную преступную группировку, занимавшуюся переправкой афганского героина через Среднюю Азию и Россию в Европу. Заложников освободили, наркотик сожгли, трупы преступников закопали. Баул с валютой экспроприировали в свою пользу.

Почему бы не воспользоваться случаем и не пополнить НЗ их организации? Пилот не считал зазорным использовать преступные деньги на благие цели. Когда еще государство обеспечит жильем многочисленных сотрудников БД-7? Приобрели дачу для служебного пользования и три скоростных авто. Купили четыре квартиры, в том числе и для Ромео с Джульеттой.

Псевдонимы Ромео и Джульетта придумал своим подчиненным полковник Белый. Впрочем, и придумывать не пришлось.

Жила-была в городе Уфе выпускница средней школы Юля Башкирова. Это была отцова фамилия. Мать свою царскую фамилию Романова – не захотела менять.

Юля посещала стрелковую секцию, которой руководил бывший чемпион страны Рамиль Ахсанович Батыров. На юниорских соревнованиях на первенство республики она заняла первое место. Второй стала ее закадычная подружка Валя Пинегина.

Возможно, они и выросли бы в профессиональных спортсменов. Дед Рамиль предрекал им такой поворот судьбы. Но вмешалось провидение. Случайно Юля узнала, что начальник управления внутренних дел генерал Мирзоев тайно встречается с подозрительными кавказцами. Время было тревожное, по телевидению не раз она слышала сообщения о террористических актах. Потому решила отследить связи генерала, и, если убедится, пристрелить предателя. Не зря же она чемпионка!

Откуда Юле было знать, что Мирзоев находится в разработке, и что его связи с террористами уже известны сотрудникам организации с названием БД-7. Мирзоев являлся посредником в контактах московского генерала Коршунова, снабжавшего террористов оружием. Коршунов был советником министра внутренних дел. Только Мирзоев мог дать свидетельские показания против него.

В Уфу командировали бывшего морского пехотинца капитана Георгия Каретникова. Задача – доставить генерала живым в Москву. Он и обнаружил, что за Мирзоевым следит какая-то соплячка.

Знакомство состоялось. Обстоятельства сложились так, что Георгию необходимо было на время скрыться. Юля нашла ему убежище в деревне Шакша, где проживала ее родная тётя. Это был дом местного богатея, уехавшего с сожительницей проветриться в теплых странах.

Георгий вскрыл замок. В доме, прежде всего, зашторил все окна плотными занавесями. И только потом включил электричество. Когда под потолком вспыхнула люстра, Юля с любопытством огляделась.

Прихожая, где она стояла, была без привычного потолка. Потолком служила

куполообразная крыша, расписанная под летнее небо с белыми кучевыми облаками. Здесь же была и кухня с мойкой и подставками для посуды.

В открытую дверь видна был виден зал с ковром на полу, полированным столом и сервантом. Вдоль двух смежных стен тянулся закругленный длинный диван. Из зала наверх вела витая деревянная лестница. Георгий поднялся на второй этаж. Спустившись, сказал:

– Там спальня и бар. Вот, экспроприировал, – достал из кармана куртки бутылку, – коньяк. У меня в сумке бутерброды с колбасой и сыром. Сейчас поужинаем, и дуй к тетке.

Он сам накрыл в зале стол. Вытащил из серванта хрустальные фужер и рюмку. Выложил на тарелку бутерброды.

– Тебе налить? – спросил.

– Налей, – храбро ответила она, хотя никогда еще не пробовала коньяк.

Словно завсегдатай застолий, Юля подняла рюмку и потянулась к нему чокнуться. Чокнулись. Он легко опрокинул в рот полфужера коньяка и стал поглощать бутерброды, будто не ел целый день. Она цедила коньяк маленькими глоточками. С каждым глотком чувствовала себя все увереннее и раскрепощённее.

Когда она выцедила всю рюмку, Георгий поглядел на нее с сочувствием.

– Тебе больше нельзя, малышка.

– Не относись ко мне, как к маленькой, Георгий, – обиженно произнесла она и приврала: – Мне уже восемнадцать.

– Понял, взрослая. Разрешаю звать меня Герой. Всё, собирайся. Я провожу тебя к тёте.

