Читать книгу Унэлдок - Юрий Владимирович Саенков - Страница 6

То немногое, что он недавно съел, включая землянику и чернику, выплеснулось дурно пахнущей сиреневой жижей на грудь.

Белобрысый, брезгливо морщась, перекатил его, обмякшего и не сопротивляющегося, со спины на живот. Что-то дважды негромко щёлкнуло, а затем недовольный голос приказал: «Вставай, чучело-блевучело! Пойдём-ка, умоешься».

Ничего не соображая, Славка начал изгибаться, как гусеница, послушно пытаясь подняться, но со скованными за спиной руками у него ничего не получилось. «Спортсмен» пришёл на помощь и рывком поставил его на ослабевшие ноги:

– Давай уже́!

Славка медленно вошёл в воду – неподвижную глянцево-чёрную на глубине и красновато-бурую у самого берега. В стороны прыснула стайка водомерок, заметались в панике возле самого уреза воды мальки, пронеслась мимо пара юрких стрекоз, за поваленным деревом у противоположного берега плеснула щука – жизнь озёрного края шла своим чередом. А Славка под нетерпеливыми тычками белобрысого шёл в блестящую черноту.

Ему вдруг стало всё равно, что с ним будет дальше. И даже понимание, что дальше, вероятно, уже не будет ничего, не пугало его в тот момент. Единственное, чего ему хотелось, чтобы всё закончилось как можно скорее. Он продолжал идти, даже когда тычки в спину прекратились. Мечта стать рыбой была уже совсем близко. И подумав об этом, Славка вымученно улыбнулся, хоть рыбы и не делают этого никогда и ни при каких обстоятельствах.

– Стопэ! – крикнул белобрысый. – Достаточно!

Но Славка всё шёл и шёл.

Сзади раздался плеск, в котором почти утонул матерный шепоток «спортсмена», а потом толчок гораздо более сильный, чем все прежние, швырнул Славку вперёд…

Под водой было невесомо и тихо. Как всегда.

Он открыл глаза, но не увидел ничего, кроме золотых полос солнечного пересвета в мутном зеленовато-сером стекле глубины. А в следующую секунду сильным рывком за волосы его уже вернули обратно в мир, наполненный воздухом, светом и звуками. Он стоял на коленях, и вода доходила ему до шеи.

– Умылся? – ехидно спросил белобрысый. – Вставай… Ты потонуть что ли решил? Брось! Не за этим тебя отловили.

Славка безропотно поднялся на ноги.

Мимо прошлёпала «утопленница». Поравнявшись со Славкой, она остановилась и посмотрела на него.

– Надел он белый бинт и с ним пошёл на бунт… – тонким мультяшным голосом пропела она и рассмеялась.

Белобрысый подобострастно хохотнул.

– Давай, грузи его, Аркаша! Времени не осталось!

Она забралась на «уточку» и запустила двигатель.

– Щас покатаемся, – «спортсмен», как закадычный друг, приобнял Славку за плечо и повёл к катеру. – А хочешь что покажу?

Славка не ответил.

«Спортсмен» и не ждал ответа. Он вытянул руку так, чтобы было хорошо видно. На его ладони лежало что-то, напоминающее большого белого плоского червя. Приглядевшись, Славка узнал свой браслет. И новая волна страха начала стремительно подниматься по горлу.

– Скажи «до свидания»!

Браслет полетел в воду.

Они всё-таки убили его.

**

Человек без браслета – синоним слову «мертвец».

Даже если такой человек ходит, дышит, смотрит – он всё равно уже мёртв.

Безбраслетник – предатель Родины. И это не эмоциональная оценка, а официальное определение, прописанное в Законе «Об обязательном ношении средств личной идентификации». Наказанием за предательство, как известно, является смерть.

Безбраслетников называют «сличами». Это тоже, своего рода, статус. Самый низкий из всех возможных. СЛИЧ – самовольно лишившийся идентичности человек или по-другому – «дикий», «невидимка».

