Читать книгу Живущие не так - Алекс Фрайт - Страница 5

Я ее или она меня? Второе более реально, так как я ничего не помню о физической близости с навкой. Иллюзия? А царапины-то настоящие, и в этом никакого сомнения: саднит так, словно ее ногти все еще продолжают сдирать с меня полоски кожи. Ногти? Неужели все это было? И мой желудок, последним штрихом, завершающим картину маслом, с удовольствием выворачивается наизнанку прямо мне под ноги. Сорка внутри, с отвращением, отворачивается и пропадает без следа.

Меня еще терзают спазмы, когда на берегу в зарослях кустарника сочно захрустели ломаемые стебли борщевика. По направлению оседающих макушек-зонтиков я вижу, откуда идет Витень.

– Алекс!

Я спешно забираюсь на глубокое место. Никто не должен видеть мои царапины позора. Пока не должен, до разговора с Алесей.

– Вить, я скоро. Давайте, собирайтесь там.

– Лады. Одежда здесь. Алеся еще спит, но ты все-таки приходи быстрее. Лера места себе не находит.

Голос доносится уже из ивняка, и хруст кустарника изменяет направление.

– Не переживайте, – кричу я уже с другого берега, – десять минут.

– Скажем так, пятнадцать, – насмешливый тихий голос рядом.

Вздрагиваю и оборачиваюсь. Паляндра. Сидит, то ли в воздухе, то ли опять на навке. Наклонила голову в одну сторону, затем в другую, рассматривает меня. Такое впечатление, что ей по-настоящему интересно мое мнение.

– Еще та ночка, да?

– Чем обязан такому вниманию, Мать Злорадства?

Склоняю голову в легком поклоне, достаточном для того, чтобы Паляндра не расценила его, как пренебрежение к собственной персоне и не разозлилась. Я уже перестал поражаться ее постоянному появлению. Может, в этом лесу у нее что-то вроде дачи?

– В нашем спектакле появился новый незапланированный персонаж, волк. Я не одобряю поступка молодой леди, хотя происходящее касается ее даже в большей степени, чем меня. Но понимаю ее. Она сделала выбор.

– Значит, никакой иллюзии, – шепчу я потрясенно, – шерстяная леди с собачьей грудью на самом деле нашла себе объект для ночных утех.

Несколько секунд Паляндра с изумлением смотрит на меня. Вот уж не думал, что эту главную нежить можно чем-то удивить. Затем ее лицо бороздят страшные морщины.

– Так ли ты непроходимо туп, волк? – рычит Паляндра.

Она встает, распрямляется, мгновенно вырастая вдвое, нависает надо мной. Никакой навки в качестве табурета она не использовала. Жаль. Если бы мог, я бы обмочился, чтобы доставить ей удовольствие взамен возможности удавить ближайшую нежить. Паляндра следит за направлением моего взгляда, затем рассматривает меня пристально, и откладывает немедленную месть. Гнев Паляндры неожиданно сменяется усмешкой.

– Так вот что тебя смущает. В таком случае, это тебе нужна эпиляция… э-э-э, мозга, а не ей тела. А мне не нужен фарс вместо премьеры. Мне нравится путь, по которому пошло развитие сценария. Неожиданные повороты сюжета, новые персонажи. Квест да и только. За столько веков скуки научишься ценить любые маленькие радости в жизни. А в развлечениях боги не знают усталости. Не так ли, волк?

– Как скажешь, Мать Небытия. Больше участников – больше веселья.

Я соглашаюсь, не особо вникая в смысл ее слов. Не особо? Это я себе льстил. Я абсолютно не понимаю, о чем она. Хочу, безумно хочу понять, но пока не удается.

– Как она, волк? – Паляндра снова усмехается. – Достаточно ли ты получил ласк сегодня ночью?

От унижения у меня заходится сердце, но я молчу, стиснув зубы.

– Ты назвал меня покровительницей злорадства, – продолжает она веселиться, – Я была довольна обращением, и в качестве соответствия ему скажу, что заклятие навьим сном наложила я, но не навечно, а только до рассвета. С первыми лучами солнца все просто бы проснулись, а не превратились в нежить. Так что, волк, термин «осел» относится к тебе в полной мере.