– А потом ты куда?

– Вернусь и спать лягу. Мирзоева Коршунов вызвал в Москву. Завтра я тоже вылетаю.

– Мне, Гера, сейчас нельзя к тетке. От меня коньяком пахнет. Можно, я здесь останусь?

Он обречено вздохнул:

– Пошли наверх.

В спальне стояла широченная тахта. Он нашел в комоде чистое белье, сам застелил постель.

– Раздевайся и ложись, – сказал. – Я тоже сосну минуток сто.

– Где? – непроизвольно спросила она.

– Внизу, – и утопал по лестнице.

Юлька сбросила с себя верхнюю одежду. Осталась в одних трусиках, лифчика, как и всегда, не носила. Потрогала свои красивые груди, глянула на них в трельяжное зеркало и нырнула под махровую простыню. Закрыла глаза, но сон не шел.

Лежала и думала о том, что все бывшие одноклассницы, кроме нее и Вали Пинегиной, давно уже не девушки. Они хвастались этим, и рассказывали, какой испытывают кайф. Юля тоже была готова испытать кайф, но как без любви? Любовь пришла, когда появился Гера.

Ей чудилось, что он поднимается ли к ней. Прислушивалась. Но он, бессовестный, оставался глух к ее немым призывам.

Сколько она пролежала в таком томительном беспокойстве, ей было неведомо. Оно, беспокойство, давило на нее и злило. Сколько можно испытывать такое давление! Наконец, она не выдержала, решительно откинула простыню и, не одеваясь, шагнула на лестницу. Спускалась с остановками и бьющимся сердцем.

Остатки их ужина были уже убраны и посуда перемыта. Гера, раскинувшись на спине, лежал в одних плавках. Груди ее напряглись. Она сделала еще шажок и бросилась в его постель, как Анна Каренина под поезд…

Утром он улетел. Сказал, вернется, а когда? Мирзоев уже прилетел, а Геры все не было. И она снова вышла на тропу войны. У деда Рамиля в оружейной комнате стояли две снайперские винтовки Драгунова. Они с Валей уже стреляли из них. Тренер готовил их к всесоюзным соревнованиям и дал им ключ от оружейной.

Место засады Юля выбрала на той стороне реки. Со склона, поросшего можжевельником, ей хорошо были видны и пляж, и лодочная станция, а самое главное – ментовский особняк, где Мирзоев встречался и с кавказцами, и с московским генералом Коршуновым. Гера назвал особняк кишлаком. Если провести прямую линию через речку, то до него было метров сто пятьдесят. Ближе к берегу, сразу за можжевеловыми кустами росли три корявых вяза. Юля прошла к ним. И чуть не свалилась в яму. Она была глубиной больше метра. И завалена сверху хворостом. Какому дураку понадобилось копать ее здесь!

А место у вязов было идеальным. Не только для наблюдения, но и для засады снайпера. Одно плохо: ни кустов вокруг, ни высокой травы. Даже вётлы не растут на закованном в бетон берегу. Не ровен час – вдруг винтовку заметит кто-нибудь? Никакой маскировки!

И тут ее осенило: яма! Ведь во время войны бойцы стреляли из окопов, такие кадры в каждой военном кинофильме показывали. Чем эта яма не окоп? Она разгребла хворост, спрыгнула вниз. Очень удобная яма. Можно даже присесть на неизвестно как попавший сюда брикет силоса. А куча хвороста сверху – неплохая маскировка для винтовочного ствола…

Свой окоп Юлька заняла уже в сумерках и навела оптический глаз винтовки на изученный до мелочей кишлак. Как и предполагала, на этот раз жизнь в нем, если и не била ключом, но была к этому готова. У ворот дежурил с автоматом охранник в камуфляже. Во дворе топтался народ, стояли два автобуса и джип.

Сумерки меж тем быстро густели, и, похоже, собирался дождь. Показавшийся ненадолго месяц торопливо скрылся. А звезды вообще не казали глаз.

Юля не стала ждать, когда стемнеет совсем. Забралась в окоп и стала наблюдать. Картина довольно долго не менялась, пока, где-то около двенадцати, не появился Мирзоев. Камуфляжники построились. Начальник минут пять что-то им втолковывал. Инструктаж закончился, его волкодавы разбились на мелкие группы и вышмыгнули за ворота.

