Читать книгу Вооружение Одиссея. Философское путешествие в мир эволюционной антропологии - Юрий Вяземский - Страница 6

Однако самое досадное затруднение, с которым я столкнулся, вот каково.

§ 19

Очень часто наука места своего не знает! Многие, слишком многие ученые (особенно в XX веке) ощущают в себе такую богатырскую силу, такую сказочную дерзость и прыть, развили в себе такой поразительный комплекс полноценности и непогрешимости, что не только в научном своем царстве правят безапелляционно и безраздельно, но и самоупоенно отправляются на завоевание царств тридевятых, даже не подозревая, что там свои богатыри, свои властители, свои жители, свои законы – там своя сказка, господа! И полбеды, если такого безоружного путешественника побьют – за одного битого, как известно, двух небитых предлагают. Намного хуже случается: научному богатырю кажется, что он и царство завоевал, и принцессу очаровал, привез ее с собой, за свадебный пир уселся и гостей созвал; но гости-то видят (не все, а те, которые в сказках искушены и в нескольких царствах побывали), что никуда он не ездил на самом-то деле, то есть ездил в туда-не-знаю-куда, привез то-не-знаю-что, и с этим научным фантомом наш ученый богатырь ныне помпезно бракосочетается…

Я говорю об отношении многих ученых частично к искусству и главным образом к религии.

Вы встречали такое словосочетание: «научное исследование религии»? Вас ничего в нем не смущало? А «научное исследование искусства»? Вы не находите, что здесь уже что-то режет слух, немного, но режет? А ведь искусство намного ближе к науке расположено, чем религия.

И вполне можно химически исследовать, скажем, «Джоконду». Кто запретит химику изучить состав красок, их порчу под действием времени? Краски можно исследовать. Но будет ли это исследованием «Джоконды», этого шедевра, загадки и правды мировой живописи?

Да, есть такая наука – искусствоведение. Но не кажется ли вам, что наибольшего успеха, наибольшей правды в исследовании «Джоконды», ее загадочной улыбки добились живописцы, которые пытались ее копировать, поэты, которые посвящали ей стихи, композиторы, под наитием этой улыбки сочинявшие музыку? Не кажется ли вам, что самое правдивое, самое подлинное исследование происходит в нашей душе, когда улыбка эта встает перед нашим внутренним взором, зачаровывая, привлекая и отталкивая, соблазняя и предупреждая, кого-то словно раскалывая надвое, кого-то как бы объединяя и примиряя; и у каждого своя «Джоконда», и моя «Джоконда» самая подлинная, и ваша – тоже самая подлинная, и некоторые свою «Джоконду» ценят и любят намного больше, чем ту, которая висит в Лувре (и в этом есть свой художественно-исторический резон, так как луврская «Мона Лиза» процентов на восемьдесят утратила яркость красок, свой колорит, свое гениальное «сфумато», а, стало быть, наша внутренняя – подлиннее и, может, даже сверхподлиннее); и то, что у нас с вами разные и, может статься, совершенно разные «Джоконды» и одновременно самые подлинные – это не только не противоречие, а закон и прелесть искусства.

И какая наука эту вашу внутреннюю, лелеемую или нелюбимую, болезненную, может быть, «Джоконду» сможет исследовать? Утром она у вас одна, вечером – другая, от ваших мимолетных видений зависимая, вашими чувствами, предчувствиями и воспоминаниями питаемая и изменяемая, только вами сокровенно исследуемая, сознательно, но чаще предсознательно. И вот я сейчас затронул струну, а вы, может быть, снова стали исследовать, наверное, совершенно со мной не соглашаясь, но возникла она (Она?) в вашем представлении под воздействием моего исследовательского предложения. Но ведь вы должны заметить, что я уже давно не научным языком с вами разговариваю, а каким-то другим, в котором истины нет, но есть правда («истина» в Лувре висит, а «правда» – только в вашей душе), и логика вдруг уступила какой-то другой форме, другому способу мышления (я условно назову его пока поэтикой), позволяющему вам одновременно и соглашаться и не соглашаться со мной. Так вот это, примитивно говоря, и есть наше с вами совместное художественное исследование «Джоконды».

