Читать книгу Самые страшные войска - Александр Скутин - Страница 16

Гарнизонная гауптвахта при 909 ВСО, пос. Новый Софпорог, Лоухский р-н, Карелия.

Началось все с того, что в нашу дурколонну (дорожно-строительную колонну) прислали нового начальника. Уже третьего за неполный год, и не последнего! Новым нашим "бугром" стал штатский Махмуд Гаджиев (фамилия изменена) – вольнолюбивый сын рутульского народа, окончивший Бакинский институт инженеров народного хозяйства и присланный к нам по распределению на два года. Работа в дурколонне у Махмуда, как и у прежних начальников, не сложилась. Прежде всего не сложились отношения с солдатами.

Я не хочу в чем-то обвинять Махмуда, Мишу, как мы его называли. Просто он сын своего народа, со своими восточными традициями и понятиями о производственных отношениях. А традиции эти таковы, что начальник – это царь и бог. Он имеет неограниченную власть над подчиненным, короче – тиран и деспот. Появившись у нас в дурколонне, он обратился к первому же попавшемуся солдату так:

– Эй ты, педераст!

Солдат, к которому он так неосторожно, с риском для жизни, обратился, был Юра с Грозного. Юра удивился несказанно. Так удивился, что даже не дал сразу Мише в морду. А мог бы, у Юры это не задержится. Сказал лишь:

– У нас нет педерастов, ты – первым будешь.

И, сплюнув, пошел дальше. Миша чего-то орал ему вслед, но Юра даже не оглянулся. (Позже Миша все-таки схлопочет от Юры в морду).

В нашей автоколонне диспетчером была женщина – вдова погибшего офицера, формально подчинялась Мише. Тот в первый же вечер сказал ей:

– Сегодня вечером придешь ко мне домой. А не придешь – пожалеешь. На получку вместо денег будешь х… сосать.

Женщина сообщила об этом нашим офицерам. Офицеры – люди особые. У них свои кастовые понятия о чести и корпоративности. Ведь эта диспетчерша была вдовой погибшего офицера, к тому же их товарища. Поэтому они собрались вечером в Мишином доме на офицерский суд чести. И простыми, понятными, а главное – очень убедительными методами объяснили Мише, что он не прав. Смыв кровь с лица и заклеив его пластырем, Миша понял, что и в самом деле не прав. Понял, правда, очень своеобразно. Как он нам позже объяснял, "это их женщина". Вроде как коллективно ей пользуются. А он позарился на чужое. Это ему было понятно.

По лесу Миша любил ходить с охотничьим ружьем. Ни разу не видели, чтобы он что-то подстрелил, но видимо вооруженным он казался себе мужественным и грозным.

Как-то еду я по лежневке (бревенчатой дороге) на своем самосвале, и вижу на обочине голосующего Мишу с ружьем. Притормозил.

– Что случилось?

– Налей мне солярки, костер разжечь.

– Сейчас.

Я достал из поднятой кабины ведро и шланг, протянул Мише:

– Набирай.

– Сам набирай!

Ясно. Для того, чтобы набрать солярки, надо сначала ртом засасывать ее через шланг. Процедура неприятная, как не старайся, а солярки хлебнешь. Мише этого не хотелось. Я сказал ему:

– Так, если тебе надо солярки, то набирай, а если нет – я поехал, у меня много работы. Миша недовольно скосился, и стал все делать сам. Конечно, наглотался солярки, да еще и облился. Он снял с моей головы пилотку и стал вытирать ей руки.

Я обалдел! Но не надолго. Кинулся на Мишу и стал метелить его от души. Вмешались ребята-старослужащие, что ехали со мной в МАЗе, разняли нас. И хорошо, что разняли. Миша был парень поздоровей меня, еще неизвестно чем бы все закончилось. А потом он нажаловался командирам и я получил пять суток губы за то что "избил дорожного мастера". Это еще спорный вопрос, кто кого избил, но дело не в этом. Не по-мужски это как-то, жаловаться. На губу у нас попасть непросто, до нее сорок километров, да еще через пограничный КПП ехать, документы надо выписывать. Ну да Миша постарался для меня.

И вот сижу я на губе, в одиночке. Общая камера была переполнена, поэтому новеньких распихивали в одиночки. Это вообще-то, нарушение, но когда и что в армии делалось правильно?

Нам уже выдали ужин. Нары подняты к стене и закрыты на замок до отбоя. Но отбой будет в одиннадцать, а пока я просто сидел на узеньком пеньке. Самым строптивым устроили вечернюю прогулку – гоняли бегом по внутреннему двору. Потом и их разогнали по камерам. И наконец я услышал в караулке какие-то нехорошие разговоры. За двое суток в камере слух обостряется до чрезвычайности. Слышны разговоры по всему помещению. Я прислушался – так и есть, сейчас арестованных "воспитывать" будут. Процедура эта выглядит так. Весь караул, пьяный, естественно, заваливает в камеру. Начальник караула читает по журналу звание и фамилию арестованного. Тот должен ответить:

– Я!

