Читать книгу Девушка, которая не умеет петь - Злата Косолапова - Страница 5

Он был невероятно хорош собой. У Агаты в один миг перехватило дыхание. Значит, слухи не врали, а россказни в тавернах были совсем не россказнями, а правдой. И теперь Агата видела это своими глазами.

Король Ренери был по-настоящему красив. Ростом чуть выше среднего, утонченный, стройный. Довольно, но не слишком короткие светлые волосы обрамляли его узкое, бледное лицо.

Одежды Ренери сияли торжеством и роскошью, достойной короля: это был камзол из темной ткани, украшенный жемчугом, лёгкие бархатные бриджи и сапоги из плотной кожи с дивными резными пряжками.

И даже то, что сейчас король Ренери пребывал в страшном гневе, нисколько не омрачало его великолепия.

– У Дактеана совсем крыша поехала? Я же велел привезти мне сестру Сиэлька. – Каблуки королевских сапог застучали по тяжелому камню пола. Ренери остановился в середине комнаты и сверкнул глазами в сторону Марона. – На что я ему даю золото? Чтобы он разбрасывался им, как попало? Или он забыл, что идёт война, а деньги в казне сами собой не появляются?

– Дактеан заверил меня, что и теперешняя его добыча будет нам очень полезна, – сказал Марон. – Впрочем, я ему уже высказал всё, что думаю по этому поводу.

Теперь каблуки звонко застучали частым стаккато. Ренери, едва ли обратив внимание на слова советника, судорожно размышлял о происходящем.

– Да он просто не смог сделать того, что я ему приказал, и решил меня надуть, подсунув кота в мешке, – разъяренно пробормотал король. – Сволочь. Пусть только появится здесь. Снесу ему голову и насажу её на самую длинную пику у Рубиновой скалы, пусть так и знает… Боже, ну и смрад…

Недовольно поморщившись, Ренери прикрыл ладонью нижнюю часть лица. Он посмотрел в сторону несчастных девушек, сжавшихся в комочек от одного только взгляда ясно-зелёных глаз молодого короля.

Неприятный лязг, с которым о каменный пол ударился металлический совочек, последние несколько минут не выпускаемый из рук служанкой, заставил многих вздрогнуть. Девушка быстро поняла, что привлекла к себе слишком много внимания и испуганно замерла, вытянувшись по струнке. Агата прекрасно разделяла чувства несчастной. Когда страсти бушуют, нужно изо всех сил постараться стать невидимой и, может быть, тогда минует.

– Рене, – вкрадчиво произнес Марон таким спокойным тоном, будто бы даже и не замечал напряжения, искрившего в стенах комнаты. – Дактеан довольно усердно убеждал меня, что часть выданного нами золота у него на руках, и что он обязательно до конца исполнит то, чего ты от него требовал. Он просит только одного – дать ему больше времени.

Ренери фыркнул.

– Исполнит он, как же. В следующий раз он подсунет мне сундук мышей из замка Осткарда и скажет, что и они мне на что-то сгодятся. Пусть лучше на оставшиеся деньги купит себе ещё одну голову, а лучше сразу две. Может быть, хоть это заставит его не принимать поспешных решений без моего на то благоволения.

Агата подумала, что даже в раздраженном взмахе руки короля виделась небывалая грация. Ренери прошёл мимо камина и остановился напротив трёх девушек, по-прежнему стоявших рядком и переминавшихся с ноги на ногу. Судя по выражению лиц Лизы и Анны, они были впечатлены красотой короля не меньше Агаты. Чуть нахмурившись, юноша заскользил по лицам своих пленниц придирчивым взглядом. Он посмотрел на перекошенное от усталости и страха лицо Лизы, удержал внимание на миловидной Анне, выглядевшей прекрасно, даже несмотря на то, что её светлые волосы были всклокочены, а хорошенькое личико было измазано в грязи, затем посмотрел на Агату и тут же, презрительно скривив губы, уставился на служанку уже с немалым удивлением.

– А это ещё кто?

– Служанка воспитанниц леди Осткард.

Марон быстро посмотрел на Агату. В глазах его что-то блеснуло. Служанка не ошиблась, это было хорошо ей знакомое презрение.

– Ах, этот идиот ещё и служанку их прикупил? – Гнев зашелестел в голосе короля с новой силой. – А может быть, он ещё сундук с их тряпками притащил, нет?

– Он сказал, что она может знать ценную информацию. – Марон едва заметно пожал плечами. – Не думаю, что он отдал за неё много денег.

Закатив глаза, Ренери отвернулся и устало потер пальцем висок.

