Читать книгу Сборник лучших произведений конкурса «К западу от октября» - Алексей Жарков - Страница 4

В далекую холодную осень тысяча девятьсот шестьдесят третьего года снег выпал первого ноября. Ранняя зима смешала выбеленные поля с облаками, покрыла замерзшую разрытую землю. В тот год ни один из жителей маленького села Пензенской области не расчищал дорожку к своему двору и не затапливал печей. Деревня, ожидающая расселения, опустела за пару недель. В холодных домах торчали доски вывороченных погребов, а под снегом скрылись глубокие земляные норы.

С безумной осени, поглотившей целое поселение, прошло пятьдесят лет.

Огни в окнах соседских домов почти не освещали дорогу. Спрятанные в облетевших садах, они находились слишком далеко. От реки к своему дому можно было пройти только мимо поля. С левой стороны дорога гирляндой огибала ряд затихших к вечеру домов, а справа чернела пугающая бескрайность.

– Просто не смотри в ту сторону. Я так и делаю.

– Тогда давай поменяемся местами! Я не хочу идти возле поля!

«Я тоже!» – подумал мальчик и уступил дорогу сестре. Немного помешкав, он взял ее ладонь в шерстяной, покрытой катышками перчатке, и прибавил шаг.

Почти каждый день после школьных занятий брат и сестра, названные одним именем и разделенные тремя годами разницы, ходили гулять к реке. Сначала они шли вдоль поля, которое при дневном свете выглядело так же обыденно, как школьная доска, покрытая меловой пылью, затем спускались по берегу к летнему шалашу. Младшая девочка под руководством брата приносила к выбранному месту длинные упругие стебли тростника. Мальчик со знанием дела связывал и укладывал их на небольшой каркас – по высоте вмещавший только сестру, но по ширине достаточно просторный, чтобы вместе укрываться от знойных полдней жаркого лета. На выметенном самодельным веником земляном полу раскладывались настольные игры, шашки, а иногда палочкой намечалось поле для крестиков и ноликов.

С теплого начала сентября, когда солнце еще веяло августовским жаром, прошло много дней, и каждый из них становился все темнее и холоднее. Подушки от старого дивана, которые Валерка смог незаметно вытащить из кладовки, уже не спасали от холода, что окутал землю. Сидеть все чаще приходилось на корточках, а в последнее время и вовсе стало невозможно находиться в шалаше без движения. Осень забрала этот маленький летний дом, накидала туда сырых листьев и разбросала ветром верхние стебельки.

В конце октября вечер можно было перепутать с ночью, поэтому прогулки, к которым дети привыкли с беззаботного лета, сократились до пары часов. С наказом возвращаться до наступления темноты, они выходили из дома и шли в место, которого боялись без дневного света.

В один из особенно холодных дней Лера, пропустившая школу по щедрому маминому разрешению, с трудом дождалась возвращения брата и во время обеда постоянно озиралась на окно. Боялась дождя, потому что сегодня они собирались играть в Хэллоуин. Страшный и веселый праздник, подсмотренный в таких же страшных и веселых фильмах.

Брат вернулся немного раньше положенного времени. Родители не заметили подвоха. После обеда Валерка сходил с отцом на огород и выбрал небольшую тыкву. Под маминым руководством семена аккуратно вынули и отправили на просушку. На этом участие в подготовке к празднику закончилось – не нужно было готовить большую сумку с конфетами или собирать детей гулять по соседским домам. Все эти тонкости далеких традиций были маме незнакомы. День Всех Святых непривычно резал ухо, как название очередной забавы в разговорах детей.

Пустая оранжевая голова осталась дожидаться на столе, когда ей прорежут глаза и широкую улыбку. Лера несколько раз подходила и заглядывала внутрь тыквы, больше похожей на котелок, пока брат перерисовывал трафарет. Девочка представляла, как они понесут пахнущий пряной мякотью фонарь через поле, и большие горящие глаза осветят непроглядную темноту. И то, что шуршит и возится в колосьях не по-мышиному, не сможет шуршать и возиться – тыква не позволит. Дети слышали эти звуки не каждый раз, а только когда не успевали вернуться при свете. В сгущающихся сумерках что-то оживало в озимом поле, а, может, они просто не обращали внимания на это при свете дня.

