Читать книгу Водоворот - Андрей Басов - Страница 5

Якутск встретил хорошей погодой. Настроение было отличным. Короткое знакомство со столицей Севера и в аэропорт. До посадки в самолет осталось около часа. Стрелки на циферблате быстро отсчитывали минуты.

Взлет. Земля все дальше и дальше, а находящееся на ней все меньше и меньше. Воздушный путь до поселка Зырянка длительностью три часа полета с дозаправкой в городе Хандыга на реке Алдан. Вскоре после вылета из аэропорта Хандыга показались заснеженные горы, растянувшиеся бесконечными белыми волнами. В самолете Гриня познакомился с попутчиком, Карыпкиным Сергеем Михайловичем, капитаном речного сухогрузно-наливного судна. Сергей Михайлович возвращался с Большой земли, куда выезжал по срочным делам.

– Эти горы называются Арга-Тас, – сообщил он Рубахину, – на их вершинах снег не тает сотни лет. А вот что в себе несет их название, я понятия не имею, – пожал он плечами.

Из-за колоритного телосложения он выглядел неуклюже, постоянно задыхался. Когда он двигался, его огромный живот за что-нибудь да цеплялся и создавал огромные неудобства. От лица Карыпкина исходило тепло, а глаза почему-то непрерывно слезились, и он их часто протирал платочком. «Так издеваться над собой нельзя», – посмотрев на него с сожалением подумал Гриня.

– В вашем селении у меня нет никого знакомого, – пояснил ему Рубахин, – а несет меня в ваши края в большей степени любопытство.

Внимательно его выслушав, Карыпкин внес свое предложение:

– Поживешь первое время у меня. Присмотришься. Может, понравится, устроишься на работу. Отработаешь навигацию, глядишь и останешься. Получишь квартиру, женишься. Один раз в три года будешь на Большую землю бесплатно ездить. В общем, в наших краях жить резонно.

У Грини вариантов не было. Он и сам толком не понимал своего порыва, ехал и все на этом.

Посадка прошла благополучно. Ступив на трап для выхода из самолета, Гриня почувствовал невыносимую жару.

– Это тропики, а не Север, – вылетела из него автоматически фраза. – А где автобусная остановка? – поинтересовался он попутно.

– Какие автобусы? – колыхнув своим телом, словно холодцом, засмеялся Сергей, – за час обойдем весь поселок.

Путь в затон, где жили в основном речники, пролегал через реку Ясачную. Она впадает в реку Колыму, которая протекает по всему левому берегу Зырянки. Паромная переправа здесь двигалась каждые тридцать минут. По улице, уходящей вглубь затона, они направились к дому капитана.

Капитан рассказывал историю этой местности. Он показал рукой на двухэтажные строения, построенные давным-давно и отпугивающие своими почерневшими бревнами.

– В недавнем прошлом, – говорил он, словно экскурсовод, – в этих домах жили охранники лагерей. Сегодня лагеря уже не работают, да и рабочие, кто остался в живых, уехали на Большую землю. В домах этих теперь живут местные.

Карыпкин говорил, а Гриня разглядывал теплотрассу, которая проходила вдоль улиц. В деревянной опалубке, растянутой по всему периметру, находились металлические трубы. Проводники горячей воды, засыпанные деревянными опилками. Вся конструкция возвышалась на метр от земли.

– А почему отопление проходит сверху? – заинтересовался Гриня необычным явлением.

– Закапывать нельзя, – объяснил Карыпкин, – иначе они нарушат вечную мерзлоту и дома, по той же причине воздвигнутые на сваях, начнут оседать.

До пункта назначения добрались быстро. Супруги Карыпкины долго обнимались. Марина, жена Сергея, наглядно показывала, что ее любовь к мужу без фальши. Женщина провела гостя и мужа в гостиную, а сама засуетилась. Забегала на кухню и обратно. Как девчонка постоянно о чем-то забывала. Улыбалась, задавала разные вопросы и, порой до конца не дослушав ответ, убегала опять на кухню. В свои сорок с небольшим лет выглядела она просто отлично. Ее голубые глаза искрились азартными огоньками. Волосы были прибраны со вкусом. Платье, подвязанное на талии поясом из такого же материала, подчеркивало красивые формы. И только лицо, которое уже начало увядать и тускнеть, выдавало возраст. Но Карыпкина этот природный феномен не огорчал и не тревожил. Он смотрел на нее с восхищением, словно на божество, прокручивая в своей голове какие-то мысли. Если судить по довольному выражению лица, думал он о хорошем.

Минут через сорок Марина пригласила мужчин к столу. Она не задавала вопросов о Грине. Видимо, у них это не было принято и считалась неприличным. Зачем лезть в мужские дела? Раз он так поступил, значит, так надо. А может быть, даже необходимо. Сергей тоже не лез в ее личные отношения с другими людьми. Это создавало гармонию в их личных отношениях. Но все вопросы, касающиеся семьи, они решали только вдвоем.

– Рыба, икра, оленина – неотъемлемые атрибуты обеденного стола колымского жителя, – сообщила Марина, обращаясь к гостю. Гриня кивнул головой в знак согласия. Дескать, я искренне благодарен вашему чуткому вниманию, но вслух ничего не сказал.

– День, два походи по поселку, – советовал Сергей, – присмотрись. Понравится, пойдем в отдел кадров. Рулевые мотористы у нас в цене. Да и мне на судно одного надо.

Сергей говорил убедительно, было видно, что он уважает Гриню. Чувствовалось, что он пытается как-то заинтересовать Рубахина, заманить его в колымские сети. А Гриня и не был против, ему было без разницы, что произойдет завтра, а что послезавтра.

– Придержусь твоих советов, – коротко ответил Рубахин.

Своих детей, сына и дочь, супруги Карыпкины отправили в Якутск учиться в институте. Оставшись вдвоем, они затосковали от однообразия и одиночества, и новый гость оказался для них глотком свежего воздуха.

После обеда Сергей показал Грине комнату сына.

– Будешь спать здесь, располагайся. Мой теплоход приходит из Черского послезавтра. А ты пока оставайся, – сказал он Грине и удалился.

Комната была небольшого размера и, судя по всему, с отъезда сына здесь ничего не меняли. Проигрыватель, стопка грампластинок. На стенах плакаты с полураздетыми девицами и фотоснимки популярных музыкантов того времени. Гриня прикрыл за собой дверь, негромко включил проигрыватель, выбрав пластинку группы «Пинкфлоид», альбом «Стена», и развалился на кровати, ноги оставив на полу. «Что ж, – подумал он про себя, – следуя наставлениям капитана, буду осваиваться».