«Просто нет слов, – уныло подумал он. – Только так можно охарактеризовать этот вечер. А, нет, можно ещё так: сплошные идиоты и их идиотизмы».

– Тьфу ты. – Король кинул взгляд на девушек. – Какой-то фарс… Ну, и что мне с ними делать?

Марон вытащил из кармана расписной шарик из металла и покрутил его в руках. Агата не знала, что это за шарик, но советник смотрел на него так, словно бы именно он должен был подсказать ему ответ для племянника.

– Не имею идей для того, чтобы предложить что-то основательное. Если мы не можем оставить их работать в замке или хотя бы получить за них выкуп, то пользы от них, конечно же, не будет.

В комнате повисло напряженное молчание. Оно, казалось, длилось непомерно долго, при этом изощренно истязало волнением. Король, сложив руки за спиной, стоял возле камина, глядя в огонь. Его гнев выдавали лишь кисти рук, с силой сомкнутые в кулаки.

Марон молчал.

– Ладно, всё, – сказал вдруг Ренери. – Марон, тебе придется самому разобраться с этой проблемой. Я слишком устал за этот отвратительный день, чтобы ещё и сейчас заниматься какой-то ерундой. – Ренери повернулся к служанке, начавшей подметать пол возле камина. – Джорджианна, вели Айсету подать мне в комнаты горячего вина. Марон, а ты не забудь распорядиться о проверке документов. Всё должно быть готово к нашему завтрашнему отъезду.

– Займусь немедленно, – пробормотал Марон, хмурясь. Его мучил какой-то неразрешимый вопрос, поняла Агата. Впрочем, советник поспешил озвучить его уже в следующее мгновение: – И всё же, Рене, я жду твоего распоряжения по поводу пленниц. Что мне с ними делать?

– Убей их. – Направляясь к двери, Ренери коротко пожал плечами. – Чего мне с них?..

Лиза ахнула, Анна в бессилии опустила лицо. Агата даже не пошевелилась, но лишь от онемения, сердце её сжалось – вот и всё, конец близок.

– Хотя нет… Постой. – Ренери, на мгновение замерев на месте, вдруг развернулся и направился обратно. Остановившись возле окна, юноша присмотрелся к трём своим пленницам и задумчиво протянул: – Они же из Атернии…. Атернии, славящейся прекрасными голосами…

– Так и есть, – со звенящим в голосе подозрением, произнес Марон.

Ренери холодно улыбнулся.

– Хм. Ну что ж, посмотрим. Возможно, всё-таки будет хоть какая-то польза от идиотской выходки Дактеана… – Король повернулся к своей служанке: – Джорджианна, пусть вино подадут сюда, пойди сейчас и распорядись обо всем и заодно пригласи-ка сюда Мартена-барда.

***

Время тянулось безумно медленно. Агате казалось, что её сил не хватит, чтобы ещё хотя бы минуту устоять на ногах. Запах горячего вина с пряностями, тепло каминного огня и страшное неведение сливались воедино и окутывали её душистым, плотным одеялом. Ещё мгновение – и она упадет прямо на каменный пол, завёрнутая в это одеяло, а потом провалится в далёкое и такое желанное небытие крепкого сна.

Агате по-прежнему было страшно, но уже не так, как раньше. Теперь её бессилие, словно маленький зверёк, ждавший своего часа, выросло, пролетело вперёд в ловком прыжке и когтями разодрало все те переживания, казавшиеся час назад непобедимыми. Этим самым рывком бессилие потупило все беспокойные мысли, немного ранее клубящиеся в голове несчастной служанки.

Наконец, дубовая дверь комнаты мелко содрогнулась от короткого, но сильного стука.

По оклику короля Мартен-бард зашёл в комнату. Растерянно и, надо сказать, не без мелькнувшей, как показалось Агате, жалости, он посмотрел на пленниц, но когда заметил короля тот час же склонился в почтительном приветствии.

Мартен был пожилым мужчиной – невысоким, но крепким. Его короткие волосы были вымыты и причесаны и были такими же седыми, как и аккуратная борода-эспаньолка, покрывающая крепкий подбородок. Одет Мартен был в классический наряд бардов королевства Нортон: мягкие одежды, расшитые цветными нитями и отороченные бахромой.

Бард кивнул юному Ренери и, уловив повелительный взмах руки короля, прошёл в комнату. Струны его лютни, украшенной белыми лентами, чуть звенели при каждом шаге музыканта. Оставив лютню на кровати, Мартен схватился за низкий скрипучий сундук, стоящий в углу, и подвинул его ближе к камину. Забрав лютню, бард устроился на своем месте, ожидая слова короля.

