Читать книгу Отдел особых поручений - Анна Новикова - Страница 6

– Докладывайте.

– На открытии нового моста обошлось без сюрпризов, – начал Дуглас. – Подозрительных разговор и взглядов, как всегда хватало, но ни одного тревожного звоночка не прозвучало. Возможно наши подозрения о диверсии напрасны.

– В нашей работе ни одно подозрение не бывает напрасным, – ответил Фрост. Дуглас потупил взгляд. – Капрал Боунс, есть что дополнить?

Рита пожала плечами:

– Все спокойно, будто накануне и не было вторжения в имение миссис Коллинз. Даже пустых сплетен об этом не слышно в толпе. То ли журналистам крепко зажали рты, то ли открытие нового моста куда интереснее странностей губернаторского квартала.

– Это и подозрительно, – прищурился Фрост. – Агенты, что нарыли?

– Две дюжины писак шныряют по губернаторскому кварталу под видом местных жителей или их гостей. Выглядит крайне нелепо. Еще столько же дежурит у дома потерпевшей. Та дверей не открывает, никого не впускает, на вопросы отвечать отказывается, – начал худющий мужчина сиплым голосом. На нем рабочая одежда трубочиста. Сажа крепко въелась в кожу на лице и под ногтями. А запах от одежды, самый что ни на есть натуральный. – Информация просочилась, но настолько крошечная, что журналисты ничего не могут высосать.

– Надо отдать ей должное, – вставил второй агент в опрятной одежде извозчика для высоких господ. – Миссис Коллинз держит оборону стойко. Нам она тоже дала от ворот поворот.

Фрост кивнул, и агенты удалились. Тэд перевел взгляд на Клэр.

– Младший капрал Эткинс?

– Как я уже сказала утром, эта обычная гальваническая батарейка, которой лет двадцать от роду, – ответила Клэр. – Но одну любопытную деталь все же удалось обнаружить. Патиновый налет, частицы ила. Будто батарею держали в сырости.

– У нас весь Лондон пропах сыростью.

– Да, но в нашем случае это немыслимо. Любой мало-мальски соображающий человек скумекает, что хранить механизмы, батареи, запчасти в сырости нельзя. Это их погубит, выведет из строя. Починкой тут не отделаешься.

– Ближе к делу, – перебил ее Фрост.

Девушка выпрямилась на стуле и положила руки перед собой.

– У меня две версии. Или горе-механик ничего не смыслит в механике. Или у него просто нет лучшего выбора для хранения запчастей.

Фрост насупился и кивнул. Похвалой подполковник никогда не сыпал. Только в особо торжественных случаях и на празднование Нового года. Так что даже такой кивок считался одобрением.

– Хоуп?

Каллен разве что не подпрыгнул. Глаза заблестели.

– Я придерживаюсь второй версии Эткинс, – на секунду замялся. – Мне удалось навести кое-какие справки о летающем механизме, который хранится в лаборатории криминалистики. Выяснилось, что детали механизма испорчены ржавчиной, хотя сам механизм – лучший пример инженерной мысли. Такого даже на Ежегодной выставке не найти.

Клэр одарила его ледяным взглядом, будто говоря «и ты молчал?».

– Сам механизм запрятали подальше от любопытных глаз и рук. Сегодня к вечеру на нем уже появится гриф секретности. Постараюсь добыть чертеж или фотоснимок штуковины сегодня-завтра.

– Как ты… – начала Клэр, но подполковник ее перебил.

– Сразу с докладом ко мне.

– Есть! – отчеканил Каллен.

И, понизив голос, добавил Клэр:

– У меня свои связи.

Та лишь фыркнула.

Подполковник в задумчивости барабанил пальцами по столешнице. После коротких раздумий он заговорил:

– Мой источник сообщил, что в Старом Лондоне без перемен. Метку патриотов уже давно никто не рисует и не отправляет в качестве послания о грядущей вендетте. Город живет своей жизнью. Известный вам мэр Хилл все еще делает видимость своей работы. В остальном – все по-старому. И это меня настораживает.

– А что тут настораживает? – оживился Каллен, услышав слово «патриоты». – Прогресса там никакого, только серость, уныние, тоска, вечная сырость и туманы. А еще полное отсутствие надежды. Удивительно, что Хилл еще не свалился со своего трона в темную гниль Темзы.

Клэр шикнула на него. Каллен округлил глаза, всем видом показывая «что я такого сказал?». Он был прав, в Старом Лондоне после давнишней трагедии ничего не изменилось. До сих пор, когда ветер дует с севера, в Новом Лондоне ощущает запах гари и тоски.

Мэр Хилл самолично назвался таковым. До пожара он работал то ли пекарем, то клерком – за давностью лет уже и не разобрать. А как Лондон охватила паника и море рыданий по погибшим, Хилл основал организацию помощи пострадавшим. Ее деятельность состояла в переписи тех, кто решил остаться в городе. Никто Хилла всерьез не воспринимал, но спустя пару недель после пожара гуманитарную помощь раздавать помогал именно он. В закопченный и заваленный руинами город никто из чиновников не торопился. Так Хилл стал называться мэром Старого Лондона. Хотя, конечно, никакой он не мэр. Так лишь, мелкая сошка, которую большие дяди подкармливают, чтобы не высовывался без дела.

Первый год после пожара то тут, то там вспыхивали беспорядки на почве классового неравенства. Кто-то захотел срочного возрождения Лондона из пепла, кто-то просто не знал, куда себя деть, вот и выходил на митинги. А кто-то на этом неплохо наживался, получая дивиденды, гуманитарную помощь, чтобы заткнуть рты недовольным.

Никто Старый Лондон не запирал, не огораживал. Наоборот, потерпевшим усиленно помогали с жильем и трудоустройство. Но эти принципиальные люди настолько привязались к укладу вещей, что сдвинуть их с места могла только новая катастрофа. Скорее всего, потоп. Смыло бы волной в сторону Нового Лондона, может и осели бы где-нибудь под мостом.

Патриотами называли тех, кто остался верен Старому Лондону. Разумеется, это было неофициальное название. Пожилых с каждым годом становилось все меньше. Зато неполиткорректной молодежи, маргиналов и беспризорников хватало. У них выстроилась своя иерархия. Разумеется, под каблуком мэра Хилла.

Когда гуманитарной помощи не хватало, Хилл через сеть хитроумных каналов связывался с правительством Нового Лондона. Получив отказ, собирал свору стойких молодцев и отправлял громить кварталы Нового Лондона. Всюду, где прошлись патриоты на дверях, стенах, даже помойных ведрах алой краской оставался знак – две перекрещенных молнии пронзают «плачущую» розу. По их мнению, это был символ того, как высшие силы (или власть) топчет ростки благоразумия и красоты Старого Лондона. Правда ни красоты, ни благоразумия в поступках самих патриотов не наблюдалось.

За последние лет семь стычки практически сошли на нет. Всех все устраивало. Хилл особо не зарывался, бюджет Нового Лондона не утекал сквозь дыру. Да и некогда молодые и голодные мальчишки уже выросли. Стали дяденьками, которым размахивать дубинками и устаревшим оружием было в тягость.

Но послание есть, метка патриотов – вот она на столе подполковника. Значит, еще теплится недовольство в Старом Лондоне.

– Хорошо, – нарушил тишину Фрост. – Задания остаются те же, держите ухо востро и следите за языками. Вопросы?

– Сэр, – обратилась Рита. – Как насчет беседы с потерпевшей?

– Рита, ты не что не слышала? – с несвойственной резкостью сказал Дуглас. – Миссис Коллинз на ярд к своему порогу не пускает.

