Оглавление
Андрей Юрьевич Митрофанов. Очерки из истории канонического права XI–XII вв.: Ансельм Луккский, Феодор Вальсамон, Нерсес Лампронский
Предисловие
Ансельм Луккский: экклезиология и политика
Богословско-каноническое наследие Ансельма Луккского
Ансельм Луккский и историографическая традиция
Жизненные вехи Ансельма Луккского. Штрихи к историческому портрету
Экклезиология и общественно-политические воззрения Ансельма Луккского
Византийская антитеза григорианской реформе: Анна Комнина и Ансельм Луккский
Ансельм Луккский и каноны Древней Церкви
Духовные основы «григорианской реформы»: духовно-аскетические взгляды епископа Ансельма Луккского
Феодор Вальсамон: отношение к Армянской Апостольской церкви, схизматикам и светской власти
Вальсамон об архиерейском характере императорской власти
Нерсес Лампронский: Армяно-Византийский церковный диалог
Нерсес Лампронский. Главы, которые ромеи попросили у нас ради примирения, с ответами
Диалог между святым Нерсесом Лампронским и Греческим патриархом
Заключение
Список литературы
Отрывок из книги
История канонического права и его развитие в средневековую эпоху, вне всякого сомнения, представляет интерес не только с историко-правовой, но, прежде всего, с культурно-исторической и религиозной точек зрения. Сопоставление церковных канонов, вырабатывавшихся в различные периоды истории христианской Церкви – прежде всего на переломных этапах ее истории, – во многом позволяет приблизиться к пониманию внутреннего содержания канонического права и его духовно-религиозного предназначения.
В эпоху иконоборчества некоторые православные писатели размышляли о том, что каноны Кафолической Церкви обладают той же ценностью для христиан, что и догматы, принятые на Вселенских Соборах. Эта мысль находила свое обоснование в том, что предназначение канонов – воплощать догматическое содержание православной веры в практической повседневной жизни каждого христианина. Подобная точка зрения на природу канонов, при том значительном влиянии, которое оказала на православное богословие римская юридическая традиция в эпоху императора Юстиниана, скорее всего, уходила своими корнями в эпоху эллинизма. Несмотря на скудость наших знаний о юридическом строе греческих монархий в эпоху эллинизма, существует вероятность того, что правовая система некоторых из этих монархий, например, религиозно-правовая система державы Селевкидов или Греко-Бактрийского царства, испытала известное влияние иранской религии. Примером подобного влияния может быть традиция обожествления царей в государстве Селевкидов. Зороастрийские храмы соседствовали там с греко-македонскими святилищами Зевса Боттея. Антиох I Великий отдавал приказы своей армии справлять «персидские праздники»[1]. В зороастризме откровения пророка Заратуштры, изложенные в Гатах – специальных гимнах в честь Ахурамазды, – в недрах авестийского канона приобретали характер практического императива, воплотившегося в кодексе ритуальных предписаний Видевдате. И хотя канон Авесты в том виде, в котором он дошел до наших дней, сформировался сравнительно поздно – в эпоху парфянского царя Вологеза (I в. по Р. Х.)[2], по самым ранним датировкам, – влияние иранских религиозных воззрений на греческую религиозную мысль, причем не только на языческую, но также и на христианскую, представляется доказанным фактом[3]. Однако юридизм религиозной мысли, предполагавший сакрализацию закона, вступал в очевидное противоречие с богословской системой апостола Павла, учившего о том, что оправдание не может быть достигнуто внешним соблюдением религиозного закона. Подобное противоречие было предметом критических размышлений многочисленных христианских канонистов в эпоху средневековья.
.....
По мере того, как исторические исследования в XX в. постепенно освобождались от общественной миссии, возлагавшейся на них поколениями предыдущего столетия, по мере того, как историческая наука становилась в XX в. уделом избранных интеллектуалов, оттесненных «восстанием масс» на периферию общественной и политической жизни, остывал и широкий публичный интерес к истории борьбы Церкви и Империи в Средние века. Однако именно в первой половине XX столетия крупнейшие представители русской религиозной философии обратили внимание на драматические страницы истории Западной Церкви и попытались дать им оценку, опираясь на духовный опыт и традицию мысли Православной Восточной Церкви.
Как известно, борьба между Папством и Империей разразилась спустя всего несколько лет после Великой схизмы 1054 г. Это обстоятельство подогревало интерес исследователей к истории борьбы за инвеституру. Однако большинство отечественных историков XIX столетия воспринимало историю противостояния Папства и Империи сквозь призму отношения к ней крупнейших немецких медиевистов, в первую очередь Л. фон Ранке. Для таких ученых как Т. Н. Грановский, А. П. Лебедев, Ф. А. Курганов, В. В. Болотов это противостояние было лишь институционным конфликтом, подчеркивающим безмерность претензий средневекового Папства на политическую власть, и косвенно оправдывающим византийский протест против Папства, на который Константинопольский патриарх Михаил Керулларий оказался способен гораздо раньше, чем германские короли. Только в начале XX столетия, как будто предчувствуя грядущую катастрофу Российской монархии – монархии, которая, согласно своду законов Российской Империи, воспринималась в качестве верховной охранительницы православной кафолической веры, – выдающийся русский религиозный философ Е. Н. Трубецкой обратил свое пристальное внимание и попытался обратить внимание современников на генезис и историю борьбы между Папством и Империей в Средние века.
.....