Паляндра тает в воздухе, всхлипывая от смеха. «Вот ведь соплеменники и покровители, что же вам всем от меня надо?», – думаю я, не рискуя обозвать Паляндру вслух. Я настолько опустошен, что приди сейчас навка за продолжением, то не стал бы и сопротивляться неизбежному издевательству. Я наивно надеялся, что соитие было только мозгом. Ан нет, не тут-то было. В моих мыслях сейчас нет логики, сплошное броуновское движение вдоль и поперек извилин, никакой систематизации. Что-то знакомо крутится в мозгу: что-то приобретенное от навки, и проснувшаяся на миг Сорка, и удовлетворение Паляндры. Я чувствую, что приобретение есть, уверен в нем, но классифицировать и разложить по полочкам еще не получается.

– Волк.

Тихий-тихий шепот, словно лес выдохнул. Всматриваюсь в подлесок. Никого. Послышалось. Отворачиваюсь к реке. Делаю первый шаг в воду.

– Волк.

Доносится чуть громче вместе с всплеском воды под ступней, и я поворачиваюсь обратно, спрашиваю громко, замерев в ожидании:

– Да кто там, в конце концов?

Шорох в плотном кустарнике. Едва различимые в переплетения ветвей и листьев фигурки девичьих пропорций. Напрягаю зрение. Обнаженные. Не навки. Ну, если кто-то другой тоже желает получить свою долю удовольствий, то обернется это для них отнюдь не добром. Уж приласкаю, так приласкаю. С кровью.

– Волк, мы Гаевки, – приходит ответ на пределе слышимости.

– Гаевочки, – повторяю я для себя, – у вас что, обет молчания? С чего это внучки деда Гаюна крадучись шепчутся в лесу? Где задорный смех и громогласное веселье толпы?

– Тише, волк. Даже в дремучем лесу полно чужих ушей, а здесь и подавно.

Испуганный сдвоенный девичий голосок, и одна из Гаевок прижимает пальчик к губам

– К сожалению, у меня нет гостинца для вас, – растерянно развожу руками, – идемте со мной, познакомлю с сестренкой и не только. Угощение будет обязательно.

– Спасибо, в другой раз, – доносится шепот другой, – мы решили тебе помочь, мы все видели и знаем.

– Знаете, что задумала Паляндра?

Я едва успеваю укротить голосовые связки, но громкость вопроса все равно заставляет Гаевок поморщиться.

– Пожалуйста, тише.

Девичьи фигурки осторожно подходят к краю поляны, останавливаются сразу за первым рядом молодых осинок. Словно от удивления глаза лесных девушек становятся круглыми, а затем они обе прыскают от смеха, судорожно кусая кулачки.

– Не Мать, волк. Навка. Мы видели тебя с ней ночью. Такого же голого и ошалевшего, как и сейчас, только тогда ты был занят другим.

– Я слышу об этом не первый раз, – я зол от беспомощности забыть о прошедшей ночи, – не стоит так часто напоминать мне о печальном опыте с нежитью. Да и сами вы не особо одеты. Разве что вашим платьем станет воздух. И не стоит меня провоцировать на плохие поступки. А сейчас это очень легко сделать.

Девчушки перестают смеяться и заговорщиками таращатся на меня:

– С навкой, волк. С навкой. Мы и не думали оскорбить, предположив, что у тебя было любовное свидание с нежитью. Знаем, где она сейчас. Можем показать.

В ответ демонстрирую жестом, что я думаю по поводу их предложения, чувствуя, как внутри поднимается волна злобы:

– Не хочу даже слышать об этой…

– Нет?

Гаевочки ошарашены, и одна из них добавляет:

– И ты так вульгарен в своем поведении, волк.

– Да уж стараюсь не отстать от вашего наряда, – гаркаю я, – вам-то, что от этого?

Лесные девушки возмущены и взволнованы настолько, что делают несколько шагов ко мне, но сразу, опомнившись, возвращаются под прикрытие тени листвы. «Да что так изменилось в мире этой ночью, если даже Гаевочки знают больше меня?», – лихорадочно пытаюсь сообразить я.

– Ты забыл. Навье, волк. Ты туда когда-нибудь вернешься, – осторожно начинает одна из внучек Гаюна.

– А нас там ненавидят за то, что мы не желаем вредить людям, – добавляет вторая.

– Но я тут причем? – мысли не складываются в понимание.

– Мы могли бы там находиться, как твои друзья. И тогда никто не посмеет причинить нам зло, – следует быстрый ответ.

– Друзья? Мы и так друзья, верно?

– Да, но здесь, в лесу. Если бы ты согласился, чтобы мы отвели тебя к той, которую ты любил ночью, то мы, возможно, стали бы привилегированными гостями Навье, не говоря уже о Невре. И нам так одиноко, волк.