Минуты через три Юлька вдруг обнаружила, что трое с фонарями направляются по мосту на ее берег. Она не запаниковала. Однако из окопа выбралась. Торопливо зашагала к зарослям крапивы. Плюхнулась в самую середку крапивных зарослей. С размаху обо что-то ушибла коленку. То была прихваченная у тети Любы лопата.

Крапива чекалила по рукам и по лицу. Не обращая внимания на ее укусы, она надвинула на голову капюшон ветровки и высунулась из зарослей. Патрульных узрела

по фонарным светлячкам. Они топали по берегу, и снопики света метались во все стороны. Юлька успела пригнуть голову, когда луч мазнул по кусачим зарослям и заскользил в сторону вязов.

– Ну-ка, пошарь у тех вон деревьев, Бобер! – услышала она приказной пропитый голос.

– Да нет там никого!

– Пошарь, говорю!

Юля ахнула: там же окоп с винтовкой! Снова высунула голову и увидела, что двое уселись на бугорок, а третий, показавшийся ей в сумраке длинным, как пожарная каланча, направляется к вязам, подсвечивая себе мощным фонарем. Юля не выпускала его из вида. Бобёр остановился подле вязовой развилки. Зачем-то посветил вверх, хотел, наверно, обнаружить преступника на дереве. Затем световое пятно переместилось на кучу хвороста перед окопом. Сделай он еще шагов шесть – семь, и непременно обнаружит ее укрытие.

– Чиста-а! – крикнул он.

– Ты там пошуруй и догоняй! А мы пошли.

Бобер отозвался не сразу. Лишь после паузы проорал:

– Ладна-а! Скоро буду!

– Не вздумай к своей кухарке свалить! Свалишь – прикрывать не стану!

Не торопясь, оба двинулись к мосту. Долговязый Бобер видно все же решил осчастливить кухарку, потому что шуровать по округе не стал, а, выключив фонарь, направился напрямую к коттеджам и двигался точь-в-точь на Юлю. Крапива для его камуфляжа была нипочем, и она поняла, что встречи не избежать. Что делать, не знала, но почему-то не растерялась, а сосредоточилась. Даже сжалась, как пружина. Нащупала тети Любину лопату, ухватила черенок и стала ждать. Другого ничего не оставалось.

А тот пер напролом и даже что-то мурлыкал.

Она подобрала ноги: вдруг пронесет? Но не пронесло. Он зацепился за ее кроссовки, выронил фонарь и рухнул на землю. Юлька мгновенно вскочила, и, что было сил, тяпнула его лопатой в загривок. Он странно хрюкнул и больше не пытался подняться. Все еще держа на всякий случай лопату в руках, она склонилась над ним. Голова его была повернута на бок. Он открывал рот, пускал пузыри, и от него воняло диким перегаром.

Юльку понесло на автопилоте. Не она, а робот, пробудившийся в ней, перевернул его на спину. Вытянул из брюк тонкий ремень. Завел его руки за спину и стянул их ремнем до самого упора. Теперь надо было стреножить ноги. Ни ремня, никакой другой веревки у нее не было.

Она, как мародер, обшарила его карманы. В одном нагрудном нашла пистолет, в другом – тоненькую пачку пятидесятидолларовых купюр и нож-выкидушку. Доллары сунула себе за пазуху, пистолет – в глубокий карман ветровки. Нож выщелкнула и начала срезать со штанов и куртки все пуговицы. Даже резинку трусов перерезала. Не побежит же он со спущенными штанами, когда очухается!

Похоже, он уже приходил в себя, потому что с его губ слетел матерок. При ней не было никакой тряпки, и она, недолго думая, оторвала от своей блузки лоскут, черенком ножа раскрыла ему пасть и затолкала весь лоскут в глотку. Затем сняла с себя джинсовый плетеный поясок, располовинила его выкидушкой. Получившиеся шнуры привязала к концам лопаты и болтающимися тесемками стянула щиколотки кухаркиного ухажера.

