Читать книгу Аллегро с Дьяволом – II. Казань - Юрий Вячеславович Селивёрстов - Страница 6

Взяв у Куницы, который был наблюдателем, бинокль, Перец рассматривал проходящую колонну. Он любил рассматривать возвращающиеся домой колонны. Обычно это поднимало ему настроение. «Люди домой возвращаются, мы тоже, значит, скоро вернемся». Вот и сегодня, после истории с Чумой, Перец пытался восстановить душевное равновесие испытанным способом. Да только ничего не получалось, на душе было по-прежнему гадко.

По трассе шли явно инженерные войска, было много вспомогательной и строительной техники.

– Нэ, я нэ понымаю, зачэм так дэлать, да? – спросил Цветочник, Гога из Грузии. Он не выращивал и никогда не торговал цветами, но на всех базарах Советского Союза можно было найти грузина, торгующего цветами. Он прослужил всего полгода и имел сильный акцент.

– Ну ладно, эсли я враг – убэй мэня, стрэляй, горло рэшь, а вот так издэваться зачэм, да? – вопрошал горячий Цветочник, сильно жестикулируя руками.

– А напугать нас хотят, вот и издеваются, – ответил мрачный Кок.

– Вашу мать!! – неожиданно выругался Перец и чуть не разбил бинокль о камни. – И так настроение дерьмо, а тут эти еще.

– Что лаешься? – спросил Кок.

– Второй грузовик с хвоста колоны, – пояснил ему Перец, протягивая бинокль.

Кок взял бинокль и направил его на колонну. Найдя второй с хвоста КамАЗ, Кок не сразу понял, что так взбесило Перца. Какие-то коробки, похоже, из жести, пара звездочек…

– Черт, обелиски, – упавшим голосом промолвил Кок и отдал бинокль, протянувшему руку Цветочнику.

– Вывозят, чтобы не надругались наверное, – высказал свою догадку Перец.

– Вах! – выдохнул Гога и отдал бинокль Кунице.

Они долго провожали взглядом колонну, в которой шел КамАЗ, груженный обелисками. И вдруг все четверо остро почувствовали, что это везут их обелиски, с их фотографиями и их именами. Казалось, напрягись и увидишь свои имена и написанные краской даты. Вот только напрягаться никому не хотелось. А может, просто страшно было…

Послышался шум приближающегося вертолета. Из вертушки, севшей чуть ли не на высоте, выпрыгнул комбат, майор Сизов. Не мудрствуя лукаво его называли Батя, как и многих других комбатов советской армии – если уважали, конечно. Неоригинально, но от души. Хотя солдаты и называли его Батя, ему только-только исполнилось тридцать пять, пять из которых он провел в Афганистане и еще два по госпиталям. Заработал четыре ранения различной степени тяжести, звание героя Союза, кучу орденов с медалями, а также язву и седую голову.

– Товарищ майор… – начал доклад Малахов, но Сизов прервал его:

– Где он?

– Сержанта Краснова заперли пока в каптерку, товарищ майор! – доложил Конюх и протянул рапорт.

– Я про Чуманова спрашиваю, – раздраженно буркнул Батя, посмотрев на Конюха как на умалишенного, и взял, не глядя, рапорт.

Конюх поежился и кивнул в сторону брезента, лежащего на «пятаке»:

– Вон там.

– Давай полюбуемся на ваши успехи, товарищ старший лейтенант, – сказал Батя и пошел к «пятаку», туда уже подошел весь взвод.

Конюху ничего не оставалось, как двинуться следом за комбатом.

– Разверните, – коротко приказал Сизов.

Леший откинул брезент. Весь взвод увидел, как по лицу Бати прошла судорога и явственно послышался скрип зубов. Он долго смотрел, не отрываясь, на Чуму.

– Прости, парень, – прошептал он чуть слышно и уже громче добавил: —Закройте и отнесите на вертолет.

Несколько человек бросилось выполнять приказ.

– Рапорт готов, товарищ лейтенант? – спросил он. Тут же вспомнив о бумажке, поданной ему Малаховым: – Ах, да. Посмотрим, что вы тут написали.

– Так… Так… Сержант Краснов… – пробежал он взглядом по рапорту и с недоумением спросил: – Что вы мне дали, лейтенант?