– Испытание состоит в следующем, – коснувшись губами кубка, отозвался Ренери. – Каждая из вас споёт мне песню. Любую, на свой вкус. Из свитков музыкального достояния Нортона или Атернии, конечно. Та, чью песню я выслушаю до конца, получит награду: я исполню одно её осуществимое желание. Осуществимое, повторюсь. То есть не стоит просить меня проиграть войну или взять одну из вас в жёны. Не пройдёт.

– А если Ваш бард не знает песни, которую мы захотим спеть? – тихонько спросила Анна.

– Мой бард? – переспросил Ренери, чуть выгибая бровь. Он усмехнулся. – Если хотя бы одна из вас назовёт песню, которую Мартен не знает, клянусь, я исполню все три её желания.

Агата не усомнилась ни на секунду: если король Ренери так говорит, значит, барду наверняка известны все песни из свитка музыкального достояния двух воюющих ныне государств. Ну, тогда можно и не пытаться вспомнить менее известную песню – всё равно выскрести её слова из закоулков усталого разума вряд ли получится. А ещё это значит, что можно забыть обо всём на свете и исполнить одну из своих любимых песен. Если ей, Агате, конечно, вообще дадут такую возможность.

Ренери чуть склонил голову, глядя на Лизу, потом на Анну.

– В Нортоне уже давно ходят слухи о том, что воспитанницы леди Осткард великолепно поют. – Ренери скользнул равнодушным взглядом по Агате. – А ещё я знаю, что в Атернии чуть ли не каждый второй владеет искусным умением петь, так что сегодня шанс попробовать будет у всех.

Вот и решилось. Агата тихонько и даже радостно выдохнула. Она будет петь!

Услышав слова короля Нортона, Лиза фыркнула, а Анна презрительно усмехнулась. Их реакция была понятной – воспитанницы леди Осткард знали, что Агата ужасно поёт, и что остальным уж наверняка станет в муку её слушать.

Опустив лицо, Агата почувствовала, как краснеет. Она и сама прекрасно знала, что не умеет петь. Пусть даже она любила музыку всем сердцем и жила ею, пусть она обожала петь, но…

Конечно, её старания ничего не изменят, однако даже если она пропоёт сегодня ночью хотя бы одну строчку своей любимой песни – она будет счастлива. Потому что вскоре ей грозит смерть.

Так что пусть даже одну строчку, одно слово, но она вложит в эту песню всю свою душу, впрочем, так она делала это каждый раз, когда пела.

– Мартен? Ты готов? – Легкий кивок барда позволил Ренери довольно улыбнуться. – Тогда начнём.

Юный король сделал глоток сладкого вина и кивком головы указал на Лизу.

– Ты первая.

Лиза с самым напряженным видом переглянулась с сестрой, кивнула ей, затем громко прочистила горло, сделала несколько глубоких вдохов и старательно выровнила дыхание. Сейчас старшая воспитанница леди Осткард выглядела так, словно собиралась, по меньшей мере, одна одинешенька штурмом брать замок короля Нортона.

Спесиво задрав носик, Лиза снисходительно посмотрела на седовласого барда, по-прежнему тихонько и ненавязчивого перебирающего струны лютни, и сказала:

– «На терниях цветы», пожалуйста.

Мартен сразу же кивнул.

– С удовольствием, – отозвался он, и Агата заметила, как скисло лицо Лизы, а за ней и лицо Анны. «На терниях цветы» была весьма редкой песней в репертуаре музыкантов, и даже почти забытой у публики.

Бард коснулся струн, и служанка почувствовала, как её душу охватил сладкий трепет, такой воздушный и невесомый, словно бы он был пёрышком синицы.

Как же красиво Мартен-бард играл на лютне! Агата вдохновенно закрыла глаза. Мелодия выбранной Лизой песни показалась девушке виноградной лозой, вьющейся по изящной шпалере под теплым солнцем… Вот это да! И пусть Агата уже много раз слышала эту композицию и частенько с любовью исполняла её сама – сейчас, в руках Мартена-барда, это произведение становилось как никогда живым.

Агата была искренне рада, что перед смертью ей удастся насладиться хотя бы несколькими мгновениями такой красоты.

В саду том сумеречном, тихом

Сплотились тернии с цветами в колосок…

Лиза пела изумительно. Каким бы скверным ни был характер у этой девушки, несомненный музыкальный талант, тонкий слух и великолепный голос были теми атрибутами старшей воспитанницы леди Осткард, которые её воистину красили.