Никто и никогда ее этому не учил. То ли начиталась детективов, то ли просто действовала по наитию, но, на ее взгляд, она вывела мистера Бобра из строя надолго. Но видно сказалось отсутствие опыта. Когда она посветила на него его же фонарем, он мыкнул пару раз и открыл глаза. Вряд ли он смог разглядеть ее, тем более в капюшоне. Но на всякий случай она с силой приложилась кроссовкой к его уху, и он опять затих. На прощанье она не удержалась и пообещала ему, придав голосу хрипоту:

– Пикнешь – пришью!

Окоп ей показался родным приютом. Она снова прильнула к оптике.

Ментовский двор постепенно снова заполнялся. Вскоре на крыльце появился коротконогий помощник Мирзоева, тот по-приятельски называл его Коляном. Рыкнул на камуфляжников. Те толпой ринулись к автобусам, загрузились и укатили. Выехал и мерс генерала. Страж ворот или поленился их закрыть, или получил такое распоряжение.

Юля примерно знала, что произойдет дальше. Программа ментовского досуга была ей знакома. Волнения она не испытывала. Сидела на брикетном тюке, не обращая внимания на зачинавшийся дождь. Приникнув к оптическому прицелу, поводила стволом по освещенному двумя прожекторами двору. В окружной темени он был похож на яркую арену цирка, на которой топтался подсобный рабочий – охранник с автоматом.

Гера выпал из Юлькиной головы в ту ночь. Как выпали родители, Валя Пинегина, великий татарин дед Рамиль. Ее даже не беспокоил переполох, который подымется, когда Мирзоев проглотит пулю. Не думала и о том, как будет уходить. Это

тоже оставалось для нее делом туманного «завтра» и проскакивало мимо сознания, как полет во сне.

Она переместила оптику на дорогу, по которой должен был вернуться мерс. Ей почудилось какое-то шевеление в кустах у самых ворот. Но сколько ни вглядывалась в то место, все было недвижимо и безмолвно. Да и что можно разглядеть во влажной темени – ничего.

Однако минуты через три она поняла, что шевеление вовсе не почудилось. Подле охранника мелькнула серая тень, и он кулём рухнул на землю. Тень легко взвалила на плечо тело и растворилась за воротами.

Такое в ее планы не вписывалось. Хотя, возможно, и не нарушало их. Наверное, об этом стоило задуматься, потому что пропажа охранника могла иметь самые непредсказуемые последствия. Но Юля была не способна мыслить реалистически, и разгадывать случившийся ребус не сбиралась. Она вся была в ожидании одного единственного момента. Когда Мирзоев выйдет на крыльцо.

Наконец, по лесистому склону полоснули фары. То возвращался с шалавами ментовский мерс. Далее все пошло по отработанному сценарию. Три шалавы вылезли из машины и стали прихорашиваться. Водила, не обратив ни малейшего внимания на отсутствие охранника, поднялся на крыльцо. Просигналил кнопкой о своем прибытии. Но вместо генерала, как она ожидала, из дома, покачиваясь на коротких ногах, вывалился его помощник. Что-то сказал коротко. Девицы встали рядком в готовности к смотринам.

Тут и вывалился Мирзоев. Юле потребовалось не больше секунды, чтобы поймать его золотозубую пасть в прицел.

То, что произошло дальше, повергло ее в шок. Не было ни щелчка, ни эха выстрела, ни отдачи. Увидела лишь, как неведомая сила отбросила генерала, и он опрокинулся на ступени навзничь.

Она была абсолютно уверена, что не успела нажать на курок! Не могла же выстрелить и не заметить этого. Ну, никак не могла! И указательный палец все еще оставался на спусковой скобе. Однако ее и Герин враг оказался поверженным.

Все это пронеслось в ее голове подобно молнии. Хоть она и была в шоке, но автоматически фиксировала все, что происходило в кишлачном дворе. Девицы онемели. Первым из столбняка вышел коротконогий помощник. Сиганул с крыльца, шлепнулся на асфальт и на карачках, подняв зад, пополз к машине…

Ах, какая это была легкая мишень – его зад! Пусть хоть этот получит! Она выстрелила, почти не целясь. И даже не усомнилась, что прошила его в самом болезненном месте.

