Читать книгу Испытание войной - Алена Даниленко - Страница 3

Поднялась суматоха, как всегда, когда кто-нибудь приезжал. Казалось, где-то загремела музыка. Приехала вторая тетка Маши – Роза Петровна, голос ее, поистине трубный глас, перекрывал все остальные, и казалось, она заполняет всю комнату, большая и жаркая, точно тепличная роза, – недаром у нее такое имя. Маша только что закончила свою работу и вернулась домой, остановившись за дверью кухни и наблюдая всю эту пугающую картину. Некоторых людей она видела впервые, а некоторые уже были ей знакомы.

– Надо же, а ведь это все мои родственники, – удивленно отметила она сама для себя. Увидев Машу, Таисия Петровна, извинившись, вышла из шумной, крикливой, как курятник, гостиной и углубилась в свои привычные владения, утянув за собой девушку – пора было заканчивать приготовления к ужину.

Разве можно было не любить тетушкину кухню? Скажите, пожалуйста, встречали ли вы где-нибудь еще подобную кухню?

Это была большая светлая комната, в два окна. Самая большая комната в квартире. Окна выходили в хозяйский сад. Зимой из окон виднелись деревья, опушенные белым снегом. От них в кухне всегда было ярко и светло. Оба окна были обвиты сверху донизу плющом, а на подоконниках стояли отростки разных растений, которые выращивала тетушка.

Но ранней весной бывала особенно привлекательна наша любимая кухня. Выставлялись зимние рамы, открывались окна. И тогда казалось, что на окнах поставлены огромные букеты лиловой сирени. Сирень тянулась даже в комнату и немного заслоняла свет. Но зато какой аромат врывался вместе с ней!.. И чудесные цветы радовали взор. В сиреневых кустах чирикали мелкие пташки…

Но я хочу описать кухню… Правый угол был весь заставлен и завешан образами. И перед ними всегда теплились лампады. Далее стоял большой старинный шкаф с платьями. Еще далее – полки с посудой, а под ними – узкий длинный стол. Полки эти были особенные – во всю стену. На них стояла, лежала и висела вся посуда тетушки. Доски полок были безукоризненной чистоты; все украшены фестонами, вышивками и картинками. Это была работа тетушек. Кастрюли, чашки, лотки стояли друг около друга. Ложки, поварешки и другие кухонные орудия висели на крючках.

Все вещи были старые-престарые. Они достались нашим старикам еще от прабабушки. Новую посуду покупать было не на что.

Я помню маленький пузатый самовар. Тетушка сама приделала к нему кран из ручки от зонтика, а на крышке его вместо ручек красовались две большие зеленые пуговицы от старой бабушкиной кофты. Мне так нравилось, когда на кухонном столе появлялся этот друг-самовар и пел свою тихую задушевную песню.

У большого фарфорового чайника с позолотой был сделан носик из олова. Многие тарелки были склеены и стянуты скрепками. У корзинки, которую носила в зубах Каштанка, была железная ручка, обтянутая кожей. Мешок для провизии тетушка сплела из веревок… Она была мастером на все руки. Вероятно, и ее сестры научились у нее разным ремеслам. Ей ничего не стоило отремонтировать какую угодно вещь в квартире. Она сама чинила часы, фортепиано, обивала мебель, оклеивала комнаты обоями, столярничала, паяла, золотила. За многие годы, конечно, все износилось, все пришло в ветхость. И каждая вещь в этом мирном приюте могла бы рассказать длинную историю своей жизни. Она поведала бы нам, как служила верой и правдой своим хозяевам и как много видела от них любви и забот… Как ее берегли, ухаживали за ней и как старательно чистили…

Ах, эти милые старые вещи… Как я их ценю и люблю! Если бы они все заговорили и передали свои воспоминания, мы бы заслушались их рассказами. Ведь это целая жизненная история… Впрочем, теперь, когда я смотрю на них, они так много говорят мне, но я одна их понимаю…

Я вспоминаю тетушкину кухню… В левом углу стоял большой комод из красного дерева с бронзовыми украшениями. Он был всегда покрыт вязаной салфеткой; на комоде – маленькое зеркало и разные безделушки тетушек – каждая имела в комоде по собственному ящику.

На комоде стояли цветные фарфоровые чашки, статуэтки, коробочки, ящики, шкатулочки. В то время эти мелочи привлекали и забавляли молодых девушек. Теперь, конечно, жизнь стала намного сложнее, и требования ума и сердца ушли далеко вперед. Большинство молодых девушек совсем не интересуют фарфоровые безделушки. Но в то время эти украшения были неотъемлемыми принадлежностями девичьей юности. Безделушки эти обыкновенно дарили тетям или «верхние» хозяйки, или тетушка Александрина.

В правом углу, за ширмой, стояла огромная деревянная кровать с пуховой периной и грудой подушек. Покрывало на кровати было связано тетушками, как и все наволочки, накидки – все сделанное своими руками. Все было красиво, но, главное, – безукоризненно чисто.

Между окнами стоял большой кухонный белый стол. На нем пили кофе, обедали и стряпали. Каждый день тетушка его мыла и скребла со всех сторон. Несколько табуреток, раскрашенных ее сестрами, старенькое кресло – вот и все скромное убранство кухни.

Плита была маленькая, чистенькая, на ножках. Над ней висел большой черный колпак – вытяжка. Плита стояла недалеко от входной двери. А между плитой и стеной за дверьми был укромный уголок; там стоял сундук тетушки. На нем она всегда сидела, обедала, пила кофе; там же, в этом уголке, любили шептаться тетушки о своих секретах.

