Читать книгу Самые страшные войска - Александр Скутин - Страница 26

Лето 1980 года, Северная Карелия, гарнизон Верхняя Хуаппа 909 военно-строительного отряда.

Так вот, прислали к нам тогда по распределению нового гражданского начальника дурколонны (дорожно-строительной колонны) – вольнолюбивого сына рутульского народа Мишу. Специалист Миша был ещё тот.

Как-то подошёл он ко мне в гараже и спросил:

– Почему стоишь, в лес не едешь?

– Сейчас, – говорю, – подъедет трактор-трелёвщик и заведёт мою машину с буксира.

– А почему стартёром не заводишь?

Ох, начальник, страшно далёк ты от жизни, как декабристы – от народа. Аккумуляторов ни у одного самосвала отродясь не было, все с толкача только заводятся.

– Нету, – говорю, – аккумуляторов.

– Как нету, а это что?

И он указал на два валяющихся под забором аккумулятора.

Нормальный человек и не спросил бы, хорошие аккумуляторы под забором никогда не валяются.

– Это плохие, – говорю.

– А ты поставь их, может и сгодятся.

– Ты что, совсем больной?

– Ставь, кому сказал! Я тут начальник. А то оборзел вконец, хер за мясо не считаешь.

Я пожал плечами. Ладно, раз ему так хочется покомандовать – поиграем в эту игру. Только тут уже не одного такого бурого начальника обломали, третий ты здесь за неполный год.

И я сказал Вите-стажёру, новобранцу из Ростова:

– Витя, пошли, притащим эти две батареи из-под забора, начальник приказал.

– Это ещё зачем?

– Миша сказал: подключать их к самосвалу и заводиться.

– Он что – дурак, этот Миша?

– Да, – говорю, – но он начальник. Так что пошли.

И мы притащили эти батареи на самосвал. У одного аккумулятора сбоку в корпусе была огромная дыра. У второго корпус был треснут и выломаны перемычки.

– Ну что? – говорю Мише с видом усердного солдафона, мысленно потешаясь над ним. – Какие будут приказания?

– Ставь на МАЗ и подключай!

Мише явно нравилось отдавать приказания. Мы с усилием над собой сохранили серьёзное выражение лица и стали надевать клеммы на батареи.

Сажусь в кабину.

– Включай! – мысленно взмахнул шашкой Миша. Витя-стажёр деликатно отвернулся и зажал рот руками.

Я повернул ключ и... никакого эффекта.

– Не заводится, – говорю Мише с притворным удивлением.

Витя отошёл на два шага и закашлялся.

– Давай наоборот: плюс подсоедини на массу, а минус в цепь стартёра, – скомандовал Миша.

Моё лицо исказила мучительная гримаса, Витька сжал лицо кулаками.

– Ты чего? – подозрительно скосился на меня Миша.

– Да так, – прохрипел я, подавляя приступ смеха, – на обед что-то нехорошее съел, живот пучит.

– Жрать надо меньше, а то скоро харя треснет!

Хорошо ещё, подумал я, провода от батареи никуда не подключены, в воздухе болтаются. А то бы пробило вентили генератора.

И Витя, из последних сил сохраняя серьёзность на лице, подключил плюс батареи на массу и минус – в цепь (на самом деле – никуда, но Миша об этом не знал).

– Запускать? – спрашиваю Мишу.

– Постой, – на его лице отразились мучительные сомнения, – если мы наоборот подключили батареи, – у нас дизель в обратную сторону не заведётся?

Всё, финиш! Не в силах сдержатся, я сполз с водительского сиденья на пол кабины и не просто засмеялся, а завыл дурным голосом. Витя-стажёр из последних сил зашёл за самосвал и там упал прямо на землю, содрогаясь от острых приступов хохота. На непонятные, навзрыд, вскрики сбежался весь гараж, стали расспрашивать – в чём дело. Сквозь смех мы кое-как разъяснили причину своего бурного веселья.

И тут уже весь личный состав скосила беспощадная эпидемия хохота. Солдатам только дай повод посмеяться, развлечений в лесу немного. Разумеется, об этом случае узнал весь гарнизон, Мише это часто припоминали, а меня он возненавидел. Словно я виноват, что он глупость сморозил.