Больше ничто Юлю не интересовало. Она положила винтовку на бруствер и откинулась к стенке окопа, подставив лицо под мелкие дождевые капли. На душе у нее было пусто, как на кладбище ночью. Ни мыслей, ни чувств. Только усталость, будто после тяжелейшей физической работы. Она понимала, что надо делать ноги. Если не убегать галопом, то хотя бы уползать. Но продолжала сидеть чучелом.

Из оцепенения ее вывел громкий шепот:

– Ты что натворила, дура!

Юля подняла глаза и увидела Геру. И нисколько тому не удивилась. Георгий ухватил ее за руку, рывком вытянул наверх.

– За мной! – приказал тем же громким шепотом.

Она даже не заметила, когда он успел забрать винтовку. Взял ее за локоть и потащил, ни слова не говоря, за собой. Она лишь поняла, что направляются они в обход холма к шоссейке.

Заросли крапивы, где валялся Бобёр, оставались слева. Поравнявшись с ними, Георгий сунул руку в карман ее ветровки, вытянул доставшийся ей в качестве трофея «Макаров» и швырнул его поближе к крапиве. Сказал сердито:

– Волына тебе ни к чему.

Она не воспротивилась. Все, что он делал, воспринимала, как необходимость. Да и не было у нее сил чему-то противиться. Ногами перебирала, словно во сне. То и дело спотыкалась, но Георгий не давал упасть. Даже усилившийся дождь не мог заставить ее очнуться. До той минуты, пока не заметила на обочине шоссе силуэт автомобиля. Дернулась было назад, но Георгий не выпустил ее руку.

Силуэт оказался жигулями. Со стороны водителя приоткрылась дверца. Из темноты послышался голос:

– Прокол?

Георгий ничего не ответил. Открыл дверцу с другой стороны, впихнул ее на заднее сиденье и нырнул следом за ней. Скомандовал шоферу:

– Гони!

– Уходить будем? – спросил тот.

– Хрен его знает!

Юля склонила голову на Герино плечо. Он не отодвинулся, лишь недовольно произнес:

– Я же тебя просил не соваться не в свое дело!

– В какое дело? – пробормотала она.

– Зачем завалила Мирзоева?

– Это не я.

– Кто же, по-твоему?

– Не знаю. Я пульнула только в помощника.

– Юля, не ври! Все равно узнаю.

– Я не вру, Гера.

Наверно, он пожалел ее: перестал расспрашивать, Юлька отметила это с благодарностью. Езда навевала на нее покой и сон. Она смежила веки. Спросила сквозь дрёму:

– Куда мы едем?

– Потом узнаешь, – тон ответа совсем не походил на голос возлюбленного. Но плечо от ее головы он все же не отодвинул.

Мысли ее были половинчатыми и ленивыми. Вот, наверное, хай поднялся в городе! Всех ментов на уши поставили: ищут и киллера, и заказчика. И еще ей было жалко папу. Надо обязательно позвонить ему. Но не сейчас, а утром, после того, как мама уйдет на работу…

Юля задремала. Но сквозь дрему продолжала ощущать все, что происходит. Гера кому-то звонил. Машина куда-то сворачивала, минут пять тряслась по ухабам. На короткое время остановилась и снова тронулась. Когда мотор вдруг перестал работать, она убрала голову с Гериного плеча. Он вылез. Минут через пять вернулся.

– Выходим! – сказал.

Дождь выдохся, и из-за рваного облака собиралась выползти на небесные просторы луна. Они находились внутри какого-то ограждения. То ли автопарка, то ли мастерской. Везде были натыканы машины, некоторые даже без кузовов. Двор слабо освещали два фонаря со скрипучими железными колпаками.

– Гера, – жалобно произнесла она, – как я теперь верну деду Рамилю винтовку?

– Я уже решил этот вопрос, – взял ее за руку и повел мимо горы ящиков к приземистому кирпичному зданию.

Впритык к кирпичной стене стояла серая «Волга». Георгий по-хозяйски открыл обе дверцы.

– Садись назад и спи. Там сзади маленькая подушка и плед.

– Мне домой надо позвонить, – жалобно произнесла она.

– Потом…

Они выехали из ворот. Попетляли по улицам неизвестного ей городка и покатились по трассе.