– Что там за животное? – спрашивала Лера, прислушиваясь к полю и ей не нравилось, что брат не мог ответить. Он отшучивался, позволял поменяться местами и ускорял шаг.

Когда тыква была готова, мальчик сгреб со стола треугольники суженых глаз и зубастую щетку рта. Тыквенная рожица получилась злее, чем он планировал.

– Только не подожгите там ничего. – Отец тоже подошел к столу, всматриваясь в оскаленного пришельца.

– Па, там река! Тем более мне уже одиннадцать. – Валерка достал из ящика стола несколько приземистых свечек.

– Когда мне было одиннадцать, я хотел сделать факел и нечаянно поджег камыш за нашим домом. Горело потом пониже спины так, как не горел бы ни один факел! Я спалил отцовскую лодку. А ведь находился у реки.

– Ну, я же не хочу сделать факел – только фонарь. Лерка, собирайся, – скомандовал мальчик сестре и отправился надевать теплый, только что выстиранный после лапты на школьном дворе, свитер.

Полвека назад октябрь выдался таким же холодным. Сандалии, которые Вилена успела накинуть, скользили по вспотевшим ступням, затрудняя движение. Сзади слышалось дыхание брата, ему пришлось убегать под тяжестью самодельного рюкзака с остатками продуктов. Костя так же, как и она, спотыкался на каждом шагу в тыквенных побегах и громко дышал. Вилена не оборачивалась – впереди было поле, и сбавить шаг они смогут, как только пересекут его. По проселочной дороге они выйдут на трассу и дождутся автобуса. Девушка рассчитала, что головок сыра в рюкзаке хватит и на питание, и на благодарность водителю, который заберет их из этого гибнущего места. Главное – выйти на трассу до наступления темноты.

Неделю назад сумерки провожали отца с работы и заставляли Вилену зажигать прикрытую белым плафоном лампочку над кухонным столом. А вчера темнота, судя по отрывному календарю, пришла на двадцать четыре минуты раньше, и то, что пришло с ней, продолжило опустошать поселок. Этим последним утром под бодрый аккомпанемент фортепиано такой же бодрый Гордеев командовал гимнастикой. На третьем упражнении, когда требовалось наклонять туловище, крышка погребки на кухне треснула. В расколотом дереве показалась тонкая лысая лапка. Радио, которое забыли выключить со вчерашнего вечера (именно тогда ужас добрался до них) продолжало отсчитывать наклоны. Вилене казалось, что оно считает вползавших в дом тварей. Отец долбил по ним солью, и каждый выстрел сопровождался страшным визгом, будто подыхающее существо проклинало село.

Так оно и было.

В день, когда все началось, Авдотья – одна из старожил поселка, зашла с жестяной кастрюлькой в курятник и рассыпала чистое желтое пшено на заваленный куриным пометом пол. Мертвые птицы были разбросаны по углам темного помещения. Посреди курятника находилось что-то, напоминающее средних размеров собаку. Оно лежало брюхом вниз, иногда подрагивая, как во сне, и, когда о земляной пол стукнула лысая лапа с тонкими когтистыми пальцами, Авдотья с размаху ударила пришельца по черной припыленной спине оторванным штакетником. Существо тутже вскочило и через секунду возвышалось на отвратительно длинных лапах, напоминающих худые человеческие конечности. Оно покачивалось и медленно поворачивалось к источнику беспокойства. На перепуганную старуху уставились два узких глаза на угловатой, будто рубленой морде. Когда существо разинуло круглый рот во всю ширину, издавая пронзительный визг, показались два ряда длинных игольчатых зубов. Не соображая от ужаса, Авдотья ткнула палкой в самую глотку гостя – тот, продолжая визжать, безвольно обмяк на подгибающихся лапах и завалился на бок. Старуха выскочила из курятника и, закрыв дверцу на крючок, поспешила за помощью. Когда она вернулась вместе с мужем и сыном, клетка была пуста: под той самой стенкой с прогалиной от штакетника вздыбленная вывороченная земля спрятала беглеца, уничтожившего несушек. Испачканные собственными потрохами, прогрызенные насквозь, они стали первым предзнаменованием грядущего бедствия. Спустя пару дней, за которые Авдотья безуспешно пыталась убедить односельчан в нападении «анчутки», полегли коровы. Во всех стойлах коровника остались только объеденные скелеты.

