Читать книгу Дар. Горькие травы. Книга 3 - Екатерина Белецкая - Страница 4

Белая стена

Год 11.973

– Ну как там дела? – спросила Берта.

Они со Скрипачом снова стояли в холле пятого этажа у неработающих лифтов на расстоянии в метр, только сегодня Берта выглядела много лучше, чем неделю назад, да и Скрипач стал явно бодрее, чем раньше.

– Дышим по две минуты без поддержки, – сообщил он. – Раз в час днём, раз в три часа ночью. Пока что чаще тренировать не хотят, он устает быстро. Было уже несколько раз, когда сам начинал, в перерывах, но мы пока не разрешаем. Уж очень сильно процедуры изматывают.

– Это хорошо, что сам пытается, – Берта кивнула. – Ты не спрашивал на счет меня?

– Спрашивал, конечно, – кивнул Скрипач. – Илья сказал, что пустят перед тем, как будем пробовать давать сознание. Дней через шесть, наверно. Когда хотя бы до десяти-пятнадцати минут дойдем.

– Опять ждать, – Берта явно расстроилась. – А почему до сознания, а не после?

– Потому что никто не знает, что там по факту будет, – Скрипач помрачнел. – Предположения не самые хорошие, честно говоря.

– Из-за гипоксии?

– Ну да. Все говорят, что это полностью компенсируется, но сейчас… в общем, как только, так сразу, – заверил Берту Скрипач. – Маленькая, какие там, на воле, новости? Дома ты была?

Берта пожала плечами.

– Примерно такие же, как и были вчера, – ответила она. – Официалка щелкает зубами, Томанов отбивается, мы пытаемся отвлечься тем, что разбираем квартиру… рыжий, там ни одной целой стены не осталось, – она покачала головой. – Не знаю, что они искали, но они разбили практически всё. Даже перегородку между ванной и туалетом. Но самое удивительное, что я нашла под мусором наш шкаф, совершенно целый, а в нем – свои косынки, еще с тех времен. Представляешь?

– Так, подожди, – попросил Скрипач. – Как это – шкаф под мусором?..

– Ну вот так, – развела руками Берта. – Шкаф уронили, видимо, когда отодвигали, а потом разрушили стену, возле которой он стоял.

– Какую стену?

– Между моей комнатой и вашей.

– Мама дорогая… это сколько же там мусора?! – дошло до Скрипача.

– Много, – исчерпывающе ответила Берта. – Мы с Джесс и ребятами выносим каждый раз пакетов по десять. И сумели расчистить только прихожую, ванную, и часть кухни.

– Ну и ну, – покачал головой Скрипач. – Серьезно?

Он расстроился, Берта это тут же заметила.

– Родной, главное, что мы все живы, – успокаивающе сказала она. – Я на самом деле расплакалась, когда в первый раз это увидела… а потом подумала: ерунда, это же просто вещи. Ну да, нас пытались брать измором, нам разнесли квартиру, нас покалечили. Но мы-то живы! Понимаешь?

Скрипач кивнул.

– Чудом живы, – согласился он. – И не все.

– Все, все, – заверила Берта. – Даже у Ри, и то появились хорошие шансы, как врачи говорят.

Скрипач промолчал.

Может быть, Джессике и говорили про «хорошие шансы», но рыжий знал – пока что там, в Бурденко, не делается ничего, кроме общей терапии. И не может делаться, потому что на Терру-ноль никто и никогда не пропустит специалистов по нейро-протезированию. И даже отметка ST в деле этому не поможет.

По крайней мере, пока…

– С ногой и рукой что-то решили? – с тревогой спросила Берта.

– Ничего пока что, – мрачно ответил Скрипач. – Да и рано еще решать. Когда станет лучше, будут думать.

Берта кивнула.

– А хорошие новости есть? – спросила она.

– Кое-что есть, – Скрипач потер переносицу. – Левое легкое восстановили полностью, с завтрашнего дня будем миокард готовить к восстановлению…

– А почему только сейчас? – огорчилась Берта.

– А потому что всего два блока регенерации разрешили привезти, твари, – Скрипач поморщился. – Но, собственно, он и так еле справляется, поэтому пока что хватит двух. Бертик от Томанова что-то слышно?

