Читать книгу Меч Ронина - Диана Удовиченко - Страница 4

Старуха была мощна – в несколько раз сильнее среднего мужчины. Ее жертвами за последнюю неделю стали шесть женщин на сносях и трое мужчин, которые попытались отомстить за своих жен. Онибаба питалась исключительно печенью беременных – у японских монстров вообще извращенные вкусы, как заметил уже Дан.

Жители деревни Амацу, возле которой обосновалась ведьма, были счастливы, когда к ним явился ронин, и тут же наняли его за два моммэ[8]. Это было немного, но нищая деревня и столько с трудом собрала, а у Дана не имелось выбора.

Он стоял справа от входа в пещеру, вжимаясь в камень горы. Онибаба обладала острым нюхом и чутьем зверя. Перед тем как отправиться убивать ведьму, Дан натерся пахучими травами, чтобы отбить человеческий запах. Сейчас он ждал, когда мимо пещеры пройдет беременная женщина, выполнявшая роль приманки. Ему самому эта ситуация напомнила Равенсбург и несчастную белокурую Ирму, на которую, как на живца, ловили вервольфа. Тогда зверя поймать не удалось, девушка погибла зря. Сегодня он был твердо намерен сохранить крестьянке жизнь. Дан предлагал переодеть в женщину какого-нибудь молодого парнишку, изобразить живот из тряпья да запустить прогуливаться мимо пещеры. Но Карасу пояснил, что на беременных у Онибабы особое чутье, обмануть ее не получится. Пришлось рисковать.

Закатное солнце окрашивало горизонт в тревожный алый цвет: Дан вышел к пещере ближе к сумеркам. При солнце Онибаба охотилась редко, а ночью у ведьмы было бы слишком большое преимущество.

На тропе, ведущей в деревню, показалась женщина. Она шла медленно, поддерживая тяжелый живот – была уже на сносях. Крестьянка спотыкалась почти на каждом шагу – Дан отлично понимал ее страх.

Карасу, сидевший у него на плече, чувствительно долбанул клювом по затылку, призывая к вниманию: из пещеры высунулась уродливая седая голова. Онибаба почуяла запах дичи, водила длинным носом, радостно скалилась. Женщина поравнялась с пещерой, и ведьма рванулась к несчастной.

Карасу поднялся в воздух. Дан прыгнул Онибабе наперерез, вытягивая катану. Оказавшись между старухой и крестьянкой, взмахнул мечом, собираясь одним ударом снести ведьме голову. Онибаба стремительно пригнулась, лезвие катаны просвистело над ее макушкой. Ведьма двигалась настолько быстро, что человеческому глазу трудно было уследить за нею. Она упала, опираясь на руки, покатилась по земле, вскочила с ловкостью опытного бойца и пошла на Дана. Он выставил меч перед собой, двинулся по кругу, делая обманные выпады. Старуха ничуть не испугалась, не попыталась даже маневрировать. Побежала прямо к противнику – обнаженная по пояс, как борец, жилистая, такая тощая, что сквозь кожу проступали кости.

Добравшись до ронина, Онибаба взмахнула длинной костлявой рукой, будто сметая с пути досадную помеху. Удар был такой силы, что Дана швырнуло об землю. Он не успел опомниться, как ведьма прыгнула ему на грудь, придавила всей тяжестью, схватила за горло – она была невероятно сильна. Дан высвободил руку, врезал в челюсть – Онибаба лишь помотала седой башкой и крепче стиснула когтистые пальцы. В глазах помутнело. Ведьма склонилась ниже, восседая на ронине в позе наездницы. Она весело хихикала. Перед лицом Дана тряслись мешочки дряблой кожи, когда-то бывшие грудями Онибабы. Очень не хотелось, чтобы это зрелище стало последним в жизни. Дан вцепился в пальцы ведьмы и попытался их разжать.

Внезапно хватка ослабла, а потом и вовсе исчезла. Кто-то стащил с его груди цепкую старуху. Откашливаясь, хватая ртом воздух, Дан встал на четвереньки. У Онибабы появился новый противник – огромный мужик в цветастом косодэ, краснолицый, с длинным, словно у Буратино, носом. За спиной его хлопали синие крылья, но на ангела он нисколько не походил. В руках здоровяк сжимал окованные железом веера. С удивительной для тучного тела грацией он раскачивался перед ведьмой, будто исполняя ритуальный танец. Веера трепетали, краснолицый ехидно ухмылялся, Онибаба выглядела растерянной. Она пыталась ухватить мужика, но тот неуловимым, плавным и одновременно стремительным движением все время уходил в сторону.