– Любил??? Да меня просто использовали!!!

Наконец-то, злоба выбралась наружу рыком.

– Алекс!

Сквозь отголоски своего вопля я различаю зов Леры. Черт, я совсем забыл о десяти минутах. Скорее. Если я не успею найти одежду, то мое моральное падение будет катастрофически быстрым и низким. Бросаюсь в воду. Широкими гребками преодолеваю глубокое место. Пару секунд и мелководье у того берега.

– Ты забыл, волк,…

Крик Гаевок мольбой вонзается мне в спину, но я уже с оглушительными шлепками босых ног, в фонтанах брызг, проскакиваю отмель и вламываюсь в стену рогоза, плотно забитого понизу осокой и аиром. Шорох стеблей окончательно заглушает отчаянные стенания лесных красавиц.

– …Не понимаешь… Она… сделала… выбор…

Спортивный костюм нашелся сразу, благодаря яркой расцветке ткани. С трудом втискиваюсь мокрым телом в куртку. Едва не ломаю замок и ногти, чтобы хоть немного застегнуться. Прыгая поочередно на изрезанных острыми листьями ногах, благополучно падаю в траву, путаясь в штанинах, и еле успеваю дотянуть до пояса трико, как появляется Лера.

– Да ты что такое делаешь с нами? – с полслова заводится сестра, – У меня инфаркт мог случиться.

– Лера, ну, все, – отмахиваюсь я, – идем, уже идем.

Все несколько минут короткого пути до нашего бивака Лера не перестает зудеть о моем возмутительном по времени отсутствии, награждает меня всякими нелицеприятными эпитетами. «Назови меня неразборчивым кобелем», – так и подмывает рассказать ей о ночном приключении. Вот тогда-то у нее на самом деле будет какой-либо приступ.

Но у любой дороги есть конец, и мы добираемся до палаток. Витень исправил стойку, которую я выломал ночью. Втискиваюсь в синтетический домик. Сонная Алеся мягко прижимается ко мне губами, мол, проснулась, сейчас встану. Вот и ладушки. Выползаю наружу.

– Это что?

Лера сует мне под нос ворох обрывков ветровки, а Витень показывает из-за ее спины клочья джинсов.

– Значит так, коротко, – я вздыхаю, – Паляндра наложила на вас заклятие навьим сном. Я думал, что это нежить постаралась, и устроил на нее охоту. Как вы понимаете, в этом теле я бы не смог ей ничего сделать. Вот вам и рванье от недостатка времени. А заклятие оказалось липовым, без лицензии, срок действия только до утра. Так что мир я спасал зря. Все? Теперь отстаньте и дайте спокойно подремать.

Я заваливаюсь на шерстяное одеяло возле едва дымящего костра и зову сон. Навки водят в моем мозгу хороводы, ухмыляются Паляндры, гоняется с розгами по кустам дед Гаюн за лесными девушками, жаждущими любви, и я смеживаю веки, проваливаясь в прошлое.

Отражение четвертое. Мегрец.

Я надеваю чехол на саперную лопатку и пристегиваю ее к рюкзаку. Камень снова вернулся в навью могилу. Болото удовлетворенно постанывает и всхлипывает рядом. Тщательно затягиваю шнуровку, балансируя рюкзак, и вскидываю себе на плечи. Помогаю Рыжей правильно подтянуть по размеру лямки ее рюкзака. Ноша не легкая, а идти нам далеко. Я огорченно смотрю на хрупкую фигурку девушки. «Ничего, я выдержу», – говорит мне ее ответный взгляд.

Аллахора тянется губами для дежурного поцелуя. И едва я касаюсь ее, как болота снова всхлипнули и изрыгнули очередной вопль, полный ненависти и злобы. Утренний туман в лесу скрадывает направление и совсем непонятно откуда доносится звук. А затем, звонким горохом по железу, простучали по каменистому берегу недалекой Волмы подковы. Затем еще и еще. Заорали на все голоса лесные птицы. Я вздрогнул, сжав плечо Рыжей, и она вскрикивает от боли.

Здесь, фактически за демаркационной линией, у пограничного слоя Кройдана, встретить людей – гарантированное несчастье. Потому что люди здесь не могут быть по определению. Или могут быть? Только не люди – навьи.

– Милая, – шепчу я на ухо Аллахоре, – слушай внимательно. Слушай своими прелестными ушками так, как никогда еще не слушала. Задействуй все свое ай-кью так, как никогда еще не задействовала. Слышишь? Видишь?