Утром Рубахин отправился на прогулку. Единственными особенностями поселка было только то, что абсолютно все сооружения стояли на сваях, и приятно удивляла чистота улиц. На полках в магазинах были обычные товары, все то же, что и в магазинах других русских городов.

В хозяйственном отделе на него обратил внимание мужчина. На вид ему было пятьдесят пять, шестьдесят лет. Он подошел к Грине и попросил помощи.

– Дефицитный товар приобрел, – пояснил он, – редко привозят такие эксклюзивы. Вот и набрал целый куль. А донести до дома один не смогу. Помог бы, сынок?

Гриня увидел перед собой человека с обликом матерого волка, многое повидавшего в жизни. Он был суетлив и неспокоен, словно торопился куда-то. Его лицо, усыпанное ямками, было землистого цвета.

– Далеко ли живешь, старина? – поинтересовался Рубахин.

– Нет, рядом совсем. Через улицу, – заторопился старик объяснить, голосом роняя нотки надежды.

– Знакомство с местным населением мне не повредит, – согласился Гриня. – Бери с другого конца и вперед, – первым проявил инициативу Рубахин, взяв куль. Старик обрадовался и подхватил куль с другой стороны. Всю дорогу старик без умолку трещал, но Гриня его не слушал. Он был занят своими мыслями.

Дошли действительно быстро. Старик предложил зайти в гости, Гриня не отказался, ему было все безразлично и в то же время любопытно.

– Как имя-то? – спросил старик.

– Гриня, – ответил Рубахин.

– А меня Николай Федорович зовут. А это баба моя, Софья Ильинична, – кивнул он головою на открывавшую дверь женщину. – Тридцать лет уж как вместе, – то ли с восхищением, то ли с сожалением пояснил он.

Раздобревшее тело Софья Ильинична носила на нестандартно тонких ногах и тоже своим не спокойствием создавала суету. Волосы на затылке были собраны в шишку по моде ее молодости. Она навряд ли могла вызвать интерес в ком-то, но по привычке прошлых лет пыталась кокетничать.

Когда прошли в единственную комнату, старик развязал мешок и вынул несколько пол-литровых емкостей с синей жидкостью.

– Что это? И зачем столько? – удивился Гриня, с подозрением глянув на содержимое.

– Стеклоочиститель! – произнес Федорович так, словно перед ним стоял французский коньяк «Наполеон», – сейчас мы его приладим к употреблению.

Он достал из-под дивана кусок металлической трубы, диаметром сантиметров десять. С одной стороны набил ее ватой, поверх которой насыпал активированный уголь, и дал держать это сооружение над трехлитровой банкой гостю. А сам, открывая бутылки, стал выливать жидкость в верхнее отверстие, дабы пропустить сквозь фильтр. Гриня глянул на него так, как будто старик сделал сенсационное открытие.

– Труба нагревается! – сказал он.

– Хорошо! – довольничал дед. – А с другой стороны видал, какая чистенькая вытекает?

Вливалась жидкость синего цвета, а вытекла с другой стороны прозрачная, как слеза.

– Надо запомнить, – неожиданно для себя сказал Рубахин, – может пригодиться.

– В магазине-то коньяк да шампанское по бутылке на месяц, – словно не услышав его, говорил Николай Федорович, – вот и выдумываем сами горячительные напитки. Сейчас закончим, да я Саньке, попу, позвоню. Он в местном ансамбле по выходным дням играет. Пусть придет, порадует нас.

Банка быстро наполнилась. Федорович поставил ее на стол и вновь обратился к гостю.

– А ты не местный, видать?

– Видать, не местный, – улыбнулся Гриня, испытывая в своей душе неведомое доселе состояние.

Софья поставила закуску на стол.

– Салат по-колымски, – объявила она, сделав ударение на «колымский».

– Как это, по-колымски? – полюбопытствовал Гриня, услышав название неизвестного блюда.

Хозяйка обрадовалась, что хоть кто-то проявил интерес к ее кулинарным рецептам, и разъяснила, как его можно приготовить.

– Этот салат от всех остальных отличается тем, что все компоненты используются консервированные. Понимаешь? – посмотрела она на Рубахина. Он кивнул головой в знак согласия. – В общем, – продолжала Софья Ильинична, – открываем банки с овощами: помидоры, огурцы, перец – все, что имеется в наличии. Мелко их шинкуем. Картошка у нас в основном сухая, и ее главное не переварить. Нарезаем ее кубиками, берем сухой лук, долго замачивать его не обязательно. Добавляем маринованный зеленый горошек. Все перемешиваем и заправляем подсолнечным маслом, к столу подавать желательно в глубокой посуде.

– Ну, все, хватит, – остановил ее Федорович, – садимся! – вдохновенно произнес он и прямо из банки наполнил три стакана.

– За нашу многострадальную землю! – произнес он тост и, никого не дождавшись, опустошил свою тару.

У Софьи рука подрагивала, отчего жидкость плескалась по бортам стакана и капала на стол. Это говорило о том, что такие напитки старики употребляли часто.

Гриня попробовал глоточек. «Вроде бы ничего. Годно к употреблению» – подумал он про себя и осушил стакан до дна.

– Хороший замес! – делая акцент на букву «р» и «о» в слове «хороший», произнес Николай.

Гриня мимикой лица и несколькими кивками головы согласился.

Закусив салатом, хозяин предложил повторить, после чего сразу же поступило еще одно предложение. Гриня почувствовал, как его накрыла легкая синяя волна. На душе посветлело и повеселело. Раздался звонок в дверь, хозяин направился открывать.

– Вот и артист наш прибыл! – искренне обрадовался он.

Худощавый молодой якут держал в руках концертную гитару. Его глаза были чуть шире обычных якутских. Смоляной черный волос закрывал уши. Классический костюм темно-серого цвета, вернее всего изготовленный по заказу, сидел на нем великолепно.

– Проходи, Санек! – протянул старик обе руки для приветствия. – Оштрафуешься, да споем.

Застолье набирало обороты. С каждой выпитой рюмкой в комнате становилось шумнее и веселее. Дойдя до необходимого уровня, Санек взял в руки гитару и брякнул по струнам. Компания приготовилась слушать. Прозвучала первая песня, за ней вторая, третья. После каждой звучавшей песни Федорович просил спеть еще.

– А ты эту-то, Санек, знаешь? – не давал он отдохнуть пальцам гитариста. – «За занавесками-то они спрятались, он ей на час жених, она ему на час невеста…»

Санек играл и пел без остановки.

– Вот еще! «Жакет мать ему подарила на шестнадцатый день рождения»?

И вновь звучала песня. И вновь стаканы наполнялись «живительной водой». Только уже не до краев, а на палец. Чисто символически, для поддержания настроения.