– Ох… Рыжий, может, сядем? У тебя сколько времени есть?

Скрипач задумался.

– Минут двадцать. А что?

– Да, собственно, то, что ты срочно нужен в городе, – Берта прикусила губу. – Очень нужен. Сейчас отдел, в котором…

– Всё-таки ИВК? – уточнил Скрипач.

– Бывший ИВК, да. Точнее, то подразделение, которое Томанов сделал под вас. Или под нас. Неважно. В общем, нужны считки. Для анализа.

Скрипач посмотрел на неё так, что Берта невольно стушевалась.

– Маленькая. А теперь подробно и по пунктам, – приказал Скрипач. Сел на пол по-турецки, похлопал по полу рядом с собой ладонью – тоже, мол, садись. – Что за подразделение, зачем считки, и что там вообще затеяли. Ты же знаешь, что после тюрьмы я сразу попал сюда, как только выпустили… и кроме того, что нас выпустили и оправдали, не знаю вообще ничего.

– Ладно, сейчас расскажу, что знаю, – Берта тоже села на пол, положила потасканную сумку рядом с собой. – Потому что всего я не знаю тоже.

– А кто знает?

– Видимо, Томанов. Но нам с Джесс сейчас не до Томанова, как ты понимаешь.

***

Берту и Джессику выпустили второй очередью, после Скрипача, Фэба, и Кира. Как поняла Берта, их троих без лишних предисловий отправили в тюремную больницу практически сразу…

– Нас не отправили, мы сами отправились, – уточнил Скрипач. – Как только поняли, что Ит тоже здесь.

Ну да, видимо, так. Принял, что называется «с рук на руки» обеих женщин Томанов, и, разумеется, они стали выяснять, что случилось с мужьями. Томанов объяснил, что смог помочь только Ри, сумев доказать значимость этого человека, да и то помощь получилась минимальной: перевел из тюремной больницы в госпиталь Бурденко, навещал, пытался организовать какой-никакой уход. Что дело совершенно безнадежное, ему дали понять сразу. Но, тем не менее, Ри, к моменту окончания бесчисленных судов и разборок, оказался всё-таки в лучшем состоянии, чем Ит. Потому что за ним был пусть и не самый хороший, но присмотр. Потому что не запустили до такой степени. Потому что хотя бы кормили, кололи антибиотики, следили. Внутрибольничная пневмония и еще кое-что по мелочи не в счет – к моменту появления в Бурденко первой команды врачей Санкт-Рены Ри, в отличие от Ита, был не при смерти, просто «тяжелый». Хотя бы.

– И вот тут начинается самое интересное, рыжий, – Берта встряхнула головой. – Как только всё более ли менее устаканилось… ну, уже после того, как нам дали понять, что Ит жить будет… Томанов на нас насел со страшной силой. Видишь ли, его нынешняя команда сумела выстроить схему, которая со стопроцентной уверенностью доказывает, что…

– Что именно?

– Что мы все, в той или иной степени, первопричина происходящего.

– И войны тоже? – удивился Скрипач.

– Да. Что ответы на многие вопросы, в том числе и о порталах, можно получить, только работая с вами напрямую. Оказывается…

Оказывается, что и Официальная, и Санкт-Рена, и группа Томанова уже давно идут «от обратного», и что согласно последним данным, ситуация с порталами и Террой-ноль действительно связана с ними. Лишнее доказательство – вновь открытый портал из Тлена.

– Угу, – мрачно кивнул Скрипач. – Вот тут я не могу не согласиться. Тут уже всё напрямую было. Вплоть до координат на местности.

– Они о том же. Так вот…

Сейчас носителем считок, с которым можно работать, являешься только ты, родной. Они оба выбыли из игры. И Томанов…

– Не продолжай, я понял, – Скрипач прикусил губу. – Это может подождать? Малыш, я отсюда, прости, никуда не хочу уходить. Да и не могу. Особенно теперь.

– Я им сказала то же самое, – кивнула Берта. – И вот тут нам на руку сыграла Санкт-Рена. С этим самым статусом. Во-первых, у вас временное гражданство. Во-вторых, статус. В-третьих, королева сильно придавила официалку. Угрожает… сам понимаешь, чем.

