Читать книгу Два сердца - Зинаида Николаевна Гиппиус, Зинаида Гиппиус - Страница 2

Настасья Неофидовна Лисичкина, мать Володи, Миши, Сережи, Бори… была в больших хлопотах.

По случаю дня рождения старшей дочери Лиды – после обедни она ждала гостей на пирог. Придут Затенины отец и сын – сын только вчера приехал – батюшка с детьми, еще кое-кто… Пухлое, бесконечно доброе лицо Настасьи Не-офидовны так и лоснилось от жары и усталости.

– Ольга Александровна! Ольга Александровна! Что это, мать моя, вас не дозовешься? Давайте-ка, снесем этот стол на террасу. Двенадцатый час, а еще ничего не готово. К достойной, вы слышали, звонили?

– Звонили. Только, право, Настасья Неофидовна, с мальчиками сладу нет. Сейчас вот Миша Володе щепку в глаз воткнул, а тот поднял кирпич, да его кирпичом… Я просто из сил выбилась, Настасья Неофидовна…

– Ну, ничего, душа моя, бросьте их пока… Или дайте Мише хорошего подзатыльника и поскорее раздвинем стол. Рубашечки вы им велели выгладить? А Виктор сегодня спокойнее спал, чем прошлую ночь?

На широком балконе накрыли стол, самовар кипел, принесли свежее молоко и масло. Настасья Неофидовна велела подать и пирог.

Дети уже уселись около самовара. Ольга Александровна поила Борю, который болтал ногами и пускал пузыри в блюдечко.

Обедня кончилась.

Первая прибежала Лида, розовая и веселая, в новом платье. Лида была очень хорошенькая шестнадцатилетняя девочка, скорее, впрочем, похожая на куклу, чем на живого человека – такая она была беленькая, с крошечным ротиком и большими бледно-синими глазами. Свои пышные волосы льняного цвета она носила распущенными до плеч и низко подрезанными на лбу. Они падали свободно, закрывая розовые уши, и это придавало Лиде еще более детский вид.

Пришли Затенины и о. Владимир с двумя рослыми мальчиками-сыновьями. О. Владимир был еще молод и считался строгим. Он от природы обладал таким зычным голосом, что всякий раз, когда он говорил – казалось, что он бранится. Попадье своей он летом запрещал выходить из дому единственно по той причине, что она гнусила.

Это запрещение было следствием одного очень неудачного визита матушки к Настасье Неофидовне.

Боря, которого пугали крокодилом и который никогда не мог себе представить, как крокодил говорит, услыхал из соседней комнаты голос матушки и вдруг вообразил, что это и есть его страшилище: он подкатился под рояль, заткнул уши и заревел благим матом.

Борю долго не могли утешить, а о. Владимир решил, что попадье следует сидеть дома, дабы не беспокоить прихожан.

У самого батюшки было лицо полное и грозное, а волосы никогда не могли казаться причесанными, потому что вились слишком пышно.

Батюшка исправно кушал пирог и рассказывал Настасье Неофидовне и старику Затенину какой-то замечательный случай.

На другом конце стола в это время Лида кокетничала с сыном Затенина, Алексеем Ивановичем.

– Так вы любите гулять одни? Значит, я вас совсем не увижу. Вы забыли наше веселое лето в прошлом году! Впрочем, я тогда была еще совсем ребенок!

Алексей Иванович слушал, улыбаясь, и смотрел на хорошенькое личико.

Няня преувеличила, когда назвала Алексея Ивановича красавцем, но у него было такое лицо, на которое приятно смотреть.

Русые блестящие волосы, гладко зачесанные со лба, красиво вились сзади; ярко-рыжая бородка шла к белому цвету лица; глаза были темно-серые, с синеватым оттенком, какие часто бывают у детей. Высокий рост и стройная фигура делали его заметным.

Алексей Иванович улыбался, но в душе ему было прескучно.

Ему казалось, что Лида ни капельки не изменилась с тех пор, как они гуляли вместе прошлое лето. И тогда, в начале августа, им уже не о чем было говорить; неужели теперь все начинать снова?

Он знал, что отец хотел бы видеть его женатым на Лиде. Но ведь не теперь же, а после, потом, до этого еще долго…

Пока у него были совсем иные мысли и мечты, которые он собирался сегодня же высказать отцу.

Раздался пронзительный крик, блюдечко упало и разбилось. Виктор толкнул Ольгу Александровну под локоть, и она облила Борю горячим чаем.

Боря не столько обжегся, сколько обиделся. Ольга Александровна стояла растерянная, со слезами на глазах и даже не утешала Борю.

Мать взглянула на дело очень хладнокровно: выдрала за ухо Виктора, утерла Борю и велела няне собрать осколки блюдечка.

Боря скоро утешился на коленях Алексея Ивановича. Они с давних пор были друзьями. Алексей Иванович любил Борю за толстые, розовые щечки и за то, что он никогда не болел.

Худой ребенок, нервная женщина, израненная собака, больной старик – были одинаково ненавистны Алексею Ивановичу, потому что вызывали в нем неприятное чувство сострадания. Когда лошадь падала на улице – Алексей Иванович сердито смотрел в сторону, спешил уйти, хотя, впрочем, очень скоро забывал свое впечатление.

Он не любил жалеть.

– Большая забота с детьми, – произнес о. Владимир, когда все успокоилось.

– Особенно, если их так много, – сказала Настасья Неофидовна. – Я уж и не рада. Пожалуй, хоть бы и помер который-нибудь.

– Ну, неужели и Борю бы отдали! – смеясь возразил Алексей Иванович.

– И Борю бы ничего. Что ж, их ведь много. Боря, хочешь к дедушке? Там тебе, может, варенья дадут. Хочешь, Боря?

– Хочу…

Все смеялись. Батюшка заикнулся что-то о грехе, но Настасья Неофидовна немедленно возразила ему, что где же тут грех, когда и в евангелии сказано – дети будут в царствии Божием, а она им смерти не просит, только готова покориться воле Господней, ежели случится.

Ольга Александровна во все время завтрака не произнесла ни слова.

Она чувствовала, что Алексей Иванович на нее смотрит, и ей хотелось поскорей уйти.

Алексей Иванович спросил тихонько у Лиды в самом начале про Ольгу Александровну.

– Новая бонна, – небрежно ответила Лида.

Алексею Ивановичу понравилось, что Ольга Александровна молчит и смотрит вниз. Ему понравилось тоже, что у нее вовсе не угнетенный и жалкий вид, а спокойный и сосредоточенный.

Лида положительно надоела ему своей болтовней. Она так напоминала ему прошлое лето – (Алексей Иванович не любил прошлого) – и всех его знакомых московских дам. Они вечно говорили то же самое, что Лида.

В Ольге Александровне Затенин увидал что-то новое, какую-то ему до сих пор неизвестную серьезность.