В коридоре прозвенел звонок, Софья Ильинична отправилась поглядеть, кто пришел.

– Гриня! – крикнула она от двери. – Тебя спрашивают.

Гриня вышел из-за стола, прошел на зов хозяйки и увидел на лестничной площадке молодого человека примерно одного с ним возраста. Тот был в спортивном костюме и домашних тапочках. Бледен, ресницы короткие, глаза серые, высоко поднятые брови, что придавало лицу удивленное выражение. С первого взгляда было понятно, что это человек слабохарактерный, не способный на героические поступки.

«Ни дать, ни взять», – подумал про себя Гриня.

– Привет! – произнес парень с неприсущей его возрасту застенчивостью.

– Привет! – отозвался Гриня, не понимая, зачем этот незнакомец хочет его видеть.

– Я живу по соседству, за стенкой, – стал объяснять парень, – услышал ваше веселье и решил к вам присоединиться. Конечно, если вы будете не против. Софья Ильинична рассказала, что ты виновник торжества и что вначале необходимо спросить у тебя.

Гриня осмотрел его изучающе с ног до головы. Затем пояснил:

– Мы суррогат пьем.

– У меня есть бутылка сухого вина, но это не важно, – натянуто улыбнулся сосед, словно пытаясь сгладить разговор и не вызвать в незнакомом человеке гнев или отказ. – Я мало выпиваю, – объяснил он на всякий случай, – а приятно провести время не откажусь.

– Ладно, – помолчав с минуту, согласился Рубахин. – Бери с собой «сухарь» и присоединяйся. Пей его сам. Как раз на весь вечер растянешь.

Паренька звали Борис Евсеев. Работал он в аэропорту авиатехником и в дополнение подрабатывал в «Калымторге». Он был поклонником творчества Владимира Высоцкого. Именно звуки гитары заставили молодого человека сделать этот нелегкий для его натуры шаг.

Несколько месяцев назад, находясь в отпуске, он решил посетить могилу кумира. Столица встретила его неприветливо: Борис стал легкой добычей для местных аферистов. После этой встречи ему пришлось устроиться на вторую работу, чтобы заработать денег и вернуть долг, в который он влез, чтобы вернуться домой. Сегодня у него был законный выходной, что случалось крайне редко.

Гулянка продолжалась. Однако Борис чувствовал себя неуютно и скованно, было заметно, что такое времяпровождение для него непривычно.

– Ты один живешь? – спросил его Гриня после того, как они познакомились.

– Да, один. Отец работал в райкоме партии. За добросовестное отношение к труду его повысили в должности и перевели в Якутск. Они с мамой уехали. Государственную квартиру забрали местные власти. А мне взамен выделили двухкомнатную квартиру по соседству с Николаем Федоровичем.

Пока Борис рассказывал о себе, Гриню посетила восхитительная идея. Когда Борис замолчал, он задал ему вопрос:

– Может, я потесню тебя немного?

– Как потеснишь? – забеспокоился и насторожился Евсеев.

– Поживу какое-то время у тебя, – спокойным голосом сообщил Гриня.

«Не спугнуть бы птичку», – подумал он про себя и решил объяснить причину появившегося желания жить у Бориса.

– Сам я издалека приехал, поселился у дяди. А он и его супруга люди интеллигентные. Мне почему-то с ними постоянно не по себе.

Борис некоторое время посомневался и дал согласие.

– Я не против, – процедил сквозь зубы Борис, одновременно размышляя как может сложиться их совместная жизнь.

«Ведь я его совсем не знаю» – думал парень. Он был не рад такому соседству, потому что боялся, что гость может нарушить его свободу и вторгнуться во внутренний мир, в котором Борис в одиночестве чувствовал себя уверенно и уютно. Но из-за своей нерешительности Борис не смог отказать. Он мучился и корил себя за слабость. Настроение его резко испортилось.

Гриня заметил потухшие глаза собеседника и понял причину перемены в нем. На какой-то миг он тоже почувствовал себя скверно. Но мгновенно отогнав эти мысли, он по-дружески опустил свою руку Борису на плечо:

– Расслабься, старик, – сказал он веселым голосом, – все в наших руках. Что не так пойдет, не молчи, дай знать, и я в тот же миг съеду.

– Нет, нет, ничего, – засуетился Борис, – я не против! – спешил он оправдать свое испортившееся настроение. – Мне понравилось твое предложение, – слукавил он и вновь, как будто стесняясь или боясь чего-то, натянуто улыбнулся. Такие улыбки бывают у тех, кто хочет скрыть свои истинные чувства. Но эмоции сильнее, и поэтому улыбка получается заметно искусственной.

Стены квартиры сотрясались до поздней ночи. В первом часу Гриня и Борис покинули гостеприимных хозяев. Долго прощались на пороге. Федорович лез обниматься и благодарить за компанию. Когда вошли в квартиру Евсеева, Рубахин почувствовал себя невероятно спокойно. Обе комнаты были обставлены со вкусом и чисто убраны. В гостиной возле стереопроигрывателя лежала стопка грампластинок с песнями Владимира Высоцкого и Марины Влади. На стене висел огромный плакат с изображением певца.

Фанатизм захватывает человека, и в целом жизненного развития он не имеет. Подобные люди ограниченны и очень редко могут вызвать интерес в ком-то. Даже по пустякам они ранимы и обидчивы. Чтобы расположить к себе подобную личность, необходимо словить с ним одну волну. Если он о чем-то говорит, то надо его поддерживать, делать вид, что это интересно, кивая удовлетворительно головой. Поощрять его высокую культуру и привязанность к кумиру. Это его вдохновит и расположит. При необходимости он придет на помощь, даже если это будет касаться личных потерь и ущербов, дабы не упасть лицом в грязь перед человеком, ценящим его интересы. Как мало такому человеку надо. Всего лишь чуточку внимания и понимания, и можно им полностью владеть. Он словно женщина, слабое существо, предпочитающее одиночество и нуждающееся в опеке. Если, конечно, она искренна и благодарна. По всему такой мужчина имеет женское начало. К женщине он, если такова встречается, относится с наивной сыновней нежностью и постоянно ждет он от нее материнского внимания.

– Спать будешь в этой комнате, – сказал Борис, – вот здесь! – показал он рукой на диван в гостиной.

Чтобы узнать друг друга получше решили пообщаться ближе.

– Приехав в колымские места, я воплотил в жизнь свою давнюю мечту, – объяснил свое появление Гриня. – На сколько затянется мой визит, конкретно не могу сказать.

– А мои дни в единственном Якутске скучны и однообразны, – говорил Борис, глядя на ковер, застилающий пол. – Из дома на работу, с работы домой. Вот так, как ты, спонтанно, все бросить и уехать неведомо куда я бы не смог.