– Ага, правильно. Стоит Санкт-Рене объяснить Терре-ноль, что такое проект «Азимут», местные власти вышвырнут официалку вон в тот же день, – Скрипач злорадно усмехнулся. – Интересно, Огден с Гараем уже отказались от плана экспедиции?

– Не думаю, что они отказались, – покачала головой Берта. – Но вот откатить на какое-то время, вероятно, им этот план придется. Особенно если удастся заставить работать Балаклавский портал. В обратном направлении. Но без тебя, как ты понимаешь…

– Пошли они к черту, – отмахнулся Скрипач. – Не до них сейчас.

– К сожалению, через какое-то время придется, чтобы стало «до них», – Берта покачала головой. – Сам понимаешь.

– Передай Томанову, пожалуйста, что мне нужен хотя бы трёхмесячный временной лимит, – Скрипач поднялся с пола, Берта тоже. – Я буду работать по плану. Обязательно. Но лишь тогда, когда буду уверен в том, что могу его оставить хотя бы на несколько часов в день.

Берта кивнула.

– Хорошо, родной, я передам. Иди, тебя уже ждут, небось.

– Кого тебе прислать сейчас? Фэба или Кира?

– Кто свободен, – Берта улыбнулась. – Бедные вы мои, бедные. Замучились совсем.

– Это ты Ита не видела пока, «замучались», – Скрипач дернул плечом. – Вообще ни одного живого места нет.

– Совсем?..

– Кисть правой руки и макушка, пожалуй. Сейчас хоть волосы немножко отросли. Ёжиком.

– А что с волосами случилось?

– Сначала, как я понял, его обкорнали в больнице, а потом, уже тут… в общем, «среда» сожрала всё остальное. Она же активная. Сочла, что это украшение сейчас лишнее, и того… растворила к чертовой матери.

– Ерунда, – отмахнулась Берта. – Волосы не зубы, как говорится. Отрастут. Давай, родной, иди, у тебя уже вызов мигает.

***

Первые два раза сознание давали ограничено, частично. Визуальная проверка некоторых рефлексов, проверка реакций на подвижность, на степень иммобилизации искалеченной ноги и руки. По словам старших врачей, следовало максимально исключить любой дискомфорт, и еще нужно было как-то изолировать практически полностью открытое операционное поле: да, сейчас раны на изуродованной левой стороне временно зарастили, но всё равно, смотреть Иту на то, что осталось от левой половины тела, никто бы не разрешил.

– Закроем, – успокаивал Илья. – От него – закроем. И мышцы выключим, чтобы исключить все случайности. Но вообще проблем получается на порядок больше, чем мы думали…

Ключица. Плечо. Предплечье. Локоть. Лучезапястный сустав. Два нижних ребра. Тазобедренный сустав. Бедро. Коленный сустав. Голень…

Ни одной целой кости.

И – то, что осталось, нарастить невозможно.

Потому что нечем.

Да даже если бы и было чем…

– В этой больнице хотели ампутировать руку, но не смогли, – объяснял Андрей, старший врач отделения, в котором сейчас лежал Ит. – Я ведь ездил, узнавал. Они до сих пор трясутся, когда про это рассказывают. Кость начала разрастаться, когда они её стали пилить. Разрастаться, твердеть, и менять форму. Как только перестали – перешла в обратное состояние. В общем, они поставили дренаж, зашили, и больше не прикасались. Почему это происходит, даже мы понять не можем. Не должно, но, тем не менее, это вот так. На минимальное воздействие реакции нет – тот же стафилококк мы без труда убрали за трое суток. Но… убрать-то убрали, а восстановления добиться как не смогли.

– Мы сто раз ломались раньше, всё срасталось, – возразил тогда Скрипач.

– Охотно верю. Тут, видимо, сыграло роль то, что с вами случилось за последние месяцы. В первую очередь гибернейты. Я совсем не уверен, что сломай вы руку теперь, она бы срослась. Не исключено, что реакция была бы такой же, как у него. В общем, Скрипач, вам пока что лучше не рисковать. Думаю, со временем мы в этом механизме разберемся.

– Но что делать сейчас?

– Кое-какие мысли есть. Биопротезы они сюда не пропускают, но…

– Но?