Нет-нет, это правда. Маленькое сердечко Агаты всегда замирало от восторга, когда воспитанницы леди Осткард пели или играли на музыкальных инструментах. И эти минуты не были исключением. Служанка бы и дальше с наслаждением слушала заливистое и прекрасное пение Лизы, чей высокий и сильный голос, словно серебряный ручеек, всё больше и больше заполнял комнату, но…

Король Ренери отчего-то не разделил мнения Агаты. Девушка догадывалась, что уж явно не потому, что Лиза пела некрасиво или петь не умела.

И это правда – Ренери и сам прекрасно слышал, что Лиза пела восхитительно и умело. Она полностью попадала в ноты, чисто интонировала голосом, пела звонко, без малейшего сипа. Она пела лучше, чем большинство из тех девушек, которых когда-либо Ренери слышал, и да, это завораживало и восхищало, только всё это ему до смерти надоело.

Восхищение продлилось ровно двадцать пять секунд, после чего король недовольно махнул рукой. Всё это уже было, и всё это не то.

Бард тут же перестал играть на лютне. Анна вздрогнула, Агата с разочарованием взглянула на короля, а Лиза, едва-едва держа рот на замке, была просто готова взорваться от возмущения.

– Следующая.

Лёгкий кивок головы короля неожиданно заставил младшую сестру Лизы в полной мере осознать свою теперешнюю значимость.

Анна воодушевленно вскинула своё бледное, словно фарфоровое, личико, и её умные серые глаза сразу заблестели энтузиазмом. Она была даже отчасти рада тому, что пение Лизы не привлекло внимания короля Ренери. Ведь теперь у неё есть шанс попробовать свои силы, доказать себе и, может быть, всему миру, что она поёт не хуже, а, может, даже лучше старшей сестры. Лиза всегда пела достойнее всех, кого слышала Анна, старшая из сестер Нэтт славилась на всю Атернию своим колоратурным сопрано. Анна же обладала всего лишь сопрано лирическим, но хотя бы пыталась сделать свои песни живыми – не просто красивыми, но заставляющими трепетать душу слушателя. И если у Анны это получалось очень слабо, то у Лизы не было даже малейшего умения одухотворять свой вокал.

Бард заиграл очередную песню. И снова, едва лишь Агата погрузилась в чарующие объятия мелодии, соскальзывающей со струн лютни Мартена, и в чудесное пение Анны, как король Ренери снова взмахнул тонкой кистью руки, веля перестать играть. На этот раз песня продлилась чуть дольше. И всё же Ренери хватило лишь одного куплета, чтобы понять, что это совсем не то, что ему нужно. Юный король всеми силами вслушивался в пение Анны, пытаясь в нём что-то ухватить, но нет, нет – ничего.

Тягучее разочарование, как ядовитое зелье старой знахарки, заполнило душу короля, и он, так ничего и не уловив, с досадой прервал пение девушки.

Анна замерла с застрявшими в горле словами песни, она всё смотрела на Ренери, осознавая, что всё кончено, и что всякая надуманная ею собственная значимость развеялась вдруг, словно песок, закрутившийся в порывах ветра.

Воодушевление в глазах Анны сменилось острой растерянностью, почти отчаянием. Она не посмела возразить и слова, но почувствовала, как внутри неё переплелись в клубок две блестящие змеи – ядовитые и страшные – обида и гнев.

– Теперь ты, – бросил Ренери Агате.

Лиза усмехнулась, покачав головой.

– Простите, Ваше величество, но Вам этого лучше не слышать. Эта оборванка не умеет петь и никогда не умела.

– Если ещё раз решишь начать молоть языком без разрешения, я прикажу зашить тебе рот, – равнодушно сообщил Ренери.

Лицо Лизы вдруг почти неестественно вытянулось, глаза округлились. Для своего же спокойствия девушка даже прикрыла рот руками – вдруг ненароком слово вырвется.

Тем не менее, Лиза была права. Агата не умела петь. Да, ей очень хотелось пропеть хотя бы строчку любимой песни, но сейчас это желание показалось Агате губительным. Служанка посмотрела на огонь, тихо вздохнула и горько прошептала:

– Простите, Ваше величество. – Девушка опустила взгляд, смущение заставило её голос дрогнуть. – Но я и правда не умею петь.

Ренери подавил раздражение. Ему хотелось вспылить, но он взял себя в руки. Пусть уж этот тоскливый вечер хотя бы достойно закончится.

– То есть ты отказываешься от участия в испытании, и я могу его завершать? – спросил король, бряцая перстнем о край расписного кубка. Терпкое, душистое вино, алеющее в нём, уже остыло и едва ли горячило кровь.