– Рапорт, – мрачно ответил Конюх. Он понял, что комбат явно не на его стороне.

– Мне не интересны ваши взаимоотношения с сержантом Красновым. Меня интересует рапорт, где сказано, как во время выполнения вашего задания, не имеющего ничего общего с боевой задачей, поставленной перед взводом, у вас пропал рядовой Чуманов, – говоря это, комбат смотрел в глаза Малахову и медленно рвал его рапорт.

– Я не успел написать рапорт, товарищ майор. Сегодня напишу. Только рапорт о нападении на меня сержанта Краснова вы зря порвали. Я напишу новый, и если вы не примете его у меня, подам вышестоящему командованию. Вы не имеете права покрывать дебошира.

«Что ты там о себе думаешь, майор, да мой отец…», – говорил весь вид обиженного Конюха.

– Конечно я приму ваш рапорт, товарищ старший лейтенант – пока еще старший лейтенант. Только давайте подавать рапорта в хронологическом порядке. Сначала у вас пропал солдат, а уже потом возник конфликт с сержантом. Вот в этом порядке я и приму у вас рапорта, лейтенант.

Наклонившись к самому уху Малахова, комбат добавил:

– А как ты думаешь, если я спрошу, кто видел, как Пастух вмазал тебе – сколько человек выйдет из строя, а?

– Не знаю, – честно ответил, опешивший от такой постановки вопроса Конюх.

– Вот и подумай. Я ведь еще могу спросить, а не видел ли кто, как ты пьяный о камень споткнулся и упал. Сколько в строю останется, как думаешь?

Малахову ничего не оставалось, как вновь пожать плечами.

– Подумай, лейтенант, на досуге, а сейчас давай сюда Лешего и всех сержантов.

– И Краснова тоже?

– Я же сказал, ВСЕХ! – комбат тяжело присел на скамейку у обеденного стола.

– Есть! – ответил лейтенант и обернувшись скомандовал: – Леший, давай сюда со всеми сержантами, Краснова прихвати тоже.

Через минуту все стояли перед комбатом. Батя внимательно всех осмотрел, задержавшись на Пастухе.

– Значит так, ребятки. У нас произошло существенное изменение обстановки, причем в худшую сторону. Правительство Наджабуллы от просьб отменить или задержать вывод советских войск перешло к откровенным провокациям. Правительственными войсками были обстреляны мирные кишлаки, лежащие вдоль трассы. Вдоль нашей трассы, километрах в полста южнее нас. На просьбы командования прекратить провокации правительственные войска ответили новыми обстрелами. Командованию ничего не оставалось, как обратиться к старейшинам и разъяснить ситуацию, а так же УБЕДИТЕЛЬНО попросить не трогать наши колонны. В результате наши колонны прошли без помех, в том числе и та, которая прошла сегодня мимо вас. Правительственные колонны с войсками, участвовавшими в обстрелах, и идущие следом за нашими, подверглись нападению. Как сами понимаете, все это приводит к дополнительному росту напряжения обстановки вокруг трассы. Я не имел право все это вам рассказывать, но я хочу, чтобы вы реально представляли себе положение дел.

Комбат повернулся к Конюху:

– Товарищ лейтенант, можете написать рапорт о разглашении мной секретных данных. Куда писать знаете?

Красный как рак, готовый съесть комбата, Конюх кивнул головой.

Батя улыбнулся и продолжил:

– Вот и прекрасно. Но это еще не все плохие новости. Разведкой в горах замечен большой отряд моджахедов, направляющийся предположительно в нашу сторону. Их потеряли. В отряде ориентировочно двести-двести пятьдесят человек. Куда и зачем идут неизвестно. Вполне возможно, что это один из отрядов беспокойного «Панджшерского льва» Ахмад Шаха. Он уже несколько раз пытался устроить нападения на колонны, да без особого успеха. Похоже, что он еще не успокоился. Там в «вертушке» десяток ящиков с минами. Сегодня уже поздно, скоро стемнеет, а завтра с утра перекройте «горлышко» так, чтобы ни мимо вас, ни к вам ни одна тварь не проползла.