Тело Рыжей бьет крупная дрожь. Глаза затуманились, закатились под веки зрачки – она пытается увидеть тусклое утро километрах в полутора отсюда. Дикая какофония голосов вокруг сменилась отдельными пересвистами пичуг. Один раз захрюкали где-то секачи или кто-то другой, донесся тяжкий плеск, словно в болото ударило гигантское копыто, и снова тишина. Но тишина уже не была одинокой и нейтральной. Тишина стала враждебной – кто-то составил нам компанию, разбудив Пограничье раньше положенного времени.

– Тринадцать, – открывает глаза Аллахора, – Я слышу лошадей, неясный говор. Тринадцать. И еще другие, много, но дальше. Навьи.

– Тише.

Я прижимаю палец к ее губам и концентрируюсь в указанном девушкой направлении. «Волки, волки, братья мои. Поднимайтесь, расходитесь, по три, по два, по одному, по древним лесам, по темным ярам, по топким болотам рыская… «, – слова ритуального слияния всплывают в подсознании.

Я лежу в густом кустарнике с подветренной стороны реки. Мокрая подстилка из прелых листьев пачкает подшерсток на животе и не доставляет удовольствия. Беззвучно скалю клыки от отвращения. Топорщится шерсть на загривке. В сотне метров от меня беспокойно переступают копытами лошади, и я пытаюсь рассмотреть всадников со спины чужими глазами: лохмато размытые, сегментированные, нелепые очертания смутных теней. Сестры Трасца. Я встречал их и раньше. Материализовавшийся апофеоз злобы Паляндры в двенадцати ипостасях. Несмотря на иллюзорность и туманность обликов, я различаю их и по возрасту и по именам. Костевая, Огневая, Ледяная, Пудовая… и еще одна. Тринадцатая. Эта видна отчетливо. Оборачивается. Навка. Бледное сказочное лицо в рассветных сумерках. Впивается глазами в кустарник, словно ищет что-то. Вжимаюсь в землю как можно ниже. Не помогает. Заметила. Вскрик, взмах руки и Трасца разворачивают лошадей в мою сторону…

Ужас захлестывает меня с головой. Какая бы у них не была цель здесь – это уже совсем не важно. Они бросят все, лягут костьми, но возможность схватить меня слишком лакомый кусок, чтобы собака потеряла след.

– Пора бежать, милая.

Я хватаю Рыжую за руку, и мы вламываемся в болото. Бежать? Здесь сумасшествие просто идти, а бежать – самоубийство. Пограничный слой Кройдана. Мы бредем в туманной мгле уже третий час по вязко чавкающей почве, временами проваливаясь едва не по пояс. Даже нет возможности стать на корень дерева под черной водой, словно нет их – гладкие стволы уходят прямо в трясину. Периферийное зрение постоянно улавливает что-то живое, появляющееся и исчезающее снова. Окраина Кройдана следит за нами. Под ногами все колышется, вибрирует и чмокает дурно пахнущими пузырями. Я стараюсь выбирать более надежные для опоры участки с жесткими клочками травы, чтобы Аллахоре было немного легче. Иногда, оборачиваясь, я вижу ее закушенные до крови от бессильной злости на свою физическую силу губы, и постоянно слышу за спиной хриплое дыхание девушки. Аллахора быстро теряет силы, но знаю, что она, скорее, умрет, чем сдастся и ляжет прямо в жидкую грязь, покорно дожидаясь навьев.

Я уже видел неоднократно убежища цмоков-удильщиков. Выросшие до гигантских размеров тритоны Кройдана. Именно из-за этих тварей мы вынуждены петлять по болоту, теряя время. Далеко позади, прямо за нами, изредка доносятся глухие всплески, когда лошадиный круп вырывается из трясины. Однако им тоже приходится идти не так быстро, чтобы лошадь случайно не оказалась в пасти удильщика, которая в глазах животного выглядит один в один окошком чистой воды в болоте. Преследователи не утруждают себя выбором безопасного пути через болото – он им ни к чему, это их территория, но лошади не могут лететь над трясиной и почти уравнивают скорость передвижения. Вот, когда они выйдут следом за нами из болота, то жить нам останется не более пяти минут.

Погоня приближается. Медленно, но неотвратимо.