Король кинул скучающий взгляд на служанку, на её взволнованное лицо, перепачканное в грязи и пыли. Невзрачное лицо самой обычной девушки. Грязной оборванки, прислуги с едва отросшими волосами на обритой голове, с царапинами и ссадинами на физиономии, с истёртыми от долгой работы руками. Болезненно худой босячки в ветхом холщовом платье – смрадном и пропыленном. Когда Ренери смотрел на эту жалкую лохмотницу, он чувствовал лишь отвращение. Его даже подташнивало, так неприятно она выглядела.

– Ну?! – рявкнул юноша.

Агата вскинула лицо, испуганно глядя на короля.

– Нет-нет, – пролепетала она взволнованно. – Нет… Я не отказываюсь…. Ни в коем случае… Просто боюсь, что Вы будете неприятно удивлены…

Ренери раздраженно поджал губы. Прищурив глаза, он смерил служанку презрительным взглядом.

– Это не твоя забота. Называй песню.

Агата повернулась к барду. Седовласый Мартен смотрел на девушку со всем возможным для него сочувствием, он даже тихонько улыбнулся ей. Сердце его болело о несчастной девочке. Чего скрывать, Мартену-барду стало жаль Агату точно так же, как её уже однажды стало жаль разбойнице Шианне, оставившей девушке жизнь.

– Милорд, сыграйте мне, пожалуйста, «Лук, меч и стрелы».

– А-а-а, – протянул Мартен. – Талисса-бард… Люблю её песни.

Бард улыбнулся. Агата стала единственной из всех трёх девушек, кто выбрал не классическую композицию, а песню странствующего барда.

Мартен легонько ударил по струнам, совершив мелодичный перебор, чуть задумался и, наконец, спросил:

– Знаешь, как вступать?

– Нет, милорд.

Агата отвела наполненный печалью взгляд. Мартен покивал:

– Ничего-ничего, я немного помогу тебе. Ты начинай, а я поймаю музыкой твои слова… Готова?

Агата взволнованно кивнула. Улыбка коснулась её сухих, искусанных губ. Мартен легонько тронул пальцем одну из струн своей лютни, давая знак Агате начинать.

И вот свершилось. Девушка запела. И не просто запела, а с ошеломляющим вдохновением, тем самым, что полупрозрачной толщей мгновенно огородило её от любых очертаний ужаса, снедающего служанку последние несколько часов.

Прекрасная музыка Мартена-барда подхватила слова Агаты… И всё, всё – секунда, ещё одно лишь мгновение, и сердце служанки полностью расцвело, словно бы оно было бутоном, так крепко прижавшим свои нежные лепестки друг к другу в начале темной и холодной ночи, а теперь, наконец, дождавшимся бархатного сияния утра.

Таково было сердце несчастной служанки, ведь она впервые в жизни пела под музыку, которую играли специально для неё. И как же хорошо играл на своей лютне этот добрый бард!

Там вереск цвёл, и ветер пел,

Искала хвоя света,

Там дуб ветвями зеленел,

И птицы ждали лета…

Агата пела, и душа её танцевала в неистовой радости. Она молила Господа, чтобы эти, пусть даже последние мгновения её жизни, посвящённые её возлюбленной музыке и вдохновенному пению, длились подольше.

Агата пела. И в этой песне была вся она.

Но как бы сильна ни была отдача Агаты, пела она совсем не умело, а, по мнению напыщенных знатоков, и вовсе ужасно. Именно поэтому, как только Агата запела, Лиза с отвращением скривила лицо, а Анна с неприязнью отвернулась.

Король Ренери брезгливо поджал губы. Возмущенно качая головой, он уже развернулся к Мартену-барду, собираясь махнуть ему, чтобы тот остановился, но так и замер на месте с поднятой в воздухе рукой. Он что-то слышал, и не просто слышал – видел.

Там звери дикие метались

Днями напролёт,

И воины темные сражались,

С полынью пили мёд…

Мартен-бард вопросительно посмотрел на своего короля, готовясь прекратить играть, но Ренери вдруг подал ему знак продолжать дальше. Юноша нахмурился, сложил руки на груди и теперь со всем вниманием наблюдал за Агатой.

Девушка же полностью погрузилась в мелодичные сплетения нот, в великолепные слова такой любимой ею песни. Она уже, кажется, позабыла, что находится в плену в замке северного короля, и что ей грозит скорая смерть.

Агата пела, чуть прикрыв глаза, она наслаждалась музыкой. Да, она пела совсем неумело. Но она пела сердцем.

Музыка её завораживала, и поэтому она не могла сдерживать плавных движений рук, которые служанка то раскидывала в стороны, то прижимала к сердцу. Агата будто бы со всем вниманием и любовью рассказывала всем желающим свою любимую балладу. И рассказывала её так, словно бы эта баллада была самой ценной историей в её жизни.

Ренери на мгновение подумал, что сошел с ума.