Очередной взмах веера перед лицом старухи закрыл ей видимость, загородил Дана. Тот подхватил катану, вскочил, размахнулся – на этот раз удар достиг цели. Седая голова покатилась по тропе, тело сделало еще несколько шагов и свалилось на землю, заскребло руками и ногами.

Краснолицый съежился, сделался меньше, свернулся в невразумительный клубок, который заиграл разными красками, потом начал чернеть. Человеческое тело теряло очертания, размывалось, съеживалось, превращаясь в нечто иное. Вскоре на месте мужика сидел Карасу.

– Может быть, тебе стоит заменить катану на сямисэн, Акира? – саркастически осведомился он. – Ты орудуешь мечом с такой же силой и скоростью, как делала бы это девица из хорошей семьи.

Дан смиренно поблагодарил тэнгу за помощь, но тот не сжалился, продолжал выдавать замечания, одно ехиднее другого. Подытожил:

– Следует усилить тренировки, Акира. Не понимаю, откуда у меня, величайшего сэнсэя, взялся такой нерадивый ученик.

Дан лишь поклонился: когда дело касалось искусства мечника, тэнгу становился безжалостным и нетерпимым.

– Теперь идем получать плату за сохраненные жизни, – смягчился Карасу. – Крестьяне – народ бережливый, денежки у них надо забирать сразу. А то потом выяснится, что ведьма была чьей-нибудь любимой тетушкой, которая просто мило шутила с беременными.

Он уселся на плечо Дана, тот подхватил за волосы голову Онибабы и отправился в деревню. Обитатели Амацу встретили его восторженными восклицаниями, тут же передали приятно позвякивающий мешочек – два моммэ медью, как было договорено.

В доме старосты почетного гостя накормили ужином и уложили спать. Тэнгу улетел ночевать в лес. Дан немного поворочался на циновке, но вскоре усталость взяла свое, и он отключился…

Белые хризантемы источали тонкий полынный аромат. Лепестки поздних синих ирисов трепетали под слабым ветерком. В теплом воздухе, напоенном пением цикад, ощущалось приближение осенней грусти.

Она стояла возле каштана, задумчиво проводя пальцем по шершавой коре. Тонкая, как побег молодого бамбука, нежная, словно капелька утренней росы, белая, будто лебединое перо. Любимая, такая желанная, такая недоступная…

Дочь господина, Кумико-сан… Акира происходил из древнего самурайского рода Сайто, и семья его не была бедна. Однако между самураем и дочерью дайме, которому он служит, – пропасть. Нельзя надеяться, нельзя думать, нельзя даже мечтать…

Но Акира мечтал со всем пылом молодого сердца. Вот и сегодня, увидев Кумико в саду, он застыл, замер, издали наблюдая за грациозными движениями девушки. Кумико медленно обернулась, посмотрела прямо ему в глаза. Уголки тонких, капризно изогнутых губ едва заметно приподнялись в легкой улыбке. Лишь мгновение – и Кумико опустила ресницы, пряча блестящий взгляд. Склонила голову, грациозно ступая, ушла прочь.

В душе Акира поселилась сумасшедшая надежда…

* * *

Пыльная дорога, тянущиеся вдоль нее поля, кое-где цветущие кусты, синеватые горы на горизонте, запах невидимого моря, вкрадчиво вползающий в ноздри… Деревня Амацу осталась далеко позади.

Редкие путники с опаской поглядывали на ронина в простой одежде, спешили быстрее миновать его – места безлюдные, а кто знает, что кроется в мыслях безработного самурая?

– Люди… – недовольно проворчал с плеча ворон. – Скорее бы лес. Прибавь шагу, Акира!

«Карасу – интроверт и социопат, – подумал Дан. – Как, впрочем, и все тэнгу – странные, загадочные существа, горные и лесные духи со способностью к оборотничеству. Эти демоны настолько ненавидят людей, что не хотят мира между ними. Обернувшись монахами, а то и самим Буддой, нашептывают правителям и воинам недобрые советы, сеют раздор и драки. Но если уж тэнгу сочтет воина достойным, возьмется его обучать – тогда этот человек в искусстве мечника не будет знать равных. Говорили, что знаменитый Миямото Мусаси, которого никто не мог победить, обучался ремеслу воина у древнего тэнгу с горы Фудзияма.