– Это потому что вы нахрапом берете, – парировала она. – Миссис Коллинз, какой бы нрав ни имела, в первую очередь, женщина. И вести себя с ней нужно соответствующе.

– Предложения? – спросил Фрост.

– Я схожу к ней. Поговорю как женщина с женщиной. У нас есть общая тема для разговора, – сглотнула Рита. Подполковник мигом сообразил, что говорит она не о вчерашнем инциденте.

– Добро, – кивнул он. – Возьмешь с собой Флоулеса.

– Нет! – почти взвизгнула Рита, чем вызвала удивленные взгляды. – В смысле, мне не нужна поддержка. Разговаривать по душам легче, когда нет посторонних ушей.

– Одну тебя не пущу, – с отцовской заботой сказал Фрост.

– Тогда пошлите со мной Хоупа. Он хотя бы не теряется в разговорах с дамами, – колкий взгляд Риты наткнулся на стену непонимания Дугласа. В серо-голубых глазах вроде вспыхнул огонек или показалось.

Каллен же расплылся в улыбке:

– Что правда, то правда. Не существует такой женщины, к которой я не смог бы подобрать ключик, – и показушно-лениво потянулся, косясь на Клэр.

Ты лишь закатила глаза и буркнула что-то вроде «ну-ну».

– Идет, – одобрил Фрост. – Не тяните с докладом.

***

Губернаторский квартал бликовал чистейшими окнами. Солнечные лучи превратили это место в картинку. Сочная зелень на аккуратно стриженых газонах, идеальной шарообразной формы кусты. Ухоженные ивы, молодые березы, ясень и ольха. Тротуары вымыты, что лишняя соринка не прилипнет к подошве обуви. Кованые решетчатые ворота, оградки палисадников контрастируют на фоне домов и дворовых построек, оштукатуренных будто вчера. При такой ясной погоде домики выглядели как игрушечные, а небо – как наклеенное. Ну чем не открытка?

Четыре улицы ведут к круглой площади, посреди которой расположен памятник бульдогу. Символ старой доброй Англии. Можно подумать, будто пожар восемнадцатилетней давности ничему лондонцев не научил. О какой дани былым поколениям может идти речь, когда зазевавшийся пекарь послужил причиной упадка бывшей столицы государства? Рита перевела взгляд в другую сторону.

Садовники состригали траву и равняли кусты, приветственно кивали, когда Рита и Каллен проходили мимо. Точнее Рита плыла, а Каллен шел чуть ли не вприпрыжку. Он без умолку что-то тараторил про его последние исследования, которые произведут фурор в механике и электрике. Про удачную вечеринку у Сандерсов, когда какой-то тип чуть не свалился с балкона второго этажа. Его удержал дурацкий бордовый пиджак, что перешел по наследству от деда. Рита почти не слышала напарника. Она мысленно проигрывала диалог с миссис Коллинз. И в ее представлениях Каллен молчал в тряпочку или вовсе отсутствовал.

– Послушай, Кэлл, – перебила горячую тираду Рита. – Не мог бы ты на ближайший час стать глухонемым? Или хотя бы просто немым? Я бы попросила тебя послоняться по кварталу, пока я веду беседу с миссис Коллинз, но ты ведь не согласишься, да?

Каллен на миг застыл, поморгал белесыми ресницами и ответил:

– Да. То есть нет. Прости, не понимаю тебя. Ты же сама попросила Фроста отпустить меня с тобой, потому как я умею вести беседу с дамами.

Рита с виноватым видом отвела глаза.

– Вообще-то нет, – созналась она.

– Не понял.

– Понимаешь, Каллен, ты мне нужен для прикрытия. Если бы Фрост отправил со мной Дугласа, то миссис Коллинз и на порог нас не пустила. Уж очень он сух с женщинами. А ты, ну как это…

– Мягок с женщинами, есть такое, – просиял тот.

– Да, именно поэтому я прошу тебя поглазеть по сторонам. Познакомиться с неумехами-журналистами, которые прикидываются случайными прохожими. Выведаешь чего, а я с миссис Коллинз пооткровенничаю. Как девочка с девочкой, смекаешь?

– Так ты меня использовала, да? Все женщины одинаковые, – с наигранной обидой сказал Каллен.

Рита улыбнулась и мысленно поблагодарила Господа за такого понимающего коллегу.

– Я только задам тебе один вопрос, – прищурился Каллен. – Ты хочешь вызвать ревность Дугласа?

Щеки вспыхнули, и Рита молилась, чтоб это было незаметно. За пару мгновений в голове пронеслись тысячи возражений, которые звучали слишком по-детски.

– Да, Каллен, ты меня подловил, – опустила Рита глаза. Затем похлопала напарника по плечу, – и в этом мы с тобой похожи.

Она повернулась на каблуках и направилась к дому миссис Коллинз.

– Вообще-то я не горю желанием вызвать ревность Дугласа, – в спину добавил Каллен.

– А я и не о нем говорю.

Даже не оборачиваясь, она знала, как Каллен зарделся и старался спрятать смущенную улыбку.

Имение миссис Коллинз не было большим по губернаторским меркам. Типичный трехэтажный особняк без витиеватых украшений и колонн в виде обнаженных титанов, что поддерживают балконы или красуются своим неприкрытым причинным местом у главного входа. Стены выкрашены в светло-бежевый цвет, в окнах задернуты темные шторы, на кованой решетке ворот облупилась краска. Два домика прислуги пустовали – на дверях висели амбарные замки.

Кроны дубов давали густую тень. Рита слегка поежилась и огляделась. Трое журналистов шастали неподалеку. Одна дама в нелепой шляпе с фиолетовыми перьями слишком долго ковырялась в сумочке. Мужчина в двадцати шагах от нее в задумчивости посасывал трубку, но дыма изо рта не выпускал. А другой мужчина уже четвертый круг наворачивал возле декоративного пруда с золотыми рыбками. Этот прикинулся фотографом, что подбирает удачный кадр. На самом деле с его позиции лучше всего просматривались окна в доме миссис Коллинз.

Ну что ж, пора действовать. Рита одернула пиджак, отбросила локоны на спину и нажала кнопку звонка. Тишина. Девушка наклонилась, что поправить застежку на туфлях, а сама мельком огляделась. Дама в шляпе с фиолетовыми перьями перестала копошиться в сумочке и не сводила глаз с Риты. Джентльмен наспех сунул трубку за пазуху, достал блокнот и что-то застрочил. Горе-фотограф чуть не уронил прибор в воду и сдавленно чертыхался.

Рита позвонила второй раз. Из домофона послышался механический голос:

– Если вы из очередной газетенки, то лучше сейчас же проваливайте. Не то я вызову полицию.

– Миссис Коллинз, я и есть из полиции, – тихонько ответила Рита.

Пауза. Ладони в перчатках взмокли.

– Я уже все рассказала детективам, сыщикам и кому бы там ни было. Мне нечего больше добавить. Всего хорошего.

– Вы не так меня поняли, миссис Коллинз. Я пришла к вам не по поводу минувшего происшествия, – затараторила Рита. Затем медленно выдохнула и добавила. – Меня больше интересует ваш сын.

Снова пауза.

– Мой сын пропал много лет назад.

– Мне это известно. Но, кажется, у следствия есть ниточки, которые приведут к разгадке его исчезновения.

Это был очень-очень рисковый блеф. Отчасти Рита сказала правду. Метка патриотов еще ничего не значит. Но ведь это можно назвать «ниточкой». Предугадать реакцию миссис Коллинз трудно. Одна мать не захочет говорить о почившем ребенка. Другая же и на смертном одре утверждает, будто ребенок не умер, а лишь пропал без вести. И, похоже, экс-супруга мэра как раз из таких.

