Читать книгу Сын менестреля. Грейси Линдсей - Арчибалд Кронин - Страница 10

Итак, сдав экзамен на бакалавра в области медицины и бакалавра в области хирургии, я принял на себя обязанности временного заместителя партнера, уехавшего на неопределенное время доктора Кинлоха, пожилого и всеми уважаемого врача общей практики в Уинтоне. И хотя я стремился совсем к другому и вовсе не собирался останавливаться на степени бакалавра, эта временная должность дала мне возможность оставаться рядом с мамой, а мой гонорар в сорок фунтов позволил ей бросить работу в трущобах и скинуть с плеч тяжкий груз, который она безропотно несла столько лет.

В следующий раз я заехал к миссис Фицджеральд уже не в качестве гостя, а для выполнения своих профессиональных обязанностей. Я был серьезно обеспокоен резким ухудшением состояния ее здоровья, и когда она позволила себя осмотреть, то сомнений в диагнозе у меня уже не оставалось. Острый стеноз митрального клапана, с частичной закупоркой коронарной артерии. Я уговорил миссис Фицджеральд пригласить для консультации доктора Кинлоха. Доктор подтвердил первоначальный диагноз, и хотя, выписывая назначения, он старался всячески ободрить пациентку, его прогноз оказался еще более мрачным: она должна соблюдать постельный режим до тех пор, пока не пройдут отеки. Но когда мы возвращались домой в его маленьком кабриолете, доктор Кинлох сказал:

– С таким сердцем она может уйти в любую минуту.

Мечтой всей ее жизни было увидеть своего возлюбленного сына рукоположенным в сан служителя Божьего. И вот сейчас надо было сообщить миссис Фицджеральд, что в ее теперешнем состоянии ей просто не доехать до Рима. Я был не в силах нанести ей столь сокрушительный удар, и моя мама, которая благодаря появившемуся у нее свободному времени могла навещать свою подругу каждый день, а кроме того, обладала изрядной толикой житейской мудрости, уговорила меня хотя бы месяц повременить с дурными вестями.

И вот случилось так, что мать Десмонда, однажды вечером легла спать, рисуя в голове яркие картины блестящего будущего сына, заснула и уж более не проснулась, а следовательно, не столкнулась с ужасной действительностью, полной отчаяния и разочарования. Она ушла из жизни с миром и не чувствуя боли.

Десмонд, которого немедленно известили телеграммой, приехал за день до похорон. Он был печален, но вел себя сдержанно, без аффектированных проявлений скорби, которых можно было от него ожидать. Я заметил, насколько он изменился. Пять лет учебы в семинарии не прошли для него бесследно, научив хладнокровию и выдержке. Моя мама резюмировала это следующим образом: «Десмонд наконец повзрослел».

Даже стоя у края свежевырытой могилы, он держался очень хорошо, хотя по его щекам все же текли слезы, и слезы горькие. Поскольку из семинарии его отпустили всего на три дня, сразу же после похорон он встретился с адвокатом. Ежегодная рента прекратила свое существование одновременно с миссис Фицджеральд, которая, однако, сумела сберечь для Десмонда более трех тысяч фунтов. Кроме того, он должен был получить деньги от переуступки прав на аренду дома. Многие вещи из ее прекрасного гардероба, включая меховое манто и новенький с иголочки костюм, несомненно предназначавшиеся для церемонии рукоположения, она завещала моей маме, как и некоторые наиболее ценные предметы обстановки, – драгоценные дары, вызвавшие слезы на глазах у их получательницы. И хотя лично я ни на что не рассчитывал, миссис Фицджеральд завещала мне сто фунтов.

Поезд Десмонда отходил только в полночь, а потому сразу после вечернего приема больных я пришел к своему старому другу, и мы молча сидели в притихшем доме, чувствуя такую близость, будто и не расставались вовсе.

И вполне естественно, что Десмонд снова заговорил о матери, хотя в конце разговора не смог удержаться от того, чтобы не изречь банальной истины:

– Скажи, разве не удивительно, сколько хорошего может сделать мужчине хорошая женщина?

– И сколько плохого, причем очень плохого тоже. Оглянись, кругом полным-полно таких.

– Алек, ты у нас реалист, – улыбнулся Десмонд. – Степень ты уже получил. Что собираешься делать теперь?

Я объяснил ему, что это всего лишь первая ступень и я собираюсь писать докторскую диссертацию, а потом попытаюсь получить звание члена Королевского колледжа врачей.

– Впрочем, задачка не каждому по зубам. Дело чрезвычайно непростое.

– Алек, ты непременно справишься.

– Десмонд, а как ты представляешь себе свое будущее?

– Не так ясно, как твое. Буквально через несколько недель меня посвятят в духовный сан, а поскольку начальство не всегда было мной довольно, то у меня нехорошее предчувствие, что в наказание мне дадут самый захудалый приход, скорее всего, в Ирландии, где я родился.