– Но эндопротезы пропустят. Другой вопрос, сумеет ли он перенести операцию, и актуальна ли эта операция в данный момент. Мышцы тоже повреждены, часть – необратимо. Будем думать. Пока что работаем терапию, и будем пробовать давать сознание.

***

– Так, ребята. Максимально осторожно, – Илья стоял в красной зоне, у изголовья. – Фэб, сдвинь первый порт пониже, пожалуйста. Давай еще ниже, он так голову повернуть не сможет. Рыжий, не нервничай, а то уже меня за компанию трясти начинает. Мы сейчас смотрим. Если заговорит, то вопросы самые простые – как себя чувствуешь, хочешь ли пить, и так далее. Это максимум.

– Я бы не стал рассчитывать на этот максимум, – проворчал Кир. – Зная психа…

– По обстоятельствам. Ладно, ребята, поехали. Саиш, свет поменьше сделай.

Дежурную бригаду Илья сейчас выгнал в коридор. Посовещавшись, пришли к выводу, что лучше для первого раза оставить своих – родных, и тех, кого Ит хорошо знает. Незнакомые люди – это лишний стресс, по крайней мере, в данной ситуации.

– Фэб, потихонечку поднимай, – распорядился Илья. – Угу, хорошо. Сейчас переключимся на самостоятельное, и можно будить.

…Когда Ит открыл глаза, первое, что он увидел, было растерянное лицо Скрипача, сидящего рядом с ним. За Скрипачом стоял Фэб, напряженный и сосредоточенный. Ит перевел взгляд вправо, и заметил Илью, который, кажется, попытался улыбнуться, но улыбка вышла какая-то натянутая и неестественная.

– Привет, – тихо сказал Скрипач. – С возвращением.

– Почему вы их не прогнали? – жалобно спросил Ит.

– Что? – Скрипач, кажется, опешил.

– Кого не прогнали? – удивился Фэб.

– Лютика и Гвоздя… ногу так больно…

– Где больно? – спросил Илья.

– Ногу. Где он ударил опять.

– Кто ударил, родной? – окончательно растерялся Скрипач.

– Гвоздь ударил. Он каждый день меня бьет. И сегодня тоже. Я плохо себя вел, да? Вы поэтому их впустили…

– Ит, здесь никого нет, – твердо сказал Илья, подходя ближе.

– Как нет? Они же тут работают, днём дежурят. Каждый день.

– Где – тут? – уточнил Илья.

– Ну, тут. В больнице.

– Ит, мы давно в другой больнице, – сообщил Илья. – Тебе, видимо, это приснилось.

– Нет, – в голосе Ита зазвучало ожесточение. – Они тут были. Я видел. И ногу больно. Илюш, что я не так сделал опять? За что они меня бьют?..

– Ит, мы правда в другой больнице, – Скрипач взял Ита за руку. – Мы оттуда уехали.

– Когда?

– Больше месяца назад. Тебя никто не бил, поверь мне.

– В какой больнице? – казалось, Ит растерялся еще больше.

– Это военный госпиталь, он называется «Поля», находится в московской области, – спокойно сообщил Илья. – Тебя перевели больше месяца назад. Так случилось, что нас с «Вереском» тоже отправили сюда, и мы попросили разрешения работать с тобой. Ну, вот и работаем. Так понятнее?

– А Гвоздя и Лютика тоже сюда перевели?.. Да?..

Скрипач беспомощным взглядом посмотрел на Фэба. Тот едва заметно отрицательно покачал головой.

– Нет, родной, не перевели, – твердо ответил Скрипач. – Их тут нет. Тебе это приснилось. Честно.

– Если хочешь, можем потом посмотреть запись того, что происходило в комнате в последние сутки, – предложил Илья. – Вот отдохнешь, и посмотрим. Как ты себя чувствуешь?

Ит задумался. Попробовал немного приподнять голову, глубоко вздохнул – настолько глубоко, насколько позволил порт доступа. Поморщился.

– Не знаю, – ответил он после почти минутного молчания. – Никак…

– Сейчас что-то болит?

– Нет… нет, не знаю. Кажется, нет.

– Это хорошо. Пить хочешь?

– Нет.

– А что ты хочешь?

– Чтобы Фэб ушел.

