Читать книгу Изгнание беса (сборник) - Андрей Столяров - Страница 26

Кузнецов был убит примерно за час до моего прихода. В клинике скорой помощи ему заменили сердце, провели регенерацию сосудов и нервов, аэрировали мозг. Все было бесполезно. Он пролежал слишком долго.

Подробности я выяснил по «блохе». Стреляли болевой иглой, вызывающей паралич сердечной мышцы.

Я знал эти болеизлучатели – легкие, компактные пистолетики, стреляющие волновыми разрядами. Они применялись в медицине для интактных операций – блокировали нерв в точке укола. Превосходное оружие, совершенно бесшумное (можно стрелять в толпе), не оставляющее следов.

Август запретил мне вмешиваться в это дело. Было ясно, что Кузнецов раскрылся и убит кем-то из фантомов, поэтому мне следовало быть предельно осмотрительным. Расследования решили не проводить. По официальной версии, смерть наступила от сердечной недостаточности. Несчастный случай. Мне предписывалось продолжать работу.

Я доложил о последней связи.

– Великие Моголы? – переспросил Август. – А ты не ошибся?

– Он повторил два раза очень отчетливо.

– Ладно. Разберемся. – Август помолчал. – Прошу тебя, Павел, будь осторожней – без самодеятельности.

На похоронах я появиться не мог. Я понимал, что конспирация необходима, но было очень горько. С Герой мы дружили давно – вместе кончали Школу, четыре года наши кровати стояли в одной комнате, каждый день в шесть утра он стаскивал с меня одеяло и гаркал в ухо: «Вставай, защитник планеты». Я тогда очень гордился своей профессией и считал, что именно мы, сотрудники МККР, обеспечим Земле спокойствие и безопасность.

К тому же у меня было свидание с Анной. Я пытался убедить себя, что это нужно для дела. Получалось не очень убедительно: для дела была необходима встреча не с ней, а с Элгой, чтобы выяснить, почему директор не поверил в мою легенду.

В конце концов я махнул рукой и направился в городскую библиотеку. Там мне выдали толстенный том по средневековой истории.

Оказалось, что Великие Моголы – это династия царей Индии, которые правили с шестнадцатого до середины девятнадцатого века. Так их назвали европейские путешественники в семнадцатом веке.

Наибольшего расцвета Великие Моголы достигли при Шах-Джакане. Государственное их устройство представляло собой централизованную феодальную монархию. В семнадцатом веке оно включало в себя почти всю Индию и Кабул. Однако уже в то время, несмотря на внешнее могущество, в стране стал назревать внутренний кризис, приведший в итоге к усобице и распаду государства. Власть Великих Моголов ослабла. К середине восемнадцатого века эта династия владела фактически только Дели и прилегающими районами, а к концу восемнадцатого века Великие Моголы стали простыми марионетками в борьбе князей Северной Индии. Этим воспользовались англичане и в 1803 году захватили Дели. Формально Великие Моголы продолжали считаться правителями Индии до 1858 года, когда английские колониальные власти упразднили династию. Далее перечислялись представители Великих Моголов.

Вот что я выудил из книг. Какое отношение все это имело к фантомам? На всякий случай я выписал основные факты и запомнил их.

Потом я поехал к Анне.

На перекрестке, где мы договорились встретиться, куря красную сигарету, лихо топталась девица – из тех, что ищут партнера на один вечер. Каблуки ее звякали при каждом шаге, из сережек неслась популярная мелодия. Анны не было. Я посмотрел на часы.

– Павел, – позвала девица.

– Да… – глубокомысленно протянул я, окидывая ее взглядом.

Анну было не узнать. Волосы она зачесала вверх, столбом, – ультрамодная прическа «Нефертити», косметика светилась: на глазах – синим, на губах – зеленым, вместо обычного платья она надела переливавшуюся радугой футболку и джинсы, на которых вспыхивали живые картинки.

– Вам не нравится? – Анна медленно покраснела, бросила сигарету.

– Очень эффектно. – Я взял ее под руку. – Куда мы пойдем?

Анна закусила губу:

– Вы не подумайте, это я в первый раз так. Потому что надо быть как все. А то меня пригласит кто-нибудь – посмотрит и больше не показывается.

– Вам не требуется быть как все, – искренне сказал я.

– Правда?

– Правда.

Она обрадовалась:

– Я сбегаю, переоденусь. Я тут недалеко живу. А то словно это и не я…

– Не надо, – остановил ее я. – В следующий раз.

– А будет следующий раз?

– Вы хотите этого?

– Да. А вы?

Я кивнул.

Последние фразы мы произнесли шепотом, остановившись. Рядом никого не было. Только какой-то мужчина в блестящем, будто металлическом костюме читал новости на стене, время от времени нажимая кнопку, чтобы сменить кассету.