Процветающее село охватила паника, и апогеем стало вторжение кровожадных тварей в дома. Так началось массовое истребление жителей, неспособных справиться с ночными нашествиями людоедов.

Вилена вместе с братом собирала по кухне мертвые оскаленные тушки. Каждая была размером с дворовую собаку. Рассвело. До следующей схватки оставалось приблизительно восемь часов. Полдюжины побитых тварей отправились в мешки. Отец крепко перевязал их, забросил на спину и ушел сжигать на пустырь. Они видели его в последний раз – одна из тварей оказалась живой. Об этом рассказал Костя, вернувшийся с пустыря, куда ходил за отцом. Потеряв в ожидании несколько лишних часов, брат с сестрой начали готовиться к побегу.

Валерка уже бежал по покатому склону к реке, пока сестра, неуютно переминаясь с ноги на ногу, пыталась не вспоминать о выпитом перед самым уходом стакане сока. Девочка стояла на тропинке, позади нее осталось поле, а еще дальше синел крышей их новенький домик, выстроенный всего два года назад на такой же новенькой аккуратной улочке, венчавшей окраину их маленького городка. Идти до него далеко, но расстегивать курточку, чтобы снять комбинезон, казалось настолько неприятным и холодным занятием, что девочка решила побежать за братом и отвлечься.

Солнце так и не выглянуло, в воздухе повис сухой трескучий холод, который не смог бы принести дождя. Река серела от осеннего неба, в песке, когда-то горячем и мягком, стояли лужи, забросанные почерневшими от сырости опавшими листьями. Все здесь стало чужим и недружелюбным, будто они пришли в другое место.

– Тыкву поставим… сюда! – Мальчик положил хмурую оранжевую голову на поваленное дерево и погремел в кармане куртки спичками. Только сейчас он понял, что совершенно не представляет, как нужно играть. Младшая сестра стояла в стороне и, судя по виду, хотела в туалет, поэтому вряд ли могла предложить что-то дельное. Конечно, можно усесться на то же дерево и вспомнить или придумать на ходу пару страшных историй, но не пройдет и десяти минут, как холод прогонит их с места, заставляя искать что-то новое.

Празднование было под угрозой срыва, когда мальчику вдруг пришла в голову потрясающая идея: что если поставить тыкву чуть ниже – условия для брата и сестры должны быть равными – и кидать в верхнее отверстие камушки, пока один из них не упадет ровно на фитилек и не затушит свечку. Конечно, это немного противоречило тому неясному ощущению праздника, которое дети лелеяли в себе последние пару недель, но это не даст им замерзнуть и на деле может оказаться довольно азартной игрой.

Узнав о затее, Лерка тут же согласилась, не сколько из энтузиазма к выдумке брата, сколько из желания поскорее наиграться и отправиться домой.

Пока дети собирали подходящие камушки, начало темнеть. Небо, оставаясь таким же серым, потеряло какую-то внутреннюю заоблачную подсветку. Так что вспыхнувшие глаза и рот тыквы возымели больший эффект на фоне поблекнувшего пространства. Две маленькие упрятанные от холода с ног до головы фигурки замерли, глядя на получившийся фонарь. Склон берега, мелкая речушка, которую можно было перейти, даже не замочив колен, полуразрушенный ветрами летний шалаш – все обрело совершенно другой вид. Все будто закружилось вокруг ухмыляющегося пришельца из чужих традиций и разбавило застоявшуюся серость теплым оранжевым мерцанием.

Первым очнулся Валерка – сестра услышала звонкий «тук» прилетевшего в тыкву камушка, и, мотнув головой, тоже прицелилась.

Игра действительно оказалась забавной – прошло немало времени, а ни один снаряд так и не заставил тыкву закрыть глаза и спрятать оскал. Девочка ни разу не стукнула маленьким, нагретым в кармане камушком по оранжевой голове, а неприятное покалывание внизу живота все чаще отвлекало ее от увлекательной игры.

Уступив брату несколько ходов, Лерка направилась в сторону ближайших невысоких зарослей, которые казались густыми и непролазными в накрывающих берег сумерках.

«Пора уже домой идти», – думала она, прыгая с ноги на ногу и дергая заевшую у самого горла молнию. Когда замок неожиданно поддался, замерзшие без перчаток красноватые пальчики отстегнули лямки комбинезона, и девочка потянула вниз теплые байковые штаны. В этот момент неожиданно раздался счастливый выкрик брата. Лера вздрогнула, инстинктивно дернув пояс на место, но когда поняла в чем дело, спокойно присела на корточки. От промерзшей земли тут же поднялся парок. Откуда-то доносились мерные тукающие удары по вновь зажженной тыкве, внизу тихонько шуршала листва. Нарастающая возня сзади не сразу насторожила отвлеченную девочку. Чье-то присутствие в этом звуке вырисовывалось постепенно, все четче выделяясь из окружающих объяснимых звуков. Девочка вскочила на ноги и обернулась – кусты едва заметно шевелились.

Последний день октября выдался пасмурным. Тучи нависали над опустевшими домами тайными убежищами существ, время которых наступало ночью. Село, выстроенное в самом устье неглубокой, но широкой реки, теперь кормило тучи мух. Находясь среди этого гниющего на воздухе кладбища, двое подростков не могли поверить, что, в случае удачного побега, останутся единственными выжившими. Соседний, более крупный совхоз, находится за четырнадцать километров; если им повезет – они перехватят идущий в него из города автобус. Если нет… Вилена держала в руках надкусанную ночным гостем головку желтоватого домашнего сыра – из пяти такой была только одна – другие остались нетронутыми. В этот момент до девушки дошла простая и страшная истина: почему она так уверена, что в соседнем селе тварей нет?

На кухне, рядом с вывороченной в щепку крышкой погребки, заканчивались последние приготовления. Костя сложил в мешок с крепко пришитыми веревками все, что смогла собрать сестра. У стола, на котором лежали найденные в тайнике патроны с порохом, стояло снятое с мертвого отца ружье. Он был метким стрелком и мог разнести брюхо твари и солью. Костя же не был уверен ни в своих способностях к стрельбе, ни в том, что они смогут сбежать – небо за окном становилось темнее, а шуршание под полом все отчетливее. Вилена стояла у окна и пыталась сложить в уме хотя бы одно прошение к силам, запрещенным кем-то еще выше.

Через несколько минут они уже бежали по тыквенному огороду: за ним начиналось поле. Вилена спотыкалась в рваненьких домашних сандалиях, в которых по субботам ходила по теплым доскам в бане. Теперь, загребая между пальцами ледяных ног такую же ледяную, сырую от нарастающего дождя, землю, девушка петляла между спелых солнцеподобных тыкв. Костя бежал позади. Он тяжело дышал из-за рюкзака и ружья, перекинутого через плечо. Им не дали приготовиться к побегу – два черных людоеда с визгом и грохотом выползли из погребки. И если ад существует, Вилена была уверена – он под их домом.

Село, решившее справиться собственными силами, и погибшее под гнетом этой несгибаемой образцовости, оставалось все дальше.

«Автобус проезжает примерно в четыре. – Мысли Вилены путались и никак не давали полной картины происходящего. – Или в три? В три! В три!»

Гниющее от сырости небо накрывало бегущих по полю подростков мраком, в котором копошилась визжащая черная масса настигающей погони. Костя услышал ее первым и, обернувшись, споткнулся о тыкву.

Неловким торопливым шагом Лерка вышла из кустиков и направилась к брату. Тот стоял около поваленного дерева и поджигал потухший фитиль. Похоже, это занятие совсем ему не надоедало. Свечка загорелась тревожно и ярко в незаметно наступающем вечере.

– Пойдем домой! Мама ругаться будет. Она же сказала, что до темноты вернуться надо! – Неожиданно для себя девочка сказала это, чуть не плача, будто уговаривала брата уже долго, а он не соглашался.