Далее. В связи с напряженной обстановкой приказываю: на связь выходить в два раза чаще. То есть, днем каждый час, а ночью, соответственно, каждые полчаса. Предупредительный залп артиллерии, «будильник», не через пять минут, а через три. Огонь артиллерии по ориентирам и выход группы поддержки так же еще через три минуты. Предупредите радиста, а то придется полбазы ночью по тревоге поднимать. Все понятно?

– Так точно.

– Вопросы, предложения есть?

– Товарищ майор, есть предложение перераспределить броню. Старший лейтенант Малахов поставил танк с БПМ и БТРом на южную сторону. БМД на севере, а восточная и западная стороны остались без брони. Предлагаю БТР и БМП с южной стороны перераспределить на восток и запад. Так же считаю целесообразным полностью обложить технику камнем не только с фронта, но и по флангам, – предложил Пастух.

Ему не хотелось поднимать этот вопрос перед комбатом, получалось, что он в какой-то мере «стучал» на неправильные действия Конюха. А «стучать» он не привык. Но ухудшение обстановки требовало укрепления обороноспособности. А на мнение Конюха было уже плевать, поэтому на его «дружеский» взгляд Пастух ответил таким же. Батя сделал вид, что не заметил эту «перестрелку».

– Пойдем посмотрим, – сказал он, вставая со скамейки, и в этот момент заметил подходившую Наташу, которая попыталась косметикой хоть как-то замаскировать красные глаза – получилось плохо.

– Чаю не хотите, товарищ комбат? – предложила она.

– Нет, – резко ответил ей Батя и, повернувшись к взводному, добавил: – Да, а жену вашу я забираю на базу. Там ей будет безопасней.

И многозначительно посмотрев на Конюха с Пастухом, еще добавил:

– Да и вам спокойней. Собирайтесь, дамочка, – пренебрежительно сказал он, обратившись к Наташе.

– На каком основании? – немного смутившись, все же спросила Наташа.

– Это приказ.

– Я нахожусь здесь по приказу командира полка, и только по его письменному приказу покину высоту, – ответила она уже твердо.

– Будет вам приказ, завтра. В письменном виде. Собирайтесь.

– Вот завтра и поеду. А сегодня остаюсь.

– Наташа, тебе лучше уехать. Здесь становится опасно. В любой момент может вспыхнуть бой, – попытался урезонить жену Малахов, но не тут-то было.

– Тем более. Я, кажется, здесь единственная медсестра. И если завтра может начаться бой, как вы говорите, то кто же будет перевязывать раненых? – ответила горячо Наташа и уже совсем твердо и спокойно добавила: – Я останусь, пока мне не покажут приказ командира полка и не привезут смену.

Батя окинул Наташу взглядом с легкой смесью удивления и одобрения. Ни комбат, ни другие, ни тем более Конюх не ожидали от Наташи такого.

– Будь по-вашему. Будет вам завтра и смена, и приказ. А пока оставайтесь. До свидания.

– До свидания, – ответила, несколько растерявшись от легкой победы, Наташа.

Оглянувшись, она поняла, что поступила правильно. Во взглядах, которыми одарили ее бойцы, она прочла что-то такое, чего ей не хватало эти два месяца на высоте. До этой минуты на нее смотрели только как на в меру симпатичную женщину, которая была здесь единственной представительницей слабого пола и, следовательно, была вне конкуренции. Смотрели как на послушную жену, как на неплохого повара, но не более. Сейчас же на нее смотрели как на свою, как на бойца.

«Вот так. Все просто. Нужно просто принять самой решение и выполнить его. И не слушать, кто что там говорит. Ни маму, ни мужа. Самой принять решение и самой его выполнить, и люди будут смотреть на тебя так, как тебе хотелось бы. Вот только решение должно быть верное», – думала Наташа, смотря в спину уходящему комбату.

– Нахожу предложение сержанта правильным, товарищ лейтенант. Завтра перераспределите броню по флангам и обложите камнем по полной программе, – сказал Батя Малахову напоследок, – здесь достаточно и танка.

– Но товарищ подполковник, основная опасность идет с юга, а если мы обложим БТРы с трех сторон, мы лишим их маневра.

– Лейтенант, вас учили обсуждать приказы или выполнять? – в голосе Сизова сквозило явное раздражение.

