Читать книгу Жизнь между схватками - Артемий Гвазава - Страница 10

Проснувшись утром, я очень обрадовалась, что жива и невредима. Позавтракав, мы поехали покупать билет на ближайший вечерний поезд до Питера, а потом Ксюха в роли курьера отправилась сообщить бабуле, что я еду с ней в Питер торговать на рынке. Бабуля меня заочно благословила на дорогу, и тогда я полностью уверилась в успехе моего предприятия.

Летом поезда на Питер всегда битком набиты народом. Всю ночь мы с Ксюхой тряслись в плацкарте около туалета, но уснуть я не могла – то ли оттого, что все время хлопали дверью в тамбур желающие покурить или просто сходить в туалет, то ли оттого, что мне не давали покоя мысли. Умом я понимала, что еду в элитный бордель работать валютной проституткой, но мне все-таки не верилось…

«По крайней мере, – утешала я себя, – мне там не придется бояться и оборачиваться в страхе, что Игорек меня найдет и выкинет в канаву за трассу… Но как я все-таки справлюсь одна в таком большом и чужом мне городе, без друзей и родных? Как возьмут меня на работу без паспорта, ведь шестнадцать лет мне исполнится только осенью?..»

Размышляя об этом, я незаметно задремала…

Вдруг наш поезд остановился. Я резко подскочила и, едва продрав глаза, услышала звонкий голос проводницы: «Санкт-Петербург!».

Ксюшка тоже проснулась, и мы собрались на выход.

На платформе пахнуло свежим прохладным летним воздухом. Издалека синими большими буквами мерцала светящаяся надпись – «Московский вокзал». Ксюха шла по перрону первая, я – за ней.

– Не отставай, блин, Бабкина, а то еще потеряешься! – рявкнула она, заметив, что я оглядываюсь по сторонам, изучая местность. – Давай топай за мной в темпе!

Шли мы недолго, пятнадцать минут максимум, шли дворами по Старо-Невскому.

Попав в исторический центр Северной столицы, я как будто забыла, куда и зачем иду. На секунду вдруг показалось, что мы в Чикаго. Этот город я когда-то видела на маленьком телевизионном экране в одном кинофильме.

Быстро добравшись до одного из старинных зданий, мы нырнули в огромную арку и, зайдя в подъезд, или, как потом я узнала, в парадную, (для нас, провинциалов, это подъезд, а для них, столичных сволочей, оказывается, парадная), стали подниматься по лестнице.

И тут я обалдела напрочь! Меня удивило, что зажегся свет, ведь в наших подъездах лампочек не было никогда: их выкручивали жильцы, используя в личных целях; а полы в наших подъездах использовались исключительно в целях туалетных. На огромном окне с невыбитыми стеклами висели шторы, и всю эту картину завершали цветы, которые красовались прямо на подоконнике.

Поднявшись на второй этаж, я почувствовала запах дыма. Оксана, по кличке Медведек, открыла нам двери, и на нас повалил дым. Я испугалась. Тогда Оксана показалась мне довольно симпатичной и уже очень опытной женщиной. Она была немного пьяненькая.

– Привет, девчонки! – ласково поприветствовала она нас. – Меня Оксаной зовут!

– Что тут произошло? – поинтересовалась Ксюха.

– Да, как всегда: Малек уснул с сигаретой в руке в говно пьяный. Вот одеяло и загорелось.

– Блин, эти финские одеяла быстро горят и мгновенно тлеют, а дыму – не пойми с чего, – прокомментировала Ксюха.

А я стояла себе, блаженно улыбаясь, как дурочка, и наслаждалась их такой мирной беседой.

От этих слов повеяло теплом и уютом. После Торжка и Игоря с трассы задымленная хата, несмотря на шмон и неудобства, показалась мне раем.

Но, тем не менее, я была немного ошарашена общей обстановкой в квартире. На кухне кто-то что-то мыл, туалет и ванная были почему-то одновременно заняты, а дверь в комнату, где произошел пожар, слегка приоткрыта.

Одним глазком заглянув туда, я увидела такую картину: у окна на матрасе валялся пьяный мужик – наверное, Малек, а вдоль стены до самой двери стояли деревянные кровати, в каждой из которых кто-то спал. Ну прямо как в пионерском лагере! С другого конца коридора дверь во вторую комнату была закрыта. Оксана грозно произнесла:

– Не вздумайте в большую комнату заходить: там пьяный Танюхан спит. Упаси Господи, разбудите его – так он нам всем тут просраться даст!

Я лично после таких предупреждений сразу напряглась, да так, что мурашки по телу пробежали. Все двери были закрыты, ничего нам не оставалось, как только усесться на собственные сумки в коридоре. Посмотрев на меня, Ксюха прошептала в полумраке: «Будем спать здесь, в коридоре».