Я забыла еще сказать, что в кухне у тетушки не водилось никаких насекомых. Если же иногда они и появлялись, то все женское население квартирки так на них ополчалось, начиналась такая уборка, чистка, борьба, тетушки применяли в этой борьбе такие беспощадные приемы, что никакие насекомые не выдерживали грозного нападения и исчезали бесследно тотчас же.

Впрочем, такая чистка квартиры происходила каждую субботу, не говоря уже о больших праздниках… Все мылось, чистилось, все выносилось во двор и вытряхивалось… Если кто-нибудь из знакомых случайно попадал в эту суету, то непременно спрашивал:

– Уж не переезжаете ли вы?

Бабушка, Дуняша и тетя Надюша всегда занимались хозяйством. Тетя Саша по праздникам любила наряжаться: несколько раз переодевалась, примеряла свои скромные наряды и вертелась перед зеркалом комода. Тетя Манюша садилась в зале за фортепиано и часами играла и играла. В будни ей не позволяли много играть – она должна была работать.

Зала в квартире тоже была особенная. Окна были обвиты, как и в кухне, плющом, и на окнах стояло множество цветов. Над окнами висели клетки с птицами. Клетки висели даже на потолке и по одной из стен… Их было не менее двенадцати-пятнадцати. Тетушка ухаживала за птицами и разговаривала с ними, как с людьми. Был у нее и любимый попугай. У него даже была особая клетка, в которой выводились птенчики.

В зале стояли два дивана, обитые цветным ситцем. У окон красовался длинный черный стол. В праздники на этом столе обедали, а после обеда крышку поднимали и на внутренней стороне устраивали игру «бикс». Я точно не помню, в чем она заключалась. Помню, что поднималась покатая доска, на ней были лунки и ворота с колокольчиками и отделения с цифрами. Надо было специальной длинной палочкой – кием – ударять в шар и попадать через ворота в лунки или в отделения с цифрами. В детстве я умела и любила играть в «бикс», но теперь совсем все забыла.

– Тетушка, вы мне так и не объяснили, в чем причина такого неожиданного визита наших родственников…

– Машенька, я еще сама ничего толком не знаю, но говорят…

– Что говорят, тетушка?

– Говорят, что спокойное время – это не про нас, – Таисия Петровна не хотела зря волновать ранимое сердечко девушки. Надежда на то, что все еще обойдется, как известно, покидает последней. И при всей своей строгости эта женщина по-настоящему пеклась о благополучии Маши.

Все приготовления были закончены, стол накрыт. Гости заняли свои места.

– Что ж, дорогие, приятного всем аппетита, – своим трубным гласом, словно молитву, которой все обязаны были подчиниться, произнесла Роза Петровна.

Поспешно покончив с ужином, все гости перешли в зал для того, чтобы обсудить важнейшую новость, которая всех тут и собрала.

– Никто не знает, насколько все самые страшные догадки правдивы, – низким голосом произнес мужчина лет тридцати пяти, который оказался двоюродным братом Маши. Встав посередине комнаты, расставив ноги на ширине плеч и скрестив руки за спиной, подобно командиру боевого отряда, он продолжил: – Но мы определенно должны подготовиться к худшему…

– Из этих самых соображений считаю, что целесообразно перевести всех женщин и детей…

– Машенька, – шепотом обратилась Роза Петровна к девушке, – выйди со мной ненадолго, у меня кое-что есть для тебя. Важное.

Девушка покорно последовала за тетушкой.

– Я не знаю, что будет и как будет, но мы все, определенно все, чувствуем наступление беды. Я хочу подарить тебе этот ежедневник и попросить тебя постараться записывать все, что происходит. Каждый день.

Маша все еще не могла понять, что же такое может произойти, что же такое страшное следует ожидать и к чему готовиться. В силу своих юных лет Мария не восприняла эту ситуацию и всеобщее волнение семьи слишком всерьез. Как, пожалуй, и все семнадцатилетние девушки. Как известно, максимализм является отличительной чертой этого возраста.

Вернувшись в гостиную, еще раз предприняв попытку понять то, что там происходит, Мария уселась в кресло и задумалась о своем. Ей так нравилось отдаваться мечтам о прекрасном и возвышенном. Она верила и ждала свою настоящую и единственную любовь. Ведь все обязательно именно так и должно быть. И однажды, обязательно, придет время и появится прекрасный принц, и это будет только начало сказки. Как же сладко ей мечталось!

После жарких бдений родни, в которых Маша не имела особого желания участвовать, все пришли к выводу, что уже достаточно поздно, и принялись готовиться ко сну.

Сладко укутавшись одеялом и как можно удобнее улегшись, все родственники и гости, казалось, уснули в одночасье. Так сладко все спали. Только Маша никак не могла заснуть. Всю ее вдруг резко сковал страх. Еще час назад она считала, что все эти разговоры о надвигающейся опасности – паранойя. А теперь, теперь ей вдруг стало невероятно страшно, будто окатило ледяным дождем. Долгое время, ворочаясь из стороны в сторону, складывая все мыслимые и немыслимые за и против, представляя самый ужасный расклад, она думала о будущем. Промучившись так пару часов, Маша решила, что сейчас самое время для первой записи в ее дневнике.

«08.09.41. Сейчас три часа ночи. Я никак не могу уснуть. Стоит признаться, что бессонница мне раньше была совсем незнакома. Никто не знает, но мне страшно. Страшно стало только сейчас… ведь, а что, если… Возможно, все, что я могу, – это вести этот дневник. Отныне я постараюсь записывать все свои мысли и чувства на эти страницы», – дав столь ответственное обещание и твердо решив это для себя, Маша тут же заснула.