Больше Юлька ничего не запомнила, потому что свернулась на заднем сидении калачиком и, укрывшись пледом, уснула. А когда пробудилась, было светло и солнечно. Она взглянула на часы: два часа дня.

«Волга» стояла у подъезда пятиэтажки. Георгий куда-то делся. Не успела она, как следует взволноваться по этому поводу, как он вышел из подъезда. Заглянул в салон и сказал:

– Приехали.

– Где мы?

– Недалеко от Москвы. Вылезай, пойдем домой.

– Ты здесь живешь?

– Изредка.

Лифта в доме не было. Они поднялись на третий этаж, и Георгий открыл ключом обитую невзрачным серо-грязным дерматином дверь. Она шагнула вслед за ним.

Слабый жилой дух в квартире все же ощущался, но все равно жилье выглядело неухоженным. Юльке это даже понравилось: значит, женщинам сюда хода нет. А от мужчин что требовать? Благоустраивать квартиру и поддерживать в ней порядок им не по нраву. Домашний уют – удел женщины. Создать его она сумеет.

Наверное, природа определила ей быть нахалкой и фантазеркой. Иначе она бы не предположила, что станет здесь полноправной хозяйкой. Она по-хозяйски повесила на вешалку свой тощий рюкзачок. Сняла кроссовки и влезла в растоптанные мужские тапочки. Спросила:

– Это твоя квартира, Гера?

– Казенная. Принадлежит она людям, которые уже несколько лет живут в Израиле. И неизвестно, вернутся ли когда-нибудь.

– Ты их знаешь?

– Нет. Они знакомые моего приятеля.

– За квартиру ему платишь?

– Никому не плачу. Все, Юля, хватит вопросов. Оставайся тут. Можешь принять душ. Чистое белье в шифоньере…

– А ты куда? – не дала она ему договорить.

– Съезжу за продуктами, в холодильнике пусто. Ты пока позвони домой, чтобы родители шум не подняли. Скажешь, что уехала в Москву поступать в вуз. Пусть вышлют все твои документы на почтамт Казанского вокзала «до востребования».

– Я – что, в самом деле, буду поступать в институт?

– Посмотрим… Вернусь через час. Позавтракаем, и опять уеду.

– Зачем?

– По делам. Возвращусь ночью.

– Гер…

Но он уже не слышал ее, скрылся за дверью.

Юлька с трудом отыскала под кроватью покрывшийся пылью телефон. Подняла трубку – аппарат работал. Набрала код родного города и зазубренный с детства номер своего телефона.

Трубку снял папа. Услышав ее голос, спросил:

– Ты у тети Любы?

– Нет. Я звоню из Москвы.

На том конце провода повисло молчание, и она поспешила рассеять папины страхи.

– Ты только не волнуйся, папа. У меня на самом деле все хорошо. Лучше не бывает, папа. Я решила поступать в институт. Здесь, в Москве. Успокой маму. И вышлите мне все документы на почтамт Казанского вокзала «до востребования».

Папа продолжал молчать. Пожалуй, потрясение для него было слишком сильным. Господи, не дай, чтобы с ним что-нибудь случилось!

– Папулечка! – закричала Юлька. – Ты меня слышишь, папулечка?

– Да, доча, – проговорил он, едва не рыдая. – Где же ты остановилась, доча?

Она замялась.

– У Георгия?

– Да.

– Я так и знал…

– Не переживай, папа. У меня все отлично.

– Скажи номер телефона, откуда звонишь.

– Я не знаю его. Все, папочка. Целую вас с мамой. Потом еще позвоню, – и торопливо положила трубку, чтобы избежать лишних вопросов.

Закончив разговор, Юля пригорюнилась. Представила, как переживает папа. Догадался, наверняка, что она спит с Георгием. Такая уж у родителей участь – переживать за взрослых дочерей. Но рано или поздно дочерям все равно придется начинать самостоятельную жизнь

С такими невеселыми мыслями она, прихватив из шифоньера вместе с полотенцами Герину чистую рубашку, забралась в ванную. В его рубашке, как в минихалате, и встретила вернувшегося из магазина любимого. Он купил не только продукты, но и ночную рубашку с тапочками. Для нее, естественно.