Но только мы закрыли глаза, как дверь на кухню распахнулась, и оттуда на нас ярко, как прожектор, засветила лампа. В проеме кухни появилась молодая и очень стройная, как статуэтка, девушка. Увидев нас, сидящих на сумках, она громко рассмеялась:

– Что вы тут как на вокзале расселись?! Идите на кухню, чайку попьем, я как раз закончила уборку.

Мы встали и вяло поплелись за ней. Ксюха между тем успела мне шепнуть:

– Это Наташка Лыська, наркоту принимает, а потом сутками все стены, потолки и рамы моет. Делать-то ей нечего, а энергии от кокса хоть отбавляй. Но нам не мешает. А так, в общем, она нормальная, – добавила Ксюха.

Я тихонько спросила ее:

– А почему Лыська?

– Да лысая она. Парик на ней надет, не видишь, что ли?

– Незаметно как-то, как будто настоящие, – удивилась я. – А что, у нее от наркоты все волосы выпали?

– Да нет. Вела себя плохо. Вот ее хозяйка налысо-то и побрила.

Я в ту же секунду представила себе злую бабу-ягу, да такую страшную, как вся моя жизнь, а вместо метлы у нее – бритвенный станок.

Зайдя на кухню, мы принялись за чаепитие. Кухня выглядела для борделя слишком чистой и уютной. Она прямо вся сияла на фоне коридорного дыма и гари, как белая ворона в стае черных грачей. Тогда Ксюха и похвалила Лыську:

– Эх, Наталья! Молодец! Ты прямо как ремонт сделала. Удовольствие одно здесь сидеть.

Это точно, для нас удовольствие было двойное. Чай после путешествия показался мне самым вкусным и сытным в мире! Пока я потягивала чаек, Лыська внимательно рассматривала меня оценивающим взглядом, только не как человека, а как кусок мяса на рынке:

– Ну что, Ксюха, свежее мясо подвезла нам? Не слишком ли молодая? Ей восемнадцать-то есть?

Я молча кивнула в ответ.

– Есть-есть, – подтвердила Ксюха.

Лыська, подозрительно и ехидно прищурив левый глаз, ухмыльнулась:

– Нет, Ирен не возьмет малолетку. Опасно. Не те нынче времена!

У меня как-то резко в голову ударила кровь, я даже вспотела от напряжения. «А что, если меня хозяйка не оставит? Что тогда действительно со мной станет? Куда мне идти, чем заняться? Назад точно нельзя. Назад дороги нет! Казак найдет, ноги выдернет и в канаве, на хрен, закопает. Он зря слов на ветер не бросает! Я это точно знаю».

К тому времени тот, кто был в душе, уже отправился на работу, а тот, кто спал, проснулся и пошел в душ. Так для меня освободилась койка. Я тотчас же вырубилась, и мне приснился чудесный сон, похожий на видение.

…Я иду по Питеру, вся такая расфуфыренная, красивая, в натуральной норковой шубе и в кожаных сапогах-ботфортах, подхожу к собственной машине красного цвета, сажусь в нее с чувством великого удовлетворения, что я не какая-нибудь плечевая шлюшка, а как в том кино про интердевочку – настоящая валютная проститутка! Потом я сижу в крутом баре и разговариваю со всеми иностранцами, а за мной вереницей уже выстроилась очередь богатых солидных дяденек в дорогих костюмах и с пачками долларов в руках. Интересно было и то, что с немцами я говорю по-немецки, с финнами – по-фински, с японцами – по-японски. И все меня понимают и зазывают к себе в роскошные номера пятизвездочных отелей. А я еще и выбираю, с кем мне пойти, а кому отказать.

Проснувшись, я была горько разочарована, что в моей жизни все не так быстро происходит, а придется, по крайней мере, еще многое пережить, прежде чем я дойду до желанной цели. К тому же, вопрос о моем пребывании в «конторе» пока висел в воздухе.

Но после такого сказочного сна предчувствие дарило надежду, и меня радовало уже только то, что я лежу в «конторе», а не бегаю в дождь и слякоть по трассе. Я подумала, что хозяйка – она все-таки женщина – сжалится надо мной и не выкинет на улицу, а оставит работать, и я, в свою очередь, не подведу ее и буду изо всех сил стараться ей в благодарность.

Так я и витала в своих мыслях, в полудреме, пока меня по плечу не похлопали чьи-то огромные прохладные руки.

– Хелоу, рашн! – громким голосом заявил о себе какой-то интурист.

А Ксюха почти хором с ним расхохоталась:

– Ленусь, хватит спать, пойдем пройдемся по городу. В пышечную сходим, позавтракаем. Места тебе покажу, чтоб ты тут все знала.

