Читать книгу Анклав. Танцующая в лабиринте - Злата Прага - Страница 5

Глава 3. Ниша

Оглавление

Я живу в том уединении, которое столь болезненно в юности,

но восхитительно в зрелости.

Альберт Эйнштейн

Утро застаёт планету каждый раз незаметно и неожиданно.

Словно исподволь светлеющее небо вдруг озаряется розовым светом, будто кто-то краски разлил, и на него огненной колесницей выкатывается ленивое солнце, начинающее медленно, но верно, стирать с тротуаров тени. Блаженная тишина нарушается птичьим гомоном и шумом машин. Люди начинают просыпаться и вставать: не с той ноги, разумеется, иначе как объяснить то, что они вытворяют в течении дня на протяжении веков?! И вот наступает день, и утро растворяется в нём так же обычно, как пришло, как сахар в кофе…

Моисей Израилевич снял турку с плитки, ловко поставил её на подставочку из можжевельника на стол и потянулся. Как же трудно тянуться вверх в его возрасте! Впрочем, гнуться ещё сложнее, но и особого выбора у него уже нет.

– Молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почёт! – пропел он себе под нос, входя в ванную.

Это у молодых всё впереди, а у него как раз всё позади. Страсть, дружба и предательство, разлуки и потери, первая боль и последняя любовь – он всё пережил и всё оставил в прошлом. Теперь он совсем одинок, но совершенно этим не тяготится. Напротив, войдя в это блаженное возрастное состояние, он наконец успокоился и приободрился, поняв, что так жить и легче, и проще, и можно протянуть ещё пару десятков лет, наслаждаясь маленькими радостями жизни.

Выйдя из ванной свежим и бодрым, выпил кофе и пошёл одеваться. На площадке бухнула железная дверь.

– Кто бы это? – спросил он вслух.

Привычку говорить вслух с самим собой Главный Распорядитель отнюдь не считал признаком сумасшествия, это просто помогало ему думать, ведь слово, прозвучавшее вслух, – не то, что слово, сказанное в сознании. Слово, оказавшееся снаружи, меняет и то, что снаружи, и то, что внутри, так как обретает силу яви.

– Квартира Анны Семёновны давно пустует, она же зареклась сдавать её жильцам. Или сама переезжает, старая мымра, или всё же решила сдать, жмотка.

Как разговоры вслух помогали ему думать, так просторечие рыночных торговок, а иногда и крепкое словцо, помогали ему разрядить эмоции.

Он совсем по-стариковски прокрался на цыпочках в коридор и заглянул в глазок, чтобы подсмотреть, что там творится, под его дверью.

В соседнюю квартиру как раз вошла молодая женщина с сумкой и ребёнком. Она показалась ему странно знакомой, но разглядеть её толком он не успел, зато прямо ему в глаз уставился подслеповатый глаз старухи Шмулевич.

– Старая ведьма! – отпрянул он от двери.

– Сам ведьмак! – глухо донеслось с площадки, – я вот на тебя пожалуюсь!

– Флаг в руки, ветер в спину, – пробормотал Моисей Израилевич, – значит всё же сдала свою халупу, жмотка старая.

– Сам жмот! – снова донеслось из-за двери.

– Ох, смотри, Анна, схлопочешь ты однажды дверью в лоб! – громко сказал он.

– Сам схлопочешь!

Он ухмыльнулся и пошёл собираться на работу…

***

Нина обошла их с отцом двушку и вздохнула. Не густо добра нажил батя честным трудом. Только что диван в зале, в котором жил отец, стоял огромный, кожаной подковой выбиваясь из простецкой мебели из ДВП производства местной мебельной фабрики. Под этот диван отец три года назад снёс кладовку и выстроил перегородками нишу в зале, а вторая часть ниши от бывшей кладовки была теперь в её комнате. Она тогда у отца спросила, как они будут без кладовки, а он отмахнулся, буркнув сердито: «Как будто у нас добра некуда складывать! Лишнее на помойку, нужное в шкаф, и вся недолга! А так хоть есть где посидеть с мужиками, да и тебе с подружками почирикать».