Это просто невозможно. Он ещё никогда не слышал, чтобы кто-нибудь так пел.

Да, эта оборванка совсем бездарна. Тут и скрывать нечего. Её неумение петь и практически всякое отсутствие таланта не могло заставить ни одного хоть мало-мальски воспитанного ценителя музыки выдержать хотя бы куплет подобного пения и не поморщиться от недовольства. Но дело было не в академически поставленном голосе, не в правильном интонировании, тем паче, попадании в ноты…

Дело было в том, как Агата пела без всего этого. Она действительно пела сердцем. Любя музыку, песню, слова песни, инструмент… Весь мир. Она жила этим. Ренери не мог поверить, что он слышит то, чего хотел услышать так давно.

Где лук мой? Где стрелы? Где меч мой сверкающий?

Где ты мой защитник, огонь полыхающий?

Как много без вас мне придется пройти?

И как мне без вас друга сердца спасти?..

Музыка лилась, такая прекрасная, завораживающая. И Агата пела со слезами на глазах, с отдачей, так вдохновенно, что Ренери не мог отвлечься даже на секунду. Ему уже казалось, что он сам не помнит, где он находится, и что сейчас происходит.

Вложив всю душу, Агата с вдохновением пропела последние слова песни и робко сложила руки на груди, опустив голову. Мартен-бард закончил играть. Струны его лютни замолкли, и в комнате воцарилась гнетущая тишина.

Агата ещё даже не осознала то, что она прошла испытание. Впрочем, девушка ведь и не верила в то, что подобное возможно, и по-прежнему думала о том, что вскоре настанет её конец. Сейчас её расстраивало только то, что её последняя в жизни песня закончилась, а её так не хотелось отпускать.

Король вдруг развернулся и направился к камину. Остановившись возле него, он задумчиво уставился на огонь. Он думал о том, что сейчас видел. Вспоминал лицо Агаты, счастье и скорбь на её лице, её плавные движения. Её радость, её горесть. Её наслаждение музыкой и словами песни.

Лиза, уже давно осознавшая, что Ренери не остановил пение Агаты, рассматривала короля с неподдельным удивлением. В любой другой момент она бы подумала, что Ренери таким образом унизил её и её сестру, дав не умеющей петь служанке закончить её отвратительные завывания, но не сейчас.

Лиза, как и её сестра, видела, как Ренери слушал Агату. Обе воспитанницы леди Осткард сразу заметили несказанное ошеломление на красивом лице короля, которое дало им понять, что что-то в пении служанки его поразило. Лиза не могла ничего подумать, кроме того, что Ренери просто ненормальный. Её сестра Анна разделяла мысли сестры, однако же, впервые в своей жизни дослушав песню Агаты до конца, она подумала, что у служанки, пусть она и совсем отвратительно поёт, поистине прекрасно получается сделать песню живой. Интересно, как? Анна добивалась этого очень много времени, но успеха так и не достигла.

– Ваше величество….

Король Ренери по-прежнему безмолвно взирал на огонь. Всё это удивительно и очень интересно. Теперь он не мог и на секунду допустить мысль, что не будет слышать песен в исполнении этой девчонки. И не будет видеть того, как она поёт…. Нет-нет, ему это нужно, потому что он уже очень давно искал такое пение. А значит, именно поэтому он не может отпустить её. Даже если она этого попросит.

– Ваше величество, – прочистив горло, произнёс бард. – Песня спета….

– Что? – всё ещё глядя в огонь, нахмурился Ренери. – Ах, да…

Юноша развернулся и направился обратно к девушкам. Агата вдруг разом осознала, что она прошла испытание, и удивленно замерла, не веря происходящему.

– Как твоё имя? – спросил Ренери, обращаясь к служанке.

Девушка испуганно посмотрела на короля в ответ.

– Агата, ваше величество.

– Агата, – словно пробуя имя на вкус, произнес Ренери.

Он хмурился, казался чересчур задумчивым, даже мрачным. Некоторое время в комнате царило молчание, прерываемое лишь треском горящих в камине поленьев и грохотом тягучих громовых раскатов за окном.

Юноша сложил руки на груди и чуть склонил голову. Он смотрел на Агату, изучая её. Его интерес, казалось бы, носил даже некий научный характер.

– Что ж, Агата, – наконец произнес Ренери. – Ты исполнила песню, и я дослушал её до конца. Это значит, что ты прошла испытание, и теперь ты можешь просить у меня исполнить одно твоё желание. Я исполню его, но с условием.

– Условием? – испуганно переспросила Агата.

– Именно, – подтвердил король. – Я исполню твое желание, только если ты навсегда останешься у меня в плену и будешь петь мне всегда, когда я тебя попрошу об этом.