Как правило, браслеты с себя срывают только психически нездоровые люди или отъявленные преступники, которым нечего терять. В большинстве случаев сличей находят очень быстро – в первые часы после разрыва контура. Реже им удаётся скрываться дольше и даже заявлять о себе, как Ярославский душитель или Окулист – известные маньяки-убийцы, которые умудрялись на протяжении довольно длительного времени совершать свои злодеяния, не будучи пойманными.

В школе им рассказывали, что когда-то в глухих уголках России орудовали целые группировки «невидимок», ведущие так называемую партизанскую войну против правительства. Они скрывались в лесах или непроходимой горной местности и совершали вооружённые налёты на территориальные отделы жандармерии, склады с продовольствием, убивали «светлых», чиновников и пограничников, распространяли листовки с антиправительственными призывами. Но это было давно, на заре Новой Жизни. Уже много лет о подобных отрядах никто не слышал.

Совсем редко среди сличей появляются и такие, кто пытается перейти государственную границу, как это сделал жандармский прапорщик Щеглов, удравший на территорию Финляндии во время учений. С тех пор в широком обиходе появилось выражение «дать щегла», то есть сбежать в другую страну. Но такое случалось редко, и в большинстве случаев «щеглов» ловили.

И всё же бывали случаи, когда люди теряли свои унэлдоки ненамеренно. Среди всевозможных «страшилок», так любимых детьми разных возрастов, истории про «потерянный браслет» всегда были на первом месте. И никогда нельзя было сказать наверняка, что в этих историях правда, а что вымысел.

Валька как-то рассказал страшилку про подвыпившего путеобходчика, который на железнодорожном перегоне в Мге неудачно поскользнулся, и проходящая электричка по локоть отрезала ему правую руку. Истекая кровью, однорукий выпивоха добрался до станции, где были люди, и уже там потерял сознание. Уцелевшей рукой он, как дубинку, крепко держал за запястье свою отрезанную конечность. Прибывшие на место медики, как ни старались, не смогли у него её вырвать. Он так и умер от потери крови с собственной рукой в руке.

По крайней мере, он умер полноправным гражданином.

**

Когда в 14 лет Славке выдали «взрослый» унэлдок, он был счастлив и горд.

Тонкий небесного цвета пластиковый ремешок «детского» браслета ему, по традиции, оставили на память, предварительно изъяв электронный чип, передатчик и прочую начинку. Его новый унэлдок внешне почти ничем не отличался от прежнего, разве что был немного шире, да имел чуть более плотную «шишку».

Раньше Славка был уверен, что вся информация о нём хранится именно на браслете – и его электронное свидетельство о рождении, и табель успеваемости в школе, и история болезни, и даже наградной диплом победителя губернского конкурса в составе школьного хора «Садко». Но более сведущий в этих вопросах Валька объяснил, что унэлдок «излучает» только Персональный Идентификационный Номер Гражданина (ПИНГ), как штрих-код в магазине, а вся-вся информация о человеке содержится в базе данных в удалённом дата-центре где-нибудь под Сосновым Бором, в Гатчине или ещё где.

– Ты как себе это представляешь? – смеялся лопоухий Валька. – Вот сломается твой удок, и что? Все данные пропадут и как тогда?

Славка только испуганно пучил глаза, боясь представить, что с его браслетом может случиться что-то подобное. Но Валька успокоил, сказав, что даже если вдруг электронный чип выйдет из строя, все данные останутся целыми и невредимыми.

Позже Славка узнал о браслетах больше. Например, о системе дифференцированного доступа к личной информации. Когда дорожный инспектор прикладывает свой скандок к браслету водителя, он получает только те данные, которые ему нужны по долгу службы. Но не может ничего узнать например о семейном положении водителя или просмотреть его историю болезни. И так с любыми службами. Медики могут получить доступ только к медданным человека, налоговики к финансовым, учителя к образовательным. И только госбесы могут в любое время суток просматривать абсолютно любую информацию на каждого жителя страны. Для этого им нужен только ПИНГ – девять цифр основного номера и трёхзначный статусный код. И ничего не утаится.

Система знает всё про каждого жителя страны.

Поэтому, когда из «детского» браслета изъяли чип, Славка был спокоен – он знал, что вся его задокументированная жизнь осталась в неприкосновенности. Зато с новым «взрослым» браслетом его возможности заметно расширялись.