– Может, тебе выйти из фантастического мира, что ты создал внутри себя, и посмотреть на реальную жизнь? На жизнь, какая она в действительности.

– В этом есть правда, – неожиданно для себя самого согласился Борис, – последнее время я слишком замкнут. До сих пор не могу понять, как решился позвонить соседям, – он говорил, а сам недоумевал, что его расположило к откровенности? Почему он такой раскованный? Видимо, Гриня оказывал на него положительное влияние. – Мой отец, Александр Евсеев, – продолжал Борис, – как и ты человек рискованный, но его жизненная история совсем другая. Он очень уважаемый и почитаемый человек. Когда он находился в Магадане, познакомился с Вадимом Козиным.

– Кто это? – проявил интерес Гриня.

– Эстрадная звезда сороковых-пятидесятых годов, – пояснил Борис, глянув на Гриню так, словно он только что свалился с неба. Дескать, ты что, Вадима Козина не знаешь?! – Он подарил отцу целую бобину своих песен под собственный аккомпанемент, то ли рояль, то ли пианино. Короче, я сейчас включу, послушаешь.

В соседней комнате на шифоньере пылился катушечный магнитофон. Борис его достал, поставил хваленую пленку и негромко включил. С колонок раздался голос Вадима Козина. Звучали в основном романсы. Прослушав пленку до конца, легли спать.

Дни в стремительном ритме неслись вперед. Рубахин много ездил по ближайшим районам, знакомился с колымскими достопримечательностями.

В конце каждой недели он посещал дом культуры и отдыха. В пятницу проходили вечера для тех, кому за тридцать. Правда, Грине еще далеко было до тридцати. Присутствовали на этих вечерах не только одинокие дамы, но и жены навигаторов, капитанов, старпомов, механиков, рулевых мотористов. И оГриня обязательно приводил двух женщин домой. Одну себе, другую Борису.

В субботу и в воскресенье были и дискотеки для молодежи. Однако приходила не только молодежь. Например, были там и семейные пары лет по сорок, а то и больше, вместе со своими детьми, всей семьей «провожали» прошедшую неделю. Здесь же работал бар, и в нем можно было приобрести любые напитки: от сока и кофе, до пива и коньяка. Последнее, правда, в ограниченных количествах. В конце восьмидесятых годов двадцатого столетия велась активная борьба с алкоголизмом. Те, кто без горячительного напитка чувствовали себя неуютно, в то время употребляли все, что горит.

Однажды, когда Борис уже удалился на работу, Гриня проснулся от телефонного звонка. Лениво встал с постели и поднял трубку.

– Позовите Наташу, – попросил женский голос.

– А вы по какому номеру звоните? – спросил Гриня сонным голосом.

– 452, – пояснили на том конце провода.

– А у нас 453, – внес ясность Гриня, и на этом оборвал разговор.

Сон развеялся. Поняв, что уснуть уже не сможет, он решил позвонить по только что услышанному номеру.

– Будьте так любезны, пригласите к аппарату Наташу, – как можно вежливее обратился Гриня, когда отозвались с другой стороны провода.

– Слушаю вас, – прозвучал ответ.

– Привет, – как можно искреннее и радостнее заговорил Рубахин, – это я, Гриня.

– Какой Гриня? – удивился голос.

– Как какой? – продолжал играть сценку Рубахин. – Ты что, забыла меня? Совсем недавно мы познакомились на дискотеке. – После непродолжительного молчания голос воскликнул.

– Гриня! Привет! Извини, не узнала сразу. А как ты узнал номер моего телефона? Ведь я тебе его не давала?

– Некоторые тайны только кажутся тайнами. – сказал Гриня. – На самом деле над ними уже давно развеялся мрак и прямо на них упали солнечные лучи.

– Не сильно голову напекло? – ответила вопросом девица-невидимка, по своему мышлению она оказалась не из последней пятерки.

– Мы сможем это выяснить только при встрече, – Гриня улыбнулся ее находчивости и так же, мгновенно, сбивал ее мысленный ход.

– Я смогу не раньше вечера, – сама того не ожидая, дала положительный ответ девица.

– Часиков в семь устроит? – минуту выждав, выдвинул Гриня.

– Вполне, – согласилась девушка. – Жди меня у магазина «Сарданы».

Вечером вернулся с работы Борис. Гриня рассказал ему о сегодняшнем телефонном приключении. Евсеев одобрил затею.

Отоварили талоны, приобретя одну бутылку «Советского шампанского» и одну бутылку армянского коньяка. Выбор закусок был невелик. Поставили на стол то, что было: отварной картофель в «мундире», репчатый лук, нарезанный ровными кольцами и залитый растительным маслом, белый хлеб. Получилось очень даже оригинально. Гриня набрал номер Наташи.

– Встречай, – сказала она. – Я буду с сестрой.

– Пойдет, – согласился Рубахин. – Я тоже не один.

Через час вся компания уже сидела за столом. Наташа оказалась славной девушкой. В Якутии подобную категорию людей называют «сахаляры». Родила ее мать-хохлушка от чистокровного якута. Данная помесь вылепила уникальную красавицу. В основном такие девушки капризны и привередливы, так как уже с детства знают себе цену. Каким бы странным это ни казалось, но Наташе перечисленные черты присущи не были. Она была наивна, доверчива, без умолку болтала и шутила, чаще невпопад. Создавалось впечатление, что ее никогда не слушали и не давали высказаться до конца. Когда девушка начинала говорить, то старалась сказать все как можно быстрее, словно боялась, что ей помешают договорить. И вот наконец-то появилась благодарная аудитория, готовая ее слушать не перебивая. Взгляд темных глаз с якутским разрезом и длинными ресницами, которые медленно поднимались и опускались, был способен загипнотизировать самое непокорное сердце.

Двоюродная сестра Наташи, Акулина, чистокровная якутка, была чуть старше Наташи и отличалась молчаливостью. Казалось, что ее что-то тревожило, и она это пыталась скрыть за улыбкой.

Выпили за знакомство. Девчонки – шампанское, ребята – коньяк. Закусили. Образовалась пауза, и Гриня ее заполнил.

– Находясь в кандальной стране, я полюбил творчество Андрея Баса. Однажды я наткнулся на поэму, в которой меня заинтересовал один эпизод. Он, кстати, и стал причиной моего появления здесь. Я хочу вам его прочитать.

Слушатели сосредоточились. Гриня перевел дыхание, и текст полился:

– Замечательно! – прозвучало всеобщее одобрение, когда Гриня закончил читать отрывок из поэмы. Наташа похлопала в ладоши. У Бориса испортилось настроение, он сам не понимал почему. Ему показалось, что это стало заметно всем, от чего сделалось неудобно. Он бегло глянул на компанию и еще больше смутился.

