Читать книгу История Балетты. Том I - Юрий Юрьевич Крестиничев - Страница 2

Эти свечи горели почти бесшумно. Ненадрывное лёгкое покашливание колыхнуло основание догорающего фитиля. Едва различимые, смешанные с воздухом чёрные пряди поднимались над ним.

За столом сидел человек. Стол этот, куда его ни поставь, оставался до крайности неудобным. Но человек недовольства не выказывал. Напротив, он оставался тишайшим, смиренным.

А такому нужно учиться. Сидевший здесь только недавно научился думать более безгласно, а не вкрадчиво. Льстить он не умел, слишком честный. Даже старательные попытки перевести другого в свой стан часто оканчивались в той или иной степени непредсказуемо. Чего он не любил.

Не беря в расчёт людские ценности, он считал, будто уже и не был человеком в полном смысле. Он оказался намного слабее окружающего мира и во всех отношениях старался покорить любую неизвестность.

Каждый раз, вот уже три года, двадцать четвёртого числа человек выжидал полночи и уходил из города на неделю. Трудно представить себе что-то ужаснее тех семи дней, потому как никто из сожителей не знал, куда уходит этот человек. На вопросы он отвечал прямо: «Должно же быть и у меня свободное время».

Его звали Нотус, а на самом деле Ноуту Ланер, и годы должны были рассудить его как самого доброго человека в истории.

А как полагается добряку, Нотус являл собой гигантскую персону. Огромным животом он гордился, обтягивая его поясом на металлической бляшке. Долго хохотал без надрыва, и, думалось, в мире не было более счастливого человека. Сам Нотус представлял многомерную радость, расходящуюся во все стороны. «А я и не мог, я и не мог поверить чуду. И жизнь я свою, что за версту впредь не забуду. Сон в жизни моей, в жизни моей в явь претворится. И за столько дней, за столько дней что-то случится. Ре. Ре-ми-фа-ре. Ре-ми-фа-до. До-ре-ми-си-до», – напевала эта громадина себе под нос.

Оторвав лист и вложив его между брюк, пошитых на два размера вперёд, Нотус посмотрел в сторону спящей на кровати девочки.

– Ринка… Они всегда так любят поспать!

Ринка не была в полном смысле дочерью Нотуса, хотя часть его душевного счастья содержалась в ней. Ринка представляла собой девочку ростом около ста пятидесяти, которая спала, свернувшись калачиком. Он подмечал это, говоря: «Все они любят спать в такой позе. Почему? Я не знаю». По мнению того же Ланера, эта девочка была особенной, потому как…

Являлась бессмертной.

Зачесав волосы назад руками, Нотус поднялся со стула. Скрежет, с которым вставала эта махина, напоминал обрушение перекрытия. Ланер ещё раз оглядел малый кабинет, застёгивая обувь на ремешках, и, трижды постучав по животу, что-то прогудел. Его голубые глаза с белёсой каёмкой не сдвинулись, но взгляд упал вниз.

Обратившись к шкафу, Нотус вынул оттуда предмет в серебре цилиндрической формы. Трость. Вес её неизмерим, путь огромен. И не многим, кроме как Нотусу, удавалось поднять эту странную вещь. Подытожив, Ланер направился в сторону Ринки и, потрепав девочку по голове, сказал:

– Теперь это твоё.

Маленькая ручка обхватила рукоять как последнюю надежду на светлое будущее. Нотус догадывался, что Ринка его слышит, но, не трогая её более, надел серого цвета робу и покинул малый кабинет.

В воздухе приятно ощущалась соль, проходящая через щели. Этажом ниже пятеро стариков устраивали насыщение ингаляцией. Солнце стремилось к закату. Тогда же Нотус вышел на лестницу к окну и задался вопросом:

«Оставляя её на тебя, сестрёнка, я думаю… Я вернусь в этот мир через четырнадцать веков, когда время будет делиться на две части, затем ещё на две. Каким он будет… Каким он будет… Что будет лелеять? В чём он погрязнет? Где же его отправная точка? Я вернусь через четырнадцать веков и сам увижу. За этот промежуток найдётся мне место везде. В каждом видимом мгновении. Вы начнёте замечать меня как тень. И если не обратите внимания, тень эта удвоится. Чего я и сам не желаю. Но в тот момент произнесите моё имя и прославьте его. И я предстану перед вами через четырнадцать веков. А пока… – оглянулся он назад. – Пойду на солевую ингаляцию».