Теперь она ещё раз оглядела нишу в своей спальне, углубление у дальней стены комнаты за небольшим углом. Если оклеить обоями с детским рисунком, поставить деревянную кроватку, корзину с игрушками, да задёрнуть яркой шторкой на «струне», получится отдельная детская для Серёжки. Она вздохнула. Козёл его папочка, как есть козёл, отказался и от неё, и от ребёнка. Впрочем, учитывая, что он сел за кражу, может оно и к лучшему, на чёрта им такое счастье, джентльмен удачи в семье! И Нина, наскребя несколько сотен в кошельке, да ещё прихватив из серванта из денег «на хозяйство», оставляемых ей отцом, собралась на рынок за обоями и тканью.

Дед Василий пришёл домой к вечеру злой и усталый, и сразу учуял неприятный душный запах. Хотел дёрнуть форточку, но Нинка закричала из спальни: «Не открывай окно, дед!»

Он зашёл к дочери и споткнулся о кресло, стоявшее посреди комнаты.

– Это чего тут у тебя?

– Детскую делаю, – буркнула такая же, как он, злая и уставшая Нинка.

Он осмотрел её работу. Дочь выбелила потолок, ставший за несколько лет серым от копоти, и наклеила на стены в углу своей спальни дешёвые бумажные голубенькие обои с кораблями и пиратами, с сундуками с сокровищами и акулами. Сейчас она подтирала заляпанный обойным клеем пол, отодвинув остатки обоев.

– Для Серёги придумала?

– Ага. Только окна пока открывать нельзя, а то всё отвалится.

– Нельзя так нельзя. А это чего? – он показал на ярко-голубую штору, свесившуюся с гладильной доски.

– Занавеска будет. Только сначала надо «струну» натянуть. Поможешь?

Василий молча сходил за инструментом и, просверлив пару дырок в стене и в перегородке, натянул проволочную гардину и помог дочке повесить штору. Они отдёрнули её и закатили туда кроватку, и, пыхтя, впихнули между ней и стенкой пластиковую корзину для белья, в которой были игрушки.

– Слушай, а Серёжка-то где? Тихо как! – воскликнул вдруг Василий.

– О, опомнился! С соседкой он, спасибо, согласилась посидеть.

– Кто? Старуха Шмулевич?

– Да прям! Эта согласится лишь за деньги удавиться!

– Тогда кто?

– Новая наша соседка, которая у Анны Семёновны квартиру сняла. Настя. У неё тоже сын, Сашка. Она обещала с ними обоими посидеть, если я ей немного старых пелёнок отдам, а то она нищая совсем.

– А ты прям богатая, раздавать добро, – проворчал Василий, сматывая провод от дрели.

– Дед, не начинай. Наш Серый уже из пелёнок вырос, у неё пацан на пять месяцев младше. Отдам пару тряпок, не жалко. Зато хоть подруга будет, да нянька всегда под рукой. Она вроде девка правильная.

– Замужем?

– Нет.

– И что в ней правильного? Внебрачный сын, как у тебя?

– Дед!

– Да ладно, мать!

Они раздражённо махнули друг на друга рукой и отвернулись к детскому уголку. Получилось хорошо, уютно. Дед собрал инструмент и понёс его на место, а мать убрала мусор и тряпки и поставила к стене кресло.

– Дед, а как мы спать-то будем в такой духоте? А если Серый кашлять начнёт от запаха? – растеряно спросила Нинка.

