Читать книгу Изгнание беса (сборник) - Андрей Столяров - Страница 20
Миллион зеркал
Давайте познакомимся
ОглавлениеЕго привезли поздно – в двенадцатом часу.
Старшая сестра постучала в дверь.
– Иду, иду, – сказал Полозов.
Очень не хотелось вставать. Глаза слипались. Так всегда в первую половину дежурства. Он затянулся в последний раз, бросил окурок.
Коридор был пуст. Двери в палаты открыты. Окна зияли чернотой. По холодной лестнице Полозов сбежал вниз, к операционной. Варвара уже ждала его – затянутая в халат, со сжатыми губами: злилась, что приходится дежурить в ночь.
Вторая сестра, совсем молоденькая, нерешительно стояла поодаль. Он ее на знал. Вероятно, из новеньких.
Пол в предбаннике был кафельный, белый. Нестерпимо светили лампы под потолком. Полозов сунул руки под кран в кипяток, начал тереть щетками.
Варвара за спиной держала полотенце – молчала.
– Ну что там? – наконец спросил Полозов.
– Мужчина. Лет двадцать пять – тридцать, – сухо ответила Варвара. – Попал под грузовик. Перелом ноги. Сломаны два ребра. Кровотечение. Трещина в черепе. Пьяный, конечно…
– Просто несчастный случай, – вдруг сказала вторая сестра. – Ведь мог быть просто несчастный случай.
– Ты, Галина, еще навидаешься, – сказала Варвара. – А я знаю – напьется и лезет напролом. Море ему по колено.
«Ее зовут Галя», – отметил Полозов.
– Нальется так, что глаза врозь, а нам работа – заделывать…
Полозов скреб руки. Варвара бурлила. Все это он слышал уже тысячу раз. Ворчать она умела. Что, впрочем, не удивительно: разведенная, за сорок лет, никаких перспектив.
Галя ответила чистым голосом:
– Медицина, Варвара Васильевна, помогает вне зависимости от социального, юридического или психологического состояния больного.
«Она, наверное, студентка, – подумал Полозов. – Излагает, как по учебнику».
Зато Варвара просто вскипела:
– А вот я – будь моя власть – и не лечила бы таких. Напился – подыхай на панели!..
Это было уже слишком. Полозов приказал:
– Полотенце.
Варвара фыркнула, но замолчала. Полозов вытирал руки…
В операционной неистово светил рефлектор. Привезенный лежал на столе, на тонкой блестящей пленке. Грудь у него выступала. Гладкая, будто полированная, кожа натянулась на ребрах. Багровели длинные ссадины. Ниже, под бинтами и ватой, громадным пятном запеклась кровь. Голова у него была запрокинута, подбородок торчал вверх.
– А молодой, – вдруг сказала Варвара. – Жаль, когда молодой.
Полозов одним взглядом прогнал ее на место.
Анестезиолог – шапочка у него съехала, халат был мятый – сообщил:
– Пульс пятьдесят пять, падает. Наполнение слабое.
– Крови потерял много? – спросил Полозов.
Анестезиолог равнодушно пожал плечами.
– Я спрашиваю: он много потерял крови?
– Порядочно, – сказал анестезиолог. Глаза у него были воспаленные, усталые.
– Группа?
– Вторая.
– Есть у нас вторая группа?
Анестезиолог опять пожал плечами.
– Я вас выгоню, – с бешенством сказал Полозов. – Я вас завтра же – на утренней конференции…
– Безобразие, – добавила Варвара.
Галя ничего сказать не решилась, но глаза у нее возмущенно сверкали.
– А это не мое дежурство, – спокойно объяснил анестезиолог. – Я уже отмотал сколько положено. Сменный заболел. Я бы вообще мог не оставаться.
Полозов сдержался. Что тут поделаешь. Формально он прав. Его смена закончилась. А что остался на вторую – подменить коллегу, так это даже благородно.