– А мне больше Высоцкий нравится, – сказал он, борясь с подавляющим его душу состоянием, и включил проигрыватель. Из колонок полилось: «Протопи ты мне баньку по-белому, я от белого света отвык».

Вечер продолжался и уже пора было определяться парам. Гриня толкнул Бориса локтем в бок. Дескать, чего ты ждешь?! Цепляй свою избранницу и отчаливай с ней. Тот все понял и пригласил Акулину уединиться в соседней комнате. Она оказалась рада поступившему предложению, и Гриня с Наташей остались вдвоем.

– Интересно складываются обстоятельства, – засмеялся Гриня. – Кто-то ошибся номером телефона, а в итоге получился классный вечер.

– Я поняла, что ты все сочиняешь, – призналась Наташа, – но решила подыграть, о чем теперь не жалею.

Высоцкий продолжал петь.

– Эта музыка явно не для романтического вечера, – сказал Гриня и стал перебирать пластинки. – О! – удивился он, увидев пластинку с записью Сюзи Куатры, и уставился на Наташу говоря глазами, дескать, от куда у этого ограниченного человека в его скудной коллекции сияет эта звезда?

Когда Гриня сменил пластинку и занял прежнее место.

– Вообще-то я не с Зырянки. Я здесь в гостях и на днях уеду в свой улус. Там у меня родители, братья, сестры, – обмолвилась Наташа.

Гриню неожиданно посетила мысль. Он давно мечтал об этом. И вдруг появился реальный шанс. Он глянул на нее так, словно загорелся непреодолимым желанием.

– А шаман у вас есть? – спросил он, глядя на Наташу с нетерпением.

– Он не из нашего улуса, – ответила Наташа как ни в чем не бывало. – Но часто приезжает.

– Пригласи меня в гости с ним пообщаться, – Гриня смотрел на Наташу, как ребенок, который боится, что ему откажут в его прихоти.

– Поехали, – с какой-то невероятной радостью согласилась девушка. – Расскажи мне еще какое-нибудь стихотворение. Я их очень люблю, – попросила она.

Гриня словно очнулся от просьбы Наташи. Мыслями он уже находился в улусе.

– Стихи того же автора, – сказал он сосредоточившись. И еще немного помолчав, начал читать.

– Спасибо, – улыбнулась девушка, – для уверенности рекомендации лишними не будут.

Рубахина заинтриговало то место, куда его пригласила Наташа. До самого утра он задавал девушке вопросы и получал на них ее ответы. На рассвете Гриня глянул в окно и обомлел. С неба валили огромные белые хлопья снега. Уже вся земля была ими усыпана.

– Здесь что, после лета сразу зима наступает? – дивился он.

– Да, – подтвердила Наташа. – Вчера еще загорали, а сегодня шубы надели. Весны тоже нету, – решила девушка полностью объяснить климатические условия Колымы, – снег еще лежит, а листья уже распускаются. Да и посреди лета может пойти снег.

Так состоялось знакомство Грини с Наташей, которая увезла его туда, где люди живут не законами, а инстинктами.

Улус представлялся Грине как поселение из юрт, однако, когда он на него глянул, выйдя из вертолета, эти ожидания не оправдались. В близи от вертолетной площадки Рубахин увидел ряд одноэтажных зданий небольшого размера. Архитектурные конструкции были те же, что возводят по всей России. Разница состояла лишь в том, что все они стояли на сваях и были побелены снаружи. С печных труб валил дым и поднимался вверх. Рядом с селением протекала горная речка, берега которой соединялись подвесным мостом.

Низкое солнце, словно стесняясь подняться на предельную высоту, красивыми искорками отражалось в бело-синих снежинках. Легкий мороз приятно покалывал щеки, был естественным и резко отличался от сибирского, где с каждым глотком воздуха в легкие попадали заводские выбросы. Под ногами задиристо скрипел снег.

Около состарившейся халупы остановились две развалины, возрастом лет по восемьдесят каждому, а то и больше. Они уставились на незнакомцев, словно на приведение. Выглядели они практически одинаково: были одного роста, имели одинаковый цвет кожи на лице, количество волосинок на подбородке, одежду. Ватные куртки износились до такой степени, что выглядели старше самих хозяев. Шапки-ушанки, изготовленные из ондатры, и унты с оленьего камуса – единственные новые атрибуты гардероба.

– Это мужчина и женщина, – внесла ясность Наташа и продолжила, – если будешь находиться в неизвестной местности Якутии и тебе надо будет что-то выяснить, не вздумай интересоваться у женщины. Чтобы получить ответ на свой вопрос, обращайся к мужчине.

– Они же одинаковые, – развел руками Гриня.

– На ком рюкзак – это женщина, – улыбнулась девушка.

От услышанного Гриня развеселился.

– Потрясающе, – сказал он. – Народы севера эксплуатируют женский труд?

– В этом нет ничего смешного, – возмутилась Наташа. – Женщина в личных целях эксплуатируется любой нацией.

Только сейчас Гриня заметил, что все сумки несет Наташа. Он передвигался налегке. Его спасло то, что они уже пришли к нужному месту и пересекали ограду, сколоченную жердями. Залаяли собаки породы «лайка», а две подбежали к ним и стали ластиться возле Наташи. На крыльцо вышла женщина лет пятидесяти, а может быть чуть моложе. Из-под ее платка, подвязывающего голову, выглядывала прядь светлых волос. Увидев молодых людей, стоящих возле калитки, она взмахнула руками и кинулась навстречу.

– Доченька! – эмоционально произнесла она, смотря на Наташу синими глазами, которые резко наполнились влагой. Слезинки покатились по ресницам и стали падать на притоптанный ногами снег. – Ну, пойдемте в дом, – позвала она гостей, не задавая вопросов о Грине.

За порогом дома с приветствиями подошел чистокровный якут. Одет он был в американские фирменные джинсы и кожаный пиджак итальянского производства. Он выглядел важно.

– Папа владеет несколькими стадами оленей, – представила Наташа отца. – Недавно он заключил контракт с западом на поставку пантов и пушнины.

Заметив, что Гриня с предельным вниманием осматривает его одежду, решила объяснить:

– Наряжаться им некуда, вот и ходят повседневно в дорогих шмотках.

В доме Гриня увидел странные сочетания дорогих и простых вещей. Обычно так бывает, когда создается в одном небольшом помещении живет много людей. Мебель в основном была самодельная и состояла из кроватей и старинных сундуков. Печь напоминала камин. Огромных размеров обеденный стол окружали массивные лавки. Семья чаще общалась на своем языке, от чего Гриня чувствовал себя скованно.