– Почему?

– Не надо. И Кир тоже пусть уходит. Не надо.

– Что не надо? – не понял Скрипач.

– Не надо им тут быть. Пусть они уйдут.

Фэб и Кир недоуменно переглянулись. У Фэба во взгляде сейчас волной поднималась тревога, он сделал было шаг вперед, но Илья взял его за локоть – мол, не подходи, давай сначала поймем, в чем дело.

– Почему не надо? – спросил он.

– Потому что… хватит этого всего. Я не хочу так больше. Чтобы так было. Рыжий, мы должны уехать.

– Куда уехать? – Скрипач не понимал, что происходит, остальные тоже.

– Илья, ты возьмешь нас работать? Нас, двоих? – Ит попытался приподняться, но, конечно, у него ничего не получилось. – Мы должны уехать отсюда. И от них должны уехать. Огден был прав, совершенно прав. Ри уже убили, и если мы это всё будем продолжать, то они сначала убьют их, а потом доберутся и до нас тоже. Надо… разрушить кварту и пентакль, пока не поздно. То есть уже поздно, потому что кварты больше нет, но всё равно… – речь его стала сбиваться, дыхание участилось. – Рыжий, ты понимаешь? Это должно было случиться… там, в считке… это было… арбалетный болт, паук на листе бумаги… стена…

– Так, стоп, – решительно сказал Илья. – Спокойно. Во-первых, Ри жив. Тяжело ранен, но жив, равно как и ты сам. Во-вторых, никого прогонять я не буду. В-третьих, работать я вас так и так возьму, когда ты полностью поправишься. В-четвертых, для того, чтобы поправиться, ты должен будешь слушаться меня и других врачей, которые с тобой сейчас работают. Ты понял?

– Да. Кажется…

– Хорошо. Устал?

– Немного.

– Если немного, то дослушай. Просыпаться пока что будешь утром и вечером, мы сделаем для тебя нормальный режим. Лечиться предстоит долго, и для того, чтобы лечить, нам нужно будет обговорить тактику с тобой – так положено.

– А сколько лечиться? – Ит с тревогой посмотрел на Илью.

– Сколько потребуется, – жестко ответил тот. – И еще момент. То, что у тебя до сих пор не отработан контракт, и ты мой подчиненный, ты помнишь?

Ит слабо кивнул.

– Вот поэтому ты должен будешь выполнять то, что я говорю. Потому что мне впоследствии потребуется нормальный сотрудник, а не полутруп.

– Понял, – Ит, кажется, немного успокоился. – Я постараюсь.

– Вот и молодец, – похвалил Илья. – Всё, спать. Вечером снова разбудим.

Он поднял взгляд. Саиш кивнул. Минута прошла в молчании, затем свет в палате загорелся нормально, как обычно, а Саиш, до этого момента молчавший, задумчиво произнес:

– Хреново. Всё гораздо хуже, чем мы думали.

***

– Когда он это успел? – Фэб с отчаянием смотрел на Кира. Тот удрученно покачал головой. – Когда эта сволочь успела до него добраться?..

– На «Альтее», – мрачно ответил Кир. – А этот дурак после того разговора еще и считку открыл, из самых ранних. Ну и вот, результат.

– Какую считку?

– С аварией на Балаклавском. Она оказалась с маркером. Координаты совпали с порталом на Тлене. И что нам теперь делать, я не знаю.

– Я тоже не знаю. Слушай, у тебя случайно сигарет нет?

Кир изумленно воззрился на Фэба.

– Чего? – спросил он.

– Того. Сигарет нет?

– Очумел, что ли? Откуда?..

– Ну, мало ли…

– Слушай, ты заканчивай. Он не в себе сейчас. Дели на десять это всё, пожалуйста.

– Он более чем в себе, – возразил Фэб. – Единственный бред – это про санитаров.

– Которых я если поймаю, прикончу на месте, – мрачно добавил Кир. Фэб согласно кивнул. – Ты считаешь, что он адекватен?

– Практически полностью. Я же смотрел показатели. Санитары – да, бред. Остальное… нет, к сожалению. Он отлично соображает и отдает себе отчет в том, что говорит. На все сто процентов. Он в это верит.