– Выполнять, – коротко ответил Конюх.

– Вот и выполняйте, вы же не женщина, а офицер. Завтра с утра и займитесь. Все. Бывайте.

Козырнув, комбат направился к «вертушке». Все повернули назад.

– Пастух! – окликнул Аркадия отставший Конюх.

Пастух оглянулся и подошел к Малахову.

– Обо всем успел доложить, а, сержант?

Аркадий никому ничего не докладывал, осведомленность Бати о делах на высоте и для него была новостью. Но оправдываться перед Конюхом? Нет уж, увольте.

– Да я вообще все успеваю, – ответил он, с вызовом глядя в глаза лейтенанта.

У того исчезли последние сомнения. «Был Пастух с Наташкой, точно был». С какой радостью он бы сейчас врезал по этой наглой морде. Вот если бы об исходе этой драки никто не узнал, тогда он бы не стал себя сдерживать, а так… Его авторитет во взводе и так упал ниже плинтуса, не хватало еще и в драке этому сержанту проиграть.

– А ведь она из-за тебя за косметикой сорвалась, Пастух. Тебе захотела понравиться. Так что вины твоей в смерти Чумы, пожалуй, больше чем моей будет. Чисто по-мужски, между нами, признайся, Пастух – так ведь?

– Сейчас, признаюсь, «тыщу раз». Ага. Ты с больной головы на здоровую-то не вали, лейтенант. Я же тебе говорил, просил – не посылай «молодого». Меня нужно было послать, и было б тебе счастье, по любому. И Чума в живых остался бы, и твоя любимая карьера не пострадала. А если б повезло, то сейчас «вертушка» закутанным в брезент увозила бы меня. Вот счастья то… А, лейтенант?

– Да, сержант, я кажется действительно допустил серьезную ошибку. В следующий раз я буду более осмотрительным.

– Вот и поговорили. Разрешите идти?

– Иди, сержант, иди, – но не успел Аркадий сделать и пяти шагов, как лейтенант вновь окрикнул его: – Пастух, постой!

Он обернулся. Было видно, что взводный хочет, но никак не решается о чем-то спросить. Наконец, поколебавшись несколько секунд, Малахов нехотя произнес.

– Ладно, иди, сержант.

Только когда Пастух развернулся, по его губам скользнула усмешка: он знал, какой вопрос так и не решился задать Малахов. И правильно сделал, глупей вопроса трудно было придумать.

Войдя в палатку, Аркадий понял, что известие о возможном бое с большим отрядом моджахедов, а особенно смерть Чумы, сильно сказались на настроении бойцов. Чтобы как-то отвлечь их от тяжелых мыслей, Пастух решил применить старое эффективное средство:

– Значится так, «тухляк» с морд сняли и пошли чистить оружие.

– Так чистили уже сегодня… – начал было Перец.

– Еще раз почистишь, не рассыплешься, давай бегом, я сказал! – и, не дожидаясь исполнения приказа, вышел.

У стола стоял Леший и о чем-то беседовал с Байкалом.

– Серый, давай вытаскивай всех оружие чистить, пусть отвлекутся немного, а то смотреть тошно, как они себя жалеют.

– Добро. Байкал, давай всех сюда.

Через пару минут весь взвод чистил оружие, привычно расположившись за обеденным столом.

– Что-то мою пулю долго отливают… – затянул свою любимую песню Перец, но не тут-то было.

– Перец, заткнись! – послышалось сразу несколько голосов, но заставить замолчать Перца было не так просто.

– Что-то мою волю прячут, отнимают… – продолжил он настырно.

– В натуре, Перец, заткнись, без тебя тошно, – проворчал Кок. – Если глотку сильно драть охота, так давай что-нибудь повеселее.

– Про баб давай, да? – подал голос Цветочник.

– Про баб, говоришь? – задумался Перец и вдруг просиял.

Он вскочил на скамейку, вытянул руку, чем остро напомнил памятник Ленину и, подражая манере Маяковского, продекламировал:

Голые бабы

по небу летят,

В баню попал

реактивный снаряд.

Пару секунд понадобилось взводу, чтобы переварить и представить, что наплел Перец, потом грохнул взрыв хохота, который чуть не снес палатки.