Читать книгу Психопатология обыденной жизни. О сновидении - Зигмунд Фрейд, Josef Breuer - Страница 4

Слова, обычно используемые в нашем родном языке, защищены, по-видимому, от забывания в условиях нормального употребления. Но совсем иначе, как известно, обстоит дело со словами иностранными. Предрасположенность к их забыванию очевидна для всех частей речи, а начальная ступень функционального расстройства проявляется в неравномерности нашей готовности обращаться к чужеземным словам – в зависимости от нашего общего состояния здоровья и от степени усталости. В ряде случаев забывание опирается на тот же механизм, который был раскрыт нами в примере с именем Синьорелли. Чтобы доказать это, я приведу анализ всего одного, зато крайне показательного случая, когда забыто было иностранное слово (не существительное) из латинской цитаты. Позволю себе изложить этот небольшой эпизод подробно и наглядно.

Прошлым летом я возобновил, путешествуя на вакациях, знакомство с одним молодым человеком, получившим университетское образование и прочитавшим, как я вскоре догадался, некоторые мои психологические работы. В разговоре мы коснулись – уже не вспомнить, почему – социального положения той народности (Volksstammes), к которой мы оба принадлежим; честолюбие побудило моего знакомого посетовать на то, что его поколение обречено, как он выразился, «хиреть», что ему не дано развивать свои таланты и удовлетворять свои потребности. Эту страстную речь он закончил известным стихом Вергилия – тем самым, в котором злосчастная Дидона завещает грядущим поколениям отомстить Энею: «Exoriare…» – и так далее[7]. Вернее, он хотел так закончить, но в точности цитату вспомнить не сумел – и попытался спрятать свой промах при помощи перестановки слов: «Exoriar(e)… nostris ex ossibus ultori». В конце же концов он с досадой сказал: «Пожалуйста, не смотрите столь насмешливо, будто вам доставляет удовольствие мое смущение. Лучше помогите мне. В строке явно чего-то не хватает. Как она, собственно, звучит в подлиннике?» – «Охотно помогу, – ответил я и процитировал латинский текст. – Exoriar(e) aliquis nostris ex ossibus ultori». – «Как глупо позабыть такое слово! – воскликнул он. – Впрочем, вы утверждаете, что мы ничего не забываем без причины. В высшей степени интересно было бы узнать, каким образом я, по-вашему, умудрился забыть это неопределенное местоимение aliquis».

Я с готовностью принял этот вызов, надеясь получить новый вклад в свою коллекцию. «Сейчас мы это узнаем, – сказал я. – Но должен попросить, чтобы вы сообщали, откровенно и не анализируя, все, что вам придет в голову, едва вы сосредоточите свое внимание на позабытом слове без какого-либо определенного намерения»[8]. – «Хорошо. Мне приходит в голову курьезная мысль расчленить слово следующим образом: а- и – liquis». – «Зачем?» – «Не знаю». – «Что вам приходит дальше на ум?» – «Дальше идет так: реликвии, ликвидация, жидкость, флюид… Дознались вы уже до чего-нибудь?» – «Нет, до этого далеко, продолжайте». – «Ладно. – Тут он язвительно усмехнулся. – Еще я думаю о Симоне Трентском, реликвии которого я видел два года тому назад в одной церкви в Тренте. Думаю об обвинении в кровавом навете[9], выдвигаемом как раз теперь против евреев, и о книге Кляйнпауля[10], который во всех этих мнимых жертвах усматривает новые воплощения, так сказать новые издания Христа». – «Эта мысль не совсем чужда той теме, которую мы с вами обсуждали, когда вы подзабыли латинское слово». – «Верно. Я думаю, далее, о статье в итальянской газете, которую я недавно читал. Помнится, она называлась “Что говорит святой Августин о женщинах?” Итак, что скажете?» – «Я жду». – «Ладно. Теперь будет нечто такое, что уже наверняка не имеет никакого отношения к нашей теме». – «Пожалуйста, воздержитесь от высказывания мнений». – «Да, я уже понял… Мне вспоминается один забавный старичок, с которым я познакомился на прошлой неделе. Настоящий оригинал. Похож на большую хищную птицу. Зовут его, если хотите знать, Бенедикт». – «Что ж, мы имеем, по крайней мере, сопоставление святых и отцов церкви: святой Симон, святой Августин, святой Бенедикт. Одного из отцов церкви, кажется, звали Ориген. Три имени дают детям и поныне, как и имя Пауль, которое входит составной частью в фамилию Кляйнпауля». – «Еще мне вспоминается святой Януарий и его чудо с кровью…[11] Вообще, впечатление такое, что все идет как-то уже механически!» – «Погодите. Святой Януарий и святой Августин оба связаны с календарем, это ясно. Однако напомните, в чем состояло чудо с кровью святого Януария?» – «Да вы наверняка знаете. В одной церкви в Неаполе хранится сосуд с кровью святого Януария, и в особый праздничный день в году эта кровь чудесным образом разжижается. Народ чрезвычайно дорожит этим чудом и приходит в сильное возбуждение, если оно почему-либо медлит случиться, как было однажды при французах[12]. Тогда командир – или, может, это был Гарибальди? – отвел в сторону священника, махнул рукой в сторону солдат, выстроенных на улице, и сказал – мол, он надеется, что чудо вскоре совершится. Так и вышло…» – «Что же дальше? Почему вы запнулись?» – «Теперь мне и вправду кое-что пришло на ум… Но это слишком личное и не подлежит огласке… К тому же я не вижу никакой связи и никакой надобности рассказывать об этом». – «О связи предоставьте судить мне. Я, конечно, не могу заставить вас рассказывать о неприятном, однако и вы тогда не требуйте от меня, чтобы я объяснил, каким образом вы забыли слово aliquis». – «Вот как? Значит, настаиваете? Хорошо, я внезапно подумал об одной даме, от которой вполне могу получить известие, очень неприятное для нас обоих». – «О том, что пропущены месячные?» – «Как вы смогли отгадать?» – «Это ничуть не трудно, вы меня достаточно подготовили. Смотрите сами – календарные святые, разжижение крови в определенный день в году, возмущение толпы, когда событие не происходит, недвусмысленная угроза, что чудо должно совершиться, не то… Вы сделали из чуда святого Януария прекрасный намек на нездоровье вашей знакомой». – «Сам того не ведая! По-вашему, из-за этого вот тревожного ожидания я был не в состоянии воспроизвести словечко aliquis?»