Но, пока я слушала ее, мой взгляд был устремлен на разбудившего меня незнакомца. Передо мной стоял высокий, могучего телосложения мужчина, лицо его светилось добротой, он очень мило улыбался во весь рот. Однако одет он был, как настоящий бандит. На нем отлично сидел малиновый пиджак с золотистыми пуговками, на носу – очки в тигровой оправе с черными стеклами, так что глаз его не было видно.

Он протягивал мне свою огромную ручищу и что-то нескладно лопотал на иностранном наречии… Но из этого всего я поняла только одно слово – «Танюша». Я в ответ осторожно протянула ему свою руку и, стеснительно улыбаясь, выдавила из себя тихонько:

– Лена.

Ксюха звонко рассмеялась и сказала:

– Да не бойся ты его, он хороший. Это наш Танюхан. Он только пьяный беспокойный и шумный, нудный слегка, чем нас ужасно иногда бесит. Ну а когда трезвый, то значительно добрей и интересней.

Я ей тогда сразу почему-то поверила. Он был именно такой! И мне впоследствии не раз пришлось в этом убедиться.

Затем «Танюша» (его финское имя – Танэ, просто девочкам трудно его было так величать, вот они и придумали ему созвучную кликуху) присел рядом и принялся болтать со мной по-фински, как будто был убежден, что я его понимаю. Наверное, я должна была ему отвечать по-русски, как в фильме «Особенности национальной охоты», но я сидела, открыв рот, и смотрела на него, не понимая ни единого слова, чувствуя себя инопланетянкой рядом с ним, хотя и была на своей родной Российской земле.

Я его все разглядывала тогда, наслаждалась его запахом, и думала: «Какой он странный и необычный человек. И зачем он все это говорит, ведь я ничего не понимаю?». Но мне было бесконечно приятно находиться рядом с ним: он так отличался от всех, кого я когда-либо знала! Я бы вот так и сидела рядом с ним целую вечность, ничего не понимая, но ощущая спокойствие души! Этот человек излучал какой-то неописуемый теплый свет…

Вдруг Ксюха схватила меня за руку и увлекла за собой, рыкнув сквозь зубы:

– Двигаемся к входной двери!

Я быстренько забежала в туалет, ополоснув лицо холодной водой, и, не найдя полотенца, вытерлась рукавом собственной кофты.

Выйдя из двора, мы с Ксюхой прошли немного по переулку и, свернув налево, направились к светофору. Перед моими глазами во всей своей красе раскинулся Старо-Невский проспект: величественные здания, непривычные моему глазу, от которых веяло стариной… Во всем чувствовалось дыхание истории!

Огромное количество иномарок пролетало на большой скорости по дороге мимо меня… Я чувствовала, будто попала на какие-то аттракционы. И еще удивляло меня то, что повсюду расползались люди, как муравьи, они все куда-то торопились. Весь город был охвачен будничной суетой…

Ксюха оторвала меня от размышлений, указывая рукой налево:

– А там – Новый Невский проспект.

Я так и сияла вся оттого, что стою на самом Невском, влюбившись в него с первого взгляда. Мне казалось, что я здесь уже давно жила, просто уехала ненадолго.

И тут загорелся зеленый свет. Мы в бешеном темпе со всеми людьми ринулись переходить дорогу. После я увидела Пышечную. С улицы она выглядела неважно – была похожа на какую-то столовую.

Но когда мы зашли, запах оказался многообещающим. Таких вкусных пышечек с заварным кофе я не пробовала ни разу в своей жизни! До сих пор я вспоминаю этот вкус тающей во рту выпечки. Даже торговка в кафетерии, сама как пышечка, запечатлелась в моей памяти на всю жизнь. Это была колоритная полная женщина в советском поварском чепце, из-под которого едва виднелись ее огненно-рыжие волосы, убранные в высокую прическу, такую же пышную, как она сама.

Сотни раз после этого я завтракала в этом месте. Кто только не стоял напротив меня за одним столиком! И кто бы мог предположить, что в это самое время на расстоянии нескольких сантиметров передо мной сидели люди из моего будущего – те люди, с которыми меня сведет судьба много позже. Они так же чавкали, с удовольствием пили и ели, думали о предстоящих делах и не подозревали, что через, может быть, не один десяток лет они в моем доме будут праздновать крестины моих детей, мои свадьбы и дни рождения, уже за одним большим столом, что они станут родными мне, а я – им!

В двух шагах от этой пышечной находилось музыкальное училище и театральный институт. Оттуда валом шли студенты перекусить во время обеда, как раз когда мы, ночные пташки, только начинали завтракать.