Раздался щелчок, и калитка чуть скрипнула.

– Входите, – прозвучал тот же голос из динамика.

Рита толкнула калитку и застучала каблуками по мощеной дорожке. В миг, когда Рита обернулась, чтобы закрыть калитку, она заметила, что дама в шляпе шушукается с мужчиной, который минутой ранее посасывал трубку. А горе-фотограф скрылся за кустами жасмина.

До порога дома оставалась пара шагов, как дверь слегка приоткрылась. Рита и не ожидала, что хозяйка дома распахнет двери и с радушием встретит гостью. Девушка протиснулась в проем и оказалась в кромешной темноте. Пока глаза привыкали, Рита уловила движение справа от себя и старушечье дыхание. Чиркнула спичка, и вспыхнуло пламя.

Хозяйка дома поднесла зажженную свечу к лицу девушки и прищурилась.

– Ваше лицо кажется мне знакомым. Мы не встречались раньше?

– Думаю да, миссис Коллинз. Меня зовут Рита Боунс. Я дочь Виктора Боунс и Сесилии Эванс.

– О-о, – только и смогла произнести женщина. В глазах мелькнуло сочувствие.

Миссис Коллинз отступила на шаг и добавила:

– Соболезную вашей утрате, мисс Боунс.

***

Хозяйка дома повела Риту темными коридорами в просторную кухню. Где бы они ни проходили, всюду царил мрак. Каждое окошко, каждая щель завешана занавесками или прикрыта мебелью.

Миссис Коллинз шаркала домашними туфлями и слегка сутулилась. Правда старость не убавила прыти. Для своих пятидесяти трех лет Тереза Коллинз – дама еще хоть куда. И пусть дряблая кожа на скулах обвисла, на шее собралась глубокими складками, а под глазами виднелись темные круги, женщина источала твердость характера. Про таких говорят, «она еще всех перевоюет».

Седые волосы собраны в неуклюжую прическу. Тонкие брови, как и семь лет назад, когда Рита видела миссис Коллинз в последний раз, по-прежнему придавали лицу скептическое выражение. Правая бровь сильно изогнута, тогда как левая лежит чуть ли не параллельно подбородку.

Худые плечи и крупные бедра делали женщину похожей на грушу, что, впрочем, не мешало ей прилично одеваться, даже оставаясь наедине с собой в четырех стенах.

Белая блузка в полоску с воланами на манжетах, светло-серая юбка в пол и такого же цвета домашние туфли, чья стоимость явно выше стоимости тридцати пар женских туфель среднего качества.

– Простите, мисс Боунс, что вынуждена встретить вас в таких условиях, – сказала миссис Коллинз. – Все эти газетчики, сами понимаете. Слетелись как мухи на навозную кучу. Можно подумать, будто я в коровнике живу. Заглядывают во все углы и щели. Разве что калитку не облизывают. Хотя и до этого дело дойдет, не сомневайтесь.

Рита понимающе кивнула и присела на предложенный резной стул с высокой спинкой. Пока хозяйка хлопала дверцами буфета, заваривала чай и шуршала пакетами с печеньем, Рита огляделась.

Красивая люстра над головой, светильники на стенах, но миссис Коллинз жжет свечи. Округлое помещение имеет выход в сад. Но витражные окна дверей завешаны, кажется, простыней. Дорогие фарфоровые сервизы хранятся в серванте, но судя по слою пыли видно, из них давно не пили чай.

Бывшая супруга мэра расставила чашки, блюдца и пузатый чайник. Насыпала в вазочку леденцов и печенья.

– Сахару или молока?

– Нет-нет, спасибо, – отмахнулась Рита.

Женщина уселась напротив гостьи. Через секунду спохватилась, зажгла еще пару свечей и поставила по обеим сторонам стола.