И все это возможно, все это начинается лишь тогда, когда вы признаете искусство, понимаете его, ощущаете, любите и верите в то, что «Джоконда» как образ, как метафора, как парадокс, если угодно, может существовать и существует в вашем сознании, в ваших представлениях, в вашей душе. Но если этот внутренний образ для вас лишь выдумка, если все богатство живописных принципов и правил вы считаете «малярскими байками», если вы вдруг заявите: чего я забыл в Лувре, я принципиально не приемлю такого рода социально-политические заведения, мне совершенно не нужно испытывать какие-то там чувства к «Джоконде», более того – я не должен, не имею права их испытывать, ибо, будучи ученым, я должен оставаться к ней беспристрастным, объективным… Вы представляете, какого рода исследование из этой вашей «строго научной» установки произойдет?

§ 20

К сожалению, многие ученые допускают подобного рода гностическую бестактность по отношению к религии.

Приведу два примера.

Воспоминания детства. Гагарин полетел в космос, после полета состоялась пресс-конференция, и какая-то бабушка (может быть, подставная) спросила первого в мире космонавта: «Сынок, миленький, а ты там, в космосе своем, Бога видел?» – «Нет, бабуля, не видел», – лучезарно улыбнувшись, ответил Гагарин. На следующий день школьная учительница использовала этот мимолетный диалог для углубления нашего атеистического воспитания. Через несколько дней в «Правде» появилась статья некоего ученого мужа, специалиста по научному атеизму… Послушайте, но ведь не только христианство, но никакая, даже самая примитивная религия в мире никогда не утверждала, что ее бог вращается по околоземной орбите и так расчетно крутится, что непременно должен был встретиться Юрию Алексеевичу… Но это, пожалуй, чересчур вульгарный пример.

А вот менее вульгарный и более распространенный. Для очень многих ученых слово «миф» синонимично слову «выдумка». Поверьте, для крещенного, воцерковленного, знакомого с Библией, а тем более с сочинениями отцов церкви христианина миф – никакая не выдумка, а жизнь, истина и путь.

Одного святого пустынника, помнится, спросили: «Как вам удалось, авва, снискать такой благодати, что львы спят у ваших ног, а люди, поговорив с вами, исцеляются?» – «А я все время, каждый час, каждую минуту вижу перед глазами Распятого Христа», – ответил отшельник. Пусть львы и исцеленные больные – выдумка (экспериментальных этологов тогда не было, и медицинской экспертизы никто не проводил). Но если верующий христианин хотя бы раз в год, хотя бы в Страстную Пятницу не видит Распятого, не страдает вместе с Ним, вот его, наверное, можно научно исследовать, потому что он мифом, похоже, не живет, и Животворящий Крест, всю Вселенную объемлющий и организующий, не символ для него, не образец для действенного путеследования и не стержень, связующий прошлое и будущее, знание и невежество, правду и ложь, любовь и ненависть, свободу и рабство, жизнь и смерть, не символ, говорю, для него, а в лучшем случае грандиозная художественная метафора (см., например, «Христос святого Иоанна Креста» Сальвадора Дали) и в худшем случае – плюсик, знак для сложения денег, орденов, научных дипломов.

У святого Франциска на ладонях были раны, словно не Христа, а его, Франциска, к кресту приколачивали. Конечно же – выдумка. Вот когда гипнотизер внушит своему пациенту ожог третьей степени и у того после сеанса вздуются на руках реальные и материалистические пузыри – это не выдумка, потому что неоднократно ученые наблюдали и гипноз современной наукой вполне признается как достоверное явление. А святой Франциск, который, похоже, ежесекундно страдал вместе с Распинаемым, сострадал Ему, любил Его так, как мы себя не любим, – ну разве может уважающий себя ученый допустить, что у него действительно были стигматы, то есть кровоточащие раны-язвы на руках и ногах?!..

Как возможно атеистически исследовать религию? Разве можно не-эстетически изучать искусство, не признавая ни поэтики как способа художественного мышления, ни метафоры как языкового инструмента этого мышления, ни рифм, ни колорита, ни контрапункта; то есть, дескать, обо всем этом говорят поэты, художники и музыканты, но все это лишь индивидуальный самообман и коллективный опиум для народа, а в научном плане ничего этого, разумеется, не существует.

Разве можно исследовать науку, не принимая в расчет и «решительно отвергая» логику, формулы, числа? Ведь числа тоже в природе не наблюдаются, они тоже – выдумка, и выдумка человеческая.