Читать книгу Черно-бурая лиса - Юз Алешковский - Страница 10

В этот момент я услышал свист. Как всегда, быстро обернулся, но никого не увидел. Тогда кто-то снова засвистел. Я пошёл к нашему дому. Свист стал громче. Только он доносился не с балкона, а откуда-то снизу.

«Наверно, из котельной…» – подумал я. И правда, когда я подошёл поближе, свист прекратился, а из подвального окна высунулся Гарик и знаками велел мне лезть через окно в котельную.

Я походил, как будто от нечего делать, около окна. За мной никто не следил. Потом спустился в нишу и с подоконника спрыгнул на кучу шлака.

В котельной было темно и холодно и пахло кислинкой, как около паровоза. Гарик схватил меня за руку и потащил за котлы. Я шёл за ним, как слепой. Наконец, отпустив мою руку, он сказал:

– Смотри!..

Я ещё не привык к темноте и ничего не увидел. Но в котельной вдруг почему-то запахло ананасами. Я принюхался и сглотнул слюнки.

– Виктория!.. Самый вкусный сорт!.. Смотри! – прошептал Гарик.

Я пригляделся получше и увидел белую плетёную корзинку, висевшую на большом винте. Это от неё пахло ананасами.

– Ешь… Я не такой… Сам слазил и тебе принёс… Страшно было… Самый вкусный сорт…

Я машинально взял из корзины пару прохладных, немного шершавых клубничин и представил, как Маринка прибегает в сад, видит обобранные кусты и истоптанные грядки. Она садится на корточки и плачет… Ведь на днях первый сбор клубники лучшего сорта «Виктория» мы должны были представить на выставку… Маринка больше всех возилась в саду и специально четыре дня туда не заглядывала. «Так интересней, – говорила она, – маленькие и зелёные ягоды вдруг становятся большими и красными…» А тут свой же… Я даже не сразу поверил, что Гарик всё-таки оборвал общую клубнику.

– Ешь! Чего ты?

Гарик дышал мне в лицо. От него пахло клубникой.

Я изо всех сил оттолкнул его. Он охнул, упал, но закричать побоялся.

– Под дых, значит?.. Под дых, значит?.. – Гарик поднялся с кучи шлака. – Чистюлей притворяешься?

Я снял корзинку с винта, прижал Гарика в угол и пригоршнями стал запихивать ему в рот клубнику. Он так перепугался, что, вытаращив глаза, глотал её почти неразжёванную.

– Наелся?.. Гадина ты земноводная! – Я бросил корзину. – Учти: если сам не расскажешь, хуже будет.

– Что? Ты доложишь? – пришёл в себя Гарик. – Тоже ответишь!.. Я бы, может, не пошёл…

– Ах, ты! Значит, я ещё виноват?

Я налетел на Гарика, мы схватились и упали. Он, изловчившись, укусил меня за ухо. Я от боли вскрикнул, выпустил его, он отскочил в сторону и примирительно, очень быстро и шёпотом, заговорил:

– Ну чего ты шум поднял? Что я такого наделал? Там же ещё осталось… И всем, наверно, обидно: возились, возились, а её – тю… и на выставку! Я свою долю съел… И не побоюсь никого!

Я кусал губы от злости на него и ещё больше на себя. Ну почему? Почему я не предупредил этого?..

Гарик, конечно, почувствовал, что я растерялся, и совсем уже примирительно хихикнул.

– Ладно мучиться-то… Мы же работали? Работали! И нам, как колхозникам, по трудодням положено…

Я стал забираться на подоконник: двери котельной летом были закрыты. Гарик противно поддразнивал:

– Иди, иди! Спредательничай.

– Я не предатель! А ты – гад! – огрызнулся я, вылез из окна в нишу, подтянулся на руках и снова очутился на дворе. Чувствовал я себя так, как будто это я совершил подлую кражу.