– Из-за минувшего происшествия во всем доме совершенно вышла из строя система электричества, – сказала миссис Коллинз. – Газом я давно не пользуюсь. Да благо, свечи нашлись.

– Специалиста из электрической компании вызывать не хотите из-за… – Рита замялась.

Но хозяйке и не нужно было договаривать. Она кивнула и пригубила чай, придерживая чашку за донышко.

– Эти писаки из желтых газетенок уже трижды ломились ко мне под видом полицейских, сантехников и даже иностранцев, которые якобы ищут дом дальнего родственника. Жевал тут трубку, да видать, табаку насыпать забыл. А на полицейских у меня глаз намечен, вмиг отличу даже в штатской одежде.

Рита выдавила улыбку и потянулась за печеньем. Кажется, с миндальным вкусом.

– Вас, мисс Боунс, я бы тоже приняла за полицейского. Уж очень ваша осанка неестественная, – миссис Коллинз поставила чашку. – Вам в позвоночник будто кол вставили. Редкая женщина, прогуливаясь на каблуках, сохраняет спину ровной.

Рита усмехнулась. Она пригубила чай – смесь шалфея и шиповника приятно растекалась во рту.

– У меня хороший учитель, – ответила она.

– Ах, понимаю, – кивнула хозяйка. – Кассандра Темплтон знает, как преподать себя. Ей бы школу женского очарования открыть – отбоя не будет.

Затем перегнулась через стол и заговорщицким тоном спросила:

– На картах еще гадает?

Тут Рита и сама не выдержала, расхохоталась и кивнула.

– О, да, еще как. Вдобавок астрологией увлеклась, что-то говорит про Марс в четвертом доме и Луну в трине к Южному узлу.

Миссис Коллинз улыбнулась. Морщинки паутиной расползлись по скулам.

– Я всегда знала, что эта дама не пропадет.

Женщины помолчали секунду-другую. Рита мялась, не знала, как начать. В ее фантазиях разговор чуть ли не с порога уходил в нужную сторону. Но сейчас приходилось проявлять максимум гибкости и осторожности. Миссис Коллинз не из тех, кого можно разжалобить слезливыми историями или ностальгией о былом.

Казалось, экс-супруга мэра и не торопила гостью. Она бегала цепким взглядом по лицу Риты, локонам и остановилась на родинке над верхней губой.

– У Сесилии тоже была такая родинка и губы, как у маленькой девочки. Помню, как твой отец с ума сходил от нее. Плелся хвостом, где бы Сесилия ни появлялась. Говорил, мол, или я первым поцелую эту родинку, или застрелюсь. Горячий был человек, ох, – миссис Коллинз подперла щеку ладонью и любовалась Ритой, как бабушка внучкой, что успела повзрослеть на семь лет.

– Чем ты сейчас занимаешься? – сама того не осознавая, женщина перешла на «ты». – Сколько мы не виделись? Лет десять?

– Семь, если быть точнее, – ответила Рита.

– Боже, ты даже говоришь, как твой отец. Виктор был дотошный, как муравей, который строит муравейник. Все нюхал книжную пыль, выискивая истину среди миллиона буковок. Вспыхивал как спичка, найдя ответы, и тут же в задумчивости тер подбородок. Будто пробовал на зуб, а истинный ли это ответ или липа скороспелая.

– Да, – засмеялась Рита. – Именно так он и говорил. А еще «травить туфту», «свинячья петрушка» и «чепухистика».

– Да, – повторила хозяйка.

Рита опомнилась.

– Я окончила Лондонскую военную академию. Вчера был выпускной.

– И ты, конечно, в числе отличников?

– Да.

– Отец бы тобой гордился. Он всегда хотел, чтобы ты пошла по стезе науки. И как же тебя занесло в военное дело?

Чашка дзынькнула об блюдце.