Всё замерло, стихло, потерялось. Агате показалось, что её маленькое сердечко, которое с такой неистовой силой колотилось в груди, вдруг замолкло и остановилось. Служанка почувствовала, как онемели её тонкие пальцы, и как пересохло во рту.

«Я больше никогда не увижу отца, – подумала она. – Никогда так и не узнаю, что такое свобода. Я буду петь… Но что за жизнь будет ждать меня здесь? Не те ли горести и скорби, что мучили меня под властью леди Осткард?»

– Итак? – поторопил Ренери.

– Разве у меня есть выбор? – выпалила служанка и тут же пожалела – не слишком ли она дерзка? Тем не менее, юноша лишь усмехнулся.

– Нет, выбора у тебя нет, – ответил он. Грациозно поведя плечом, он добавил: – Хотя… Это как посмотреть. Ты можешь отказаться от всей этой затеи, и я казню тебя вместе с другими пленницами.

Агата вздрогнула и тут же покачала головой. Нет, ни за что! Она выбирает жизнь, как бы там ни было.

Служанка коротко посмотрела в сторону Лизы и Анны, и сердце её сжалось – обе выглядели так несчастно, как никогда. Девушки молчали, не в силах произнести и слова.

– Хорошо, ваше величество, я согласна на ваше условие.

– Тем лучше – меньше грязной работы. – Ренери чуть склонил голову к плечу, пристальнее вглядываясь в лицо служанки. – Ну, а теперь, если мы всё решили, тогда скажи мне, чего же ты хочешь, Агата?

Служанка опустила голову и на мгновение закрыла глаза.

Перед ней расстилались тысячи возможностей. Она не могла попросить о том, чего желала больше всего – не могла просить о свободе, но король Ренери мог подарить ей новую жизнь. Он мог, к примеру, даровать ей титул, подарить сундук золота, содержимое которого служанка могла потратить на осуществление тысячи дел и обретение тысячи возможностей. Она могла просить дать ей возможность побыть в море или научиться воинскому искусству: сражаться на мечах или стрелять из лука. Она могла бы совершить путешествие в любую точку мира, попросить устроить её жизнь безбедно и счастливо, впредь не боясь, что кто-то хоть раз в жизни сможет причинить ей боль… Но нет.

Агата выдохнула и, подняв взгляд на короля, ответила ему:

– Прошу вас, ваше величество, велите доставить воспитанниц леди Осткард домой в полном здравии и сохранности.

Повернувшись к служанке, Ренери не стал скрывать ошеломления.

– Прости, что? … – переспросил король таким тоном, словно бы он действительно не расслышал того, что сказала ему Агата.

Служанка мигом опустила лицо.

– Это моё желание, ваше величество, – тихо произнесла она. – Пусть девочек отвезут домой.

– Агата… – пораженно выдохнула Анна.

Она повернулась к служанке, и та печально улыбнулась ей в ответ.

Через мгновение Агата, взволнованная и едва держащаяся на ногах от слабости, снова посмотрела на Ренери. Тот молча наблюдал за ней, и девушка вдруг почувствовала, как стремительно краснеет.

– Ты серьёзно?

Ренери вопросительно изогнул бровь. Агата кивнула.

– Абсолютно, ваше величество. Разве это желание является невыполнимым?..

– Дело совсем не в этом. – Король фыркнул и чуть прищурился, глядя на Агату. – Меня просто кое-что заинтересовало: скажи мне, девчонка, эти две… шестёрки Изабеллы Осткард когда-нибудь били тебя?

Агата опустила взгляд. Внутри всё стянуло от жгучей тоски.

– Да.

– Унижали?

– Да.

Ренери холодно хмыкнул.

– И ведь наверняка издевались?

– Да, ваше величество, – тихо ответила Агата.

На улице снова громыхнуло, и служанка посмотрела в окно. Там бушевало море, и ветер, завывая, волновал шелестящие зеленью кроны могучих деревьев. Вдруг всё вокруг показалось Агате донельзя несущественным, маленьким. Ничтожным даже. Что все эти минуты и события, творящиеся здесь, по сравнению с вечным ветром, который останется на этой земле, когда их уже не будет? С этими деревьями и скалами, которые их переживут?..

– И сейчас ты хочешь сказать мне, что из всего возможного, о чем ты можешь меня попросить, ты просишь отпустить этих двух девок и благополучно доставить их домой? – спросил король Ренери, словно и правда не верил тому, что Агата просит его сделать.

– Да, – очень надеясь, что это был последний вопрос, ответила Агата.