Во-первых, новый чип был интегрирован в единую платёжную систему, и с момента вручения «взрослого» унэлдока Славка мог сам совершать любые покупки, достаточно было приложить унэлдок к пинпаду в магазине, а большой палец к сканеру, и деньги списывались с личного счёта в Едином Государственном Банке, на котором уже, кстати, лежали его первые собственные 10 000 «эриков» – подарок от государства на совершеннолетие! Его старый унэлдок был привязан к личному счёту отца и строго ограничивал платёжные способности – отовариваться несовершеннолетний Славка мог только в продуктовых магазинах и Товарах для школьников, да и то в пределах незначительных сумм. Новый позволял совершать почти любые покупки.

Теперь он мог принимать участие в голосовании, для чего также было достаточно поднести браслет к считывателю системы «Гражданский выбор» и, после того как система идентифицирует избирателя и выведет электронный бюллетень на экран, приложить палец к фотографии одного из кандидатов прямо на экране. И готово!

Но главное, и мысль об этом затмевала всё остальное, с этого момента он имел право пользоваться Ростернетом не один час по рабочим дням и два часа по выходным и праздникам, как это было раньше, а два часа в будни и целых четыре в нерабочие дни! Мог завести личный блог, оставлять комментарии к статьям и новостям, скачивать и устанавливать некоторые программы. Он получил доступ к огромному объёму информации, которая раньше была для него закрыта по возрастному критерию.

Как только улыбчивая паспортистка заварила концы нового синего браслета на Славкином запястье и торжественно пожала его вспотевшую от волнения ладонь, он, дважды ударив себя кулаком в левую сторону груди, срывающимся голосом прохрипел: «Я – в Стране, Страна – во мне!» И тут же едва не рухнул в обморок, то ли от стоящей в помещении духоты, то ли от переполнявших его чувств.

Меньше двух лет проносил Славка тот замечательный браслет.

Когда ему надевали «бинт», он тоже едва не отключился, хотя думал, что готов к страшным переменам в жизни. Но как только сотрудник паспортного стола начал заваривать концы белого браслета на его руке, в глазах потемнело – словно не запястье, а горло перетянули.

Теперь у него не осталось никакого браслета. Но дышать от этого легче не стало…

**

Славка полусидел-полулежал на дне лодки, привалившись спиной к горячему прорезиненному борту.

И казалось, всё это происходит не с ним. Кого-то другого везут неизвестно куда и зачем, а он только наблюдает за всем со стороны. Летит над водой бестелесным призраком, и по воле чьего-то злого заклятья не может ни свернуть в сторону, ни остановиться, ни отвести взгляд.

По берегу у самой воды тянулась беспрерывная гряда чёрных замшелых валунов, оставшихся ещё со времён постройки канала. Мимо проносились прибрежные заросли тростника, деревья, кусты и пестрящие луговыми цветами поляны. Всё было залито ярким солнечным светом, придающим окружению карнавальную праздничность.

Это стремительное скольжение неожиданно разбудило воспоминания о совсем уже далёких днях, когда они с отцом ходили в зоопарк, где помимо разглядывания уныло бродящих, сидящих и лежащих в дурно пахнущих вольерах зверей можно было поесть мороженое и покататься на каруселях.

Звери-пленники маленького Славку интересовали мало, а вот аттракционы он очень любил. Они манили переливами ярких огней, какофонией пронзительных звуков и обещанием счастья, пусть и кратковременного.

Самой любимой его каруселью была скоростная вертушка «Мистер Миксер». Сидя в прозрачной капсуле, прижатый специальным запирающим устройством к болтающемуся креслу и до боли в пальцах вцепившись в мягкие подлокотники, Славка носился по кругу, то взмывая ввысь, то практически отвесно устремляясь к земле. В момент стремительного спуска у него перехватывало дыханье, страх и восторг, смешиваясь, рождали упоительное чувство, когда каждая секунда переживается как целая жизнь. И всякий раз в момент стремительного падения он выхватывал взглядом фигуру отца, стоящего в толпе волнующихся и умиляющихся родителей, и кричал ему: «Папа, я лечу!» Ему очень хотелось помахать рукой, но сведённые пальцы невозможно было оторвать от поручней. А его уже снова подбрасывало и уносило вверх, вдавливая в спинку сиденья, и пронзительно голубое небо неслось ему навстречу. «Мама, я лечу», – шептал Славка, зацепившись взглядом за небольшое прозрачное облачко. И мама, конечно же, его слышала.