– Но тебя подобная перспектива не устраивает.

– Не устраивает, хотя это может пойти мне на пользу. Мои взгляды немало изменились, в частности, благодаря трогательной заботе добрейшего отца Хакетта. – И, поймав мой удивленный взгляд, он продолжил: – Алек, этот Хакетт – чрезвычайно странный парень. Ведь поначалу я всеми печенками его ненавидел, а он в свою очередь всячески демонстрировал мне свою неприязнь. Я считал его грубияном и садистом. Но на самом деле он просто фанатик. Он одержим идеей миссионерства. Он хотел бы вместе с выпускниками возглавляемой им семинарии нести слово Божье дикарям. Я считал его помешанным. Но теперь уже нет. Он напоминает мне одного из апостолов – возможно, Павла. И теперь я люблю и уважаю его. На самом деле он меня покорил.

– Ты что, видишь себя вторым святым Патриком?

– Не смейся, Алек! – вспыхнул Десмонд. – Нам не дано знать, что ждет нас впереди. Ведь и ты можешь ни с того ни с сего бросить медицину и сделаться писателем. А я в один прекрасный день могу отойти в мир иной где-нибудь в тропических джунглях. – При этих словах я не выдержал и громко расхохотался, а Десмонд тут же ко мне присоединился, но потом, снова став серьезным, продолжил: – Так или иначе, теперь я понимаю и уважаю Хакетта и хочу отплатить ему добром за добро. В Риме должен состояться конкурс под эгидой Римского музыкального общества при поддержке Ватикана с участием молодых, недавно рукоположенных священников или послушников, которых должны посвятить в духовный сан. Основная идея конкурса – поощрять использование вокальных данных во время пения мессы, литании и так далее. Воистину благородная идея и название носит не менее благородное – Золотой потир. И отец Хакетт хочет, чтобы я поборолся за приз. – И после непродолжительной паузы Десмонд добавил: – Мы ведь совсем небольшая семинария в Торрихосе, причем страдающая комплексом неполноценности и значительно менее известная, чем наша соперница в Вальядолиде. Какой душевный подъем это даст и какую известность позволит приобрести, если нам, конечно, удастся выставить приз – Золотой потир – в центральном окне.

– И когда состоится сие счастливое событие?

– В следующем июне. Так что сначала придется подсчитывать очки соперников, а Италия богата на молодых теноров, выступающих на сцене перед группой экспертов из мирян и священнослужителей, а затем – изливать душу в песне перед публикой в зале.

– Десмонд, ты обязательно победишь, причем легко. Давай поспорим!

– Если учесть, что меня вот-вот должны рукоположить, я не имею права жертвовать медяки в пользу очень славного, но хитрого шотландца, – улыбнулся Десмонд и посмотрел на часы. – А теперь, боюсь, нам пора. Давай пройдемся пешком до Центрального вокзала.

Когда мы в последний раз обошли дом, Десмонд поднял чемодан и, грустно потоптавшись на пороге, закрыл дверь на замок со словами:

– Это замок Чабба. У агента есть ключ. – По дороге на вокзал он взял меня под руку. – Алек, извини, что задержал тебя допоздна.

– Я привык работать допоздна, даже далеко за полночь. Позволь, я возьму твой чемодан.

Но Десмонд только головой покачал:

– Нет, сейчас я сам должен нести свою ношу. Послушай, Алек, можно задать тебе медицинский вопрос?

– Конечно. – Я был заинтригован, но никак не ожидал услышать такого.

– Только не удивляйся и ответь мне серьезно. Скажи, если человеческую руку отсечь в области запястья, она рано или поздно разложится?

– Несомненно. Через неделю она начнет невыносимо вонять, разлагаться, размягчаться и, наконец, гнить, затем кости пясти отделятся от запястья и со временем распадутся на отдельные фрагменты.

– Спасибо, Алек. Большое тебе спасибо.

Больше за всю дорогу мы не проронили ни слова и очень скоро оказались на Центральном вокзале. Я проводил его до купе третьего класса.

– Не стоит ждать отправления поезда, дорогой Алек. Ненавижу долгие проводы. Кроме того, я знаю, более того, абсолютно уверен, что в один прекрасный день мы с тобой снова будем вместе.

Мы обменялись рукопожатием, я резко повернулся и быстрым шагом зашагал прочь. Я надеялся, что он прав и в один прекрасный день наши пути снова пересекутся. А еще я надеялся, что последний трамвай до Вестерн-роуд еще не ушел.

Шесть недель спустя Десмонда посвятили в духовный сан и, оправдав его самые дурные предчувствия, официально уведомили его, что ему надлежит отправиться в церковь Святой Терезы в сельском приходе Килбаррак, на юге Ирландии. Но еще до того произошло много важных событий. Хотя об этом теперь расскажет уже сам Десмонд.