– Виктор Борисович, – сказала Варвара. – У нас есть два литра первой. Правда, консервированная…
Полозов только дернул головой – она заторопилась к холодильнику.
Несколько секунд все молчали. Полозов пытался успокоиться. Работать с таким настроением нельзя. Это он знал по опыту. Если сразу не заладится, то и дальше пойдет наперекос.
В операционной было тихо. Привезенный парень, судорожно дыша, лежал под рефлектором. Кожа на груди то натягивалась, то опадала.
Спокойствие давалось трудно. Анестезиолог отвернулся – мол, меня это не касается, я свои обязанности выполняю, остальное – дело ваше.
Галя смотрела то на одного, то на другого.
Вернулась Варвара.
– Полтора литра, – сообщила она.
– Хорошо, – сказал Полозов. – Будем делать. – Шагнул к столу. Варвара сразу же стала напротив. Галя робко подошла сбоку.
– Петр Сергеевич, – сказал Полозов анестезиологу. – Я вас прошу – пульс, сердце и вообще.
Анестезиолог пожал плечами. Варвара возмущенно мотнула головой, хотела что-то сказать, Полозов быстро остановил ее:
– Начинаем!
Картина была отвратительная. Перелом – черт с ним. От переломов еще никто не умирал. Нога обождет. Трещина в черепе? Еще неизвестно, есть ли она. Написать все можно. Ударился он, конечно, сильно: все-таки самосвал – не велосипед, но определить трещину на улице – это вряд ли. Во всяком случае, с головой тоже горячиться не следует. А вот грудная клетка и полость – сплошной кошмар. Два ребра сломаны. Концы их ушли внутрь и, наверное, проткнули диафрагму. Кишечник, конечно, тоже задет, сосуды порваны – вон сколько крови потерял. И брюшная стенка – в клочья, одни лоскутья. Вероятно, сперва его сшибло, отсюда трещина в черепе, а потом грузовик наехал на ногу и на грудь.
Полозов выпрямился. Варвара одним движением вытерла ему лоб. В операционной было жарко.
Хуже всего, что дыра бог знает какая. Грязи – центнер. Пока приехала «скорая», да пока перевязали… Перитонит обеспечен. Если даже этот парень и перенесет операцию… Так или иначе, работы здесь часов на шесть. Не меньше.
Он снял бинты. Сразу же пошла кровь – обильно, широко. Варвара ловко убирала ее, не давая стекать внутрь.
– Пульс пятьдесят пять, – сказал анестезиолог. – Учащается.
– Приходит в себя, – предупредила Варвара.
Действительно, спекшиеся губы на белом лице дрогнули, распахнулись глаза – большие, серые, недоуменные, из горла вылетел слабый хрип.
– Наркоз, – приказал Полозов.
Варвара обернулась, но, к счастью, промолчала. Анестезиолог нехотя взял маску. Полозову казалось, что он двигается нарочно медленно.
Парень все пытался что-то выговорить, оторвал голову, с натугой мигнул раз, другой, но тут маска закрыла лицо.
Полозов медлил. Ему очень не хотелось вскрывать стенку. Два ребра и кровотечение. Можно представить, какая там каша. Он вообще не любил операций на брюшной полости. И места вроде много, и поле крупное, а чуть что не так – воспаление, острый процесс, и вся работа насмарку.
Но делать было нечего.
Варвара сосредоточенно смотрела на его руки – ждала. Анестезиолог убрал маску, вернулся на свое место, спина его ясно выражала – а провалитесь вы все. После Полозова он был здесь самый опытный, но при таком настрое вряд ли можно было ожидать от него серьезной помощи. Ну а Галя – что Галя? – студентка. Побледнела вся, напряглась. Наверное, в первый раз на операции. Того и гляди самой станет плохо.
В общем, рассчитывать можно только на Варвару. У нее стажа – дай бог. Ну и на себя, конечно.
