Читать книгу Зеленый длинный - Зоя Криминская - Страница 5

План возник в голове Любы. Она представила путь денег ясно и, как ей казалось, во всевозможных деталях. Риск был, но небольшой. Муж Слава, когда она рассказала ему задуманное, возражать не стал, но рубить гуся отказался.

– Подстрелить, это пожалуйста, – сказал он жене. – А рубить гусей я никогда не рубил, испачкаюсь кровью с головы до ног. Гусь всё же не курица.

Люба вздохнула, зажала гуся под мышку и пошла к соседу Федору. Федя два дня, как вышел из очередного запоя, был мрачен, но чисто выбрит и стоял возле покосившегося курятника, раздумывая, чем бы его подпереть, чтобы до осени продержался. Федя надеялся осенью закончить отделку веранды и построить новый курятник.

Увидев Любу, решительно идущую к нему с гусем под мышкой, Федя кивнул ей головой издалека, одновременно и здороваясь, и подтверждая, что он понял, что ей нужно и сейчас сделает. Он зашел в полутемный сарай, нашел топор, вышел, молча взял у Любы гуся, положил на пень для рубки дров, крепко зажал птицу и через пару секунд держал ее, обезглавленную, сливая кровь на землю. А через пять минут Люба шла обратно, аккуратно неся гуся за лапки шеей вниз.

Гуся ощипали, выпотрошили, нафаршировали зеленым фаршем, завернули в полиэтилен, и в пять часов пополудни Слава повез птицу к поезду, чтобы передать с проводницей в Москву, сыну с дочкой, вернее сам гусь был для детей, а вот начинка была для сына, старшего.

Люба попыталась прозвониться сыну Валере, для которого предназначались внутренности гуся, но у него было занято и занято, и Люба, устав выслушивать короткие гудки, позвонила дочери, сказала, что они передают им гуся.

Александра училась в аспирантуре, дел у нее было по самую макушку, да и гусь был ей не нужен, не могла она съесть этого гуся, много было. Поэтому Сашка позвонила брату Валере и передала ему слова матери.

Краснодарский поезд, с которым путешествовал гусь, прибывал в Москву полшестого утра. Валера не любил ранние подъемы и хлопоты и, прикинув, что за деньги, выложенные за такси, он без всяких хлопот купит себе гуся на рынке, решил на вокзал не ездить, тем более что мать позвонила не ему, а сестре.

– Вот пусть Сашка и едет, – сказал он жене Кате, – ей было сказано встречать гуся, а не мне.

Катя представила большого жирного, вкусного гуся и как его надо будет выделывать, жарить, потом долго-долго есть, потом мучиться, куда девать остатки. И выбросить будет жалко, и съесть невозможно. Можно, правда, не жарить целиком, а разрубить на части, часть спрятать в морозилку, ну да что думать о гусе, которого муж не хочет встречать. Не хочет, его дело, если его мамочка обидится.

Проводница Оксана, которой было заплачено за доставку двадцать рублей, немногословная хохлушка, выбрасывать посылку, за которой никто не пришел, не стала. Решила вернуться с ним в Краснодар, а если за ней хозяева не придут, тогда и подумать, что с этим гусем делать.

Днем Люба позвонила сыну на работу:

– Ну, что встретил гуся? Все в порядке? Нашел?

– Что нашел? Что я должен был найти? Ничего я не нашел. Работы много, я устал, поленился вставать так рано. Я думал, Сашка встретит. Да бог с ним, с гусем. Спасибо, мама, но так получилось.

– Да что ты такое Валера говоришь? Как так рано вставать. Валера, да ты с ума сошел, – запричитала в трубку мать. – Как ты мог! Мы в гуся положили три тысячи долларов, которые отец тебе должен. Не знали, как передать, вот и решили с гусем. Это же золотой гусь.

– Да что ж Сашка мне не сказала?

– Не знаю. Я ей намекала, не хотела прямым текстом говорить по телефону.

Валера затосковал. Жалко было три тысячи, жалко и мать, которая очень расстроилась.

– Шлите обратно, – сказал Валера.

– Ну, тогда встречай этого гуся в том же вагоне через два дня утром, мы снова его вам пошлем.

Днем, Слава, чертыхаясь, поехал в Краснодар встречать вернувшегося из Москвы золотого гуся.

Была весна, но уже припекало, и гусь, перевозившийся под полом вагона в естественном холодильнике, начал задумываться, а не протухнуть ли ему, и Слава завернул его еще в пару полиэтиленовых мешков, проверив предварительно внутренности птицы. Заветная пачка была на месте. Проводнице Оксане было дано еще 20 рублей, и она взяла пакет.

В следующей поездке в Москву было жарко. Пассажиры стали волноваться, в коридоре появился легкий запах, заставляющий думать о расчлененных трупах, спрятанных в чемоданах.

– Что-то у нас плохо пахнет, – пожаловалась проводнице одна пассажирка, тощая и нервная дамочка, с круглыми глазами и острым носом-клювом, которым она поводила по сторонам.

Оксана, только что закончившая мыть туалет с хлорирующим очистителем и успевшая после этих тяжких трудов пропустить рюмочку перед обедом, напрочь лишилась обоняния, и, возможно, именно это спасло протухшую птицу.

– У меня чисто, нюхайте у себя, – сказала она.

Ей очень хотелось уточнить, какое именно место у себя надо понюхать нервной дамочке, но связываться было опасно, острый клюв выглядел кляузным.

Пассажирка поджала губы и ушла, чувствуя, что ее оскорбили, а как именно, она не поняла.

Утром, проспавшись, напарница проводницы тоже почувствовала запах. Они посидели, принюхиваясь, потом открыли люк, где лежала птица.

– Это гусь, похоже, протух, – поняла Оксана.

– Если и сейчас его не возьмут, выброшу к чертовой матери.

– Закрывай скорей, – закричала напарница. – А то опять придет эта тощая, принюхиваться.

Валера встречал Птицу. К поезду его подвез Михаил Иванович, шофер с фирмы. Сонная Оксана отводила нос в сторону, передавая Валере полиэтиленовую сумку.

В нос ударил отвратительный запах. Подъехали к ближайшей помойке.

Валера, заткнув нос платком одной рукой и, отвернувшись от сумки, другой вслепую нашарил глубоко засунутый в птицу пакет с чем-то твердым, вытащил, трясясь от отвращения, снял с пакета первый слой полиэтилена, и посмотрел на то, что вытащил. Сквозь облепленный чем-то скользким и вонючим бок пакета мирно просвечивали зеленые купюры долларов.

Валера оставил вытащенное себе, остальное, бросил в мусорный бак. Вонь стояла невообразимая. Валера вытер пакет и руки платком, и платок тоже бросил в контейнер.

Дома Валера снял с денег еще два кулька полиэтиленовых, тщательно вымыл руки ароматическим мылом, пересчитал деньги, пото́м понюхал купюры.

В отличие от его рук доллары не пахли.