Юноша снова хмыкнул. Одним махом допил вино и швырнул кубок на столик. Резко повернувшись к Агате, он испытующе посмотрел на неё.

– Ты же можешь попросить у меня все, чего только пожелаешь, девчонка, – словно объясняя что-то очевидное неразумному ребенку, процедил Ренери. – Избить их, обрить, подарить им столько плетей, сколько хочешь…

– Прошу Вас, ваше величество…

Агата закрыла глаза и отвернулась.

– Ладно, плевать на них. – Взмахнул руками Ренери. – Но ты же можешь попросить у меня… Пф, золота, мешок золота, два, три… Собственное поместье. Титул, в конце концов. Да всё что угодно! А ты просишь меня их спасти?..

Агата снова кивнула.

– Да, ваше величество.

– Ты уверена в своем решении?

– Абсолютно.

Ренери помолчал. Положил руку на лоб, недоуменно качнул головой и наконец произнес то, чего Агата уже давно мечтала услышать:

– Хорошо. Будь по-твоему.

Девушка выдохнула с огромным облегчением. Сдержать улыбку ей так и не удалось.

– Благодарю Вас, ваше величество.

Ренери коротко пожал плечами, повернулся к высокому окну и посмотрел в сторону бушующего моря.

– Ты либо слишком добрая, либо сумасшедшая. Стража!

– Мне не нужны твои подачки, рвань, ты слышишь?! – рявкнула Лиза. – Не нужны!

Напыщенная и наглая, снова отчего-то почувствовавшая себя хозяйкой положения, старшая воспитанница Изабеллы Осткард неожиданно впала в такую сильную ярость, что Агате стало даже удивительно, отчего из её глаз не полетели молнии.

Служанка сжалась. Опустила голову и зажмурилась так сильно, что перед её глазами побежали круги. Привычный страх вот так просто снова достал её одним махом.

– Лиза, успокойся. Замолчи, – забеспокоилась Анна.

Она попыталась взять сестру за руку, но та лишь гневно вырвала ладонь из её пальцев и уставилась на сестру.

– Ах, и ты ещё теперь будешь покрывать эту мерзавку!

Анна опустила голову подобно Агате, не в силах терпеть гневное давление сестры. Однако королю Ренери вся эта сцена была ни к чему.

– Я тебя, кажется, предупреждал, – обратился он к Лизе.

Расслышав вполне основательную угрозу в голосе короля, Лиза поубавила пыл. Теперь она, тяжело дыша, просто лишь молча открывала и закрывала рот в бесполезных попытках продолжить свою тираду.

За дверью послышались шаги, и через секунду в комнату ввалился широкоплечий стражник в кольчуге и остроконечном шлеме, в руках он держал наточенную алебарду.

– Равел, отведи этих двух девок к Марону, пусть запрет их где-нибудь на ближайший час. – Ренери указал на Лизу и Анну. – А сам пусть пока распорядится подготовить им экипаж с охраной. Я приду через полчаса и объясню ему всё.

Остроконечный шлем Равела на мгновение склонился, после этого стражник молча двинулся к пленницам короля.

– Агата! – Анна взволнованно схватила служанку за руку. Глаза младшей воспитанницы леди Осткард казались огромными серыми блюдцами. Анну переполняли слова, душили эмоции, но времени не было. Стражник уже подтолкнул к выходу Лизу и был готов проделать то же самое и с ней. – Агата, прошу тебя… Прости меня… Я не забуду этого, слышишь? Я не забуду твоей доброты… Благодарю тебя! От всего сердца, Агата, благодарю!.. Скажи, что я могу сделать для тебя?

Сострадание силком захватило в плен сердце Агаты, она распахнула глаза, и горячие слёзы полились по её щекам. Анна, та самая Анна, которая ненавидела её столько времени, теперь благодарила её за доброту и просила прощения – для неё, Агаты, для служанки, терпевшей столько лет издевательства двух сестёр Нэтт – в этот миг это событие дало почувствовать терпкое умиротворение. Агата вдруг поняла, что её жизнь и вправду больше никогда не будет прежней.

– Передай лорду Осткарду… – прошептала служанка. – Передай ему, что я жива…

– Я передам. – Кивнула Анна. – Обязательно передам.

Её голос дрогнул. Большего она сказать не успела. Стражник коснулся плеча Анны, и уже через четверть минуты воспитанниц леди Осткард навсегда вывели из комнаты, где им в этот страшный день едва-едва не вынесли смертный приговор. Большая дубовая дверь захлопнулась за Равелом, оставив Агату наедине с королём Нортона. Тишина в темной комнате длилась не так долго. Ренери прикрыл глаза и повернулся к Агате. Сердце девушки сжалось, обожжённое страхом.