Читать книгу Страх. Тифоаналитическая концепция - Юрий Вагин - Страница 3

Я собираюсь здесь и далее представить на суд читателей концепцию, которая может послужить определенным подспорьем специалистам прежде всего в сфере практической психологии и психотерапии. Я не исключаю ее полезность для специалистов других сфер деятельности и, сверх того, даже допускаю ее ценность для неспециалистов, но должен предупредить, что во всех перечисленных случаях ее восприятие, усвоение и использование требует особого, специфического склада ума, включающего в себя философский материализм с вытекающим из него атеизмом, разумную долю естественнонаучного цинизма (в лучшем смысле этого слова) и живую непосредственную детскую любознательность. Я не знаю, как люди попадают на эту мировоззренческую платформу, но уверен, что лишь с нее стоит садиться в поезд, который называется тифоаналитической концепцией. У человека глубоко и искренне верующего эта теория и общее направление наших мыслей вызовет здоровое раздражение, и скорее всего, отторжение, и потому, если такие славные слова, как «Бог», «вера», «любовь», «духовность», «гуманизм», «бессмертие», «нравственность» и т. п. наполнены для вас особым нуминозным смыслом и элементами святости – эта книга попала в ваши руки в недобрый час.

Вера по причинам возникновения и механизмам функционирования близка к систематизированным монотематическим бредовым вариантам защиты личности от витальной несостоятельности – и поэтому практически никогда не поддается рациональной коррекции.

Потребность в любви как безусловной, бескорыстной и беззаветной заботе о ближнем (то есть о себе) может возникнуть лишь в субъективной схеме реальности (голове) такого ближнего, который ничем эту заботу не заслужил, не способен за нее заплатить и не способен позаботиться о себе сам. По этой причине безусловная любовь и «альфонсизм» всегда идут рука об руку. Настоящая любовь – это отношение человека к объектам и субъектам окружающей реальности, которые качественно удовлетворяют его (человека) потребности. К сожалению, сегодня это редкость, и все большее количество цивилизованных людей печально едет по жизни в инвалидной коляске неразделенной любви, которую катит слепая на оба глаза вера, потряхивая облупившейся от старости погремушкой надежды.

По этим соображениям, с точки зрения человека верующего, духовного и нравственного, мы собираемся здесь «попусту усердствовать, испытуя то, что под землёю, да и то, что в небесах, выдавая ложь за правду и других научая тому же…»1. Может быть, это и так, хотя на самом деле мы собираемся исследовать здесь человека и его психику не просто в неразрывной связи с объективным миром, но, по сути, как нечто единое: как взаимосвязанный и детерминированный общими законами единый материальный континуум, в котором ни человек, ни его психика не имеют привилегированного положения. Жизнь человека и его психика закономерны в той же степени, в которой закономерен и весь доступный нам мир. Уникальности в человеке не больше, чем в воронке воды, возникающей в ванне, когда из нее выпускают воду (одна диссипативная система ― человек – порождает другую диссипативную систему ― воронку). Поэтому наша теория по своей природе противоположна и вере, и любой религии, и близким к ним по духу гуманистической психологии и психотерапии. Мы категорически отказываемся вырывать человека из единой ткани материального мира, равно как и рассматривать его как уникальное и неповторимое в любом отношении высшее творение.

Если в гуманистической психологии и психотерапии «все объективно происходящее для субъекта ни в коей мере не обязательно»2, если в философском идеализме «жизнь – это отрицание второго начала термодинамики, которому подчинена неорганическая материя»3, то для нас все объективно происходящее для субъекта обязательно. Все те самые результаты и принципы точных естественнонаучных исследований, которые, по мнению представителей гуманистической психологии, уже якобы не заслуживают более уважения, составляют основу материалистического естествознания (включая научную биологию, медицину и психологию), и подчиненность им на всех (включая высшие) уровнях функционирования личности составляет основной предмет наших исследований. Мы готовы к обвинениям в вульгарном материализме, механицизме, редукционизме, детерминизме, биологизме и тому подобных «пережитках XIX века». Каждое из этих слов значит для нас несоизмеримо больше, чем вся гуманитарность, гуманистичность, нравственность и духовность современной науки вместе взятые. Те, кто наивно полагают, что современная психология имеет поступательное развитие и современный гуманистический уклон есть на самом деле гуманистическая вершина, быстро вернутся на землю, как только речь зайдет о практической ценности гуманистических миражей и о персональной ответственности за гуманистическое совращение несовершеннолетних. Потому что если религия – это опиум для народа, то гуманизм с духовностью – это марихуана и гашиш.

