Читать книгу Благородный Дом. Роман о Гонконге. Книга 2. Рискованная игра - Джеймс Клавелл - Страница 5

10:01

Орланда Рамуш открыла дверь своей квартиры и поставила промокший зонт в подставку.

– Входите, Линк, – вся сияя, пригласила она. – Minha casa é vossa casa. Мой дом – ваш дом.

– Вы уверены? – улыбнулся Линк.

Она беспечно засмеялась:

– А! Посмотрим. Это лишь старинный португальский обычай… предлагать свой дом. – Она снимала блестящий, очень модный плащ. Он тоже стаскивал плащ – промокший насквозь и поношенный.

– Так, давайте я его повешу. О, насчет того что натекло, не беспокойтесь, моя ама все подотрет. Заходите.

В гостиную, очень женскую, обставленную со вкусом, аккуратную и прибранную, было приятно зайти. Орланда закрыла за Бартлеттом дверь и повесила его пиджак на вешалку. Он подошел к высокой стеклянной двери балкона. Квартира располагалась на восьмом этаже Роуз-Корт на Коутуолл-роуд.

– Дождь всегда так поливает? – спросил он.

– В настоящий тайфун гораздо сильнее. В день может выпасть от двенадцати до восемнадцати дюймов[15]. К тому же случаются оползни, и смывает целые кварталы поселенцев.

Он посмотрел вниз сквозь низко нависшие тучи. Почти весь вид закрывали многоэтажные дома, которые тянулись лентой по краям извилистых дорог, врезающихся в склоны холмов. Мигали огоньки Сентрал и береговой линии далеко внизу.

– Будто на самолете летишь, Орланда. В ясную ночь вид, должно быть, потрясающий.

– Да-да, потрясающий. Мне очень нравится. Весь Коулун как на ладони. Пока не построили Синклер-тауэрс – вот этот большой дом прямо перед нами, – отсюда открывался лучший вид во всем Гонконге. Вам известно, что Синклер-тауэрс принадлежит «Струанз»? Думаю, Иэн Данросс приложил руку к его строительству, чтобы досадить Квиллану. У Квиллана здесь квартира на самом верху… по крайней мере, была.

– Башня испортила ему вид?

– Напрочь.

– Накладно досаждать таким образом.

– Отнюдь. И тот и другой дом приносит огромную прибыль. Квиллан говорил, что в Гонконге все окупается за три года. Чем надо обладать, так это недвижимостью. Можно заработать… – Она усмехнулась. – При желании вы могли бы значительно увеличить ваше состояние.

– А если я захочу остаться, где стоит поселиться?

– Здесь, на Мид-Лэвелз. Выше, на Пике, всегда очень влажно, стены отсыревают, и все плесневеет. – Она сняла с головы шарфик и, тряхнув ею, распустила волосы. Потом села на ручку кресла, смотря Бартлетту в спину и терпеливо ожидая.

– Вы здесь давно живете? – спросил он.

– Пять лет, почти шесть. С того времени, как был построен дом.

Повернувшись, он оперся на подоконник.

– Вид прекрасный, – оценил американец. – Как и вы.

– Благодарю вас, любезный сэр. Не желаете ли кофе?

– Да, спасибо. – Линк Бартлетт провел пальцами по волосам, вглядываясь в картину маслом. – Это Квэнс?

– Да. Это Квэнс. Подарок Квиллана. Эспрессо?

– Да. Черный, пожалуйста. Всегда хотелось лучше разбираться в живописи… – Он чуть не добавил: «Вот Кейси, та разбирается», но остановил себя, глядя, как Орланда открывает дверь кухни. В просторном современном помещении было полно самой разной утвари. – Кухня у вас словно сошла со страниц журнала «Дом и сад»!

– Это все Квиллан придумал. Он любит поесть, и ему нравится готовить. Весь дизайн его, а остальное… остальное – мое, хотя именно он научил меня отличать сделанное со вкусом от китча.

– Вы жалеете, что расстались с ним?

– И да и нет. Это джосс, карма. Он… это был джосс. Время пришло. – Она произнесла это так спокойно, что Бартлетт был тронут. – Это не могло продолжаться долго. Нет. Могло бы, но не здесь. – Он заметил, что на какой-то миг Орланду охватила грусть, но она отмела ее и занялась сверкающей кофеваркой. На полках не было ни пятнышка. – Квиллан – ярый поборник чистоты, слава богу, это сказалось и на мне. С моей ама, А Фат, просто с ума сойдешь.

– Она живет здесь?

– О да, да, конечно, но сейчас она пошла за покупками. Ее комната в конце коридора. Посмотрите квартиру, если хотите. Я скоро.

Исполненный любопытства, Бартлетт потихоньку вышел. Прекрасная столовая с круглым столом на восемь персон. Спальня в белых и розовых тонах, светлая и воздушная, мягкие занавеси, свешивающиеся с потолка вокруг огромной кровати, превращали ее в королевское ложе о четырех столбиках с пологом. Со вкусом составленный букет цветов. Современная ванная комната, где все подобрано в тон и даже полотенца под цвет плитки. Вторая спальня, здесь – книги, телефон, электронная аппаратура, кровать поменьше, аккуратно и стильно.

«Кейси до нее далеко», – отметил про себя Бартлетт, вспомнив бесшабашный холостяцкий беспорядок в маленьком домике посреди глубокой котловины, вольный хаос, на который хозяйка не обращала внимания: красная кирпичная кладка, везде стопки книг, вертел для барбекю, тут же телефон, копировальный аппарат и электрическая пишущая машинка. Смущенный тем, что подобное пришло ему в голову, что он, похоже, автоматически сравнивает двух женщин, Бартлетт, бесшумно ступая, прошел мимо комнаты ама назад к кухне. Сосредоточенная на кофеварке, Орланда не замечала, что американец смотрит на нее. Ему это доставляло удовольствие.

Сегодня, очень обеспокоенный, он позвонил ей рано утром и разбудил, желая напомнить, чтобы она – так, на всякий случай – показалась врачу. Когда после всей суматохи прошлой ночью Бартлетт, Кейси и Данросс оказались на берегу, Орланда уже уехала домой.

– О, Линк, благодарю за звонок. Как это любезно с вашей стороны! Нет, у меня все в порядке. – Счастливая, она тараторила, торопясь хоть что-то сказать. – Во всяком случае, сейчас. А вы как себя чувствуете? Как Кейси? О, не знаю, как вас и благодарить. Я просто окаменела от ужаса… Вы спасли мне жизнь, вы и Кейси…

Они весело поболтали, она пообещала, несмотря ни на что, показаться врачу, и тогда он спросил, не хочет ли она позавтракать. Она тут же сказала «да», и он поехал на гонконгскую сторону, наслаждаясь проливным дождем и приятной прохладой. Завтрак на крыше отеля «Мандарин», яйца «бенедикт», тосты и кофе, великолепное настроение, лучащаяся Орланда, которая не переставала выражать признательность ему и Кейси.

– Я думала, мне конец. Я знала, что утону, Линк, но мне было слишком страшно, и я не могла кричать. Если бы вы не проделали это так быстро, я никогда бы… Как только я погрузилась в воду, там уже была милая Кейси. Я и сообразить ничего не успела, как уже снова жила и опасность была позади…

У него в жизни не было такого замечательного завтрака. Она окутала его мягким коконом заботы, передавала тост, наливала кофе, поднимала упавшую салфетку, и об этом не нужно было просить. Она развлекала его и давала развлекать себя. Уверенная и женственная, она заставляла его чувствовать себя сильным и мужественным. А однажды, будто невзначай, накрыла его руку своей ладонью – длинные пальцы, изящные ногти, – и это прикосновение он чувствовал до сих пор. Потом он проводил ее домой, подвел к тому, чтобы она пригласила его подняться, и вот теперь он здесь и, скользя по ней взглядом – шелковая юбка и сапоги в русском стиле, блузка навыпуск, обтягивающая осиную талию, – наблюдает, как она хлопочет на кухне.

«Господи, – подумал он, – лучше будь поосторожнее».

– О, я вас не заметила, Линк. Для мужчины вашего роста вы ходите так тихо!

– Прошу прощения.

– Не нужно извинений, Линк! – Пар уже шипел вовсю, и капли кофе стали наполнять чашки. – Корочку лимона?

– Да. Спасибо. А вы?

– Нет. Я предпочитаю капучино.

Великолепный аромат кофе уже разносился вокруг, и под тонкое гудение кофеварки она подогрела молоко и отнесла поднос в уголок для завтрака. Серебряные ложки, прекрасный фарфор. Воздух был словно наэлектризован, но оба делали вид, что не замечают этого.

Бартлетт смаковал напиток маленькими глотками.

– Чудесный кофе, Орланда! Такого я еще не пил. И вкус у него какой-то необычный.

– Я добавила немного шоколада.

– Вам нравится готовить?

– О да! Очень. Квиллан говорил, что я хорошая ученица. Люблю заниматься домашним хозяйством, собирать гостей, и Квиллан всегда… – Она чуть нахмурилась и теперь смотрела ему прямо в глаза. – Похоже, я постоянно упоминаю о нем. Прошу прощения, но это по-прежнему… по-прежнему получается как-то автоматически. Он был первым в моей жизни, и единственным, поэтому стал частью меня, и от этого не избавиться.

– Не нужно объяснять, Орланда, я пони…

– Я знаю, но мне хочется объяснить. Настоящих друзей у меня нет, и я никогда ни с кем не говорила о нем, но почему-то… почему-то, ну, мне нравится быть с вами, и… – На ее лице вдруг расцвела широкая улыбка. – Конечно! Я забыла! Теперь вы отвечаете за меня! – Засмеявшись, она захлопала в крошечные ладошки.

– Что вы имеете в виду?

– Вы встали на пути джосса, или судьбы. Таков китайский обычай. О да. Вы вмешались в промысел богов. Вы спасли мне жизнь, потому что без вас я, несомненно, погибла бы – вероятно, погибла бы, – но на то была бы воля богов. Но вы вмешались и взяли их ответственность на себя, так что теперь вам придется заботиться обо мне всегда! Вот какой прекрасный, мудрый китайский обычай! – В глазах у нее заплясали чертики. Он никогда не видел таких белых белков, такой ясной карей радужки, такого привлекательного лица. – Всегда!

– Заметано! – рассмеялся он вместе с ней. Радость ее была так велика, что просто обволакивала.

– О, прекрасно! – воскликнула она, а потом, уже чуть серьезнее, тронула его за руку. – Это лишь шутка, Линк. Вы такой галантный, а я не привыкла к галантности. Я официально освобождаю вас – моя китайская половина освобождает вас от этого долга.

– А может, я не хочу, чтобы меня освобождали.

Он тут же заметил, как широко раскрылись ее глаза. Всю грудь у него сжало, сердце забилось. Аромат ее духов вызывал просто танталовы муки. И тут взаимное влечение накрыло их обоих огромной волной. Рука Бартлетта коснулась ее волос, таких шелковистых, тонких и чувственных. Коснулась в первый раз. И стала ласкать. Легкая дрожь, и они уже слились в поцелуе. Мгновение – и ее губы ответили, мягкие, чуть влажные, без помады, такие свежие и приятные на вкус.

Желание обоих росло. Его рука оказалась у нее на груди, и она чувствовала тепло ладони через шелковую ткань. По ней снова прокатилась дрожь, она попыталась отстраниться, но он крепко держал ее, нежно поглаживая, и сердце у него колотилось. Тогда ее руки легли к нему на грудь и, продлив немного это прикосновение, надавили. Она прервала поцелуй, но не отстранилась, тяжело дыша, опьяненная, как и он, с тем же бешено колотящимся сердцем.

– Линк… ты…

– С тобой так хорошо, – тихо проговорил он, прижимая ее к себе. Он наклонился, чтобы поцеловать ее еще раз, но она увернулась.

– Погоди, Линк. Сначала…

Он поцеловал ее в шею и попытался еще раз поцеловать в губы, чувствуя, как ей этого хочется.

– Линк, погоди… сначала…

– Сначала поцелуй, потом «погоди»!

Она рассмеялась. Напряжение спало. Он обругал себя за ошибку. Им и так владело огромное желание, а встречный порыв возбудил его еще больше. Теперь момент прошел, и они снова ходили вокруг да около. Закипевшая было злость не успела овладеть им, потому что Орланда прильнула к нему в поцелуе. Злоба тут же прошла. Осталось лишь тепло.

– Ты слишком сильный для меня, Линк. – Голос у нее был хриплый, руками она обвивала его шею, хоть и несмело. – Слишком сильный, и слишком притягательный, и слишком милый, и я на самом деле, действительно обязана тебе жизнью. – Лаская его шею, она глянула на него снизу вверх так, что он весь напрягся: все ее оборонительные порядки выстроены, крепкие и неприступные. «Наверное», – подумал он. – Сначала поговорим, – попросила она, отстраняясь, – а потом, возможно, поцелуемся еще.

– Хорошо, – кивнул он и тут же устремился к ней.

Но она приложила палец к губам, и его надеждам не дано было сбыться.

– Мистер Бартлетт! Американцы все такие?

– Нет, – не задумываясь, ответил он, но ее было непросто сбить с толку.

– Да. Я знаю. – Голос теперь звучал серьезно. – Я знаю. Именно об этом я и хотела поговорить с тобой. Хочешь кофе?

– Да, конечно, – сказал он. И стал ждать, не зная, как быть дальше, оценивая ее, желая, не в силах что-то понять в этой неразберихе, очарованный ситуацией и Орландой.

Она аккуратно налила кофе. Он был такой же вкусный, как и в первый раз. Бартлетт уже овладел собой, хотя сладкая боль не проходила.

– Пойдем в гостиную, – предложила она. – Я принесу твою чашку.

Он поднялся и обнял ее за талию. Она не возражала, и он почувствовал, что ей тоже нравится его прикосновение. Он опустился в одно из глубоких кресел.

– Сядь сюда. – Он похлопал по ручке кресла. – Пожалуйста.

– Потом. Сначала я хочу поговорить. – С чуть застенчивой улыбкой она устроилась на диване напротив. Диван, обитый темно-синим бархатом, подходил к китайскому коврику на сияющем паркетном полу. – Линк, я знакома с тобой всего несколько дней, и я… я не девочка, с которой проводят время. – Произнеся это, Орланда покраснела и продолжала, торопясь предупредить то, что он собирался сказать: – Извини, но я не такая. Квиллан был у меня первым и единственным, и просто интрижка мне не нужна. Мне не хочется безумных или просто приятных «кульбитов» в постели и застенчивых или болезненных расставаний. Я научилась жить без любви, я просто не смогу пройти через все это снова. Я действительно любила Квиллана, а сейчас не люблю. Мне было семнадцать, когда мы… когда у нас это началось, а сейчас двадцать пять. Мы врозь почти три года. Три года все уже кончено, и я больше не люблю его. Я не люблю никого, и извини, извини, но я не девочка для развлечений.

– Я никогда не считал тебя такой, – промолвил он, хотя в глубине душе сознавал, что лжет, и проклинал судьбу за невезение. – За кого ты, черт возьми, меня принимаешь?

– Я принимаю тебя за прекрасного человека, – тут же ответила она со всей искренностью. – Но в Азии девушка – любая девушка – очень быстро понимает, что мужчины думают лишь о постели и что на самом деле это все, что им нужно. Извини, Линк, просто переспать – это не для меня. Может, когда-нибудь это и станет моим, но сейчас это не мое. Да, я евразийка, но я не… ты понимаешь, о чем я говорю?

– Конечно, – ответил он. И добавил, прежде чем смог остановиться: – Ты говоришь: «Вход воспрещен».

Она уже не улыбалась, а лишь неотрывно смотрела на него. От ее грустного вида сердце сжалось.

– Да, – медленно вставая и чуть не плача, проговорила она. – Да, видимо, так и есть.

– Господи, Орланда. – Он подошел к ней и взял за плечи. – Я не это имел в виду. Я не хотел тебя обидеть.

– Линк, я не пытаюсь дразнить тебя, или играть в какие-то игры, или вредни…

– Я понимаю. Черт возьми, я не мальчик, и я не домогаюсь или… я тоже не занимаюсь тем, что ты говоришь.

– О-о, я так рада! На какой-то миг… – Она подняла на него глаза, и от ее невинного взгляда он просто растаял. – Ты не сердишься на меня, Линк? Я имею в виду, что я… я ведь не зазывала тебя сюда. Вообще-то, ты сам настоял.

– Я знаю, – проговорил он, обнимая ее и думая: «Это правда, как и то, что я хочу тебя. Не знаю, что ты собой представляешь, кто ты, но хочу тебя. Но что мне нужно от тебя? Что мне действительно нужно? Волшебства? Или просто секса? Волшебство ли ты, что я искал всю жизнь, или еще одна шлюха? Какие у тебя преимущества перед Кейси? Соразмерны ли для меня ее преданность и шелковистость твоей кожи? Помнится, Кейси однажды сказала: „Любовь состоит из многого, Линк. Секс лишь одна из ее составных частей. Лишь одна. Подумай обо всех остальных. О женщине следует судить по тому, как она любит, но нужно и понимать, что такое женщина“». Однако тепло Орланды обволакивало, она прижалась лицом к его груди, и его плоть снова ожила. Он поцеловал ее в шею, не желая сдерживать страсть.

– Какая ты, Орланда?

– Я… я могу лишь сказать, какой не являюсь, – произнесла она своим тоненьким голоском. – Я никогда не пристаю. Я не хочу, чтобы ты подумал, будто я пытаюсь дразнить тебя. Ты мне нравишься, ты мне очень нравишься, но я не… я не девочка на одну ночь.

– Я знаю. Господи, отчего ты так думаешь? – Он увидел, что ее глаза заблестели от слез. – А вот плакать ни к чему. Совсем ни к чему. О’кей?

– Хорошо. – Она отстранилась, открыла сумочку и, достав салфетку, вытерла слезы. – Айийя, я веду себя как девчонка, которой нет и двадцати, или как непорочная весталка. Извини, но это получилось так внезапно. Я была не готова к… Я чувствовала, что мне плохо. – Она глубоко вздохнула. – Приношу свои смиренные извинения.

– Не принимается, – усмехнулся он.

– Слава богу! – Она пристально смотрела на него. – Вообще-то, Линк, обычно я без проблем справляюсь и с сильными, и с кроткими, и с хитрыми – даже очень хитрыми. Думаю, мне известны самые разные женские подходы. Сам собой вырабатывается некий план игры, чтобы противостоять им еще до того, как они начнут. Но с тобой… – Подумав, она добавила: – Извини, но с мужчинами почти всегда одно и то же.

– Это плохо?

– Нет, но представь себе: ты входишь в комнату или в ресторан и ощущаешь на себе эти плотоядные взгляды. Я всегда думала: интересно, как бы на моем месте чувствовал себя мужчина? Вот ты молодой и симпатичный. Что бы ты делал, если бы женщины так встречали тебя, куда бы ты ни пошел? Скажем, идешь ты сегодня по холлу «Ви энд Эй» и видишь, как женщины всех возрастов – включая древних бабулек со вставными челюстями, старых мегер в париках, толстых, безобразных и вульгарных, – откровенно пялятся на тебя, раздевают глазами, пытаются подобраться поближе, погладить тебя по заднице, таращатся на твою грудь или ширинку. У большинства дурно пахнет изо рта, от них несет потом и другой какой-то гадостью. И ты знаешь, что они представляют, как ты с готовностью и с удовольствием кувыркаешься с ними в постели.

– Мне бы это совсем не понравилось. Кейси, когда она стала работать со мной, говорила то же самое, но другими словами. Я понимаю, что ты хочешь сказать, Орланда. По крайней мере, могу представить. Но ведь так устроен мир.

– Да, и порой это просто ужасно. О, я не хочу быть мужчиной, Линк. Я очень довольна тем, что я женщина, но иногда это на самом деле просто ужасно. Понимать, что в тебе видят какое-то вместилище, которое можно купить, что после всех этих «удовольствий» ты должна сказать жирному старому развратнику с тошнотворным запахом изо рта: «Большое спасибо», принять свои двадцать долларов и ускользнуть в ночь, как воришка.

– Куда это нас занесло и как? – нахмурился он.

Она засмеялась:

– Ты поцеловал меня.

Он ухмыльнулся, довольный, что им так хорошо вместе.

– Верно. Значит, я, видимо, заслужил лекцию. Признаю себя виновным. Ну а как насчет обещанного поцелуя?.. – Он даже не двинулся с места. Бартлетт зондировал почву, закатывал пробные шары. «Теперь все переменилось. Конечно, я хотел – как она это назвала? – переспать. Ну да. И по-прежнему хочу, даже больше, чем раньше. Но теперь у нас все переменилось. Теперь мы играем в другую игру. Не знаю, хочется ли мне в нее играть. Правила стали другими. Раньше было просто. Теперь, может быть, еще проще». – Ты такая красивая. Я говорил тебе, что ты красивая? – сказал он, стараясь уйти от вопроса, который ей не терпелось обсудить открыто.

– Я хотела поговорить об этом поцелуе. Видишь ли, Линк, честно говоря, я просто не была готова к тому – что уж тут скрывать – к тому, что меня так захлестнуло. Думаю, это самое подходящее слово.

Он дал этому слову повисеть в воздухе.

– Это хорошо или плохо?

– И то и другое. – Она улыбнулась, и у глаз появилась сеточка морщин. – Да, меня захлестнуло мое собственное желание. Вы, мистер Бартлетт, не такой, и это тоже очень плохо – или очень хорошо. Я… я целовалась с наслаждением.

– Я тоже. – Он снова ухмыльнулся, глядя на нее. – Можешь называть меня Линк.

Она помолчала.

– Я никогда не испытывала такого желания, которое захлестывало бы меня всю, и поэтому очень испугалась.

– Не надо бояться, – усмехнулся Бартлетт. А сам раздумывал, как быть. Инстинкты говорили: уходи. Инстинкты говорили: останься. Мудрость предлагала помалкивать и выжидать. Слышно было, как бьется сердце и как стучит в окна дождь. «Лучше уйти», – подумал он.

– Орланда, думаю, что аб…

– У тебя есть время поговорить? Совсем недолго? – спросила она, почувствовав его нерешительность.

– Да. Да, конечно.

Ее пальцы отвели волосы с лица.

– Я хотела рассказать о себе. Мой отец работал у Квиллана в Шанхае. Мне кажется, я знала Квиллана всю жизнь. Он помог оплатить мое образование, в частности в Штатах, и всегда был добр ко мне и моей семье. У меня четыре сестры и брат – я самая старшая, – и они все теперь в Португалии. Когда после окончания колледжа я вернулась из Сан-Франциско в Шанхай, мне было семнадцать, почти восемнадцать, и… Ну, он ведь человек привлекательный, привлекательный для меня, хотя иногда очень жестокий. Очень жестокий.

– Как это проявляется?

– Он верит в личную месть, считает, что мужчина – если он настоящий мужчина – имеет право мстить. В Квиллане очень сильно мужское начало. Он всегда был добр ко мне. И сейчас добр. – Она изучающе посмотрела на него. – Квиллан до сих пор помогает мне деньгами, до сих пор платит за эту квартиру.

– Ты не обязана рассказывать мне это.

– Я знаю. Но мне хотелось бы – если ты готов выслушать. Тогда ты сможешь принять решение.

Он оценивающе посмотрел на нее:

– Хорошо.

– Видишь ли, отчасти это оттого, что я евразийка. Большинство европейцев здесь нас презирает – открыто или тайно, – в частности англичане. Линк, просто выслушай меня до конца. Большинство европейцев презирает евразийцев. Евразийцев презирают все китайцы. Поэтому нам всегда приходится защищаться, нас почти всегда в чем-то подозревают, почти всегда считают, что мы вне закона, что мы – дешевые подстилки. Господи, какое отвратительное американское выражение! Какая это на самом деле гнусность, вульгарщина и дешевка. И как это наглядно характеризует американского мужчину – хотя, как ни странно, именно в Штатах я обрела чувство собственного достоинства и преодолела свой евразийский комплекс вины. Квиллан многому научил меня и во многом сформировал. Я ему признательна. Но я не люблю его. Вот что я хотела сказать. Хочешь еще кофе?

– Да, спасибо.

– Я сварю. – Орланда встала, походка у нее была чувственная, хоть это получалось само собой, ненамеренно, и он снова выругался про себя, кляня судьбу.

– Почему же ты рассталась с ним?

Она с грустным видом рассказала про Макао.

– Я позволила этому парню уложить себя в постель и спала в ней, хотя между нами ничего не было, ничего: бедняга выпил лишнего и ни на что не годился. На следующий день я сказала ему, что он был великолепен. – Это прозвучало спокойно и прозаично, но Бартлетт почувствовал скрытую за внешней невозмутимостью боль. – И все как бы ничего, но кто-то донес Квиллану. Как и следовало ожидать, он был взбешен. А я не нашла что сказать в свою защиту. Это случилось… Квиллан тогда был в отъезде. Я понимаю, это не оправдание, но я уже научилась получать удовольствие в постели и… – По ее лицу пробежала тень. Она пожала плечами. – Джосс. Карма. – Таким же негромким голосом она поведала о мести Квиллана. – Он такой, Линк. Ему было от чего прийти в бешенство, я провинилась.

Под шипение пара стали падать первые капли кофе. Не переставая говорить, она нашла чистые чашки, свежее домашнее печенье и новую накрахмаленную скатерть, но мысли обоих были сосредоточены на любовном треугольнике.

– Я по-прежнему иногда вижусь с ним. Так, поговорить. Мы теперь только друзья, и он относится ко мне хорошо, а я делаю что хочу, встречаюсь с кем хочу. – Она выключила пар и повернулась к нему. – Мы… четыре года назад у нас родился ребенок. Я хотела его, а Квиллан нет. Он сказал, что я могу рожать, но должна сделать это в Англии. Девочка сейчас в Португалии с моими родителями: отец на пенсии, и она живет с ними. – По щеке у нее скатилась слеза.

– А это он придумал, что ребенок должен оставаться там?

– Да. Но он прав. Раз в год я езжу туда. Родители… моя мать так хотела, чтобы у меня был ребенок, она умоляла оставить его. Квиллан великодушен по отношению к ним тоже. – Слезы уже ручьем катились у нее по лицу, но плакала она беззвучно. – Так что теперь ты знаешь все, Линк. Я никому этого не рассказывала, кроме тебя. Теперь ты знаешь, что я… я не была верной возлюбленной и что я… я никудышная мать…

Он подошел к ней, прижался вплотную и почувствовал, как она тает, стараясь сдержать всхлипывания, ухватившись за него, вбирая в себя его тепло и силу. Он успокаивал ее, она льнула к нему всем телом, тепло и нежно.

Успокоившись, она встала на цыпочки, поцеловала его – поцелуй был легкий, но удивительно нежный – и посмотрела в глаза.

Он тоже поцеловал ее.

Они смотрели друг на друга, словно пытаясь что-то увидеть, потом поцеловались снова. Страсть нарастала, и казалось, это будет длиться вечно, но, увы, оба почти одновременно услышали, как открывается входная дверь. Они отстранились друг от друга, пытаясь отдышаться и прислушиваясь к биению своих сердец, а из прихожей донесся грубый голос ама:

– Вэййй?

Орланда слабым движением пригладила волосы и полупожала плечами, как бы извиняясь.

– Я на кухне, – крикнула она на шанхайском диалекте. – Иди, пожалуйста, в свою комнату и не показывайся, пока я тебя не позову.

– Вот как? А что, этот заморский дьявол еще здесь, да? А продукты? Я тут кое-что принесла!

– Оставь у двери!

– О-хо-хо, хорошо, Молодая Хозяйка. – Ама с ворчанием ушла. Дверь за ней с грохотом захлопнулась.

– Они всегда так хлопают дверями? – спросил Линк. Сердце у него еще колотилось.

– Да, похоже, что так. – Ее рука уже опять была у него на плече, а пальцы ласкали ему шею. – Извини.

– Извиняться не за что. Как насчет ужина?

Она задумалась.

– Если ты будешь с Кейси.

– Нет. Только с тобой.

– Линк, я думаю, лучше не стоит. Нам сейчас ничего не грозит. Давай просто попрощаемся.

– Ужин. В восемь. Я заеду за тобой. Выбери ресторан. Шанхайскую кухню.

Она покачала головой:

– Нет. И так уже все слишком стремительно. Извини.

– Я заеду за тобой в восемь. – Бартлетт слегка поцеловал ее и направился к двери. Она сняла с вешалки его плащ и помогла надеть. – Спасибо, – тихо поблагодарил он. – Нам ничего не угрожает, Орланда. Все будет хорошо. До встречи в восемь. О’кей?

– Лучше не стоит.

– Может быть. – Он как-то странно улыбнулся. – Какой уж будет джосс – карма. Про богов забывать нельзя, а? – Она промолчала. – Я буду здесь в восемь.

Она закрыла за ним дверь, медленно подошла к креслу и села в глубоком раздумье, гадая, не отпугнула ли его, и с ужасом допуская, что так оно и есть. Придет ли он в восемь? А если придет, то как удержать его на расстоянии? Как, играя, довести до того, чтобы от желания он потерял голову? Потерял голову настолько, чтобы жениться на ней.

От тревожных мыслей ее даже подташнивало.

«Нужно спешить. Кейси крепко взяла его в оборот, обвила, как змея своими кольцами. Я могу противопоставить этому лишь хорошую кухню, домашний уют и любовь. Любить, любить и любить, давать ему все, чего не может дать она. И никакой постели. Кейси заполучила его именно таким путем. Я должна действовать так же. И тогда он будет мой».

Орланду охватила слабость. «Все прошло отлично», – решила она. Потом снова вспомнила сказанное однажды Горнтом: «По закону вечности в ловушку брака попадается каждый мужчина. В силу вожделения или жажды кем-то обладать, из-за алчности, ради денег, из страха, по лености – так или иначе, но попадается. И ни один мужчина никогда не женится по своей воле на любовнице».

«Да. Квиллан опять прав. Но он ошибается на мой счет. Меня половина вознаграждения не устроит. Я постараюсь получить все. Я хочу, чтобы у меня был не только „ягуар“ и эта квартира со всем ее содержимым, но и дом в Калифорнии, а самое главное, богатство в Америке, а не в Азии, где я буду уже не евразийка, а просто женщина, не хуже, чем любая другая, – красивая, беззаботная и любящая.

О, я буду ему самой лучшей женой, какая только может быть у мужчины. Я стану прислуживать ему во всем, делать все, что он пожелает. Я ощутила его силу, со мной ему будет хорошо, со мной ему будет чудесно».

– Он ушел? – Бесшумно появившаяся А Фат стала автоматически наводить порядок, болтая по-шанхайски: – Хорошо, очень хорошо. Приготовить чаю? Ты, должно быть, очень устала. Чаю приготовить, хейя?

– Нет. Да-да, А Фат, приготовь.

– Чаю приготовить! Работа, работа, работа! – Шаркая ногами, старуха пошла на кухню. Черные мешковатые штаны, белая блузка, волосы, собранные в свисающую на спину длинную косичку. Она ходила за Орландой с самого рождения. – Я его хорошо разглядела внизу, когда вы приехали. Для нецивилизованного человека выглядит вполне прилично, – рассуждала она вслух.

– Вот как? А я тебя не заметила. Где ты была?

– Внизу у лестницы, – хихикнула А Фат. – И-и-и, я постаралась спрятаться получше, но больно мне хотелось взглянуть на него. Ха! Бедные мои старые кости… Посылаешь вот свою бедную старую рабыню на дождь, хотя какая разница, здесь я или нет? А кто подаст сласти и чай или напитки в кровать, когда вы закончите свои труды, хейя?

– Ой, замолчи! Замолчи!

– А ты не затыкай рот своей бедной старой Матери! Она знает, как ухаживать за тобой! Ай, Маленькая Императрица, ведь на вас было просто написано, что ян и инь готовы вступить в битву. А довольные оба, словно коты в бочке рыбы! Но мне-то какая была нужда уходить?

– Заморские дьяволы не такие, А Фат. Я хотела остаться с ним здесь наедине. Заморские дьяволы стеснительные. А теперь приготовь чай и помолчи, не то снова пойдешь на улицу!

– Он будет новым Хозяином? – с надеждой спросила А Фат. – Пора уже тебе заиметь Хозяина, негоже жить без «дымящегося стебля» у «нефритовых врат». Твои «врата» увянут и станут сухими, как пыль, от заброшенности! Ох, забыла рассказать тебе новости. Их две. Говорят, Вервольфы вроде не здешние, а из Макао; якобы они снова заявят о себе до наступления новой луны. Такая идет молва. Все божатся, что так оно и есть. А другая новость, ну, Старый Ворчун Ток из рыбной лавки говорит, что у этого заморского дьявола из Золотой Горы золота больше, чем у евнуха Дуна! – По легенде, евнух Дун, служивший при императорском дворе в Запретном городе Пекина[16], питал такую великую страсть к золоту, что утолить ее не мог весь Китай. Его настолько ненавидели в стране, что вступивший на престол император приказал осыпать евнуха всем добытым неправедными путями золотом, и слитки задавили Дуна насмерть. – Ты моложе не становишься, Маленькая Матушка! Нам нужно отнестись к этому серьезно. Это будет он?

– Надеюсь, – медленно проговорила Орланда.

«О да», – лихорадочно думала она, чуть не теряя сознание от тревоги и понимая, что Бартлетт – единственный и самый важный шанс, выпавший ей в этой жизни. Она вдруг опять застыла от ужаса при мысли, что переиграла и что он никогда не вернется. И разрыдалась.

Восемью этажами ниже Бартлетт прошел через небольшой вестибюль и, выйдя на улицу, присоединился к очереди из шести человек, нетерпеливо ожидавших такси. Ливень шел уже не переставая, и низвергавшаяся с бетонного выступа вода становилась частью бурлящего потока, который несся маленькой рекой вниз по Коутуолл-роуд, перехлестывая через канавы, через давно забившиеся люки ливневой канализации, увлекая за собой с расположенных выше склонов и откосов камни, грязь и растительность. Поднимая тучи брызг, легковые машины и грузовики с трудом пробирались вверх и вниз по крутой дороге через большие и маленькие лужи, с запотевшими стеклами и вовсю работающими стеклоочистителями.

На другой стороне дороги местность резко повышалась, и там вода ручьями лилась с высоких бетонных конструкций, которые укрепляли склон холма. Из расщелин тянулась трава. Раскисший кусок почвы отвалился, и его понесло вместе с другим мусором, камнями и грязью. С одной стороны к бетонному сооружению примыкал обнесенный стеной гараж, с другой, выше по склону, виднелся наполовину скрытый, затейливо украшенный китайский особняк с зеленой черепичной крышей и драконами на фронтонах. Рядом поднимались строительные леса и копали котлован для многоэтажного дома. Около стройплощадки вырисовывался еще один многоквартирный дом, уходивший в низко нависшие облака.

«Сколько строят, – отметил про себя Бартлетт. – Может, стоит заняться здесь строительством? Когда на такую прорву людей приходится так мало земли, это сулит прибыль, огромную прибыль. И вложения окупаются за три года, подумать только!»

Разбрызгивая лужи, подлетело такси. Одни пассажиры вылезли, другие, ворча, забрались в машину. Вышедшая из дома китайская чета – громогласная матрона, с огромным зонтом, в дорогом плаще поверх чунсама, в сопровождении кроткого и тихого мужа – пробралась мимо американца и остальных в начало очереди. «Вот уж хрен тебе, детка! – сказал про себя Бартлетт. – Передо мной тебе проскочить не удастся». И он занял более удобную позицию. Часы показывали 10:35.

«Что дальше? Хватит отвлекаться на Орланду!

„Струанз“ или Горнт?

Сегодня стычка; завтра, в пятницу, день будет непростой; в выходные – перегруппировка сил. В понедельник – последний штурм, к трем часам дня у нас должен выявиться победитель.

Кого бы я хотел видеть победителем? Данросса или Горнта?

Горнту везет – везло, – размышлял он. – Господи, ведь Орланда – это что-то. Расстался бы я с ней на его месте? Конечно. Конечно расстался бы. А может, и нет – ведь ничего не было. Но я женился бы на ней, как только представилась бы такая возможность, и не отослал бы нашего ребенка в Португалию – негодный сукин сын этот Горнт. Или чертовски хитрый. Что из двух?

Выложила все напрямик – совсем как Кейси, но по-другому. Хотя результат тот же. Теперь все запутано. Или просто. Что из двух?

Хочу ли я жениться на ней? Нет.

Хочу ли я бросить ее? Нет.

Хочу ли я завлечь ее в постель? Конечно да. Ну так начинай кампанию, и в постель ее без всяких обещаний. Не надо играть по женским правилам, все средства хороши в любви и на войне. Что вообще такое любовь? Это как Кейси говорила, и на сексе все не заканчивается.

Кейси. А с ней как? Ждать ее теперь уже недолго. А потом что: постель, или свадебные колокола, или до свидания? Чтобы я снова женился – да будь я проклят! Мы уже это проходили, и так все паршиво получилось. Странная вещь, как долго я уже не вспоминал о ней».

Когда в сорок пятом Бартлетт вернулся с Тихого океана, он встретил ее в Сан-Диего, через неделю женился и, полный любви и амбициозных планов, с головой окунулся в начало строительного бизнеса на юге Калифорнии. Момент для этого подобрался удачный, строительная индустрия шла в гору. Через десять месяцев появился первый ребенок, через год – еще один, а еще через десять месяцев – третий; и все это время он работал без выходных, с удовольствием; он был молод, полон сил и добивался больших успехов, но с женой они потихоньку отдалялись. Потом пошли ссоры, нытье и все эти «ты совсем не бываешь с нами», «пошел он, этот бизнес», «мне наплевать на этот бизнес, я хочу во Францию и в Рим», и «почему ты не приходишь домой пораньше», «ты что, девицу завел», «я знаю, у тебя есть девица…».

Но никакой девицы не было, была лишь работа. А потом, в один прекрасный день, письмо от адвоката. Вот так, по почте.

«Черт, – досадовал Бартлетт, – так и не проходит эта боль. Но ведь я лишь один из миллионов, такое случалось и будет случаться. И тем не менее тебе письмо или звонок по телефону приносит боль. Приносит боль и приносит расходы. Расходы немаленькие, и бо́льшую часть получают адвокаты, получают значительную часть и умело раздувают вражду между нами, чтобы заработать на этом, черт побери. Еще бы. Они живут за твой счет, живут за счет всех нас. От колыбели и до, черт возьми, могилы адвокаты раздувают ссоры и кормятся на пролитой тобой крови. Проклятье. Адвокаты – просто чума для добрых старых „Соединенных Штатов А“. За всю жизнь встретил лишь четырех хороших, а остальные? Паразитируют на нас. И никому от этого не уйти!

Да. Этот ублюдок Стоун! Такой куш на мне сорвал, сделал из нее сущую фурию, навсегда настроил против меня и ее, и детей. Я из-за него чуть не разорился и едва не потерял бизнес. Чтоб тебе гнить целую вечность, урод!»

Бартлетту стоило немалых усилий оторваться от этой саднящей, зияющей раны. Дождь напомнил ему, что все свелось к денежным потерям, что он свободен, и это ощущение свободы восхитительно.

«Господи! Я свободен, и есть Кейси и Орланда.

Орланда.

Господи, – думал он (боль от неудовлетворенного желания так и не прошла), – как же мне этого хотелось. И Орланде тоже. Черт побери, с Кейси все плохо, а тут еще и с другой такая же история».

Он не был с женщиной уже месяца два. Последний раз это произошло в Лондоне – случайное знакомство, ужин вместе, потом постель. Она жила в том же отеле. Разведенная, никаких проблем. «Как это выразилась Орланда? Приятно покувыркались и застенчиво расстались? Да. Так оно и вышло. Только та штучка застенчивой не была».

Он стоял в очереди с ощущением счастья и необычайного прилива сил, смотрел на потоки воды и вдыхал поднимающийся от земли запах дождя. По дороге, усеянной камнями и шматками грязи, несся поток, который переливался через длинную и широкую трещину в асфальте, чтобы взметнуться вверх, как на речных порогах.

«Этот дождь принесет немало хлопот, – думал он. – И с Орландой, кореш, хлопот не оберешься. Это уж как пить дать. Но должен же быть какой-то способ затащить ее в постель. Что в ней такого, от чего голова идет кругом? Ну, отчасти лицо, отчасти фигура, отчасти взгляд, отчасти… Господи, да взгляни ты правде в глаза: она на сто процентов женщина и на сто процентов – беда. Лучше забудь про Орланду. Будь мудрее, будь мудрее, старик. Кейси была права: эта шлюха просто динамит!»