– То, что он в это верит, не значит, что он верит правильно, – Кир вздохнул. – Выходит дело, что и Ри что-то открывал. Погоди-ка!.. Что-то я после трёх месяцев в одиночке соображаю не очень. Так вот о чем они тогда говорили, на Тлене! Паук, арбалетный болт… Это считка Ри. Сто процентов. А я-то думал, о чем они всё время переговариваются вдвоем. Ри еще табличку притащил с цифрой восемнадцать. Черт… тогда не до того было, но сейчас я, кажется, начинаю понимать.

– Нужно будет поговорить с ним, проверить, – Фэб выпрямился. – Рыжий не в курсе?

– Кажется, нет, – Кир задумался. – С ним тоже того… побеседуем.

***

– Кир, ты совсем того? – мрачно поинтересовался Скрипач, когда оба скъ`хара пришли к нему с разговором. – Ри говорил про эту считку. Причем всем. И мы тогда еще сказали, что портал нужно будет открывать Ри с Итом.

Кир удрученно молчал.

– Потом видение, которое устроил нам Мастер Червей, когда мы отрабатывали Утопию, – продолжил Скрипач. – Только это было не видение, конечно, как я сейчас понимаю, а проекция из недалекого будущего. Мы видели ровно то же самое, что и они.

– Что именно вы видели? – спросил Фэб.

– Кир, расскажи, у меня сил уже нет, – признался Скрипач. – Примерно это всё и видели, с поправкой на восприятие Мастера. В том, что я из самого веселого превращусь в самого грустного, он оказался прав…

– Но ты же понимаешь… – осторожно начал Фэб, но Скрипач его перебил.

– Да, понимаю. Например, то, что Ит не прав, я понимаю. Но переубедить его я не смогу. По крайней мере, сейчас.

– Почему, родной? – Кир взял Скрипача за плечи. Тот устало вздохнул.

– Потому что я не знаю, как это можно сделать.

***

Психологи дали указания, их оказалось множество.

Распорядок дня, темы для разговоров, в особенности по состоянию – никаких подробностей, только в общих чертах, но обязательно с адекватной оценкой. В данный момент они в адекватности самооценки сильно сомневались.

Но главным вопросом оказался, конечно, тот, что имел отношение к семье – в частности, к Фэбу.

Ни в коем случае не уходите, Фэб. Если вы уйдете, он вас больше вообще к себе не подпустит. Поймите, сейчас, не смотря на отторжение, которое он проецирует, у вас всё равно сохраняется связь, нить. Он вас любит, мало того, он за последние дни сам неоднократно говорил об этом. Но если вы уйдете, он тут же создаст дистанцию между вами, и преодолеть её не получится, видимо, уже никогда. Ваше присутствие рядом с ним мы полностью оправдаем, вот увидите.

– Каким образом? – спросил тогда Фэб.

– Скажем правду, – пожала плечами женщина-психолог. Фэб уже знал, что она, равно как и десяток её коллег, работают поочередно в шести госпиталях, к которым приписаны. И едва справляются. Говорят, очень богатая сейчас стала практика.

– Какую именно правду?

– О нехватке персонала, и о том, что мы физически не можем выделить для него еще врачей. Что каждый рауф, когни, и человек на счету. Это действительно правда, к сожалению. Многое бы я отдала, чтобы это было ложью.

Фэб знал – женщина действительно не врет. Врачей не хватало катастрофически. К сожалению, объяснялось это более чем просто: на десять тысяч военных официальная пропускала один госпиталь. Да еще и пакт не предусматривал уровень этих госпиталей выше шестого…

– Ну, хорошо, – согласился Фэб. – Допустим. А что на счет линии поведения?

– Любые разговоры о взаимоотношениях пресекать пока что в зародыше. Четко дать понять: все обсуждения станут возможными только после выздоровления. Поправишься – поговорим. И никак иначе.

– То есть мы ждём, – уточнил Фэб.

– Пока что да, – кивнула женщина. – Ждём и смотрим. К сожалению, ничего другого пока предпринять нельзя.

– Почему?

