Читать книгу Про любовь и не только… - Александр Эльберт - Страница 5

Вера, сколько Юра её знает, всегда одинаковая: маленькая, худенькая, неспортивная. Минимум косметики, одета «маломодно», сама себе уделяет очень мало времени. Грустные, но постоянно улыбающиеся глаза, не самые правильные зубы, тихий голос. С домоводством без удовольствия, но управляется. Додик – чуть выше, узкоплечий. У него густые курчавые волосы, острые черты лица, взгляд в вечность и внутрь. Обычно говорит еле слышно, но иногда переходит почти на крик, сам не зная, почему именно в этот момент. Когда Юра его впервые увидел, Додик был вполне упитанный. Трудно было поверить, но совсем недавно он был такой худой, что его даже в армию не взяли «по недобору веса» – он тогда весил 49 кг. Вера всегда нравилась мальчикам, и в школе, и в университете. Но ни одного даже самого скромного романа до встречи с Додиком у неё не было. И это странно.

Додик с самого детства только и делает, что размышляет и потому ничего и никого вокруг себя не замечает. Как будто изначально самой природой отстранен от всех бытовых, хозяйственных и прочих дел, равно как от общения с нормальными людьми на нефилософские темы. Спортом даже по телевизору не интересуется. Водительские права есть, но автомобиль ненавидит. Компьютер для него только поставщик фактического материала и пишущая машинка. Печатает быстрее, чем мыслит, а мыслит – быстрее, чем говорит. Он – философ, всегда и во всем. Потому-то странно, очень странно и непонятно, как это они с Верой сумели встретиться, увидеть друг друга, что-то необычное друг в друге разглядеть, а потом даже родить ребенка.

Вера – программист, информатик, причем очень хороший. Но работу свою не любит. А любит заниматься дома с маленьким сыном и смотреть, как работает большой. Она не знает, не понимает и даже не пытается узнать и понять, что делает и чем живет Додик. И, наверное, она права, потому что Додик сам себе объяснить не может, что он сейчас делает и что будет делать через минуту. Чувство времени у него атрофировано и минуточка может продолжаться пол-дня и закончиться ничем. Обычно он сидит на простом стуле, запрокинув голову, с ручкой в зубах, и раскачивается, глядя, не моргая, в потолок и ничего вокруг себя не видя. Компьютер всегда включен, чтобы любую сверкнувшую, прилетевшую, упавшую к нему в голову мысль моментально увековечить. Иначе она испарится, как сон. Поэтому иногда, не очень часто, раздается стук – это встал на место несчастный стул, который приходится чинить несколько раз в год, а потом выбрасывать – и сразу же несколько коротких пулеметных очередей с крохотными перерывами. И всё, возобновляется негромкий танец стула. Мысль «изречена», надо «плыть» дальше.

Вера, когда она дома, занята готовкой, уборкой, занимается с Бобби (все реже – этому младшему сыну уже давно ничего, кроме компьютера, не надо). И прислушивается. Нет – слушает, что делает старший сын-философ.

– Тр-р-р-р-р-р-р, – что-то пришло в голову, печатает.

– Бум-бум-бум-бум, – думает.

И вдруг – полная тишина! «Что бы это значило?», – беспокоится Вера и тихонечко входит к нему в комнату. А он просто положил голову на руки, руки прямо на клавиатуру компьютера и дремлет. Вера тихонечко выходит, но он уже проснулся и тоненько так кричит:

– Голубушка! Нельзя ли чаю покрепче? Устал немного и в сон клонит. А мне на той неделе статью сдавать.

– Сейчас сделаю… Так ты же говорил, что почти закончил.

– Это я про ту, что надо было месяц назад отправить. А новую я только обдумываю и компоную.

* * *

Когда они только поженились, очень долго всё было хорошо. Вера светилась от счастья, а Додик на какое-то время стал «нормальным». Они ходили в театр, много гуляли («много» по понятиям Додика, который раньше без особой нужды не отвлекался от того, что он сам называл работой), общались с её друзьями – у него был один друг детства Илья, с которым он изредка говорил по телефону и виделся пару раз в год. Вера нашла хорошую работу, материальных проблем не было. Додик поступил в аспирантуру и немного подрабатывал переводами – это давало не очень много денег, но зато оставалось очень много времени на философию. Потом Вера забеременела и Додика это удивило. Он знал, конечно, что у других так бывает, но почему у него с Верой, как у всех? И так рано? Надо бы защититься и книжечку написать, а уж потом… Пошел поговорить с мамой и совсем перестал понимать, что происходит. Потому что Ася тут же закричала:

– Арик! У нас скоро будет внук!

– Откуда ты знаешь? – спросил, входя в комнату, где сидели мать и сын, удивленно улыбающийся Арик.

– Додик сказал.

– Что, уже сейчас точно известно, что будет именно мальчик, а не девочка? – преувеличенно серьёзно спросил Арик.

Додик помолчал, глядя то на мать, то на отца. Потом тихонько сказал, наклонив голову к левому плечу:

– А я то – как? Что со мной будет?

Родители переглянулись в недоумении. Они знали, что их сын всегда философ. Но не до такой же степени!

– Сын у тебя будет, – сказала Ася.

– Или дочь, – теперь уже серьёзно, но улыбаясь, сказал Арик.

– Мама! Папа! Я уже вырос, я знаю, откуда берутся дети. Но как же так? Нам так хорошо с Верой вдвоём, а теперь появится кто-то третий…

– Не кто-то третий, а наш внук, – сказала Ася, а Арик ничего не добавил про внучку. Он был ехидный абсолютный прагматик и потому сказал, не задумываясь:

– Значит, у Веры будет двое детей. И это замечательно. Мы с мамой очень хотели второго ребенка – не получилось. А Вере и стараться не надо…

– Папа! Перестань шутить. Ей ведь придется всё делать самой. Вы поймите, я должен работать, а она…

– Не волнуйся, сынок. Вера – умница…

– И не философ, – довольно печально добавил Арик. – Перестань, – сказала Ася и продолжила свою мысль:

– Она справится. И работать будет, и тебя не забудет, и внука нам здоровенького вырастит…

– А тебе сына и брата, – Арик не мог не вставить закорючку.