– После смерти родителей я начала искать все, что можно было только найти о той катастрофе. Поезда просто так не сходят с рельс. Нынешние технологии слишком хороши, чтобы спихивать вину на человеческий фактор или Божью волю. Мне было трудно поверить в то, что их больше нет.

Слез не было. Рита давно их все выплакала. Но голос задрожал. И, кажется, это подействовало на хозяйку дома. Теплая морщинистая ладонь коснулась ее руки. Рита не стала отмахиваться.

– Понимаю, детка, – мягко сказала миссис Коллинз.

Пламя свечей дрожало, тени ходили по стенам кухни. Блики сияли на кайме фарфоровых чашек и пузатого чайника.

– Что и говорить, я сама такое испытала, когда Кристофер пропал, – миссис Коллинз отвела глаза и глубоко вздохнула. – Когда пожар охватил Лондон, началось сущее безумие. Все эти люди, которые называли себя интеллигенцией, джентльменами, сбивали с ног детей, ослабших стариков. Топтали тех, кто упал в общей суматохе. А женщины то и дело, что орали, да увешивались драгоценностями, желая спасти, как им казалось, самое ценное. Дети визжали. Помню, одна женщина неслась по лестнице, прижимая младенца к груди. Какой-то нахал толкнул ее и даже не обернулся. Женщина повалилась, разбила голову, а младенец так и лежал, укутанный в теплое одеяло и кричал, кричал. Тот нахал даже не обернулся.

Голос миссис Коллинз осип и дрогнул на последних словах. Рита почувствовала, как комок подступает к горлу. Чтобы не раскиснуть, она сжала кулаки. Ногти больно впились в ладони.

– Кристофер был замечательным мальчиком, уникальным, – тем же осипшим голосом продолжила миссис Коллинз. – Да что там, каждая мать считает своего ребенка уникальным. Но Кристофер, он был совсем другим. Умным не по годам. Боже, он в свои десять знал столько, сколько все эти английские прохиндеи, что сидят в правительстве, не знают и сейчас. Порой у меня голова шла кругом от его размышлений. Поистине необычный ребенок.

– Вы помните, как все случилось? – осторожно спросила Рита.

Миссис Коллинз кивнула, в глазах блестели слезы, подбородок дрожал.

– Мы тогда бежали вместе со всеми по Флит-стрит. Военные пригнали технику для эвакуации, но пробраться в задымленный центр города не могли. Тысячи жителей неслись как бизоны на водопой, не видя ничего, кроме спин друг друга. Слева полыхнуло, послышался звон битого стекла. Кто-то выпрыгнул из окна шестого этажа прямо в толпу. До сих пор в ушах стоит этот звук – шмяк! И нет больше человека.

Женщина глотнула холодный чай и поморщилась. Напиток стал горчить.

– А потом Кристофер выпустил мою руку и побежал прямо к горящему зданию. Что он там увидел? Почему кинулся туда – до сих пор не знаю. Кто-то успокаивал меня, мол, мальчик хотел спасти ребенка в коляске, кошку или собаку. Но я точно помню, что никого там не было. А Кристофер просто побежал в черные клубы дыма, как в этот момент обвалился балкон.

Рассказ оборвался. Плечи миссис Коллинз дрожали. Она закрыла ладонями лицо и всхлипнула. Через несколько мгновений выпила остатки чая и вытерла слезы.

– Эти воспоминания, – сказала она, – свежи в моей памяти, будто все случилось вчера. Ни одна мать не должна переживать смерть своего ребенка. Это сущее наказание. Все страдания мира меркнут перед ним.

Миссис Коллинз шмыгнула носом и спросила:

– Так что вы говорили насчет следствия?

– Следствие обнаружило некое послание – записку с меткой пострадавших…

– Патриотов, – кивнула женщина. – Я в курсе. Я ведь самолично обнаружила этот мятый листок. Но как это поможет найти Кристофера?

– Расскажите подробнее, что вы видели прошлой ночью? И как именно эта записка попала к вам?