– Фэб, странно слышать от вас такой вопрос, – женщина, кажется, удивилась. – Потому что сейчас приоритетной задачей является физическое состояние. Которое, как вы сами понимаете…

– Да, я всё понимаю. Просто… невыносимо, – Фэб отвел взгляд. – Каждый день вот так… Марта, поймите, это уже больше, чем просто тяжело. Я не знаю, сколько я сам выдержу… я боюсь сорваться.

– Вам нужно взять себя в руки и выдержать. Столько, сколько нужно будет. Если сорветесь вы, дело кончится еще хуже. Фэб, я понимаю: вам действительно трудно, особенно после тюрьмы, и после всех событий, но выхода у вас нет. И ни у кого нет. У него в том числе.

– Может быть, мне стоит попробовать… – Фэб осекся.

– Попробовать – что? – не поняла психолог.

– Я никогда не курил. Может быть…

– Дурная идея, – женщина поморщилась. – Лучше спите побольше. Ей богу, от этого все только выиграют. И он, и вы. Ко второму скъ`хара это тоже относится.

***

Первые слова о белой стене произнес никто иной, как сам Ит, хотя Скрипач после признался, что подобное приходило и ему в голову тоже, вот только формулировал он иначе.

Белая стена.

Та, которая сейчас стояла между всем и всем. Между Ри, и его практически полностью уничтоженным мозгом. Между Итом, и его изуродованным телом. Между Бертой и её семьей, пока что вынужденно запертой в стерильной зоне госпиталя «Поля». Между ними всеми была сейчас белая стена, даже между Итом и Скрипачом, а ведь оба до этой поры считали, что подобное невозможно.

Конечно, на мысль о стене Ита натолкнула казалось бы совершенно простая вещь: изуродованную половину тела от него же самого закрывали перевязочными накладками, и он, скашивая глаза влево, максимум, что мог видеть – нечто белое, в полутьме практически неразличимое. Яркий свет на время его пробуждения отключали (на этом настояла всё та же Марта, психолог), оставляли несколько совсем небольших точечных источников, не позволявших толком рассмотреть, что там, слева, на самом деле.

Позже выяснилось, что можно было бы и не стараться – как оказалось, Ит более чем хорошо помнил, что с ним произошло, мало того, он даже не терял сознания до того момента, пока не попал на операционный стол.

– Больно было? – сочувственно спросил Скрипач после того, как Ит подробно перечислил все свои травмы, и ни разу не ошибся.

– А как ты думаешь? – с горечью спросил в ответ Ит. – Очень. Но ничего, это-то как раз не страшно.

– А что было страшно? – невзначай поинтересовалась Марта.

Второй разговор с психологом происходил, разумеется, утром – по вечерам, во время десятиминутных пробуждений Иту было не до разговоров. А вот проспав ночь, он почти полчаса чувствовал себя вполне сносно.

– Два с половиной месяца, которые были потом, – Ит отвел взгляд. – И то, что происходит сейчас… тоже.

Психолог покивала.

– Ит, к сожалению, какое-то время придется потерпеть, – предупредила она.

– О каком времени идет речь? – спросил Ит.

– Обсуждается тактика того, что с вами возможно сделать имеющимися средствами, и…

– Рыжий, помнишь? Баспейрил, тот нэгаши… ну, на «Альтее»? Сначала в «Вереске», потом там… Я теперь тоже… почти как он, – Ит натянуто усмехнулся. – Только его поперек, а меня… вдоль… А мы еще его тогда успокаивали…

– Помню, – кивнул Скрипач. – Не сравнивай. Случаи совсем разные.

– Ну почему же? – возразил Ит. – Очень даже похожие случаи. Только он через месяц после ранения уже ходил, пусть и не сам, а я…

Он не договорил. Если бы мог отвернуться – наверное, отвернулся бы, но сейчас максимум, что он мог – это закрыть глаза.

– Не через месяц, а через четыре, я смотрел его историю, это раз, – Скрипач говорил жестко, тоном, не допускающим возражений. – Два – мы с тобой с ним виделись больше чем через два года после ранения, и он тогда жаловался, что ему неудобно и некомфортно на биопротезе, и что он хочет нормально протезироваться. У тебя склероз, родной, я скажу Илье, что с мозгами проблем больше, чем он тогда решил. Четыре – у тебя есть шанс через относительно небольшое время встать на ноги. От двух до трёх месяцев. Завтра скажут, сколько точно.

