Читать книгу Этот длинный, длинный день - Юрий Витальевич Яньшин - Страница 11

В начавшейся после принятия клятвы суете, никто не заметил, как и куда исчез Посланник. Суету прервал офицер связи, который доложил о том, что по «горячей линии» с Начальником Генштаба хочет срочно связаться его коллега из США. Пришлось срочно идти в «переговорную», где находился специальный аппарат связи «прямой линии», созданной специально для срочного разрешения конфликтов еще при Хрущеве. Комната, в которую вошел Валерий Васильевич, находилась в подвале Центра, всячески защищенном от любого вида перехвата, прослушивания и фиксирования, всех потенциальных переговоров. Ее аналоги находились в здании министерства обороны и Кремле. В скудно обставленном помещении находился лишь Г-образный стол с двумя крутящимися креслами для лица, ведущего непосредственные переговоры и для переводчика, одновременно исполняющего обязанности телефониста. На столе стояли два идентичных телефонных аппарата с «навороченной» клавиатурой и встроенном принтером. Переводчик, он же телефонист уже находился на своем месте. Афанасьев в школе и вузе изучал немецкий язык и владел им достаточно приличном уровне, как и покойный ныне президент, а вот английский, тем более американизированный разговорный понимал с большими трудностями, поэтому наличие профессионального переводчика было крайне необходимо. Генерал, не мешкая, снял трубку с рычага и поднес ее к уху:

– Начальник Генерального Штаба Вооруженных Сил Российской Федерации генерал армии Валерий Афанасьев у аппарата, – отрекомендовался он. Его сосед по столу повторил за ним, то же самое, только по-английски.

На том конце густой баритон Начальника комитета Штабов пророкотал, судя по тону, приветствие, а переводчик, слегка растягивая гласные, подтвердил догадку Афанасьева:

– Приветствую тебя, Ва-ле-ри! Это Майк Милли – твой вечный ночной кошмар, – не к месту решил сострить бравый американец.

– Здравствуйте, мистер Милли! Не стоит преувеличивать. В рейтинге моих ночных кошмаров вы не присутствуете, – заметил Афанасьев, невольно поджимая губы.

Милли не стал тянуть резину в дипломатических политесах, в которых был, откровенно говоря, не силен, поэтому сразу взял с места в карьер:

– Несмотря на столь раннее утро, мы тут уже в курсе того, что у вас произошло. Это, безусловно, весьма и весьма масштабная трагедия мирового значения.

– Да, – ответил Афанасьев, – для нас и для наших друзей это настоящая трагедия, унесшая жизни не только целого ряда руководителей ОДКБ[81] высшего звена, но большое количество гражданских лиц, среди которых было много людей преклонного возраста и абсолютных некомбатантов.[82] И мы, разумеется не оставим это вопиющее злодеяние без ответа.

– Я понимаю твои эмоции, Валерий, – уже более вкрадчиво и продолжая фамильярно относиться к собеседнику, желая тем самым расположить его к себе, произнес Милли. – Однако мне и моему руководству несколько непонятны твои телодвижения.

– Что вы мистер Милли подразумеваете под «несколько непонятными телодвижениями» с нашей стороны? – выдерживая официальный тон, спросил Афанасьев.

– Я имею ввиду вашу игру ядерными бицепсами, – сказал уже более жестко Милли, видя, что его собеседник не хочет поддерживать с ним игривый тон.

– Наше поведение полностью соответствует угрожаемой обстановке, – сухо констатировал Афанасьев и добавил, – полагаю, что в схожей обстановке вы поступили бы точно так же.

– Да, пожалуй, – нехотя согласился тот. – Но столь явно демонстрировать на показ открытые люки ракетных шахт… Мы, в Штатах, расцениваем это как сигнал именно для нас, что не может вызывать у нас чувства искреннего негодования.

– Это сигнал, прежде всего тем, кто намеревается в очередной раз погреть свои озябшие ладошки над огнем зарождающихся междоусобиц, который сами же и пытаются разжечь, – с явным намеком на американский след в этом деле сказал русский генерал.