Это было лучшее время в его жизни из того, что он помнил, и лучшая карусель, на которой он когда-либо катался. В те несколько минут, пока он то взмывал ввысь, то нёсся к земле, они снова были вместе – улыбающийся папа внизу, нежная любимая мама на прозрачном облаке, а между ними он, маленький и счастливый Славка.

– Я лечу, – прошептал он, глядя на отражённые в водной глади облака.

Тихие слова в один миг растворились в тёплом летнем воздухе, разлетелись по слогам и буквочкам над посечённым тысячью солнечных бликов перевёрнутым небом. Достаточно оттолкнуться ногами, перевалиться через борт, и это небо примет, спрячет его. Навсегда.

Славка зажмурился. Ощущение полёта стало совсем реальным. Ровный гул мотора, заглушающий все прочие звуки, теперь, казалось, жил в нём самом. Он сам стал этим гулом и этим обдувающим лицо воздухом, и этой скоростью, и темнотой под сомкнутыми веками. И только боль от обжигающей спину горячей резины не давала ему окончательно отринуть свою телесность.

Он напряг ноги, нащупывая точку опоры. Оттолкнуться – назад и вверх! Взлететь по-настоящему! Нет! Слишком страшно! Он уже тонул совсем недавно, уже был готов разом оборвать всё, навсегда, без малейшей возможности уже что-то исправить, на что-то надеяться, уйти в темноту, в небытие, стать никем.... Второй раз решиться на такое ему не по силам. Да он уже – никто, так что некуда так спешить. Скорее всего, счёт его жизни и так идёт на часы, а то и на минуты.

Он открыл глаза, небо плеснуло яркой синевой, ослепляя. Он повернул голову и стал смотреть вперёд. Увидел жёлтый скутер «утопленницы» и трепещущий огонёк её волос. Увидел два невысоких, с человеческий рост, белых маяка, похожих на классические шахматные ладьи. Между маяками блестела вода, там начинался вход в ещё один канал, не намного уже, чем тот, по которому они плыли. Увидел, как гидроцикл девчонки, взревев, свернул в эту протоку. Белобрысый тоже поддал газу и направил катер по пенному следу «уточки».

Едва они миновали башни-маяки, вокруг всё изменилось. Изменилось настолько разительно, словно их волшебной силой перебросило в совершенно другое место.

Больше не кудрявились по берегам непроходимые заросли кустарника и не торчали из воды шапки вездесущего тростника. Неухоженное разнолесье сменилось ровным рядом практически одинаковых по высоте и ширине голубоватых елей, между которыми стелилась густая трава настолько сочного изумрудного цвета, что слепило глаза. Береговая линия, обрамлённая массивными хорошо подогнанными плитами из красно-розового гранита, напоминала набережные Петербурга. По обоим берегам были проложены идеально ровные каменные дорожки, вдоль которых через равные интервалы стояли высокие уличные фонари с многогранными «петровскими» плафонами и тяжёлые парковые скамьи.

Неожиданно канал раздался вширь, и они вплыли в просторную гавань, также убранную в гранит.

И как бы ни был Славка удручён своим положением, он не смог остаться равнодушным при виде открывшейся ему картины.

Сразу за гаванью на пологом склоне раскинулся невероятной красоты парк. Всё те же «петровские» фонари, огромный фонтан, плетущий замысловатые кружева серебряных струй, округлые шапки подстриженных деревьев и мягкие линии живых изгородей, клумбы, пестрящие яркими цветами, мраморные статуи античных богов и богинь. И над всем этим возвышался настоящий дворец: светло-бирюзовые стены, белые колонны и полуколонны, сверкающие золотом барельефы, картуши, капители и маскароны, высокие окна, полуобнажённые кариатиды и атланты, поддерживающие балконы второго этажа.