Тэнгу трепетно берегут родные места – если путник неосторожен в лесу, ломает ветки или шумит в горах, они могут даже убить его…»

– Скажи, кто ты сейчас? – потребовал ворон, прерывая эти неспешные мысли. – Кто в тебе властвует: Акира или дух-пришелец?

– Пришелец, – буркнул Дан.

– Что ж, – выдал Карасу после недолгих раздумий. – Может, это даже к лучшему. Ты сумеешь придать свежести взгляду моего бедного друга и решимости его душе.

Карасу был кем-то вроде фамильного хранителя семьи Сайто, что снова доказал вчера, в сражении с Онибабой. Он никогда не оставил бы подопечного в беде.

Когда-то прадед Акира спас молодого раненого тэнгу от стаи разгневанных кицунэ[9], которых незадачливый дух раздразнил по неопытности. Самурай забрал вороненка домой, выходил, и тот из благодарности остался с ним. Карасу обучал воинскому искусству вот уже третье поколение семьи. Еще ворон обожал донимать мужчин клана Сайто мудрыми советами, проявляя при этом редкостный сарказм и ехидство. Вот и сейчас он хрипло воззвал:

– Акира, если ты меня слышишь: скажи хоть что-нибудь. С тех пор как сегун отправил тебя в изгнание, ты подобен цветку, пляшущему на воде. Не так красив, разумеется, но в силе и твердости не уступаешь… Наконец-то лес!

Дан и не заметил, как дорога перешла в узкую тропу и привела к подножию горы. Ворон расправил крылья, взлетел, исчез в кронах деревьев. Дан с интересом осматривался. Лес не походил на тот, какой он привык видеть в России. Было много незнакомых деревьев и кустарников. Из тех, что он сумел узнать, росли дубы, буки, каштаны, но и они выглядели как-то необычно. Тонкие деревца с резными листьями он определил как разновидность клена.

Приближалась ночь, последние солнечные лучи запутались в молодой листве, окрасив ее на прощание в малиновый цвет. На лес быстро опускались бархатистые сумерки. Сначала Дан подумал, что ночевать здесь будет неуютно, потом вспомнил: с ним тэнгу, а значит, все будет хорошо. Словно подслушав его мысли, ворон опустился на плечо и спросил:

– Где остановимся на привал? Наши далеко, не дойдешь. Можно бы податься к кицунэ, но говорят, слишком уж они любят молодых самураев. Справишься с целой стаей? Не справишься – выпьют силу и выбросят.

Лисы-оборотни, припомнил Дан из любимых аниме. Выходило, что они здесь существуют. Хотя… у него на плече сидит настоящий, живой тэнгу, чему тут еще можно удивляться?

– Что скажешь, Акира? – злорадно прокаркал Карасу. – Можно еще отправиться к тануки[10], они здесь, неподалеку. Но захочешь ли ты спать в домике, сделанном из енотовой мошонки?

Такая перспектива Дана тоже не порадовала, он мотнул головой.

– А может быть, вопрос с ночевкой уже решен, – пробормотал ворон, встрепенулся и взлетел.

Впереди, за деревьями, забрезжили отблески огня. Дан осторожно выглянул из-за ствола и увидел небольшую поляну, посреди которой горел костер. Возле него была брошена циновка, лежал полотняный вещевой мешок. Людей нигде не было.

– Не шевелись! – его шеи коснулась прохладная сталь. – Не оборачивайся. Отвечай быстро: кто ты?

– Ронин Сайто Акира из Осака, – ровно и очень тихо ответил Дан, опасаясь, что острое лезвие катаны порежет кожу.

– Слышал о таких, – произнес низкий голос. – Знатный род. Из бывших самураев Тоетоми Хидэери? И как же ты оказался на дороге, ведущей в сторону Эдо?

– Это мое дело, – спокойно проговорил Дан. – Я не желаю тебе зла, сэнсэй. Отпусти меня, и я мирно уйду.

Человек хмыкнул и убрал катану.

– Почему ты назвал меня сэнсэем?

– Застать врасплох Сайто Акира может только великий воин и мастер меча.

