Читать книгу Мультипроза, или Третий гнойниковый период - Зуфар Гареев - Страница 6

Между тем полдень разгорался, становилось душно.

В центре столицы, в одном здании окна были открыты. Они выходили на узкую кипящую улицу, всю утыканную памятниками.

Один из памятников – Юрий Третьерукий – наклонился, посмотрел в окно каменным глазом и отчего-то погрозил пальцем.

Из открытых окон валили клубы пара, разносивших по улицам запахи мяса, лука и водки.

На балкон вышел Петров П. С. и, потирая живот, наливая кровью глаза, завопил:

– Ба! И где это я оказался, идиот вонючий?!

Он пошатнулся, вцепился в перила с пузатенькими бомбошками и, свесившись, блеванул вниз.

К нему сзади подбежали запаренные члены кворума, стали скручивать ему руки, завязалась борьба.

Кто-то схватил кашне, стал душить Петрова П. С., чтобы временно умертвить и отнести в комнату.

– Временно умертвить меня хотите и отнести в комнату? – догадался Петров.

Он разметал людей по сторонам, схватил переходящее красное знамя и, вывернув рот в атакующем крике, ринулся внутрь.

Члены комитета, кворума и Красного уголка побежали за ним.

– Войсковые соединения выкатывай давай на мои глаза! – завопил Петров, в молодцеватой удали схватил молоденькую повариху и засунул ее в котел с мясом.

Для справки: Петров П. С. страдал гигантоманией и вторым случаем социалистического каннибализма.

Повариха закипела, завертелась, сверкая розовыми боками, а Петров закричал:

– Лаврушки вжарь да вермишельки! Случай каннибализма у нас произошел некстати!

Внизу испуганный какой-то человек сделал знак рукой, грянул туш, и войсковое соединение из двух солдат пошло маршем под балконом.

– Профком объединенный ПК-333/41 охраняете ли? – закричал Петров П.С.

– Ой ли! – радостно заревели солдаты шапки-набекрень.

– Местком!

– Ой ли!

– Уголок наш Красный да гулкий!

– Повсеместна!

– А что хром на правую ногу! – закричал Петров П. С., мутным глазом различив непорядок в солдатском шаге.

– А левая коротка!

– Что так: бой ли принял какой ты?

– А мать родила. Папанька, когда меня впрыскивал, клоп ему впился в левый мешочек, прервал удовольствие, вот и не хватило левой ноги чуток…

– Да, – протянул раздумчиво Петров, – трудное послевоенное детство… – Потом сплюнул. – Тьфу его, насекомое, тьфу! Перепихнуться мешает!

– Так точно: тьфу!

Тут второй солдат грянул песню:

– Мультик начался, мультик… – стали шептаться члены кворума; они нервно дернулись в сторону телевизора.

– Не идти! – остановил всех Петров П. С. голосом. – Солдатов послушаем!

– А он глухой есть! – сказал первый солдат про второго.

– Обездолен паренек… – начал размышлять вслух Петров П. С., – краски мира, понимаешь, ему не все улыбаются…

– пел второй солдат.

Он свернул в проулок и, печатая шаг, стал удаляться в направлении Кремлевского дворца съездов.

– Рюмку мне поднесите вы! – закричал Петров, стал ноздрями вслушиваться в запахи кипящей поварихи.

Выпив стопку, он спросил:

– А теперь у нас что по программе?

– Теперь умник и преступник, – отвечали ему. – Западник!

– Пиндос, значит… Давай!

Западник шел под балконом умен, молчалив и печален.

– Пустить Иван Капитоныча на него! – приказал Петров.

– Да я ж тебя! – закричал ветеран Капитоныч, выходя из гардероба, распахивая желтую от медалей грудь как солнце!

Сподвижница его по выходу, лягушастая в животе и ножках, Алла Константиновна поперхнулась при этом сосиской «Сероводородной Классической», которой она полдничала. Глаза ее выкатились, и она принялась умирать, шевеля синими губами, словно рыба скумбрия или печень трески малосоленая высший сорт.

– Я ж тебя!

И Капитоныч вырвал корявый, дуплатый, пикастый зуб изо рта в воткнул его в шею преступника.

Зуб мгновенно вошел в плоть умника-западника и сделал много смертельных разрушений в его организме. Но умник все же схватил зарубежную книгу, стал читать по-французски и играть в лаун-теннис по-английски, прыгая перед Капитонычем в белых носках «Адидас» по-немецки.

– Хоббием хочет взять нас высокомерным! – догадалась Алла Константиновна и протянула Капитонычу словарь зарубежных слов всяких. Крикнула при этом:

– Переводи внимательно, чего он скажет!

– Да я ж тебя! Совок! – закричал Капитоныч страшным голосом. – Да я ж всю войну вот за таких совков…

Он вырвал извилину из головы своей, покрутил ее, свистающую, над дымящейся головой своей, и бросился ею душить преступника.

Тут и Алла Константиновна навалилась пучастыми глазами.

Похрипел преступник, деваться некуда – умер. А Капитоныч лишь сплюнул:

– Ишь ты… Силы в нас много несметной, не думай…

Тут заиграла зловещая философская музыка популярного элитарного композитора Лебедева-Кумача, а Капитоныч положил спокойную сильную руку на грудь…

И мелькнул, в окружении медалей, страшный золотой перстень с огромным бриллиантом.

– Силы в нас много несметной-неспетой, не думай… – повторил медленно Капитоныч, как заклинание.

Вгляделась Алла Константиновна в перстень и вскричала испуганно:

– Капитоныч, ты в мафии К-12, что ли?

Ничего не ответил Капитоныч, а с достоинством ушел в свой гардероб и затаился там до времени, как крупная акула.