На стене висели семейные фотографии в деревянных рамках. Чтобы хоть как-то отвлечься и скрыть неудобство, он стал детально рассматривать эти фотографии.

– Прошу к столу, – пригласила женщина. – Располагайтесь поудобнее, гости дорогие, – приговаривала она ласковым голосом.

Угощение жителей севера в основном одинаковое. Рыба, икра, грибы, мороженая брусника. Гриня обратил внимание на уже знакомый салат «по-колымски» и невольно улыбнулся. От салата Гриня перевел взгляд на чашку, в которой находилось вареное мясо, приготовленное огромными кусками. Мясо заинтересовало Гриню. Наташа заметила его взгляд и поспешила растолковать.

– Называется оно «мясо по-якутски». Его готовят во всех оленеводческих семьях. И в ресторанах наших городов это самое востребованное блюдо. Готовится оно из свежего мяса. Но доваривать нельзя. Иначе получится обычное мясо.

Она взяла кусок, разрезала пополам, и сразу же повалил пар. Гриня уловил специфический запах. По тарелке растеклась густая и горячая кровь. Рубахин невольно поморщился. Наташа заметила его недовольный вид.

– Сначала попробуй, – упрекнула она, – потом морщись.

Рубахин осознал, что неправ, и поспешил исправить положение. Он отрезал кусочек, положил его в рот… Мясо словно растворилось. Отрезал еще кусочек, и он тоже растаял.

– Оно великолепно! – изумился он. Отрезал еще кусочек и уже не мог остановиться. Трапеза его восхитила. Довольное лицо наглядно показывало, что сегодняшнее угощение совпало с его пониманием качественной и вкусной еды.

– Замечательно! – откровенно восхищался он. – Теперь я буду есть мясо только по-якутски.

Наташино настроение заметно улучшилось. Она засияла улыбкой и предложила другое блюдо.

Манеры отца говорили о его барском положении. Мать ему подкладывала то одно, то другое кушанье. Она же разливала по кружкам брагу. Однако кружек на столе было больше присутствующих. Гриню данный факт заинтересовал.

– Зачем лишняя тара? – спросил он Наташу.

– Правила создавались предками, – стала она объяснять, – и мы их строго соблюдаем. Выпивка делится на всех членов семьи и на отсутствующих тоже. Даже на маленьких. Дети сами решат, как поступить со своей долей, когда присоединятся к остальным.

– Справедливый закон, – заметил Рубахин. – Если бы все друг к другу относились с такой же вежливостью и пониманием, было бы на много проще жить на белом свете.

Выпив энное количество браги, закусив полюбившимся салатом и мороженой брусникой, Гриня почувствовал себя комфортнее и уже раскованно задал вопрос:

– Когда мы вошли в ограду, я заметил расписной столб. Он что-то значит?

– Он называется «наковязь», – ответила Наташа. – По-якутски «сэрге». Туда коней вяжут. На нем узором написано, кто хозяин дома и чем владеет. На нашем латинография осталась еще от деда. Так писали до соединения с Россией. После буквы поменялись на русские. У старых якутов и жилище называлось «ураса». А печку мы до сих пор «камелек» называем.

– Очень полезная информация, – сказал Гриня, выражая этой фразой искреннюю благодарность.

Захмелевший отец приставил к губам «хамуз». Странные звуки разлили непонятную мелодию, под которую навряд ли можно исполнить песню. Разве что, если такую же, как и сама музыка.

– Территория Якутии самая большая в России, а численность населения минимальная, – сказала Наташа. – Поэтому на огромной земле каждый гость – это праздник. Почему и отношение к нам самое дружеское.

Наташа немного помолчала и как бы подчеркивая сказанное, добавила:

– Играет он только для нас.

Грине был не понятен их народный фольклор. Да ему и не обязательно было понимать. Он ничего не ответил, но мысленно поблагодарил за теплый прием.

За темными окнами промелькнул свет фар и послышался рев мотора. Отец вышел во двор.

– Это наши сыновья, – сказала мать, посмотрев на Гриню. – Миша с Колей вернулись с охоты, – пояснила она.

Немного погодя отец в сопровождении двух молодых людей вошел в дом. Наташа подбежала к братьям, и пока они раздевались, перекинулась с ними на своем языке несколькими словами. Поболтав, она позвала Гриню и представила:

– Это Гриня. Он приехал познакомиться с шаманом. А это мои братья, Миша и Коля.

Молодые люди обменялись рукопожатиями и все вместе прошли к столу. Вновь прибывшие выпили штрафные дозы браги и с невероятным аппетитом принялись закусывать. Очень быстро опьянев, они стали хвалиться охотничьими успехами. Хвастовство сопровождали веселым смехом. Все бы ничего, не будь некоторых традиционных нюансов. В частности, национальной борьбы «хапсагай». Принцип ее заключается в следующем. Проигрывает тот, кто первым коснется земли тремя точками тела. Особенно померяться силами якуты любят под воздействием алкоголя. Когда они становятся забогатыревшими и духовитыми. Старший брат, Михаил, увидел соперника в Грине и «кинул» ему вызов.

– Пойдем бороться! – уверенным голосом заявил он, выставившись на Рубахина пристальным взглядом.

Разомлевший Гриня не совсем понял предложение. Он точно знал, что выяснение отношений физическими методами возникает при отсутствии умственных аргументов. Да и причины нет мерить силы. Он смотрел на него осоловелым взглядом, собираясь с мыслями. Ему не хотелось нарушать внутренний покой без достаточной на то причины. Однако отказ мог обидеть гостеприимных хозяев. Люди они хорошие, да уж больно ранимые. Обиды могут вынашивать годами. Их чувства развиты до неимоверной глубины. Дружбу они принимают всем своим сердцем и относятся к ней с предельной верностью. Но, не дай бог, конечно, если они почувствуют подвох, злее врага вряд ли где уже встретишь. Гриня знал это и попытался отстраниться от предложения дипломатически.

– Сначала мне необходимо познакомиться до конца с вашими законами, – сказал он как можно убедительнее. – Также мне надо понять ваши правила. Обоюдное желание не вызывает внутренних сопротивлений и любой порыв принимается с энтузиазмом, – он сделал паузу, но такую, чтобы агрессор не успел заговорить и продолжил, – я не достиг даже низшего уровня знаний якутских традиций.

Но Михаил не собирался отступать

– Никаких нет, – продолжал он настаивать на своем. – Отказы не принимаются. Мы должны побороться и выявить победителя.