– А вам не кажется, что ваши слова далеко выходят за пределы дипломатического этикета?! – уже раздраженно бросил он в адрес своего визави.

– Ну, раз вы так сразу приняли мои слова на свой счет, то у меня закрадываются вполне оправданные подозрения в достоверности моей точки зрения, – без обиняков заявил Афанасьев. Переводчик, в звании капитана войск связи не смог скрыть своего удовлетворения и в порыве чувств поднял кверху большой палец, но тут же смутился своего невольного жеста и уткнулся в аппаратуру. Генерал неодобрительно покачал головой, но замечаний подчиненному делать не стал.

– В таком случае, я вынужден от имени правительства Соединенных Штатов Америки и ее президента выразить вам генерал Аф-фа-на-си-ефф решительный вербальный протест против нагнетания вами атмосферы хаоса и недоверия в этот и без того сложный период наших взаимоотношений, – добавив жесткости в свой голос, выпалил Милли на одном дыхании.

– Я принимаю ваш протест, к сведению, – равнодушно парировал Афанасьев. Осознавая, что несколько «перегнул палку» в разговоре с человеком, который и так находится «на взводе», янки сбавил обороты и уже более примирительно обратился к собеседнику:

– Я все понимаю, Валери, – с ноткой сочувствия произнес он, – но и ты должен меня понять. На наших с тобой странах лежит тяжкое бремя ответственности за то военное всемогущество, что ниспослал нам Господь.

На том конце провода тяжко вздохнул русский Начальник Генштаба, и это несколько приободрило бойкого американца, продолжившего свои игру в интонации:

– Можем ли мы, а вместе с нами и весь мир надеяться на то, что нервная реакция ваших стратегических сил, вызванная, только что случившейся трагедией, не будет иметь своего продолжения? – вкрадчиво поинтересовался Милли.

– Если за терактом не последует никаких враждебных действий, с какой бы то ни было стороны, направленных на подрыв суверенитета нашей страны и жизни ее граждан, то и с нашей стороны не будет более жесткого реагирования. А приведение войск стратегического назначения в состояние повышенной боевой готовности, будем считать, как незапланированное учение.

– Вот это ты правильно сказал, Валери! – повеселел представитель супостатов. – Значит, я могу передать своему президенту, что инцидент близок к завершению?

– Да. Но все-таки какое-то время мы еще подождем с окончанием до прояснения дальнейшей обстановки.

– Да-да, я понимаю, – поспешил американец, – и все же я попросил бы тебя, Валери, не как твой извечный оппонент, а как простой житель планеты Земля, снизить градус напряжения в как можно более короткий срок.

– Разумеется, мы учтем твои пожелания, Марк, – ответил Афанасьев, назвав впервые за весь разговор своего визави по имени.

– Когда нам ждать снижения напряженности с вашей стороны? Пойми, Валери, – тут он несколько замялся, – я ведь интересуюсь не из личного любопытства. Надо мной, ты сам понимаешь, стоят люди повыше и теребят меня по этому поводу.

– Я понимаю, – согласился Афанасьев. – Если не произойдет больше никаких эксцессов с терактами или каких-либо иных провокаций по периметру нашей границы, то к вечеру, я думаю, что все войдет в обычный режим.

– Хорошо, Валери. Я тебя понял, и передам твои обещания, кому следует. До связи.

– До побачення.[83]

– Что-что? – не поняли на другом краю земли ни генерал, ни его переводчик.

– До свидания говорю, – тут же пояснил Валерий Василевич и отключился, чтобы не вдаваться лишний раз в пояснения, отчего у него вырвалась эта фраза.

Уже уходя из переговорной комнаты, не обращаясь ни к кому, Афанасьев пробормотал негромко:

– Однако же соболезнования не принес, стервец. Ладно. Ничто. Мы и это запомним… – при этом скулы его лица напряглись, а пальцы до боли сжались в кулаки.