*

С физической точки зрения человек представляет собой самоорганизующуюся систему, осуществляющую обмен веществом и энергией. Для этого человек, как и любая открытая неравновесная система, должен постоянно поглощать вещество и энергию из окружающей среды и выделять их обратно. Качественное функционирование этой системы наполняет жизнь и радостью, и смыслом. Этому меня научила отнюдь не термодинамика и не Илья Пригожин, а родная мне медицина, потому что еще Платон писал, что «врачевание – это, по сути, наука о вожделениях тела к наполнению и к опорожнению»4, а Гиппократ писал, что «медицина есть прибавление и отнятие: отнятие всего того, что излишне, прибавление же недостающего»5. Не удивительно, что, имея высшее медицинское образование, я привык понимать человека как систему, основная функция которой заключается в обмене веществ: поглощении и выделении. Лишь позднее я узнал, что подобные системы в физике называются диссипативными, и понял, что термодинамика имеет неоценимое и неоцененное значение для психологии и психотерапии. Именно здесь располагается та надежная точка опоры, которая позволит нам с помощью рычага тифоанализа выкорчевать последний заплесневевший булыжник антропоцентризма с пути современного научного естествознания.

Именно эти феномены – антропоцентризм, нарциссизм и солипсизм – на протяжении столетий мешали и мешают трезвому и объективному взгляду человека на себя, природу и мир. Невзирая на все открытия науки, люди упорно пытаются поместить себя и свое бытие в центр Вселенной и нескромно объявляют себя образом и подобием ее мифического творца. Психогенез этого процесса изучен достаточно хорошо, но почему-то до сих пор, когда подобные вещи высказывает один отдельно взятый человек, это является основанием для диагностики у него расстройства психической деятельности и мыслей о госпитализации, а когда подобные вещи высказывает большое количество людей – это уважительно называется верой и религией.

Из 6 миллиардов населения Земли на сегодняшний день 33% исповедуют христианство, 19,6% – ислам, 13,4% – индуизм, 5,9% – буддизм, 3,8% – этнические религии, 0,2% – иудаизм. Итого: 75,9%, или более трех четвертей населения Земли, на сегодняшний день по факту не способны жить спокойно и счастливо без твердой уверенности в том, что о них заботится некая высшая сила, что у них есть некое иное, нежели земная жизнь, предназначение и что по окончании этой жизни им может светить что-то еще.

Печальная и, в общем-то, жалкая картина. Жалкая – потому что жалко, потому что обычная земная жизнь предоставляет человеку столько безвозмездной радости, столько удовольствия, столько счастья, что сознательно лишать себя всего этого во имя неизвестно чего ― просто глупо. Представьте себе Винни-Пуха, который соблюдает пост, Тигру, который обрезал себе хвост, Пятачка, который ушел в монастырь, Кролика, читающего проповедь, молящуюся Алису, Карлсона с Питером Пэном, летящих в церковь,― разве это не грустно? Представьте себе Гарри Поттера, который в Хогвартсе по вечерам молится на коленях в углу: «Господи, иже еси на небеси, избави меня от Волдеморта». Это смешно и грустно, и, к счастью, ничего этого нет. Есть дети, которые радуются жизни, и есть взрослые, большая часть которых радоваться жизни не умеет и поэтому страшно боится ее (жизнь) и всегда мечтает о двух вещах: о своем детстве и о жизни после смерти.

Взрослые готовы поверить чему угодно, только не тому, что нормальная человеческая жизнь способна принести человеку полноценную радость и полноценное удовольствие. Илья Мечников писал в начале XX века, что ощущение счастья часто служит только признаком прогрессивного паралича. В начале XXI века говорят: если у тебя все замечательно – значит хорошо подобраны антидепрессанты.

Удивительно прекрасная жизнь, полная до краев красок и звуков, запахов и прикосновений, удовольствия и блаженства, радости и счастья, всегда вокруг нас – и вчера, и сегодня, и, может быть, завтра, и это может быть совсем не омрачает праздник, и то, что завтра может быть, а может и не быть – на самом деле не так уж важно. Когда у тебя есть вчера и есть сегодня ― не важно, будет ли у тебя завтра. Замечательный учитель истории и журналист Ирина Колущинская часто говорила мне: «Язык – он никогда не обманывает», а наш язык, как известно, говорит: «Так хорошо, что и умереть можно».

*

Скромность украшает не только человека, но и человечество. Не обмен веществ является обязательным условием для нашего существования (смысл которого якобы трансцендентен), а мы являемся качественной системой, позволяющей оптимальным образом переводить максимальное количество вещества из одного состояния в другое. Этот процесс мы называем жизнью. Но нам ли нужна эта жизнь? Не разумнее ли предположить, что мы являемся лишь одной из форм существования материи, наряду с другими формами, и жизнь как процесс возникает при определенных условиях закономерно и неизбежно, как и огромное количество других процессов в этом мире? Мы не являемся исключением ни с точки зрения физики, ни с точки зрения химии.

Российский биофизик М. В. Волькенштейн пишет: «сегодня имеются все основания утверждать, что современная физика не встречается с границами своей применимости к рассмотрению биологических явлений»6. Огромный и неоценимый вклад в изучение термодинамических аспектов функционирования живых систем внес замечательный российский ученый А. И. Зотин, который совершенно справедливо писал, что «главный вопрос, который встает при рассмотрении биологических явлений… сводится в самом общем виде к следующему: является ли это явление естественным процессом, то есть процессом перехода системы из менее вероятного в более вероятное состояние, или оно осуществляется под влиянием особых причин или законов нефизического характера, то есть является неестественным процессом. В рамках материалистических представлений кажется очевидным, что эволюция организмов представляет собой естественный процесс»7.

