Читать книгу Непрощённые - Александр Гаврилов - Страница 4

Проводник бодро кому-то сказал «поехали», и поезд действительно хрустнул колесами, словно огромный зверь, разминавший затекшие лапы. Мелькали за занавеской огни. Сначала небыстро, затем ускорившись, и вот уже превратились в одно общее бесконечное подмигивание. Напала, было, зевота и клонило уже в сон, но данное себе твердое слово не спать, покуда не выберемся из города, держало меня в сознании.

Нам достались два нижних места и одно верхнее по ходу поезда. Бросили жребий, и наверх лезть выпало мне. Вот тебе и равноправие. Сосед напротив – неприметный как0й-то мужик -залез на свою полку, отвернулся и тут же уснул.

Лежали молча. Переваривали случившееся, словно никто так и не поверил, что мы действительно теперь едем, что несет нас на встречу непонятным приключениям.

Колька первым не выдержал молчания: пошел курить в тамбур. Я воспользовалась пустой койкой и сползла вниз. Сашка старательно отводил глаза, до срока откладывая неприятный разговор. Но сдался, пришлось заговорить:

– Поздно пить боржоми, когда по почкам настучали. Уже сели…

– Саш, так можно на следующей станции выскочить, да поутру первой электричкой обратно.

Я, конечно, не очень-то хотела ночевать на пустой незнакомой станции, так, для разговора только, ляпнула. Скулы Сашки едва заметно дрогнули. Не то от раздражения, не то от испуга. Подло, конечно, дразнить, мстить за то, что так легко он меня ввязал в эту историю. Так и хотелось сказать: друг мой Саня, вся ответственность на тебе, так что уж будь «бобёр», как говорится.

– Можно и так, – согласился товарищ, – можно, если кишка тонка, чтоб до конца пойти. – И тут он посмотрел мне в глаза. Да еще как посмотрел! Куда только делись нерешительность и стеснение, которые каких-то пять минут назад заставляли его глазки от меня отводить.

Взгляд мой – тихо в сторону. Еще одна победа надо мной, пора уже и привыкнуть.

– Покажи тетрадку. – просьба к примирению. Сашка полез в рюкзак, достал из него старую пожелтевшую от времени тетрадь. На обложке надпись «амбарная книга», строкой ниже – «Савельев Петр» и год «1883».

– Древняя тетрадка. Я не всю и рассмотреть-то успел… – он бережно мне ее передал, будто боялся, что уроню. А я схватила крепко, наверно, даже нагло.

Ну и мне не было дела до подсчетов зерна в пудах, до чужих долгов, выданных плотнику на пропой копеек (было и такое указано). Это историкам ковыряться в быту прошлой жизни первый интерес. Так бы и не вызрело из нашей затеи ничего толкового, если бы вздумали анализировать финансовые дела Сашкиного прапрадеда. Если бы не…

– А что предок твой кулаком был?

– Ну как кулаком? Кулаки –это уже перед советами. Может и кулаком. Он у барина местного заправляющим был. А барин тот и не жил в деревне, ему отчет и деньги слали, тем он и был доволен. А Савельев вел хозяйство. Времена такие были…

– Сань, но ты же сам понимаешь, что там бред написан. Ведь понимаешь?

Мы с Сашкой не первый год знакомы, поэтому и спрашивать его можно серьезно. Был моментик, когда наше знакомство могло и дальше зайти. Но то ли я дура, то ли он нерешительный. Мы никогда не обсуждали. Все молчком понимали, каждый про себя, не вслух. А так он много больше меня прочел умных книжек, да и смекалкой превзошел. Словом, Сашка в любой компании был всегда мозговым центром. Не то чтобы мы на его фоне выглядели серыми посредственностями, наверное, просто не хватало духу и воли тянуть лямку умников. Или нам просто лень. А Сашка обладает той долей нужного упрямства и занудства, которая и другим жить не мешает, но и самому не позволяет махнуть рукой на все, когда становиться трудно. Вот только, несмотря на весь его неординарный ум, на всю трезвость и современность его взглядов, на периферии его личности временами рождалось всякое-разное, что в мозгу нормального человека не рождается. Он мог свободно пересказывать лекции о зарождении мифологического сознания, а потом плевать через плечо, когда случайно просыпал соль.

Книгу своего предка он наверняка воспринимал лишь как интересный памятник истории, не более того. Но запись на последних страницах засела моему другу в мозг плотно и не без последствий. Меня поражала его вера, он в этой вере не просто переступал через весь свой скепсис, а переваливался тяжело, всем телом, как если бы лез через высокий забор.

– А что там написано? Читай.

Стоило читать вслух, вполголоса, через строчку посматривая на соседей. Но нас никто не слушал: вагон шелестел разговорами, как забор афишами в ветряную погоду.

«На весеннего Николу приходил Прохор из Малых Прихабов. Пьян был в дугу и долгу не вернул. Хотел было отработать, да я в праздник не велел. В другой день он идти не захотел. В уплату долга рассказал байку про лешачий клад. Божился, что накануне в лесу видел, как леший клад свой прячет. Место указал. Сказкам не верю. Но Прохор глуп, выдумать такое не сумел бы, да и верит своим же словам»…

Сон навалился разом. Снилась под шум колес какая-то несуразица. Будто бы кто-то от кого-то куда-то бежал, кто-то кричал, кто-то плакал. Что к чему разобрать было невозможно. Утром из всей мешанины нервных видений запомнился, и зачем-то очень реалистично, момент, где в руках у меня оказалось семь золотых монет.