И вот как-то через пару месяцев, летом, когда мы жили и работали на вахте, Миша пришёл к нам в вагончик и объявил:

– С сегодняшнего дня работаем по-новому. Днём на самосвалах работают водители, а ночью – их стажёры. У бульдозериста и экскаваторщика подмены есть.

Ну и ладно, пожали мы плечами, начальству виднее.

В ночь, а ночи там белые, солнце летом не заходит, вместо меня сел за руль Витя-стажёр. Но не успел я толком прикемарить в вагончике, как меня поднял Миша:

– Вставай! Там твой стажёр самосвал угробил!

– Что случилось? Витя цел?

– Ему то ничего, а вот самосвал с лежнёвки в болото съехал, кузов слетел с упоров и раму набок свернуло. А ты зачем руль стажёру передал?

– Так ты же сам приказал утром – в две смены работаем!

– Я такого приказа не отдавал! Ты самовольно передал руль необученному стажёру, а сам лёг спать. Короче, я сейчас еду к механику комбината с докладной, приедет комиссия и будем разбираться. Под трибунал пойдёшь, за передачу руля стажёру, не допущенному к самостоятельному управлению.

А что, вполне может статься. Начальнику поверят, а солдат и спрашивать не будут. Любит начальство в нашем ЛПК сваливать свои промахи на солдат.

– Ну и подонок ты, – безнадёжно вздохнув, говорю Мише.

Впрочем, он итак это знал, ему об этом говорили ежедневно.

И я пошёл в карьер. В сторонке от остальных машин стоял мой скособоченный самосвал, рядом с потерянным видом топтался Витя и виновато глядел на меня. Но я, даже не взглянув на него, сразу бросился к машине. Один лонжерон рамы сзади был выше другого сантиметров на 15. Это – всё, самосвал умер. При попытке поднять кузов гидроцилиндром его неминуемо свернёт набок. Тяжело вздохнув, сел рядом с МАЗом.

«Пиздец тебе, дружок,» – подумал про себя. – «Укатал тебя салабон. Как говорится, техника в руках букваря – кусок железа».

Вообще-то, Витя – отличный шофёр, просто с каждым такое может случиться. Да и загоняли нас совсем, по семнадцать часов в день работали последние две недели. Сначала в ночь, а после завтрака ещё полдня, до обеда.

И не пожалуешься никуда – "Солдат, ты не работаешь, ты служишь Родине! А если Родина скажет надо – будешь служить ей круглосуточно. Ты давал присягу, мол, служить невзирая на тяготы и лишения."

– Саня, извини, – канючил Витя, – я так тебя подвёл...

– Отвали, – сказал ему беззлобно, – уже ничего не исправишь.

Тут ко мне и подошёл Лёха Афанасьев.

– Саня, – сказал он мне, – Миша сказал, что привезёт комиссию с комбината, акт на тебя составят в трибунал.

– Да, – говорю, – он мне тоже сказал.

– Ты только не горюй, а я тебе помогу. Да и не будет тебе дисбата, не тот случай – жертв нет.

– Чем ты тут поможешь, – и я махнул рукой на скособоченный, изуродованный самосвал, – пристрелить его что ли?

– МАЗу, конечно, кирдык, но от комиссии тебя отмажу. У нас на зоне был такой случай, отмазались.

– Как?

– Значит так: у тебя кузов на правый бок скрючило? Подъезжай к моей мехлопате, я нагружу тебе только левый борт. Потом заедь правой стороной на косогор и приподними кузов, чтобы его сбросило на левую сторону. Так раму и выровняет. Правда, её потом можно будет только выкидывать, но комиссии глаза замажем.

Короче, когда приехала комиссия из трёх офицеров нашего комбината (главный механик, мастер ЛЗУ и начальник автоколонны), кузов МАЗа стоял ровно, поперечина рамы была вполне горизонтальна. Командиры страшно ругались на Мишу, обозвали его мудаком и похуже, потом уехали, пообещав Мише большой сюрприз в ближайшую получку. И про Мишу опять пошла дурная слава пустозвона и балды.

МАЗ потом списали, потому что заклёпки на его раме разошлись, рама гнулась и перекручивалась, как резиновая, лонжероны стали причудливой S-образной формы, кузов поминутно слетал с упоров набок. Но когда Миша пытался доложить об этом нашим командирам, обвиняя меня, его просто посылали подальше.