Далее читается его провинность:

– "Плохо исполнял обязанности дежурного по роте". Ты почему плохо обязанности исполнял? Служить не хочешь?

– Да я... – пытался оправдаться арестованный, но его уже не слушали и начинали избивать. Многим там выбивали зубы, ломали ребра, многие солдаты потом попадали в санчасть и даже в госпиталь. Но никто из губарей наказан не был. Кстати, если в строевых частях часто стерегут губу солдаты с той же части, то при стройбатах для этого есть специальный комендантский взвод, "красноперые". У них были красные погоны, в отличие от черных стройбатовских.

Я стоял и слушал, как "воспитывали" в общей камере. Потом пошли по одиночкам:

– "Пререкался с командиром..." Ты почему с командиром пререкался?

– Да я только сказал ему...

И начиналось избиение.

Я молча ждал своей очереди и лихорадочно соображал, как бы отвертеться от этой процедуры. Объяснять им свою ситуацию бесполезно. Они и слушать не хотели, их ничем не удивишь. Стоп! Вот оно решение! Их надо удивить!

Когда губари вошли в мою камеру, я уже знал что скажу им.

– "Избил дорожного мастера". Зачитал сержант. – Ты, сволочь, зачем мастера избил?

– А я его в карты проиграл.

Спокойно так сказал. Словно речь шла о чем-то обыденном.

– Как так, проиграл? – они заинтересовались.

– Ну, вы же знаете, получка недавно в отряде была? (В Софпороге и на Хуаппе в один день выдавали зарплату)

– Ну знаем, знаем, говори дальше-то, не тяни соплю из носа.

И я начал вдохновенно врать. По мере моего рассказа глаза у губарей становились больше, а лица все более обалдевшими.

– Ну вот, сели с ребятами в "тыщу" поиграть. Сначала карта хорошо шла, я почти сотню выиграл. А потом чего-то не заладилась. Ладно, думаю, карты не лошадь, к утру повезет. Да только ни фига. Я уже и крестил колоду, и пальцы накрест держал, да не помогало. Эх, знал бы прикуп, жил бы в Сочи. Короче к утру я продулся на две сотни. В долг. Мне сказали – долг надо платить. Сейчас. Кровью. Ха, говорю, нашли фраера, человека за две сотни мочить. Меня ж на зоне уважать не станут. Тут надо не меньше, чем на кусок продуться. А мочить не надо, говорят, только морду ему набей. Кому – я и не спрашивал, понятно, что Мише. Он давно уже всех задрал, дерьмо-мужик. Вот так я и попал сюда.

Губари молчали пораженные. А потом главный спросил:

– Это у вас в лесу такое творится? («А у вас на губе что творится?» – Подумал я). Да это же беспредел! Человека! В карты проиграть! Вы что, озверели там? А если бы пришлось замочить, ты что, в самом деле замочил бы его?

– Так ведь иначе меня бы замочили. И очень запросто: шило в бок и мясо в реку. У нас с этим строго.

– Так ведь тебя ж потом посадят! А это уже не губа, лет пять-десять получишь.

– А кто узнает? Вы слыхали, как два года назад один прапорщик в лес пошел и пропал (реальный случай). Кто знает, может, вот также было, сели солдаты в карты поиграть – и привет. Закон – тайга, медведь – прокурор. Я здесь лишь потому, что Миша жив остался.

– Ну ты и зверь. Убийца! Как таких земля носит.

И губари вышли, обалдевшие от услышанного. Теперь им еще долго это переваривать.

А через месяц на губу попал Коля Рыженков из Подмосковья, с нашей роты. Губари сразу спросили его:

– А как там у вас Саша, беспредельщик, мастера зарезать хотел?

– Какой Саша?

– Который на самосвале работает.

– А, крымский. Да вы что, он тихий, спокойный, никогда в драки не лезет.

– А как же – мастера в карты проиграл?

– Да вы что, с дуба свалились? Саша в карты вообще не играет!

– Знаешь что, фраерок, – сказали Коле губари, – не свисти! Мы понимаем, что ты дружка своего выгораживаешь, но мы тоже не лохи – в людях разбираемся. Мы тут уже всяких навидались и с первого взгляда видим, что за человек. Твой Саша, просто отморозок, для него ничего святого нет. Этот убьет и не задумается.

Вот как так бывает, а? Я соврал, а Коля сказал правду. Мне поверили, а ему нет.

PS: Хотя дисциплина в нашем гарнизоне действительно была отвратная, но в карты на людей у нас не играли. А у Миши дальнейшая карьера не заладилась. С офицерами у него тоже не сложились отношения. Вскоре его от нас убрали и прислали нового, уже четвертого, мастера.