Варвара подняла на него удивленный взгляд.
– Вскрываем, – сказал Полозов и взял ножницы.
Он взрезал кожу, расслоил мышцы. Внутри было, как и думал. Каша. Прорвались крупные сосуды. И вероятно, прорвались уже давно, еще при наезде – кровь частично свернулась, диафрагма висела лохмотьями, к кишечнику страшно было прикоснуться.
Варвара посмотрела на него. И Полозов понял, что она хотела сказать. Бесполезно. Никаких шансов. Проще оставить как есть. Полозову тоже этого хотелось. На мгновение он даже пожалел, что парень не умер по дороге в клинику. Ему самому было бы лучше.
– Пульс сорок. Наполнение слабое, – неторопливо сказал анестезиолог.
Полозов вздохнул, и работа началась.
Сначала все шло хорошо. Полость удалось очистить быстро. Варвара в таких случаях была просто незаменимой. И повреждений, особенно в кишечнике, оказалось меньше, чем он ожидал, – поражение все равно было смертельным, но работа не такая тяжелая. Полозову удалось довольно быстро закрыть слизистую, теперь за желудок можно было не опасаться, и Варвара это оценила, кивала одобрительно, но потом вдруг что-то сдвинулось, дернулось, он даже не успел понять – что, все сместилось, хлынула кровь – густо, горячо. Варвара замелькала отсосом, даже Галя пыталась что-то сделать тампонами – ничего не помогало: кровь выходила толчками, заливала полость. Наверное, прорвало воротную вену. Да – «вена порта». Скорее всего, она уже была повреждена, стенка держалась чуть, и теперь, когда Полозов начал копаться, лопнула. Он сунулся с лигатурой, ничего не было видно, нитки крутились в держателе, Галя не вовремя лезла под руки. Полозов про себя ругался черными словами. Пот заливал глаза. Он усиленно моргал, помогало это плохо.
– Пульса нет, – вдруг сказал анестезиолог.
Полозов поднял голову.
– Сердце стоит.
– Адреналин, – хрипло сказал Полозов.
Варвара будто ждала – подала шприц. Игла вошла меж ребер. Поршень медленно пополз вниз.
– Ну?
– Стоит, – сказал анестезиолог.
– Дефибриллятор!
Варвара покачала головой:
– Виктор Борисович…
– Быстро! – гаркнул Полозов. Он и сам знал, что бесполезно. – Запускай!
Анестезиолог щелкнул тумблером. Сердце дернулось. Тут же он сказал:
– Остановка.
– Еще раз!
– Остановка.
– Еще раз!
Анестезиолог пожал плечами – мое дело маленькое, приказывают, я выполняю.
Так продолжалось минут десять. Запустить сердце не удалось. Реакция была все слабее и слабее. Варвара покашливала. Анестезиолог откровенно морщился.
– Ладно, все, – сказал Полозов. – Все. Закончили.
Стащил перчатки. Варвара сунула чистую марлю – вытер лицо, подумал: «Сделать-то все равно ничего было нельзя».
Сильно хотелось курить.
– Он умер? – нерешительно спросила Галя.
Ей никто не ответил. Анестезиолог свертывал провода. Полозов все-таки достал сигарету. Варвара смотрела неодобрительно – прямо в операционной.
– Он умер? – снова спросила Галя.
– Надо будет заполнить историю болезни, – сказал Полозов.
Варвара закивала:
– Да-да, Виктор Борисович, я помогу.
В лице ее не чувствовалось никакой усталости. Железная была женщина.
– Смотрите, смотрите! – вдруг сказал анестезиолог.
Все обернулись.
– Сердце!
– Что – сердце?
– Есть сердце!
– Что за ерунда… – начала Варвара. Полозов, отстранив ее, шагнул к экрану. В темно-серой стеклянной глубине вспыхивала серебряная звездочка.