Мальчик тоже расслышал странную интонацию и обернулся на сестру. Будто очнувшись, он увидел, что действительно заметно повечерело, а, когда они дойдут до дома, стемнеет совсем.

– Пойдем. – Он бросил в песок только что набранные камушки и отряхнул руки. – Тем более, по «Фоксу» вечером «Ходячие» – если не сделаю уроки, мама не разрешит смотреть.

Они поднялись по склону и двинулись в сторону дома. Валерка нес перед собой горящую тыкву. Лера не стала говорить ему, что в кустах кто-то шевелился – брат и так считал ее трусихой, поэтому разрешал меняться местами, когда они проходили мимо поля.

…к которому они постепенно приближались.

Взгляд и улыбка тыквы подрагивали на взволнованном от поднявшегося ветра озимом поле. Валерка зачарованно смотрел, как фонарь освещает ранее пугающую темноту и, наконец, ощущение праздника приятно изменило настроение. Так вот он какой, Хэллоуин, – день, когда можно увидеть и победить свои страхи! Когда даже самая непроглядная темнота расступается перед теплым мерцанием, льющимся из глаз и рта тыквенной головы. И не такая уж и злая она у них получилась, раз помогает стать смелее.

– Лееерка, – восхищенно выдохнул мальчик, ощущая волнующую власть над местом, которого они когда-то боялись. Девочка за спиной ответила всхлипом и через секунду мертвой хваткой вцепилась в его локоть. От неожиданности Валерка чуть не выронил волшебный преображающий фонарь:

– Чего с тобой такое? Пошли, только не реви! – Мальчик перехватил тыкву одной рукой и повернулся к сестре. В подступившей ближе темноте ее глаза мерцали от слез, как будто девочка подсвечивалась изнутри каким-то только ей ведомым чувством. Она скривила рот, пытаясь сделать глубокий вдох и, продолжая смотреть на поле, подняла дрожащую правую руку, левой она все еще сжимала локоть брата. Тот обернулся: только что пройденное место двигалось за ними двумя неясными тенями.

– Пойдем отсюда, – скомандовал брат и сделал шаг вперед, ожидая, что девочка потянется за ним, но Лера отпустила его локоть и осталась на месте.

– Им же больно, – тихонько протянула сестра. В паре метров среди оживших от ветра колосьев замерли двое. Они стояли, не двигаясь, четко напротив мальчик – мальчика, девочка – девочки. Как страшное отражение в пещере ужасов, куда они ходили с сестрой на его прошлый день рождения. Валерка чувствовал, как взгляд намертво приклеился к треугольнику света, льющемуся из тыквы, а ноги приросли к земле. Никогда в жизни он не видел ничего настолько пугающе-безобразного, как почерневшая кожа стоящих перед ним. Эти дети были чуть постарше и до того легко одеты, что мысль о праздничных костюмах даже не пришла ему в голову. Что уж там, он совсем забыл о празднике, который они ждали с сестрой чуть ли не с начала осени! Страшно-веселый Хэллоуин, разгоняющий любые страхи.

Завыл ветер. Его порыв откинул назад слипшиеся, перепачканные землей светлые волосы. Обнажилась шея с глубокой рваной раной, от которой бежали засохшие почерневшие подтеки. Молчаливая гостья с поля сделала шаг вперед и ступила на тропинку в рваной, облепленной грязью сандалии:

– Нам нужен автобус…

– Мамаааа! – надорвался высокий голосок за спиной и Валерка, недышавший все это время, наконец, очнулся. Бросив тыкву, он крепко схватил сестру под локоть.

– Бежим, бежим, бежим! – Испуганную девочку пришлось хорошенько встряхнуть, прежде чем она смогла двинуться с места.

С каждым шагом оцепенение ужаса растворялось в тяжелом от бега дыхании. Слева, где-то на периферии зрения, мелькали окна погруженных в последний октябрьский вечер домов.

Все дальше оставалась потухшая, брошенная на тропинке тыква. И никто не видел, как она зашевелилась и приподнялась на разгребаемой длинными когтистыми лапками земле.