Хлюпающие шаги за спиной вдруг стихли. Всхлип? Я останавливаюсь, поворачиваюсь назад и едва успеваю, разбрызгивая грязь, прыгнуть через метр болота, поскользнуться, устоять на ногах и подхватить оседающее тело девушки. Залитое слезами лицо Аллахоры, с тонкой полоской крови на подбородке из прокушенной губы, белее мела. Рыжая не сдалась – отказал организм, ослабленный после превращений. Я с тоской смотрю на ее синюшные безжизненные веки и снимаю рюкзак. Теперь и мне придется идти напролом. Перебрасываю ее ношу через руку, и следом аккуратно забрасываю себе на плечи Рыжую, чтобы пряжки рюкзака не впивались ей в тело, и продолжаю путь, оседая еще глубже в грязь. Одна надежда, что ни одна из куп жухлой травы, на принадлежность которых мне некогда обращать внимание, не окажется шерстью какого-либо болотного монстра.

Наконец-то, вижу травянистый берег болота. Ускоряю шаг. Ускоряю? Это мне только кажется. Ноги все тяжелее вытаскивать из грязи. Шаг, еще шаг, еще несколько дециметров к цели. Аллахора становится неподъемным грузом, стонет, начинает приходить в себя. Некогда вытереть пот, разъедающий глаза. Еще метров двадцать-пятнадцать. Последний раз проваливаюсь возле самого берега, едва не окунаю Рыжую с головой в черную маслянистую жижу и, скользя на подъеме, выползаю на твердую почву.

Опускаю Аллахору на траву и сажусь рядом, вслушиваясь в ее прерывистое дыхание. Рыженькая с трудом переворачивается на бок, обдумывает, как лучше встать и, отказавшись от бесполезной попытки, всхлипывает, тяжело и часто втягивая воздух.

– Алекс, уходи один, – тихо шепчет Аллахора. – Я не смогу встать.

– Глупости, милая. Сейчас отдохнем, встанем и спокойно пойдем вместе, – успокаиваю я ее, вслушиваясь в ворочающееся туманное болото.

К сожалению, мы в цейтноте и у девушки нет времени отдохнуть. Рыжая плачет. Я достаю из нагрудного кармана натовскую аптечку, приобретенную по случаю на рынке, снимаю водонепроницаемый чехол и внимательно рассматриваю надписи на шприцах. Да уж, дозы у них для взрослого здоровенного мужика, а не для молодой измученной девушки. Отбираю два, с сомнением добавляю еще один, прикидывая степень нервного истощения Аллахоры. Не зря Лера пыталась меня чему-то в медицине научить. Пригодились знания.

Я вынимаю из рюкзака флягу с водой и, поддерживая голову девушки, осторожно даю ей напиться, и ласково говорю, сжимая все три шприца между пальцами в ладони:

– Потерпи, рыженькая. Будет больно.

Три блестящих иголки радостно сверкают в солнечных лучах от предвкушения доставляемой боли. Аллахора силится рассмотреть надписи на тубах сквозь слезы. Вытирает глаза. Все равно не видно.

– Что там? – спрашивает, пытаясь заставить себя заткнуться.

– Комплекс витаминов для уставшей девочки.

Я пытаюсь подбодрить подружку, одновременно расстегивая ее ремень и сдирая с ягодиц штаны, и слезы снова ручьем бегут по ее запавшим щекам.

– Только не убей их.

– Что?

Рассеянно переспрашиваю, занятый выбором места для инъекции с меньшим слоем грязи. Аллахора отворачивается, сжимает кулачок и вцепляется зубами в костяшки пальцев, давя рыдания.

– Ничего. Я выдержу.

На мгновение мне показалось – что-то я упустил из разговора и три острия протыкают грязь, кожу и мышцы Рыжей, впрыскивая чудовищные дозы лекарств и стимуляторов. Девичье тело содрогнулось, выгнулось дугой, и Аллахора зашлась в беззвучном крике. Обмякла. Потеряла сознание снова. Осторожно застегиваю на ней штаны и поворачиваюсь к болоту.

Вот и все. Мы в сотне метров от пограничного слоя и я ничего не ощущаю в мозгу, кроме обычных звуков утреннего мира в вечно клубящемся над болотом тумане. Чистилище Кройдана. И оно изрыгнуло первого преследователя. Из тумана появляется лошадиная морда, всхрапывает, следом мощно выбрасываются на берег копыта. Улыбающаяся измазанным лицом навка поднимает руку в седле, и следом за ней на берег выбираются все двенадцать сестер Трасца.

– Навье приветствует тебя, волк.

Чертова дюжина из великолепнейшей девушки и полупрозрачного чистого зла с разновозрастными оскаленными рожами уставилась на меня сверху вниз, ожидая ответа.