«Мне представляется это совершенно несомненным. Вспомните ваше желание расчленить слово a-liquis и дальнейшие ассоциации: реликвии, ликвидации, жидкость… Я мог бы еще добавить сюда святого Симона, принесенного в жертву ребенком; вы ведь подумали о нем, вспомнив о реликвиях…» – «Прошу, остановитесь. Не нужно принимать настолько всерьез эти мои мысли, пускай я ничего не придумывал. Наверное, стоит признаться, что дама, о которой идет речь, – итальянка; это в ее обществе я посетил Неаполь. Но разве это не может быть совпадением?» – «Можно ли объяснять все случайностью, решайте сами. Я лишь отмечу, что всякий подобный случай, подвергнутый анализу, приведет вас к столь же замечательным “случайностям”»[13].

* * *

Целый ряд причин заставляет меня высоко ценить этот краткий анализ, за который я искренне благодарен своему спутнику. Во-первых, я получил возможность воспользоваться источником сведений, к которому обычно не имею доступа. По большей части мне приходится добывать примеры нарушения психических функций в обыденной жизни через наблюдение за самим собой. Несравненно более богатый материал, доставляемый многими невротическими пациентами, я стараюсь оставлять в стороне во избежание возражений, что здесь все объясняется именно неврозами или их последствиями. Вот почему для моих целей особенно важными оказываются те случаи, когда посторонний человек в душевном здравии соглашается быть объектом подобного исследования. Приведенный анализ имеет и другое значение, ибо проливает свет на забвение слова без появления подставных слов и подтверждает установленный мною выше факт, что появление или отсутствие подставных слов не может обусловливать сущностные различия[14].

Но главная ценность примера aliquis заключается в другой особенности, отличающей его от случая с именем Синьорелли. Воспроизведение имени нарушалось воздействием цепочки размышлений, незадолго до того оборванной, но по своему содержанию не стоявшей ни в какой заметной связи с новой темой, заключавшей в себе имя Синьорелли. Между вытесненным элементом и темой забытого имени существовало лишь временное сходство, которого было достаточно для того, чтобы оба эти элемента связались один с другим посредством внешней ассоциации[15]. Напротив, в примере aliquis нет и следа подобного: самостоятельная вытесненная тема не занимает непосредственно перед случившимся сознательное мышление и не продолжает затем воздействовать в качестве расстраивающего фактора. Расстройство воспроизводства обусловлено природой самой темы – против выраженного в цитате пожелания выдвигается бессознательное возражение. Обстоятельства следует себе представлять следующим образом. Говоривший сожалеет по поводу того, что нынешнее поколение его соотечественников ограничено в правах; это новое поколение, предсказывает он вслед за Дидоной, отомстит притеснителям. Тем самым он высказывает пожелание о потомстве. В этот миг является противоречащая мысль: «Да полно! Неужели ты так горячо желаешь себе потомства? Это неправда. В каком затруднительном положении ты очутишься, если поступит весть, что тебе предстоит обзавестись потомством от известной тебе женщины! Нет, не надо потомства, при всей потребности в мщении». Это противоречие выражается тем же способом, что и в случае с именем Синьорелли: образуется внешняя ассоциация между каким-либо идеациональным (умственным. – Ред.) представлением и каким-нибудь элементом отвергнутого пожелания, причем произвольным, в высшей степени искусственным путем. Второй же существенный пункт сходства со случаем имени Синьорелли заключается в том, что противоречие опирается на вытесненные элементы и исходит от мыслей, которые могли бы отвлечь внимание.

На этом мы покончим с различиями и внутренним сходством обоих примеров забывания имен. Мы познакомились еще с одним механизмом забывания – нарушением хода мысли силой внутреннего противоречия, восходящего к вытеснению чего-либо. Это, на мой взгляд, понять проще, и с данным процессом мы неоднократно будем встречаться в дальнейшем изложении.