Дан медленно обернулся и поклонился высоченному, широкоплечему мужчине в простой одежде ронина. Тот ответил поклоном:

– Тогда добро пожаловать к моему костру, Акира-сан. Можешь переночевать на этой поляне, я разделю с тобой ужин.

Даже не будь у него памяти Акира, Дан понял бы, кто перед ним. Как человек, серьезно увлекавшийся кендо, он много читал о непобедимом воине по прозвищу Святой меч, авторе «Книги пяти колец». «Действительно, – вспомнил Дан, – как раз в эту эпоху он и жил. Сейчас, в 1616 году, Мусаси должно быть лет тридцать – тридцать пять. Самый расцвет его странной, даже безумной карьеры». Он снова поклонился:

– Благодарю за приглашение, Мусаси-сэнсэй.

Казалось, богатырь доволен тем, что его узнали. Уже сидя у костра и протягивая Дану запеченный на углях батат, он спросил:

– Зарабатываешь на жизнь, убивая нечисть, Акира-сан? Говорят, в деревне Амацу появилась Онибаба. Справился?

Дан кивнул. Акира уже давно ходил по деревням и маленьким городкам, продавая свое воинское умение. Расправлялся с нечистью, которая в избытке лезла из окрестных лесов, защищал крестьян от разбойников и грабителей, часто налетавших на мирные поселения.

Но это не было самоцелью его путешествия – Акира медленно, но верно продвигался к Эдо, по дороге разыскивая других выживших самураев Тоетоми Хидэери, убеждая их отомстить предателю, из-за которого погиб господин…

Соглашались не все: слишком уж высокопоставленным был враг, а самураи – тоже люди. Одни нанялись на службу к новым господам и считали своим долгом быть верными им, другие боялись за семьи. Но находились и те, кому нечего было терять, как самому Акира. Такие, кипевшие ненавистью к человеку, лишившему их благополучной жизни, всеобщего уважения, честного и доброго господина, жаждали мести. Пока удалось уговорить троих. Все они отправились в Эдо. Пошли отдельно друг от друга, чтобы не вызывать подозрений. Да и одному изгнаннику проще пробраться в столицу незамеченным, чем четверым.

– Ты сражался за замок Осака? – прервал его размышления Мусаси.

Дан кивнул.

– Я тоже там был, – спокойно заметил великий боец. – Только дрался на стороне Токугава. Хочешь мстить за смерть господина, – Мусаси не спрашивал, он утверждал и, казалось, не ждал ответа.

Дан промолчал.

– Я расскажу тебе одну историю, – проговорил Мусаси. – Однажды, когда мне был двадцать один год, знаменитый мечник Есиока Сэйдзиро вызвал меня на поединок. Я убил его. Тогда клан Есиока объявил мне кровную месть. За мной стал охотиться старший сын Сэйдзиро – Дэнситиро. Мы встретились на болоте, и я проломил ему голову тренировочным бокэном[11]. Тогда право мести перешло к младшему сыну, Ханситиро. К тому времени семья Есиока так мне надоела, что я сам разыскал Ханситиро, который учился в школе мечников, в Киото. Я пришел в додзе[12], перебил всех учителей и учеников, расправился с Ханситиро. С тех пор семья Есиока больше мне не докучает – они потеряли лицо, и сегун запретил им путь меча, теперь они красильщики.

Мусаси повернулся набок, и вскоре Дан услышал его ровное дыхание – знаменитый фехтовальщик спал. «Неудивительно, что он побеждает всех, даже не применяя боевой меч», – подумал Дан. Рост Мусаси был не меньше метра девяноста, и вес килограммов сто. Это в Японии семнадцатого века. Да ему все противники максимум по грудь. И руки у великого мечника гораздо длиннее – пока несчастные фехтовальщики пытаются достать его катаной, он просто лупит их дубинкой по башке. Дан так и не понял, к чему Мусаси рассказал ему историю про клан Есиока. Вскоре он тоже уснул.

На рассвете Мусаси подскочил, почесал в затылке, взъерошив и без того спутанные, грязные волосы, бросил на прощание:

– Не испытывай неуверенности в себе! – И зашагал прочь.

– Мудрое наставление, – заметил Карасу с дерева.

– Куда ты пропал вчера?

– Оставил тебя с сэнсэем. Тебе нужна была эта встреча, – загадочно проронил тэнгу. – Потом поймешь.