Из истории известно: когда Наполеон во время беседы выразил автору «Трактата о небесной механике» Пьеру Лапласу недоумение, что в его системе мира не нашлось места для Бога, ученый ответил, что у него не было нужды в этой гипотезе. Если бы нас аналогичным образом спросили: почему в нашей теории личности не нашлось места влечению к жизни, мы бы тоже ответили, что у нас нет нужды в такой гипотезе. Есть историческая традиция, основанная на очевидных, но поверхностных наблюдениях, и есть результаты практических исследований и терапии расстройств витальной активности, и эти результаты приводят нас к однозначному выводу, что не человек и не живая система обладает влечением к жизни, а окружающая нас неорганическая среда (которую в этом отношении можно назвать, если кому-то угодно, Богом) обладает тенденцией к жизни. Сама материя творит жизнь и человека из праха земного, но отнюдь не для того, чтобы он парафренно и маниакально «владычествовал над рыбами морскими и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле», а лишь для того, чтобы он этот прах земной вместе с рыбами морскими и птицами небесными и всякими животными качественно переводил из одного энергетического состояния в другое. Для этого человек должен вдыхать и выдыхать, поглощать и выделять, пить и мочиться, плодиться и размножаться. Для этого человек, изгнанный из рая неорганического существования, должен, как справедливо пишет Библия: «в поте лица есть хлеб свой, доколе не возвратится он в землю, из которой взят, ибо прах он и в прах возвратится».

Изгнанный из рая неорганического существования, человек всю свою жизнь туда же и стремится. Рай этот есть смерть, и поэтому любая религия – это мысли о смерти и влечение к смерти, и любая философия – это наука умирания (Платон), и медицина – это наука о поддержании здорового умирания, и психотерапия – наука о качественном умирании, и тифоанализ – их современное, здоровое дитя, которое учит радоваться жизни как хроническому умиранию, ибо «жизнь – это упражнение в смерти. И тот, кто плохо упражняется, умирает неудачно»8, ибо «в сущности, любая жизнь имеет хороший конец – смерть. Но не каждая жизнь имеет хорошую середину»9.

Мы за хорошую середину! Начало жизни не зависит от нас. По поводу ее конца мы можем не переживать: смерть у нас не отнимет никто. Как бы плохо человек ни жил, один только вечный Жид, как гласит легенда, до сих пор скитается по Земле, проклиная свое бессмертие, да пара-другая сотен ученых маниакально пытаются разработать средства продления жизни и остановки смерти. С нашей наивной точки зрения, это так же глупо, как строить горку, с которой можно скатиться или очень медленно, или, в идеале, вообще нельзя скатиться. Кому нужна такая горка? И горку, и жизнь нужно строить так, чтобы они приносили максимум удовольствия – и дело здесь не в продолжительности движения по ним. Изначально наша жизнь устроена так, имеет такой «наклон», что просто обязана приносить нам хроническое удовольствие. Страдание есть признак отклонения от естественного пути, и задача любого врача – избавление пациента от страдания и возвращение его к нормальной жизни.

Фрейд говорил, что задача психоанализа заключается в том, чтобы заменить невротическое страдание обычной человеческой болью. Тифоанализ имеет намерение пойти немного дальше. Нам мало заменить невротическое страдание обычной человеческой болью – мы хотим вернуть человеку радость хронического умирания, то есть радость нормальной человеческой жизни.

Влечение к смерти (как направляющая) и система хронификации жизни (как определяющая) обусловливают суть нашей экзистенции – и более в ней нет ничего. Система хронификации жизни (которую мы неверно называем инстинктом самосохранения) в необходимой степени замедляет процесс умирания, не позволяя нам приблизиться к конечному стационарному состоянию максимально быстро, но нисколько не портит нам (хотя и может) праздник жизни, а лишь растягивает удовольствие, позволяя ему (удовольствию) разливаться максимально вокруг. Влечение к смерти является той единственной движущей силой, которая директивно толкает нашу жизнь всегда в одном и том же направлении, и лишь попытки сопротивляться этому естественному движению приводят к повреждению качества жизни и усилению (как это ни парадоксально) влечения к смерти, возникновению желания умереть, мыслям о самоубийстве и другим формам саморазрушительного поведения.

*

Так размышляя о жизни и смерти, я должен здесь отнести себя к наиболее ортодоксальным последователям Зигмунда Фрейда – создателя психоанализа и теории влечения к смерти. Ни один из ученых не оказал столь сильного влияния на мое мировоззрение, как он. До настоящего времени чтение работ Фрейда вызывает у меня ощущение глубокого удовлетворения, умиротворения и желание дальнейшего кропотливого поиска «трезвых результатов исследования или основанного на нем рассуждения и не стремиться ни к чему другому, как к достоверности»10