– Пусть вечно поворачивается Дышло Гражуля Колы.

Слова положенного приветствия возникают в мозгу сами собой, но мой поклон навке едва заметен, потому что глаза не могут оторваться от ее лица, черты которого даже сквозь потеки грязи гипнотизируют красотой.

– Приветствую Навье, – устало произношу Трасцам, – Прям ли был путь, Сестры?

Расплывчатые тени на лошадях кивают в ответ. Навка изящно спрыгивает на землю, забрызганная грязью туника похожа на шкуру далматинца, подходит ко мне. У меня сейчас не осталось достаточно сил, чтобы ударить, не то, что сломать ей шею. Поэтому я ожидаю развития событий с ее стороны.

– Нарушен ли был нами закон, волк? – ее голосок ласкает мои уши.

– Не могу сказать ничего о вас, а мы не искали встречи.

– Сказано – приговорено, волк, – твердо говорит навка.

– И не изменить уже решенного.

Как будто кто-то посторонний выводит моим языком ритуальные формулы, и навка подозрительно изучает мое лицо. Внезапно отталкивает меня в сторону и склоняется над Рыжей. Хватает Аллахору за волосы, поворачивая лицом вверх, и в тот же момент моя рука сжимает ее шею над туникой. Только вместо хрупкой девичьей плоти в моих пальцах оказывается многожильный стальной канат. Она легко освобождается от смертельной удушающей хватки, небрежно стряхивая мою руку, отступает на шаг. На лице девушки, искаженном гневом, испачканном грязными разводами, появляется неподдельное удивление.

– Как ты осмелился, волк?

Ненависть брызжет из меня вместе со слюной, как гадючий яд удильщика:

– Только прикоснись к ней еще раз, и я утоплю твои кости в болоте.

Трасца беспокойно шевелятся в седлах, но не делают попыток вмешаться и прикончить меня.

Теперь удивление навки достигает апогея:

– Даже так? Придержите его, иначе нам нечего будет отправить в Невр.

Сестры Трасца спешиваются. Жесткие ледяные пальцы-корни вцепляются в меня со всех сторон. Я отшвыриваю парочку из них в сторону, отвешиваю несколько оплеух то ли Листопадной, то ли Весенней, а затем меня скручивают. Несмотря на дикую боль в неестественно заломленных конечностях, я приподнимаю голову и смачно плюю в сторону навки, обещая оторвать ей все выпуклости на теле. Навка смеется, удовлетворенная всем коротким процессом схватки.

– Прибереги силы, волк.

Девушка снова, сопровождаемая моим проклятиями, грубо отрывает голову Рыжей за волосы от земли, заглядывает ей в лицо. Несколько долгих-долгих секунд осмотра и она медленно отпускает потускневшие от грязи огненные волосы. Голова Аллахоры безжизненно падает в траву.

– Отпустите его. Он не на Пути. Едем, – что-то изменилось в ее голосе.

Лишенный опоры крепких рук я тут же валюсь на бок. Вся свора вскакивает на лошадей и, повинуясь очередному сигналу навки, вздыбливает лошадей и мчится к близкому лесу. А она сама низко склоняется ко мне из седла.

– Ты не становился на Путь, волк! Так почему же она с тобой?

Навка так близко, что пряди ее волос касаются моего лица. Не дождавшись ответа, выпрямляется, хмыкает, пожимая плечами, разворачивает лошадь и вонзает ей под брюхо пятки.

– В следующую встречу, ты скажешь мне, – летит вместе с клочьями дерна из-под копыт ее прощание…

Внезапно пазл сложился сам собой. Навка из пограничного слоя не бросалась словами. Это именно она вернулась сегодня ночью. Но вопреки обещанию не спросила о неизвестном мне Пути. Знала ли она, что заклятие сном не навечно? Знала, наверное. Тогда почему принесла с собой летучее зелье от навьего сна? И Алеся еще тогда знала, что беременна двойней и ничего не сказала. Вопросы без ответов. Пока без ответов.

Открываю глаза. Ребята почти сложили рюкзаки, скатывают палатки. Алеся сидит сбоку, смотрит куда-то в лес. «Как же она устала», – думаю я, рассматривая вспухшую синеву под ее глазами. Почувствовала, что смотрю. Поворачивает голову.

– Ничего, я просто расклеилась немного, – говорит смущенно.

– Алька, зачем волку становиться на Путь?

– Путь? Не знаю.

Мне показалось, или Алеся вздрогнула, отводя глаза.