Белобрысый на небольшой скорости правил к основательному деревянному причалу, возле которого стоял то ли огромный катер, то ли небольшой корабль. Красивые чёрные буквы контрастно выделялись на его белоснежной корме – «Орландина». Тут же на специальных пластиковых понтонах расположилось несколько гидроциклов. Чуть в стороне от причала темнел выложенный тёсаным булыжником спуск, позволяющий подъезжать машинам к самой воде. Неподалёку от спуска стоял приземистый облицованный жёлтым песчаником сарай с высокой башенкой-маяком на черепичной крыше. По левую сторону гавани слепила глаза белизной стройных колонн беседка-ротонда с позолоченным куполом. А справа и чуть в стороне на небольшой возвышенности горели огоньки вертолётной площадки, на которой стоял небольшой чёрный блестящий вертолёт.

Они были на середине гавани, когда неожиданный оглушительный грохот заставил Славку вздрогнуть. Приглядевшись, он увидел настоящую старинную пушку, установленную в специальной нише парапета. От места выстрела, медленно разрастаясь, поплыл над водой дымный бублик. Он услышал радостные крики и только тогда заметил людей. Человек пятнадцать пёстрой стайкой стояли у лестницы, ведущей на причал, и приветственно махали руками.

– Тебя встречают! – обернувшись, прокричал Белобрысый и визгливо рассмеялся.

**

«Уточка» ловко вскочила на понтон и затихла. «Утопленница» резво поднялась по короткому белому трапу и замахала над головой руками. Люди на берегу ответили аплодисментами, задорными выкриками и смехом. Навскидку все они были примерно одного возраста – чуть больше двадцати. Славкины ровесники.

От толпы отделился парень в коричневой униформе, бегом спустился по каменным ступеням на причал и что-то передал рыжеволосой. Она кивком поблагодарила его и снова замахала руками остальным. И снова толпа с готовностью отозвалась восторгом.

Белобрысый заглушил двигатель. Катер, пройдя по инерции последние метры пути, ткнулся упругим бортом в стенку причала. «Спортсмен» закрепил лодку, затем вытолкал закованного Славку на причал.

– Стой тут пока, – хмыкнул он. – И не бзди. Тебе здесь понравится.

В перепачканных песком и илом трусах, избитый, напуганный и растерянный Славка стоял на виду у целой толпы нарядно разодетых девушек и парней, словно животное в зоопарке. Его появление на причале тоже не осталось незамеченным. Толпа дружно протянула: «О-о-о-о-о!» – и заклекотала вразнобой, как стая гусей. Он видел указывающие на него пальцы, пронизывающие любопытные взгляды.

Подошла «утопленница». В рысьих глазах плескалось торжество.

Славка с удивлением отметил, что на её руке теперь блестело сразу два золотых браслета – тот, что был раньше и новый, более широкий, украшенный витиеватыми узорами и драгоценными камнями.

– Вот и всё! – сказала она, подводя некий итог, смысл которого Славке ясен не был.

– Что… всё? – тихо спросил он.

«Утопленница» вскинула брови и приблизилась почти вплотную.

Она была на полторы головы ниже Славки, совсем невеличка, но крохотным чувствовал себя именно он.

– Во-первых, запомни, – вкрадчиво сказала она. – Если обращаешься ко мне, необходимо говорить «Ваша Светлость».

Славка поджал губы и насупился.

– Ты об этом не знал? Ты же учился в школе.

Славка отвёл взгляд.

– Ты не расслышал мой вопрос, крепс?!

Белобрысый, стоявший позади, отчётливо прошипел: «Отвечай, дурак!»

– Я всё расслышал, – монотонно проговорил Славка. – Ваша Светлость.

– Молодец! – тут же смягчилась рыжая. – Ты сможешь, я знаю. Немножко привыкнешь, и всё у тебя получится.

Она снова обшарила его взглядом.

– Господи! Какой ты жалкий! Аркаша, его одежда готова?

Тот выступил вперёд и энергично кивнул:

– Да, Ваша Светлость!