– Я уже хотел выключать, – возбужденно сказал анестезиолог. – Вот уже за ручку взялся, и вдруг – заработало.
– Дышит! – воскликнула Варвара. – Виктор Борисович, дышит!
– Это обморок был, – сказала Галя.
Полозов даже не обругал ее за глупость – натягивал перчатки, пусть не стерильные, теперь не до этого.
В груди было холодно. Ничего себе – так залететь. Принять живого за мертвого. Может быть, шок? Хотя вроде не с чего. Или аллергия к наркозу? Он слыхал о таких случаях: некоторые не переносят. Вплоть до летального исхода. Вдруг и здесь – дали маску, отключился. В любом случае это позор. Грубейший промах. Выговор обеспечен. А могут и вообще погнать. Слава богу, еще заметили. А если бы очнулся в морге?
У Полозова даже в горле перехватило.
– Наркоза больше не давать! – крикнул он. – Следите за пульсом.
Варвара замерла у стола. Лицо у нее было какое-то странное.
– Шевелись! – закричал Полозов. – Отсос, лигатуру! Галя, тампоны – живо!
Галя мотнулась к столику с инструментами.
– Не надо, – спокойно сказала Варвара.
– Что не надо? С ума сошла!
– Посмотрите, Виктор Борисович, – так же спокойно сказала Варвара.
Полозов посмотрел. Кровь больше не текла.
– Ну и что, – сказал он. – Тромб. – Поторопил ее: – Не стой, Варвара, не стой.
– Вы глядите, глядите, – сказала она.
Кровь не просто остановилась, а как бы спеклась, ссохлась, ее вдруг стало меньше.
– На желудок посмотрите, Виктор Борисович.
Полозов не верил. Там, где он с такой быстротой и блеском зашил порез, теперь появился рубец – плотный, бугристый, надежно схватывающий края, словно операция была сделана не полчаса, а по меньшей мере месяц назад.
Суматошно подлетела Галя с тампонами. Полозов, не глядя, поймал ее за руку.
– Пульс пятьдесят. Ровный. Наполнение среднее, – сказал анестезиолог.
– И здесь, – Варвара осторожно показала пальцем.
Диафрагма, которая только что висела клочьями, вдруг начала зарастать. Именно зарастать. Лохмотья еще остались, но сморщились, съежились, прилипли к ткани и потихоньку рассасывались. Между ними прямо на глазах появлялась молодая розовая пленка.
– Вы помните Анциферова? – шепотом спросила Варвара.
Полозов быстро повернулся. Варвара смотрела напряженно, желая сказать и не решаясь при посторонних.
Он, конечно, помнил. Еще бы!
Пленка закрыла всю диафрагму. Она была тонкой, просвечивающей, в нее миллиметр за миллиметром вползали капилляры.
– Что это такое? – очень тихо спросила Галя где-то за спиной.
– Приходит в себя, – предупредила Варвара.
Парень открыл глаза, повел по сторонам, с трудом сглотнул – сейчас заговорит.
– Наркоз! – рявкнул Полозов.
Анестезиолог подскочил:
– Вы же запретили.
– Наркоз! Наркоз! Быстрее!
Маска легла на лицо. Анестезиолог прижимал ее обеими руками, поглядывая с некоторым испугом.
– Он, значит, живой, – шепотом сказала Галя.
Диафрагма совсем заросла. Ясно проступали мышцы и сухожилия. Рубец на желудке рассосался – никаких следов. И кровь, заливавшая полость, исчезла: отдельные черно-красные сгустки с каждой секундой бледнели и таяли.
– Ох, так и растак, – сказал анестезиолог. Он заглянул через плечо.
Варвара уничтожающе посмотрела на него. Он крутил головой.
– Ох, этак и разэтак.
– Надо зашивать, – нарочито громко сказала Варвара.
Полозов очнулся:
– Да-да, конечно…
– Виктор Борисович, – протянула Галя, – я ничего не понимаю.