Я сказал нарочито весело:

– Так куда же мы направимся? В концертном зале сегодня гала-представление. Билетов не достать, все равно что к вам на Спектакль, но, используя свое положение инспектора…

Грохот барабана заставил нас оглянуться. В улицу втягивалась длинная колонна. Шли ровными рядами – по десять человек. Плечом к плечу. Все в черных галифе, в зеленых рубашках с закатанными рукавами. Единым махом вбивались в мостовую сотни увесистых сапог: трум!.. трум!..

По бокам колонны не в ногу шагали равнодушные полицейские.

– «Саламандры», – без выражения сказала Анна. – Фашисты.

– Фашистская партия у нас запрещена, – возразил я.

– Разве дело в названии? – Она процитировала. – «Призовем молодых, призовем жестоких, призовем тех, чья вера – нация, чей долг – нация, чья совесть – нация». Как там у вас в Столице с верностью нации?

– У нас потише. Все-таки Столица.

Перед колонной несли склоненное знамя – тяжелое, с золотыми кистями. На черном бархате травяным соком зеленела громадная буква «С». Из нее вырывалось пламя.

Эту букву я уже видел. Она стояла под запиской, которую я нашел в своей разгромленной квартире. Так. Значит, мной занимаются «саламандры». Или некто похуже. Допустим, сенатор Голх. Тот самый сенатор, по чьему поручению я якобы произвожу инспекцию.

Я почувствовал себя неуютно.

– Если «саламандры» кого-нибудь убивают, то полиция никогда не находит преступников, – сказала Анна.

– Вот как? – Я знал это не хуже ее.

– Вы же не инспектор, Павел.

– А кто?

Она пожала плечами:

– Не знаю.

Трум!.. Трум!.. – отбивали свой жесткий ритм сапоги. Невидимые палочки поддерживали его на барабане. Молодые, каменные лица смотрели вперед. Только вперед. Трум!.. Трум!.. Сегодня нам принадлежит эта страна, а завтра весь мир!

– А вы знаете, что Краб – «саламандра»? – взглянула на меня Анна. – Он у них даже какой-то начальник. И Элга им очень интересуется. Бегает на собрания. Истеричка. Напрасно я устроила ее к нам в Дом.

– Вы не любите Элгу? – спросил я.

– Это моя сестра, – сказала Анна.

Темнело. Зажглись голубые панели на домах. В кромке тротуара проступила сиреневая линия. Мы шли вдоль улицы. Дул слабый ветер. Деревья шелестели, словно бумажные. Прозрачные, хрупкие такси бесшумно проносились над мостовой, в их желтой скорлупе сидели люди, беззвучно смеялись.

– Элга, конечно, наврала, что она инженер, – сказала Анна. – Работает у нас всего полгода, но удивительно вписалась. Словно рождена для Спектаклей. А вот я нет. У меня все получается не как у других. И не нарочно. Просто не выходит. Наверное, я не ко времени. Мне бы родиться в двадцатом веке…

– Время не выбирают, – ответил я чисто машинально, так как в этот момент оглянулся и заметил того же мужчину в посверкивающем металлическом костюме. Он шел за нами.

Случайность или слежка? В подобных ситуациях я закуриваю. Зажигалка, разумеется, не сработала.

– Сел аккумулятор, – объяснил я Анне. Стал заряжать вручную, нажимая рычажок большим пальцем. Анна что-то рассказывала. Мужчина приближался. Подзарядка аккумулятора – дело длительное. Когда он проходил мимо нас, я его хорошо рассмотрел.

– …Очень странные сны, – говорила Анна. – Большой сад. Тропический. Пальмы, магнолии, орхидеи. Да-да, так просто растут орхидеи – распускаются по ночам. Песчаная дорожка. Я бегу по ней, спотыкаюсь, падаю, плачу. Меня поднимает женщина. У нее злое лицо. Мы идем с ней к морю. Она держит меня за руку. Больно. Море очень теплое, а песок горячий. Вам приходилось видеть непонятные сны? Такие, что даже не знаешь, откуда они взялись?

– Нет, – сказал я, краем глаза следя за улицей. Как я и ожидал, мужчина немного прошел вперед и свернул в первую же парадную. Все стало ясно: за мной следили, причем примитивно – визуальным способом.

Разумеется, это могли быть наши сотрудники. Вряд ли бы меня пустили без всякого прикрытия. Но я сильно сомневался, чтобы люди Августа работали так прямолинейно. Во всяком случае, портрет мужчины зафиксирован в зажигалке и завтра его личность установят.

– …Самая настоящая пустыня, – говорила Анна. – Это ведь странно – я никогда не была в пустыне. Ровная, как стол. Барханов нет. До горизонта – серый песок. Дует ветер, и песок змеится под ногами. Шипит. А потом – вскидывается столбиком. И далеко, у самого неба, – озеро, чистое-чистое, серебряное. Там – вода. И мне кто-то говорит сзади: «Мираж». И голос очень знакомый.

Мы прошли за парадную метров сто, и мужчина вынырнул, приклеился сзади. Я решил больше не обращать на него внимания.