Настроение у Грини резко испортилось, выпитый алкоголь путал мысли. К тому же в такой ситуации он оказался впервые и не был готов логически просчитать дальнейшие события. Михаила поддерживала и подбадривала семья, отчего Гриня почувствовал себя одиноко. К чувству одиночества добавилось и чувство унижения. Ничего не оставалось, как принять вызов. Откуда же было знать Михаилу, что в тюрьме Гриня постиг не только литературную науку, но и отработал до механизма некоторые приемы самбо. Отлично поставил удары руками и ногами. Этим умениям сейчас Рубахин мысленно радовался. Авось да пригодится. «Придется проучить наглеца», – подумал он про себя и направился к двери.

– Пошли! – махнул он резко рукой знаком призыва. Михаил с довольным лицом, что все-таки добился своего, весело пошагал следом. Все остальные направились за ними.

Соперники заняли боевые позиции в центре ограды. Рубахин схватил якута своей мертвой сцепкой за грудки и отработанным движением перевернул через себя.

Тот и не понял, как оказался на лопатках. Гриня обеими руками, сжатыми в кулаки, придавил его плечи к земле. Зрители захлопали в ладоши, аплодируя победителю, который благородно поклонился проигравшему и пожелал достойно покинуть поле боя. Но Михаил его задержал. Он не поверил произошедшему, думая, что такого не может быть, чтобы какой-то русский заборол его, якута. Спесь с Михаила не спала, и он потребовал реванша.

Рубахин вернулся и повторил изысканный прием вновь. Но неугомонный соперник опять не смог смириться с проигрышем.

– Стой! Давай повторим! – «быковал» и не отпускал якут триумфатора. Его наивное поведение в Грине вызвало гнев. Разъяренный, он сходу нанес ему два удара прямо в челюсть. Михаил упал и затух. Однако его молчание продолжалось мгновение. Он вскочил, словно полоумный глянул на Рубахина, испытывая обиду и стыд проигрыша. Он жаждал мести и дальше действовал совершенно непредсказуемо. Озираясь на всех непонимающим взглядом, Михаил заскочил в дом и спустя мгновение появился вновь на крыльце. В его руках был карабин, направленный на Гриню. Мать и Наташа истерично закричали. Доселе нерасторопный отец, словно по волшебству, в мгновение ока оказался возле сына. Он возбужденно, что-то на якутском языке, стал втемяшивать Михаилу. Благо в Якутии младшие слушаются старших. Они их почитают и уважают. Этот справедливый закон помог затушить конфликт. Слава богу, выстрел не прозвучал.

Из Грининой головы вылетела вся брага. Он стоял, словно парализованный. К нему подошла Наташа и начала успокаивать, но мысли его находились далеко, далеко в Сибири. Возле домашнего очага, где его понимают и любят. Где не принуждают к тому, к чему он не готов. Где застолье сопровождается беседами, песнями и танцами. Здесь он чужой не только из-за своей национальности, но и мировосприятием, привычками, воспитанием.

Шаман должен был приехать через два дня.

Вечер спонтанной схватки поднял, словно стихийную волну, недоразумения. Вскоре все, кроме Михаила, заняли прежние места и продолжили застолье. То ли неожиданная ситуация отразилась на отцовских мозгах, то ли брага произвела своеобразный щелчок. Но в понимании Рубахина он понес сплошную ахинею.

– Ваша свадьба пройдет на королевском уровне, – говорил он, – в подарок я вам преподнесу огромное пастбище и несколько тысяч оленей!

Гриня его слушал, а сам думал: «Лишь бы без борьбы обошлось».

Пробеседовали они до самого утра. Днем Рубахин выспался, а вечером уже с Михаилом выпивали, как близкие родственники

Накануне долгожданной встречи, собственно ради чего на свой страх и риск Гриня до сих пор находился в улусе, случилось роковое событие. Молодую красавицу ее родители решили насильно выдать замуж за богатого жениха. Свадьба должна была состояться в соседнем селении в доме счастливчика. Оленьи упряжки, украшенные разноцветными ленточками, ожидали эскорт жениха, чтобы отправиться в путешествие через долину. Однако девица, наряженная в шикарное белое платье, в самый ответственный момент запротивилась. Она вырвалась и помчалась сломя голову к реке. Вода падала с обрыва и не давала льду взять верх над создаваемой полыньей. Она бросилась в самую пучину и сразу же захлебнулась. Около часа она вращалась в кипящих бурунах, а теперь, словно спящая принцесса из сказки, лежала на берегу. По обе стороны, широко раскинулся на отшлифованных вековыми ветрами камнях подол ее платья.

Шаман появился из неоткуда. Страшно красивый, или, говоря иначе, правильный урод с притягательно мистическим обаянием, он сидел у «Большова камня», глядя в сторону уходящего солнца. Он что-то усердно бормотал. Спустя несколько мгновений он резко поднялся, вскинул вверх руки и повернулся к северу. Внезапно подул ветер, взбивая его седые волосы с навитыми в них украшениями и амулетами. Ветер усиливался. Он просто стоял, а его одежда танцевала сама по себе. Неподвижным оставался лишь висевший на его шее задом наперед массивный крест. Шагах в трех в стороне лежал с пуд весом бубен. Он был с погремушками из костей и колокольчиками, звеневшими в такт порыву ветра. Шаман повернул ладони в низ, опустил руки и закричал.

– Аиыы! Аиыы! Уола кэл манна! Иа-ап!

Ветер, направленный точно на камень, усиливался и как бы ударяясь о его неприкосновенность, рассыпался в стороны. Последние лучи солнца уходили за горизонт. Шаман начал ритуальный танец, сопровождавшийся голосовыми напевами. Звуки поднимались и опускались. От их навевало ужасом. Собравшиеся зрители плотнее прижимались друг другу. У одного из них из ушей полилась кровь. Гриня с Наташей находились в стороне то остальных, но Рубахин почувствовал, как сдавливает его голову. Уши, казалось, вот-вот лопнут от напряжения. Леденящий ужас охватывал его все больше и больше. Как только последний луч солнца, долго маячивший на поверхности, ускользнул за горизонт, шаман положил на грудь утопленнице тяжеленный бубен и со всего маха прыгнул на него сверху. Изо рта девушки полилась вода. Прошло еще немного времени, и она поднялась, пустившись в танец вместе с шаманом. В процессе танца она начала раздеваться. Мы бы это назвали «танцевать стриптиз». Совершенно голая она продолжала танцевать.

Вскоре шаман упал на землю вниз лицом и вокруг него мгновенно собрались люди.

– Тело шамана покинул дух, – объяснила Наташа Грине. – Задача людей не дать посторонним духам вселиться в его тело.

Рубахин не понимал, о чем она говорит. Ему было невдомек, как это дух ни с того ни с сего может покинуть тело? Приняв услышанное за сказку, он сделал серьезное лицо и покивал головой в знак согласия. Как будто бы верит.