Помню одного высокого, худощавого рыжеволосого парня со скрипкой. Видимо, он был все время голодный, так как всякий раз быстро съедал полную тарелку пышек. Я еще думала: «Наверное, это скрипка забирает столько энергии: вон как уплетает за обе щеки…»

Тогда я и не подозревала, что судьбы наши соприкоснутся спустя годы…

Когда мы насытились и вышли из пышечной, Ксюха важно заявила:

– Пошли, я тебе обменник покажу.

Я, честно говоря, даже не поняла, что это такое, и спросила:

– А что это? Зачем?

– Ну ты что, дура, что ли? А где ты валюту-то будешь менять? В обменнике, конечно! Поэтому иди, смотри и запоминай! Вот, смотри, – указала она на вывеску на углу какого-то старинного дома, к которому мы уже успели подойти, – мы и пришли. Видишь надпись большими буквами: «Обменный пункт»? Будешь менять только здесь.

– Ты сама, что ли дура? Как я тебе валюту-то менять буду без паспорта? Мне ж еще шестнадцати нет.

– Дорогуша, не ссы. Тут все схвачено, за все заплачено, тут наши люди сидят, и они прекрасно знают, кто ты такая и откуда у тебя финские марки, хотя, впрочем, можешь и с долларами приходить. Им все равно, только улыбаться не забывай.

И тогда мне в Питере еще больше понравилось! «Никуда я отсюда не уеду, останусь жить здесь во что бы то ни стало!» – настраивала я себя, опасаясь, что меня все-таки отправят обратно в Торжок за неимением надлежащих документов.

Ксюха предложила мне пройтись по городу до захода солнца. Вся жизнь в «конторе» начиналась с восьми вечера, когда подъезжала сама Ирен – хозяйка борделя, а днем там было сонное царство. Мы гуляли по Таврическому саду, потом прошли и мимо Невского Паласа, который в то время охранял один из моих будущих мужей…

Тем временем, солнце все уходило незаметно за горизонт, и мы потихоньку поплелись обратно. Ксюха нервничала:

– Давай уже, пошли. Ирен скоро придет! – сухо и напряженно поторапливала она меня.

Я сильно нервничала, но с гордо поднятой головой шла за Ксюхой, а внутри постоянно твердила себе: «Все будет хорошо, все будет хорошо, я не имею права вернуться назад, меня обязательно возьмут!».

Однако когда мы уже поднимались по лестнице, адреналин дал о себе знать, ноги стали ватными, и в голову ударила кровь, но вид оставался по-прежнему уверенный.

Зайдя в контору, я, конечно, уже ожидала встретить ту самую бабу-ягу, но увидела настоящую ведьму из преисподней!

Женщина, сидящая на кухне у окна, произвела на меня очень яркое впечатление. Я сразу поняла, что это Ирен. Сорокалетняя сутенерша обладала поистине инфернальной, магической внешностью. У нее были длинные, черные, как смоль, ухоженные волосы, белоснежная кожа, алые губы, правильные черты лица, словно с полотен итальянских художников, только один глаз заплывший…

Ирен была не только одноглазая – в ней на фоне всей этой брутальной сияющей красоты жило еще и выдающееся безобразие. Она была толстая, как пивная бочка: сквозь шикарное платье от «Шанель» виднелись висящие жирные бока, под глазами висели мешки, дряблые толстые щеки обрамляли ее дьявольски великолепное лицо. Мне показалось, что я попала в преисподнюю, а этот круг ада под названием «прелюбодеи» охраняла Ирен – живое воплощение порока со всех сторон.

Заговорив хриплым низким голосом, она открыла новые грани своего образа:

– Ну что, куренка? Как зовут-то тебя?

Да уж, голос ее оказался колоритней внешности. От алкоголя и курения он приобрел мужские интонации. Казалось, со мной говорит подзаборный алкаш! На секунду я начала сомневаться: точно ли это женщина, натуральные ли у нее груди – или это большие дыни? И тут она снова пробасила:

– Подойди ко мне поближе…

Я встала как вкопанная. От навалившихся на меня впечатлений и от страха меня словно парализовало на месте, и тут Ксюха подтолкнула меня сзади, прошептав из-за спины:

– Иди, тебя зовут. Чего встала?

Я вдруг очнулась и смело сделала шаг вперед, а Ирен посмотрела на меня оценивающе одним глазом и протянула:

– Нда— а… – и опустила взгляд.

Пока продолжалась эта тяжелая пауза, в течение которой мне должны были вынести приговор, я чуть не потеряла сознание, по всему телу стекал пот, голова кружилась от стресса.

Ирен снова подняла на меня глаз и повторила:

– Ну что, куренка, а зовут-то тебя как?

– Я Лена, и пися у меня по колено! – сказала я для уверенности, залихватски применив шутку Хохла. – Готова работать на вас, не покладая рук, обещаю, я вас не подведу! Честное пионерское!