– Я тоже, – мрачно отозвался он.
– Ох, так-так и еще раз так, – сказал анестезиолог.
Зашили быстро, хотя Полозов не торопился – накладывал стежки машинально.
Потом он бросил держатель, задумчиво стащил перчатки:
– Остальное – сами.
Варвара понимающе кивнула.
– И снимите повязку с ноги. Она ни к чему. – Взгляд его остановился на лице парня. Тот дышал спокойно, ровно. – Голова, я думаю, в порядке. Трогать не надо. Варвара Васильевна, закончите – зайдите ко мне.
– Елки-палки, – сказал анестезиолог, видимо, исчерпав словарный запас.
Затем они сидели в дежурке. Полозов курил. Варвара принесла чай. За окном была плотная ночь. На столе под лампой лежала история болезни.
Молчали долго. Наконец Варвара спросила:
– Что будем писать, Виктор Борисович?
Он вяло ответил:
– А что писать? Характер травм, характер операции в полости и на конечностях.
– Он уже завтра будет ходить, – сказала Варвара. – Вспомните Анциферова.
Полозов прищурился. Варвара поспешно добавила:
– Нет-нет, фамилия другая. Я смотрела. И, кроме того, Анциферову за сорок, а этот совсем молодой.
Полозов криво усмехнулся:
– Значит, так. Запишем полость… Запишем, что голова в порядке. Ошиблись на «скорой». А перелом… Запишем не перелом, а вывих…
Варвара отхлебнула чай:
– И правильно, Виктор Борисович. Хватит с нас Анциферова. Три объяснительных. Четыре комиссии. Рентген, анализы, протоколы… И кто поверил?
– Я бы на их месте ни за что не поверил, – сказал он.
– Только… Мы были не одни…
Полозов махнул рукой:
– Обойдется. Эта… Галя… вообще отпадает. Кто она? Студентка?
– Да.
– Ну вот… А тот фрукт… – Он сморщился. – Ну расскажет, ну потреплется в курилке, будет клясться. Поболтают и перестанут.
Помолчав, помешал ложечкой в стакане.
– Интересно, кто-нибудь еще видел нечто подобное? Или только вам везет? Надо будет осторожненько порасспрашивать.
– Я вот что думаю, – сказала Варвара. – А ведь их, наверное, много – таких. Ведь за два года – второй случай. И опять у нас. А если и у других хирургов? А сколько больниц в городе? Нет, этих людей много, Виктор Борисович.
– Это не люди, – устало сказал Полозов.
– А кто? – она спросила испуганно.
– Не знаю, – сказал Полозов. – Не знаю. Но только это – не люди…
Галя шла по тихому коридору. Свет был притушен. Больница спала. За столиками клевали носами ночные сестры.
Сегодняшний случай не выходил у нее из головы. Странная какая-то история. Ничего не понять. И Виктор Борисович не объяснил. Тоже – врач, принял живого за мертвого. Называется, практика.
Она повернула за угол.
У окна стоял парень. Тот самый, которого оперировали. Курил в форточку, сильной струей выдувая дым.
Увидел ее, подмигнул:
– Спокойной ночи, доктор.
У него было очень приятное лицо – серые глаза, прямой нос, шапкой светлые волосы. Рослый, плечистый. Наверное, спортсмен, может быть, даже мастер.
Но удивительно: тяжелейшая операция, а он ходит.
– А здесь нельзя курить, – сказала Галя.
– Да? – Он улыбнулся беззаботно. – Я только одну, напоследок.
– И вам нужно лежать, – сурово добавила Галя, вспомнив про операцию.
Он бросил окурок в форточку, засмеялся:
– Почему вы такая строгая? Не надо… Вы еще дежурите?
– Да, – сказала Галя.
Он опять подмигнул – весело:
– Вот и хорошо. Давайте познакомимся.