Прошло три часа, прежде чем шаман подал знак, что жив. Он сидел на камнях и что-то невнятно бормотал, словно находясь в бреду.

– Это не ахинея, – сказала Наташа. – Он рассказывает о чем общался с духами, что они ему сказали и почему он вернул девушку. Он после не будет помнить, о чем говорит сейчас, а люди, которые возле него, запоминают каждое слово, сказанное им.

Когда шаман полностью восстановился, Наташин отец пригласил его в свой дом. Шаман не отказался. Мать накрыла стол, разлила всем брагу. Однако гость категорически отверг кустарный напиток.

– Я воспользуюсь своим, – сказал он и, словно фокусник, вынул из кармана своего сюртука два флакона «тройного одеколона». – Другого я не пью, – внес он ясность.

Прозвучавший факт новостью оказался только для Рубахина.

Влив в себя дозу одеколона, шаман затих, казалось, что он хочет с ним слиться в единое целое. Но спустя минуту, видимо дойдя до нужного состояния, речи из него так и полились.

– Конец света, – говорил он, – это конец спирали. Всего в ней пятьдесят витков. Мы сейчас находимся в двадцать восьмом витке, – своим голосом он словно завораживал. Казалось, что говорил не он, а что-то находящееся в нем, отчего по телу бежали мурашки, а душу парализовывало. – С каждым пройденным витком по спирали размеры земли растут. Это создает давление, оно приводит к неурядицам и войнам, которые в итоге сломают социальный строй и объединят все веры. Белые одежды станут символом единого вероисповедания, и это будет конец света.

Шаман был якут в пятом поколении, Николаев Петр Иванович. Социальную ступень он занимал очень высокую. Свободно общался на трех иностранных языках, имел ученую степень.

Пока шаман говорил, Гриня выпил много алкоголя и поэтому, чувствуя себя легко и непринужденно, ляпнул не от ума:

– А можно меня посвятить в шаманы?

– Нет! – словно отрезал шаман. – Ты не владеешь внутренней дисциплиной. Пройдешь сквозь тернии прежде, чем она у тебя появится. А когда обломаешься, будет уже поздно.

Рубахин от неожиданности опешил. Но мгновенно сосредоточившись продолжил:

– А хотя бы какое-то влияние на космос я могу оказывать?

– Искусственное влияние на космическую энергию происходит через нанесение на тело шрамов, татуажа, пирсинга. Но знаки на коже должны гармонировать с той средой обитания, в которой ты находишься, иначе они могут сильно повлиять на твою дальнейшую судьбу. Поэтому не следует делать непонятные магические знаки, пентакли, пентаграммы и прочую абракадабру. Для коррекции ранее нанесенных татуировок лучше посоветоваться со специалистом.

– Разве я не со специалистом за одним столом нахожусь? – сделал удивленное лицо Гриня.

– Я не имею права открывать секреты, – сказал шаман.

Время с интересным человеком, даже можно сказать, с уникальным, промчалось незаметно. Шаман как взялся из ниоткуда, так и исчез в никуда. Это был один из тех шаманов, которых называют «черными». Они живут по лунному календарю, деля луну на четыре части. Нарастание луны называется «первая Луна». В эту фазу организм и душа человека впитывают в себя положительную энергию из космоса, словно губка. В это время хорошо получать знания. Они закрепляются навсегда. Наполовину освещенная Луна – Луна экскурсий, путешествий. Освещенная на три четверти Луна называется «третья Луна». Пора вглядеться в себя. Пожить для себя и дома. Фаза полнолуния называется «четвертая Луна». Происходит сброс негативной энергии с динамичным продолжением. Шаманы приносят жертву. Дань Вселенной. За принесенную жертву космос заряжает их положительной энергией. Тем они и живут.

Числа они считают рисунками судьбы. Единица символизирует начало и конец учения. Двойка – движение, походы, войны. Тройка – число души. Четверка – это миры. В частности, и тот свет. Число мертвое. Пятерка – число-зверь, число-друг. Живое, но без интеллекта. Восьмерка – время, бесконечность. Девятка – итог, что имеешь.

Круг они воспринимают как оберег, веру, защиту. Квадрат – четыре конца, четыре стороны света. Крест обозначает жизнь. Треугольник – это личность. Как бы просто «Я». Треугольник в четырехугольнике, обведенные кругом, – знак, читаемый как «я верю в жизнь». Рисуется одной линией, как молитва читается.

Степень силовых развитий и возможностей шаманов определяется цветами.

Белые шаманы – добрые. Красные – хитрые. Самые могущественные – черные шаманы. В основном ими пугают, потому что они могут не только вылечить, но и убить. Люди этот термин часто понимают неверно, считая черное исключительно злом. Почему? Ответ прост. Например, у человека заболел зуб. Белый шаман вылечит травами. Красный шаман переведет боль на другого. А черный шаман убьет боль вовсе. Если их поставить как бы на весы, по силе колдовства на одного черного шамана придется пять красных или семь белых шаманов.

Черные шаманы имеют сильную внутреннюю дисциплину, свою духовную школу и законы. По вере они православные, носят кресты. Они были фактически истреблены коммунистами, и до наших времен дошли единицы. А когда-то, в правление царей, шаманы были одними из самых могущественных. Когда на большую землю (Россию) отправились баи (купцы), черные шаманы сопровождали их как телохранители. Царь Петр I болел неизлечимой болезнью. Узнав это, по просьбе шаманов, караван повернул к царскому дворцу. Добившись встречи с государем, шаманы вылечили его. Прошло время, и царь заболел вновь. По его просьбе вызвали именно якутских шаманов. Но прибыть ко времени они не успели, и Петр I умер.

Магия, словно бумеранг: кинул, не успел поймать – отразилось на родственниках. Это заставляет шаманов жить аскетами. Жен и детей у них нет. Родителей они не признают, а знания приобретают не по родству, а по карме. Якутский шаман не обязательно якут.

Великий русский магистр, Ильин Александр Иванович, большинство своих знаний получил от якутских шаманов. Все они люди, одаренные творчески, с высшим образованием.

Один обычный человек мысленно не способен совершить переворот. А вместе люди творят чудеса. Это как двадцать пятый кадр. Все зависит от информации. Любой человек подвержен колдовским воздействиям, порчам, проклятиям. Щит оберега создают три-четыре мага.

Так как стадион или концертный зал собирают огромную аудиторию, и она способна повлиять на знаменитую личность, артисты и спортсмены находятся под защитой. Президент государства защищен постоянно. Это прямое предназначение великих магов и черных шаманов.

Почему тело шамана не окоченело от холода и почему на прибрежных камнях отсутствовал снег, для Грини осталось загадкой. Да и ответы искать некогда. Он почувствовал, что пора в дорогу.