– А ты иди и попросись на ночлег к новой подруге, – буркнул дед Василий…

***

Настя уложила двух мальцов спать и присела к окну. Денег у неё почти не осталось. За осень и зиму она немного заработала, выступая в ресторанах в столице, но роды и билеты до дома почти все их съели, а после съёма квартиры с оплатой на полмесяца вперёд, у неё почти ничего не осталось – всего несколько сотен, только на еду на три дня. И она мучительно вспоминала, где в её родном городе она сможет быстро заработать на хлеб, если ей не с кем даже оставить сына. «Хотя, – подумала она и оглянулась на спящих малышей, – теперь вроде как есть с кем! Нина же сможет выручить!» От мысли, что у неё появилась знакомая, а в будущем может и подруга, которая сама в таком же положении, как и она, Настя приободрилась. Подумаешь, деньги! Чай и в этом городе есть рестораны, можно попробовать туда устроиться, а можно позвонить по фирмочкам, организующим корпоративы. «Не пропаду! – и она упрямо вздёрнула подбородок, – натанцую! Лапина я или кто?!»

***

Владимир Алексеевич Богданов к вечеру вдруг захандрил. Состояние это накатывало на него крайне редко, но иногда ему как будто становилось скучно и незачем жить. Он встал и передёрнул плечами, словно стряхивая с плеч тоску.

«Грусть-тоска его снедала», – выплыла откуда-то в памяти дурацкая фраза.

Он нормально переносил одиночество, считая его полезным для работы, но иногда он буквально физически его чувствовал, и чувство это было неприятным. Он словно оказался один голым в абсолютно пустой комнате – вроде и нет никого, а всё равно и неуютно, и неудобно. Мерзкое ощущение!

Ему вроде всё удалось, он возглавил дело отчима, став не просто у руля корабля, а во главе флота и, несмотря на шаткое положение, выправил все дела, укрепив позиции, и даже заняв новые ниши и проложив курс на монополию в новом деле. Но что-то вот особой радости от всего этого он не чувствовал, а наоборот, чувствовал тоску смертную и непомерную усталость.

– Да что за чёрт?! – воскликнул он вслух и снова передёрнул плечами.

Слова разрезали тишину, как нож масло, еле выбравшись из неё.

«Так и свихнуться можно, – подумал он про себя и пошёл одеваться, – так не пойдёт, надо встряхнуться!»

Встряхиваться он поехал в небольшой элитный клуб «для больших», где были бар, бильярд и дискотека. В отдельный кабинет не пошёл, устроился в баре, лениво поглядывая на танцующих великовозрастных девиц «за двадцать». Неожиданно погас свет, и диджей объявил в микрофон что-то типа «проездом из Твери в Париж, только один день, последняя гастроль, непревзойдённая звезда сцены, только для вас зажигательный фламенко». Он обернулся.

Под мерную дробь барабанов и переборы гитары «фанеры» в центре танцпола появилась тоненькая, утянутая в чёрный корсет и алые многослойные юбки, дамочка с маской на лице. Впрочем, вскоре всё внимание гостей клуба сосредоточилось не на лице, а на ногах, яростно отбивающих бешеный ритм, и на руках, то извивающихся, то хлопающих, то подбрасывающих вверх юбки, раздувающиеся алыми парусами вокруг танцовщицы. К тому же через пару минут она стала двигаться по залу, приглашая в центр гостей и показывая им по два притопа ногой и по два прихлопа рукой, и вот уже на танцполе два десятка людей очень ритмично и в лад отбивают ритм ногами и руками, и выглядит это, кстати очень зрелищно. Музыка отзвенела последним перебором и затихла. Гости поаплодировали себе и учительнице. Она присела на поклон и исчезла.

«Интересно, сколько ей лет? – лениво подумал он, – и где училась, очень уж органично пляшет, почти как испаночка», – и он подозвал официанта спросить.

