Читать книгу Планета – надежда. Фантастическая квинтоль о добре и зле - Борис Алексеев - Страница 13

Закончилась Вторая мировая война. В городок вернулись искалеченные войной горожане. И это называется нейтралитет! Впрочем, если бы не наш славный каудильо Франсиско Франко, всё могло оказаться гораздо хуже, и мы бы с этим прохвостом Гитлером вляпались в дерьмо по самое не могу.

Тае исполнилось семнадцать лет! Красотой лица и лёгким благородным станом она вышла в бабку. Наблюдая это семнадцатилетнее сокровище, я позволял своему сердцу изредка погружаться в омут молодости. Мне чудилось, что рядом вновь гарцует несравненная Катрин, и мы бежим вдоль набережной наперегонки. А где-то впереди огромное белое солнце размечает нашу «беговую дорожку» жаркими полуденными лучами!

Всю зиму у меня болела спина. Годы брали своё, а я наблюдал с беспечным равнодушием, как они вступают в «свои имущественные права».

В один из дней за завтраком Тая обратилась ко мне:

– Дед, ты себя запускаешь. Я купила абонемент в бассейн с подогретой морской водой. Как раз для тебя.

Она передала мне маленькую синюю карточку, на которой значилось TALASIA bono piscinas». Я повертел карточку в руке и спросил:

– Когда?

– А когда хочешь. Знаешь, дед, иди прямо сейчас!

– А что, пойду, пожалуй! – усмехнулся я и вышел из-за стола, поцеловав и поблагодарив Таю за заботу.

Почтенный человек моего возраста никогда не делает ничего сразу. Нажитая мудрость побуждает его перед началом всякого действия анализировать многие обстоятельства, которые обычно скрыты от близорукой молодости. Старый человек не гонится за новизной. Для него новое – это, как правило, вариация на тему уже известного старого. Настоящее новое для такого великовозрастного чудака – ярчайшая редкость. Старик консервативен. Он знает, что не успеет в оставшееся время жизни применить незнакомое событие, и оттого к новизне относится, как к театральному действию, удобно располагаясь в ложе для почётного зрителя. На предложение снизойти до фарса и поиграть на сцене вместе с молодыми комедиантами он, как правило, отвечает вежливым отказом. И ещё. Человек моего возраста смотрит на сверкающий сиюминутный мир, но видит в нём только то прошлое, где случились главные события его жизни.

Поэтому очень нескоро я отправился греть кости в бассейн с тёплой морской водой, выстроенный недавно на краю города, недалеко от набережной Сан-Педро. Закончив массажные процедуры, я вышел из раздевалки в длинный извилистый коридор, ведущий в вестибюль бассейна. Этот коридор напомнил мне заброшенный узкий каньон на египетском побережье, в котором я оказался лет двадцать назад. Помню, прогулка по гулкому океаническому дну тогда чуть не стоила мне жизни.

Вдруг я услышал глухой незнакомый голос: «Ты стар, Мне нужен другой. Он рядом!»

Я обернулся. В пяти-шести метрах от меня шёл, вернее, крался, как кошка, молодой парень лет двадцати.

«Вот оно что…»

Мне захотелось устыдить парня и прогнать его от себя, пока не случилось непоправимое. Но в этот миг я ощутил прилив недюжинных физических сил. Слова, готовые сорваться с языка, замерли. Я выпрямился, покорно «подцепил парня на буксир» и повёл к пристани.

Проходя мимо собственного дома, я обернулся и посмотрел вверх. Милая Тая весело махала мне с балкона красным шарфом. Тем самым шарфом Катрин. Необычайно сильно кольнуло под сердцем. Кольнуло по-настоящему, в дюйме от смерти. Да, некая сила требует передать эстафетную палочку молодому и сильному организму.

Как дымок сигареты, проплыла и растаяла в сумраке коридора вереница улыбающихся лиц – Катрин, дон Гомес, донна Риарио, Мари, Альберто… Неужели история обязательного жертвоприношения во имя «продолжения жизни» повторяется? Неужели всесилен этот магический Дарвин, определивший факт биологической репродукции высшей человеческой ценностью?

– Слушайте, Дарвин! – гулко, как эхо, прокричала моя старушка-совесть: – Да, я не хочу умирать. Но вторгаться в жизнь другого человека во имя продолжения собственной, вторгаться, как кукушка в чужое гнездо, я тоже не хочу! Слышите, не хо-чу!..

…Мы подошли к пирсу. Через минуту причалила та самая яхта. Я узнал капитана, рыжего верзилу матроса, Вассу, Филиппа. Они выглядели всё так же, будто их не коснулись шестьдесят лет, прошедшие с нашей последней встречи.

– Господин Огюст, прошу на яхту! – торжественно сказал кэп.

Я перешёл на палубу.

– А ты что? – спросил матрос паренька, следовавшего за мной.

Парень занёс ногу, размышляя, как бы половчее перепрыгнуть через швартовый канат.

– Господин Огюст, изволите подать ужин? – спросил улыбающийся до ушей рыжий верзила.

Не слушая его, я обернулся и рукой остановил роковой акробатический этюд: