Читать книгу Заколдованный замок. Сборник - Эдгар Аллан По - Страница 7

Несколько минут после того, как кок покинул бак, Август предавался отчаянию, не думая выйти живым из каюты. Он принял решение рассказать обо мне первому помощнику, рассудив, что лучше дать мне хоть какой-то шанс на спасение, чем позволить умереть в трюме от жажды, ибо к тому времени прошло уже десять дней моего заточения, а оставленного мне кувшина с водой не хватило бы и на четыре. Пока он размышлял подобным образом, ему неожиданно подумалось, что можно попробовать связаться со мной через главный трюм. В других обстоятельствах трудность и опасность подобной затеи заставили бы его отказаться от ее осуществления, но сейчас, когда надежды на спасение не оставалось, а значит, и терять было нечего, он занялся составлением плана.

Первым делом нужно было позаботиться о наручниках. Поначалу он не видел способа избавиться от них и испугался, что потерпит неудачу в самом начале, но, присмотревшись к ним повнимательнее, обнаружил, что их можно попросту стянуть с рук без особых усилий и не причинив себе вреда – подобные оковы малопригодны для удерживания молодых людей, у которых мелкие кости легко поддаются сдавливанию. Освободив руки, он развязал веревку на ногах, но оставил в таком положении, чтобы ее можно было быстро снова завязать, если кто-то спустится к нему, после чего принялся осматривать переборку в том месте, где она примыкала к койке. Стена представляла собой лист мягкой сосновой древесины толщиной в дюйм, и прорезать в ней отверстие не составляло труда. В это время с ведущего в кубрик трапа раздался голос, и он едва успел продеть правую руку в наручник (левую он не освобождал) и затянуть узел на лодыжках, как в каюту вошел Дирк Питерс с Тигром, который тут же запрыгнул на койку и улегся. Собаку взяли на борт по настоянию самого Августа, который знал мою привязанность и решил, что мне будет приятно путешествовать вместе с ней. Он сходил домой за животным сразу после того, как закрыл меня в трюме, но забыл об этом упомянуть, когда принес мне часы. С начала мятежа и до нынешнего его появления с Дирком Питерсом Август Тигра не видел и решил, что его бросил за борт кто-то из банды первого помощника. Позже выяснилось, что он заполз в щель под одним из вельботов, да так и застрял в ней, потому что там ему не хватило пространства, чтобы развернуться. Питерс освободил его и с доброжелательством, которое мой товарищ по достоинству оценил, привел пса к нему, заодно оставив ему солонины, несколько картофелин и кружку с водой, пообещав вернуться на следующий день и принести еще еды.

Когда он ушел, Август, освободив обе руки и развязав ноги, откинул изголовье матраца, на котором лежал, и перочинным ножом (благо негодяи не додумались его обыскать) принялся решительно резать одну из досок переборки как можно ближе к полу. Место это он выбрал специально, чтобы можно было быстро закрыть матрацем свою работу, если кто-нибудь опять явится. Но в течение дня его никто не беспокоил, и к вечеру он прорезал планку насквозь. Тут надо упомянуть, что никто из бунтовщиков после захвата судна не спал в кубрике, потому что все они теперь жили в кают-компании, бражничали за счет запасов капитана Барнарда и занимались управлением брига, только когда это было совершенно необходимо. Мне и Августу это было только на руку, ибо в противном случае он бы попросту не смог добраться до меня. Но, к счастью, все обстояло именно так, и он уверенно взялся за выполнение своего плана. Однако лишь перед самым рассветом он закончил вторую прорезь в доске, примерно в футе над первой, проделав таким образом отверстие достаточно большое, чтобы можно было через него без труда пролезть на нижнюю палубу. Оттуда было легко добраться до главного нижнего люка, хотя для этого ему пришлось перебираться по бочкам для ворвани, ярусы которых чуть не упирались в верхнюю палубу, так что там едва оставалось место для того, чтобы протиснуться. Добравшись до трюма, он обнаружил, что Тигр все это время следовал за ним, только полз между двумя рядами бочек ниже. Однако отыскать меня до зари он не успел бы, потому что ему предстояла главная трудность – пройти по тесно забитому нижнему трюму, поэтому решил вернуться и дождаться следующей ночи. С этой мыслью он приоткрыл люк, чтобы в следующий раз как можно меньше задерживаться. И как только он это сделал, Тигр прыгнул к образовавшейся щели, принюхался, протяжно заскулил и начал царапать пол лапами так, словно хотел поскорее открыть люк. Все его поведение, несомненно, указывало на то, что он учуял хозяина, и Август решил, что пес сможет меня найти, если спустить его вниз. Заодно можно было послать мне с ним записку, потому что было крайне важно, чтобы я не пытался выбраться самостоятельно, во всяком случае, в сложившихся обстоятельствах, поскольку он не был уверен, что сможет добраться до меня на следующий день, как намеревался. Последующие события показали, что это была счастливая идея, поскольку, если бы не эта записка, я бы наверняка решился на какой-нибудь отчаянный шаг, чтобы привлечь к себе внимание, что наверняка стоило бы нам обоим жизни.

Решение написать послание было принято, но теперь встала новая задача: где взять бумагу и чем писать? Вскоре старая зубочистка была превращена в перо, причем вслепую, потому что между палубами стояла кромешная тьма. На бумагу было пущено письмо, вернее, дубликат поддельного письма мистера Росса. Это был первоначальный набросок, который не пошел в дело из-за того, что почерк получился не слишком похожим на образец, и Август тогда изготовил второй вариант, по счастливой случайности сунув первый себе в карман куртки, где он весьма кстати обнаружился теперь. Не хватало только чернил, и им тут же была найдена замена, для чего перочинным ножом был произведен небольшой надрез на внешней стороне пальца над ногтем. При ранах такого характера всегда вытекает довольно много крови. Итак, послание было написано, насколько позволяли обстоятельства и темнота. В записке кратко сообщалось, что на корабле случился бунт, что капитана Барнарда пересадили в лодку и что скоро мои запасы будут пополнены, но я не должен обнаруживать свое присутствие. Заканчивалось послание словами: «Я пишу это своей кровью. Хочешь жить – сиди внизу, не высовывайся».

Привязав листок бумаги к собаке, Август спустил ее в люк и поспешил обратно в кубрик, пока туда не пришел никто из команды. Чтобы скрыть отверстие в перегородке, он вонзил чуть повыше нее свой нож и повесил на него матросскую куртку, которую нашел в каюте. После этого он надел на себя наручники и обвязал лодыжки веревкой.

Едва он покончил с этим, как в каюту вошел Дирк Питерс, сильно пьяный, но в приподнятом настроении. Он принес щедрую порцию провизии – дюжину печеных картофелин и кувшин воды. Он немного посидел на сундуке рядом с койкой, рассказывая Августу о первом помощнике и о делах на бриге. Настроение у него часто менялось, и вообще он держался как-то неестественно, так что Август даже начал сильно волноваться, но наконец Питерс ушел на палубу, буркнув пленнику, что завтра принесет обед получше. Днем в каюту спустились еще двое из команды (гарпунщики) вместе с коком, и все трое были настолько пьяны, что едва держались на ногах. Подобно Питерсу, они не таясь обсуждали свои планы. Похоже, в их рядах наметился раскол, вызванный конечной целью их путешествия, и сходились они только на том, что нужно напасть на судно, идущее с островов Зеленого Мыса, которое они ожидали встретить в ближайшие часы. Насколько можно было понять из их разговоров, бунт на «Косатке» был поднят не только ради наживы. Основной причиной была давняя неприязнь первого помощника к капитану Барнарду. Теперь же команда разделилась на две группировки, одну из которых возглавлял первый помощник, а вторая сплотилась вокруг кока. Первая группа была за то, чтобы захватить первое же встреченное пригодное судно и снарядить его на каком-нибудь из Вест-Индских островов для пиратского промысла, вторая же группа, более сильная, к которой примыкал и Дирк Питерс, склонялась к тому, чтобы вести бриг, как и планировалось изначально, в южную часть Тихого океана и там либо добыть кита, либо действовать по обстоятельствам. Доводы Питерса, который много раз бывал в этих местах, очевидно, показались убедительными бунтовщикам, колебавшимся между жаждой наживы и развлечений. Он рассказывал о том, какую райскую жизнь можно найти на бесчисленных островах Тихого океана, о том, как они будут наслаждаться полнейшей безопасностью и свободой от каких бы то ни было ограничений, но пуще всего живописал благодатный климат, изобилие живой природы и красоту местных женщин. И все же пока никакого решения принято не было, хотя картины, нарисованные полукровкой лотовым, распалили воображение моряков, и вероятность того, что его сторона в конце концов возьмет верх, была очень велика.

Все трое ушли примерно через час, и больше в тот день в кубрик никто не наведывался. Август выжидал почти до ночи, потом освободил себя от веревки и наручников и стал готовиться к спуску в трюм. На одной из коек нашлась бутылка, ее он наполнил водой из оставленного Питерсом кувшина и рассовал по карманам холодные картофелины. К его огромной радости, в каюте обнаружился фонарь с сальным огарком. Зажечь его он мог в любое время, потому что у него был коробок фосфорных спичек. Когда совсем стемнело, он пролез через отверстие в перегородке, предварительно сложив одеяло на койке так, чтобы казалось, будто под ним лежит человек. Очутившись на другой стороне, он, как и прежде, скрыл отверстие, повесив куртку на нож, что сделать было несложно, поскольку он не стал вставлять на место вырезанный кусок доски. Теперь он находился на нижней палубе и снова начал пробираться к главному люку между верхней палубой и бочками для ворвани. Оказавшись на месте, он зажег фонарь, спустился вниз и с огромным трудом, едва ли не на ощупь начал пробираться между завалами в трюме. Почти сразу он почувствовал непереносимую вонь и духоту и у него зародилось страшное подозрение, что я попросту мог не выдержать столь долгого заточения, дыша таким спертым воздухом. Он постоянно звал меня по имени, но я не откликался, и это подтверждало его опасения. Бриг бросало из стороны в сторону, и это сопровождалось таким шумом, что нечего было и думать услышать какой-нибудь тихий звук наподобие дыхания или храпа. Открыв заслонку фонаря, он поднимал его как можно выше при каждой возможности, чтобы я, если еще был жив, увидел свет и понял, что помощь близко. Но я не давал о себе знать, и предположение о моей смерти начало постепенно превращаться в уверенность. И все же он решил, если получится, добраться до ящика и убедиться, что не ошибся. Какое-то время он с тяжелым сердцем продвигался вперед, пока наконец не оказался на месте, где путь был загроможден так, что дальше идти не было никакой возможности. Чувства переполнили его, он бросился на бревна и зарыдал как ребенок. Тогда-то он и услышал звон разбитой мною бутылки. Поистине это было счастливое совпадение, ибо случайность эта, при всей незначительности, определила мою судьбу. Но я узнал об этом лишь через много лет. Природный стыд и сожаление о своей слабости и нерешительности не позволили Августу сразу открыть мне то, в чем возникшие со временем более близкие и открытые отношения побудили признаться впоследствии. Обнаружив на пути непреодолимое препятствие, он решил оставить попытки добраться до меня и тотчас вернулся в кубрик. Но, прежде чем насылать на него проклятия за это, нужно вспомнить о тех обстоятельствах, которые осложняли его положение. Ночь близилась к концу, и его отсутствие в любую минуту могли обнаружить, и это произошло бы непременно, если бы он не успел вернуться в каюту до рассвета. Свеча в его фонаре догорала, и в темноте найти дорогу обратно к люку было бы крайне затруднительно. Нужно принять во внимание и то, что у него имелись причины полагать, что я умер, и потому так рисковать, чтобы добраться до моего ящика, просто не имело смысла. Я не отвечал на его призывы. К тому времени я провел в трюме одиннадцать дней и ночей лишь с тем запасом воды, который он оставил мне в кувшине и который я вряд ли стал бы экономить, поскольку у меня имелись все причины ожидать скорой развязки. Да и воздух в трюме после сравнительно открытой каюты ему должен был показаться совершенно ядовитым и гораздо более невыносимым, чем он показался мне, когда я только поселился в ящике – к тому времени люк оставался открытым на протяжении нескольких месяцев. Но я уверен, что, если добавить к этим соображениям еще те сцены кровопролития и зверств, совсем недавно случившихся на глазах у моего товарища, выпавшие на его долю лишения, тот факт, что он сам едва избежал смерти, его слабость и сохранявшееся двусмысленное положение – обстоятельства, как будто специально сложившиеся так, чтобы истощить душевные силы, – читатель отнесется к его несостоятельности в дружбе и в вере скорее с сочувствием, нежели с порицанием.

Звук разбившейся бутылки был слышен отчетливо, хотя Август не был уверен, что он донесся из трюма, однако тени сомнения оказалось достаточно, чтобы продолжить поиски. Он взобрался по грузу почти до нижней палубы и, дождавшись, когда качка немного стихла, выкрикнул мое имя изо всех сил, хоть и знал, что его могли услышать наверху. Нужно напомнить, что именно этот его крик я услышал, когда от волнения не смог ничего ответить. Уверившись в том, что его худшие опасения оправдались, он спустился, намереваясь не теряя времени вернуться в каюту, но в спешке опрокинул несколько небольших ящиков, что вызвало шум, который я тоже услышал. Он уже проделал значительный путь обратно, когда падение ножа заставило его остановиться. Он тут же вернулся, снова вскарабкался на груз и опять, дождавшись затишья, так же громко, как прежде, позвал меня по имени. На этот раз я нашел в себе силы ответить. Обрадовавшись тому, что я все еще жив, он решил во что бы то ни стало добраться до меня, невзирая на сложности и опасность. Выбравшись из образованного грузом лабиринта, он наткнулся на шаткое бревно в завале и после долгой борьбы в состоянии полнейшего изнеможения наконец оказался у моего ящика.