Парень пожал плечами, сказав, что надо спрашивать у диджея, а он видит танцульку в первый раз. Тащиться к пульту диджея ему было лень, и он просто заказал ещё один коктейль. Через пару трэков диджей снова объявил танцевальный номер. На этот раз было танго. Дамочка в маске сделала несколько изящных па и дорожку шагов, затем поманила к себе из зала пальчиком какого-то мужлана. Тот оказал ей честь и поддержал её, пока она «жгла» вокруг него, заламывая руки, вертя головой и делая резкие ломанные движения под аккордеон. Потом, танцуя, прошла по залу, ставя народ вокруг диджея полукругом. Кивок головой, и он включил самбу. Танцовщица показывала движения, гости повторяли. Флэш-моб удался.

«Весело», – подумал он, дотягивая коктейль. Вся грусть-тоска с него слетела и его потянуло на подвиги. Он, как и все, ждал третьего выхода, но его не последовало. Подойдя через какое-то время к диджею, он узнал, что девчонка отработала два номера и ушла. Нет, телефон она не оставила, тупо срубив выручку в две штуки. Обещала прийти в четверг, это она с менеджером зала договаривалась.

К менеджеру он не пошёл.

«Ещё не хватало волочиться за танцовщицами!».

Но в следующий четверг снова заехал вечером в тот же клуб…

***

Настя последовала своему плану, и ей повезло. Осенью играли много свадеб, проводили корпоративы. Она танцевала в клубах, на нескольких свадьбах, на одном юбилее, на день рождения русской тельняшки и на день шахтёра, на день работников нефтяной, газовой и топливной промышленности и на день финансиста, и на день танкиста. Платили мало, зато наличными. Она продлила срок аренды квартиры, купила Сашке кроватку и горшок с коляской, а себе тёплую куртку на зиму. И понимала, что на зиму нужна постоянная работа.

Они как-то сели с Ниной у неё на кухне и обсудили, как смогут зарабатывать вдвоём, по очереди сидя с детьми.

– Может в магазин устроиться? – предложила Нина.

– Времени много надо будет там проводить и недостачами замордуют.

– Или нянечками в садик?

– Зарплата – слёзы, – отмела идею Настя.

– Может вдвоём выступать? Я петь могу!

– Тогда надо заработок няньке отдавать.

– Ну, я не знаю! Сама предлагай.

– Предлагаю. Я тут сходила в дом пионеров бывший, центр детского творчества. Им хореограф нужен, старая на пенсию вышла и на даче поселилась. Зарплата небольшая, но зато весь соцпакет, вечера свободные, больничные оплачиваются, пособие на ребёнка. А ещё им техничка нужна. Сможем друг друга подменять, да ещё на платные услуги договориться с родителями детей.

– Ну, я не знаю.

– Давай попробуем! Надо успеть занять эти ставки, пока другие не набежали. Я утром буду бегать пол мыть, ты вечером. Пока я занятия буду вести, ты с пацанами посидишь. Зарплата пополам.

– Не, я так не могу. Зарплата технички пополам, а уж за танцы – это твоё.

– Я не смогу вести танцы, если не с кем будет оставлять Сашку.

– Тогда не пополам, а так – штуку-другую.

– Ладно. По рукам, подруга?

– По рукам, подруга!

И девушки заключили дружеский и деловой союз. Дед Василий сперва ворчал на дочь, что она таскается к неизвестной девчонке, но, придя пару раз в квартиру к соседке – шуруп закрутить на болтающемся в двери замке, да розетку починить, убедился, что девчонка и впрямь правильная, и махнул рукой: «ну, хотите, так дружите, дело молодое!».

Жизнь потекла своим чередом, и всё сложилось удачно, как они и задумывали, но иногда по вечерам, не занятым танцами в клубах и на праздниках, Настя ни с того ни с сего вдруг всхлипывала, отвернувшись от сына. Поджав ноги на хлипком диванчике, который вместе с древним холодильником, табуреткой и скрипящим шкафом символизировал «квартиру с мебелью», она накрывалась с головой пледом и тихо рыдала…

Анклав. Танцующая в лабиринте

Подняться наверх