– Я уже все рассказала, – голос миссис Коллинз похолодел. – У меня разболелась голова. Последние полгода меня мучает мигрени, знаешь ли. Обычно я не сплю до двух-трех часов ночи, но вчера мигрень меня бы в могилу свела, если бы не лекарство, что прописал доктор Уолш. Мигрень не прошла, но стало полегче. Я выпроводила прислугу, заперла все двери, а затем пошла спать. Через несколько минут весь дом озарила вспышка.

– Как от молнии?

– Нет, она была ярче тысячи молний. Я вышла из спальни, и тут на меня налетела эта штуковина. Разумеется, я опешила. Думала, летучая мышь пробралась в дом. А потом эта штука ударилась об дверь и свалилась мне под ноги. Из нее торчала мятая бумажка с меткой патриотов, – миссис Коллинз пытливо посмотрела на Риту. – Так при чем здесь мой Кристофер?

– Почему вы запираете двери? У вас было столько прислуги, но сейчас я не вижу ни одного постороннего человека, – Рита чувствовала, что обстановка накалялась, но другого шанса может и не представится.

Миссис Коллинз сжала губы и скрестила пальцы.

– Считаете, я из ума выжила?

– Нет-нет, миссис Коллинз, вы меня неправильно поняли.

– Вы такая же как они. Судачитесь, будто я выдумала сына себе в утешение, вам – на потеху.

Тон голоса стал ледяным. Рита не могла и слова вставить.

– По-вашему, я еще и смерть собственного ребенка нафантазировала? Хорошее такое занятие для обезумевшей старухи, правда?

– Миссис Коллинз, позвольте мне все объяснить, – Рита почувствовала себя беспомощной.

– Довольно с меня объяснений. Все только и делают, что ищут объяснения, но не моего мальчика. Я не для того плачу налоги государству, чтобы его служащие насмехались надо мной!

По спине Риты пробежал холодок. А в голове все звенело: «Дура, дура, нельзя было идти на таран!».

– Я вот, что вам скажу, – Тереза направила указательный палец на Риту. – Вы ничего не знаете. С детства живете как у Христа за пазухой. Не знаете ни нужды, ни боли, ни потерь. Вы и самой жизни не знаете. Молодая, красивая, умная. Но что с вами было бы не покровительство взрослых?

– Миссис Коллинз, вы не правы.

– Нет, это вы не правы, – ее глаза смотрели с озлобленным прищуром. – Вы. Ничего. Не знаете.

Рита вскочила, едва не пролив чай.

– Не лезьте в мою жизнь и жизнь Кристофера. Придет день, и он обязательно вернется. Вот увидите, он вернется, и все вы падете ниц перед ним. Перед тем, кто не сдался и не потерял надежду на спасение, – в уголках рта миссис Коллинз собралась пена. – Покиньте мой дом!

Рита готова сквозь землю провалиться. На ватных ногах она доплелась до калитки, возле которой топтался Каллен.

– Что такое? Что случилось? Ты что-то выяснила? – затараторил он.

– Не сейчас, Кэлл, не сейчас, – Рита направилась прочь.

Каллен побежал следом. Их провожали взглядами неудачно переодетые журналисты. Мужик с фотоаппаратом все щелкал, щелкал, щелкал.

– Я все провалила, – как одержимая бормотала Рита. – Я все провалила.

***

Когда замок клацнул, миссис Коллинз вернулась в кухню. Открыла дверцу буфета и выдвинула заднюю стенку. Достала оттуда рамку с фотопортретом. Десятилетний мальчик смотрел совсем взрослыми серьезными глазами. Веснушки усеяли его нос и щеки. Тонкие губы вытянулись ниточкой. Непропорционально маленькие, недоразвитые ноги вяло свисали со стула.

– Прости меня, мой мальчик, прости, – прошептала женщина. – Мы обязательно встретимся.

«Встретимся».