За столом Юля все ждала, что он начнет допрос с пристрастием по поводу ее киллерства. Не дождалась. Сама завела разговор:

– Я не стреляла в Мирзоева, правда!

– Знаю. Ты израсходовала только один патрон.

– Кто же тогда его?

– Тот, кто имел доступ к винтовке Драгунова.

– Я и дед Рамиль.

– Он мог пристрелить Мирзоева?

– Рамиль Ахсанович плохо видит. Мы никогда не видели, чтобы он стрелял.

– Гадать не имеет смысла, Юля. Теперь это не имеет значения.

– Как не имеет?

– Не бери в голову. Со временем все прояснится.

И укатил, как обещал.

Сидеть одной в незнакомой квартире и в неизвестном городе было тоскливо. Юля сделала попытку уснуть, но ничего не получилось: выспалась, пока ехала. Надо было бы прибраться в квартире, чтобы Гера удивился ее хозяйственности. Но делать ничего не хотелось, и перебороть себя она не смогла.

Она включила телевизор. Пощелкала кнопками пульта, избавляясь от навязшей в зубах рекламы. Для себя она уже давно решила ничего не покупать из того, что рекламируют, назло их занудству и тупости. И не покупала. Хотела уже выключить всю телевизионную белиберду, как наткнулась на «криминальную хронику» и сразу же услышала фамилию Мирзоева. Начало передачи она пропустила и включила ее, когда экран заполнила упитанная физиономия генерала Коршунова по прозвищу «Шура Лимон».

– Все знают, что наша служба и опасна и трудна, – вещал он. – Мы всегда на переднем крае. Гасан Мирзоев тоже с переднего края. Он был кристальный человек, принципиальный борец с преступностью и коррупцией. Негодяи убили его. Но мы приложим все силы и найдем подлых убийц.

Слушать дальше Юля не стала. Как же легко, оказывается, сделать черное белым и наоборот! Люди послушают этого пухлогубого мерзавца и решат, что киллер и впрямь шлепнул кристальной души человека. Если бы они знали!..

Гера приехал в первом часу ночи. На его лице не было и следов усталости. Он явно был чем-то доволен. Юлька быстро кинулась на кухню подогревать поджаренную на сале картошку. Вытащила из холодильника помидорный салат с колечками лука, сыр и колбасу, нарезанную заранее тонкими ломтиками.

К этому изобилию Георгий добавил коньяк и шампанское. Рюмок в квартире она не нашла, только стаканы. Ей он налил шампанского, себе – полфужера коньяку, да еще плеснул в него и шампанского. Однако никакого тоста не последовало, хотя она и ждала «за тебя красивую!» Он спросил:

– Родителям звонила?

– Да.

– Сказала, чтобы документы выслали?

– Сказала все, как ты велел.

– Учиться серьезному делу хочешь?

– Хочу.

– Я сегодня поговорил о тебе с кем надо. Ты подходишь по многим параметрам.

– Гера, не говори загадками!

– Я предлагаю тебе поступить на наши спецкурсы, – продолжил он. – Учиться два с половиной года. Согласна?

– А на кого я должна учиться? – капризно спросила она.

Он ответил не сразу. Лишь после приличной паузы сказал будничным тоном:

– На исполнителя воли государства.

– Я не понимаю, Гера. На шпиона что ли?

Он то ли хмыкнул, то ли кашлянул. Она спросила:

– Ты тоже исполнитель воли?

– Да.

– Тогда согласна. Где я буду жить, пока учусь?

– В казарме. Вдвоем с напарницей или одна.

– А ты?

– Одни сутки в неделю тебе станут давать увольнительную. Ночевать будешь здесь или в моей служебной квартире поблизости от вашей казармы.

– С тобой?

Наконец-то он улыбнулся.

– Со мной.

И снова Юлька таяла в Гериных объятиях, уплывала к необитаемым островам и улетала на седьмое небо. Спустившись на грешную землю, готова была опять отправиться в полет. Но Гера намаялся за прошедшие сутки. Положил ей руку на грудь и сказал:

– Два часа сна осталось. Иначе я не работник, – тут же уснул, не сняв с ее груди руку…