– Правда, не могут сниться такие сны нормальному человеку? – сказала Анна.

– Вполне обычное явление, – немного невпопад ответил я.

– Я читала, что сон – это небывалая комбинация обыденных фактов. Но не могу же я видеть во сне то, чего никогда не видела в жизни. Нет. Это ненормально. Сейчас никто не видит снов. Вы знаете, я ходила к врачу. Он провозился со мной целый день. Надел шлем, и вижу – то свет, то тьма, то пятна цветные плавают. И я должна была говорить, что вижу. Совсем меня замучил. А потом сказал, что это – воспоминания о детстве. А какие могут быть воспоминания, если я родилась здесь, в городе, и всю жизнь жила только в нем.

– Вы могли видеть такие картины в ваших Спектаклях, – сказал я. – И потом, во сне они преобразовались…

– Нет! – Анна возмущенно тряхнула головой. – Нет! При чем здесь Спектакли? Ненавижу наши Спектакли!

– Вчера было очень интересно, – сбитый ее горячностью, пытался переубедить ее я. – Даже трудно отличить, где голограмма, а где – реальность.

– Там все ненастоящее, – уже спокойно сказала Анна. – От первой нитки до последней. Вот вы сначала чувствовали, что это выдумка?

– Да.

– А потом вдруг – поверили. Не до конца, но поверили. Я следила за вами.

– В какой-то мере, – помедлив, ответил я: странная мысль пришла мне в голову.

По пустынной улице навстречу друг другу неслись два такси, набитые дергающимися юнцами. Водители рулили лоб в лоб. Сближались они стремительно. Анна прижалась к моему локтю. За несколько метров до неминуемого столкновения включились автопилоты, и машины, резко вильнув в стороны, прошли буквально в сантиметре друг от друга. Отлетев в противоположные концы улицы, такси развернулись и опять, наращивая скорость, понеслись навстречу.

Захватывающее развлечение – ведь всегда существует хотя бы миллионная вероятность, что автопилот не сработает.

Анна отвернулась и проговорила сквозь зубы:

– Не переношу. А еще знаете, что делают? Надевают антигравы и прыгают с телевизионной башни. У кого откажет. И я прыгала. Что с вами, Павел?

Оказывается, я стоял с открытым ртом. Я опять ощутил ту легкость и веселье, которые я испытал в Спектакле.

– Ненавижу убожество, – еле сдерживалась Анна. – Спектакли! Картонные люди и картонные декорации. Куклы на пружинах. Взрослые младенцы развлекаются пустышками. И словно никто не видит. В газетах – слюни, по радио – идиотская патока. Приезжают инспекторы, вот вы например, – одобряют. Бенедикт как-то уламывает. Он всех уламывает, Павел! Взяли бы и запретили!

– Это не так просто, – почти не слушая, ответил я.

В позапрошлом году мы вели дело «Нищих братьев». Они организовали несколько общин в Канаде – около десяти тысяч человек. Руководители общин, духовные отцы Саймон и Арпангейль, называвшие себя архангелами, кстати, оба выпускники технического колледжа, магистры наук, частью купили, частью смонтировали сами волновой генератор для направленной передачи эмоций. Им удалось составить коды различных экстатических состояний и довольно чисто вложить их в усилители. Каждый вечер проводился час молитвы. Я и сейчас будто вижу, как тысячи людей стоят на коленях на залитой водой плантации, в расползающейся, мокрой земле и, дергаясь, словно эпилептики, воздев руки к небу, возносят восторженную молитву задрапированному под часовню генератору с золотым крестом на вершине, а два архангела в белых мантиях, куда была вшита иридиевая мозаика для изоляции, упираясь головами в низкое, кровавое солнце, торжественно и величаво благословляют покорную паству.

Чтобы попасть на час молитвы и испытать благодать Божью, люди были готовы на все – жили в землянках, работали по двадцать часов в сутки без еды, в грязи, в ледяной воде, окучивая голубые марсианские маки, которые громадными партиями шли на экспорт в Китай, расценивались на вес золота. Они отдавали жен, детей, могли убить кого угодно, чтобы испытать еще раз – хотя бы один-единственный раз – блаженство Господней любви.

И вот, когда мы шли между молящимися, а они хрипели и бились, как слепые, и грязь текла по бескровным лицам, вот тогда я испытал точно такое же чувство легкости и веселья, а вслед за этим – огромного, всепоглощающего, нечеловеческого счастья.

– Вы не слушаете меня, Павел, – обиделась Анна.

– Я слушаю, слушаю, – отрешенно сказал я.

Мы пошли дальше. Впереди сиял проспект. Над домами в чутком ночном воздухе, задевая крыши, вращались два исполинских серебряных шара. Оттуда лилась музыка.

– Значит, у них в Доме стоит волновой генератор, – подумал я. – Надо же, с ума сойти – волновой генератор.