– Ваша Светлость! – Славка с отчаяньем посмотрел на девушку. – Пожалуйста! Скажите, что происходит?

Она протяжно выдохнула, раздувая щёки.

– Ф-ф-ф-ф… Нет, ничего ты не понял. Ну, хорошо, я объясню. Ты теперь мой крепс. Знаешь, что это значит?

– Нет… Ваша Светлость.

– Ты раб! – спокойно пояснила она. – Мой личный раб! Крепостной слуга. Крепс. У тебя больше нет браслета, но я смогу о тебе позаботиться и избавить от участи слича. Об этом-то ты хоть знаешь? Знаешь, что бывает с дикими?

– Раб? Вы смеётесь?

– Да, – широко улыбнулась она. – Я смеюсь. Но это не шутка. Ты будешь тут жить и работать. Будешь выполнять всё, что тебе прикажут. Что я прикажу. И не делай глупостей. Поверь, я не склонна церемониться с теми, кто бунтует. Как ты там пел? Он носит белый бинт и с ним идёт на бунт… Помнишь, чем песенка кончается? Лежит в земле сырой несбывшийся герой. Всё. Тебя проводят.

– Я же вас спас, – глядя исподлобья, процедил Славка.

– Что?! – она уже собиралась отойти, но услышав Славкино заявление, вернулась. – Спас?! Ты думаешь, я так плохо управляюсь с «уточкой»? Или не умею плавать? Нет, крепс. Так было задумано. И, кстати…

Неожиданно она залепила ему сильную пощёчину, на которую с берега тут же отреагировали дружным одобрительным «у-у-у-у».

– Это за то, что ты меня лапал, когда «спасал». Запомни, ко мне прикасаться нельзя!

Славка угрюмо молчал. В тот самый момент, когда рыжеволосая под восторженное улюлюканье гостей залепила ему пощёчину, утвердив таким образом его новый статус, Славка понял, что в его жизни только что произошёл тот самый резкий поворот, после которого все дальнейшие события подчиняются только этому ключевому моменту. А всё, что было до, уже не имеет никакого значения.

– Ты понял меня, спасатель?

Он не ответил.

– Повторю в последний раз. Ты меня понял?

Стоящий рядом белобрысый больно ущипнул Славку за бок.

– Я понял, Ваша Светлость, – тихо проговорил Славка.

Рыжеволосая повернулась к своим друзьям, театрально указывая на него обеими руками.

– А он понятливый! Он не дурачок!

И толпа, смеясь, загудела, зааплодировала. Толпа благосклонно приняла его капитуляцию.

Её ладонь вновь потянулась к Славкиному лицу. Он зажмурился, но девчонка лишь слегка потрепала его по щеке.

– Ты мой подарок на день рождения, – она миленько улыбнулась. – Ты должен быть хорошим подарком. И делать всё, что тебе скажут. Это просто. Ты справишься. Ведь ты, как мы выяснили, не дурачок? Ну? С днём рожденья меня?

Славка потрогал языком распухшую губу и посмотрел на «утопленницу».

– С днём рождения, – выдавил из себя он.

Улыбка на её лице начала таять.

– Ваша Светлость! – сквозь зубы добавил Славка.

– Уводи его! – раздражённо приказала рыжая. – Отведи его в общежитие. Наручники там снимешь. Пусть сидит взаперти, пока врач его не осмотрит. Пока всё.

Белобрысый требовательно похлопал Славку по плечу, но Славка продолжал стоять, не в силах сделать первый шаг. Он словно приклеился босыми ступнями к нагретым доскам причала, замерев на границе между прошлым и будущим. Как будто упёрся в невидимую преграду. Казалось, стоит шагнуть не вперёд, а назад, и ещё можно будет всё исправить – сказочный дворец со всеми его обитателями померкнет, расплывётся, как Китеж-град призрачным отражением в тёмной воде, и он снова окажется на берегу канала, один, со своим белым браслетом.

«Браслет!» – вспомнил он и посмотрел на своё непривычно пустое запястье.

– Да иди же ты! – проворчал «спортсмен» и с силой пихнул в спину.

Новая реальность качнулась, будто кивала ему приглашая.