– Ладно, – вымученно согласился Ит. – То, что обо всем этом думаю я, касается, видимо, меня одного, и никого больше.

– Пока что да, – вдруг согласилась с ним Марта. – Именно так. Ит, вы можете считать меня жестокой, если вам угодно, но вы ничего не решаете, и не можете решать.

– Всё снова решили за меня, – покорно кивнул Ит. – Что ж… я и не претендовал никогда. Может, оно и к лучшему.

– Прекрати эти упаднические настроения, – попросил Скрипач. – Слушать тошно.

– А мне жить вот так – тошно, – ответил Ит. Голос его звучал глухо, невыразительно. – Кто бы меня хоть раз спросил, что хочу я. Так нет ведь, какое там…

– И что же вы хотите, Ит? – Марта прищурилась.

– Уехать. Нет, Марта, если вы думаете, что я хочу умереть, вы ошибаетесь. Умирать я совершенно не хочу. И семью люблю по-прежнему, точно так же, как и раньше. Но…

– Что – «но»? – требовательно спросила психолог.

– Чтобы мы все остались в живых, мы должны… мы оба должны… чем быстрее мы исчезнем из их жизни, тем будет лучше.

– Кому именно?

– Всем. И нам, и им. И да, Марта. Я хочу жить. Спокойно. Нормально. Делая работу, которая угодна Богу. Я не хочу гнить заживо, терпеть боль, побои и унижение. И не я хочу, чтобы те, кого я называл своей семьей раньше, страдали.

– Ваша жена, Ит… – начала было Марта, но Ит тут же её перебил:

– Моя жена умнейшая женщина, если вы об этом, но есть вещи, которые она пока что не понял. А я понял. Так уж вышло, что я стал первым среди нас, который понял… и который может об этом сказать. На самом деле первым был не я.

– А кто же?

– Ри. Он понял это первым. Мы говорили с ним на «Альтее», перед второй экспедицией, и он первым пришел к этому выводу. А ты знаешь, рыжий, что он гораздо умнее всех нас, вместе взятых. Был…

– И будет.

Ит слабо усмехнулся.

– Ты сам-то в это веришь, «будет»? – ехидно спросил он. – Как бы ни так…

– Хватит, на сегодня заканчиваем, – Саиш, молча слушавший этот разговор, решил, что довольно. – Будет или не будет – время покажет. Марта, вы завтра придете? Ну и хорошо, значит, завтра и продолжите. Рыжий, проводи. Всё, Ит. Спать.

***

Возле границы стерильной зоны Скрипач по привычке остановился, но Марта взяла его за локоть и решительно потащила за собой. Вместе они спустились на три этажа, и лишь после этого женщина сказала:

– Я не знаю подробностей, поэтому не могу работать дальше. Если можно, коротко и по существу, Файри.

– Лучше называйте рыжим, – попросил Скрипач. – Я не пользуюсь этим именем.

– Ну хорошо… рыжий. Сначала я скажу то, что я вижу. Либо эта сложная схема была кем-то ему индуцирована, либо… либо он говорит то, что есть на самом деле. В первом случае вы должны будете предоставить мне информацию по максимуму, для того, чтобы я могла продолжать работать. Во втором… моя работа просто лишена смысла. Скажите, ваше с ним присутствие действительно может угрожать чем-то вашей семье?

Скрипач замялся.

– Тут всё немножко сложнее, – произнес он осторожно. – Дело в том, что Ит склонен приписывать многое из происходящего на свой или на мой счет, и…

– И?

– И эти предположения не совсем безосновательны. Черт… Марта, невозможно рассказать всю нашу жизнь в двух словах, – Скрипач прикусил губу. – Я… я не знаю. Иногда мне кажется, что он прав. А иногда – как теперь…

– Хорошо. Попробуем подойти к вопросу с другой стороны, – голос психолога неуловимо изменился. – Я бы хотела услышать ваше мнение. Не его, не общее, а лично ваше.

– Я хочу сохранить семью такой, какой она была до этого момента, – Скрипач опустил голову. – Я не хочу делать то, что требует он. Не хочу никуда уходить, уезжать, бросать кого-то. Да, в нашей жизни было много всякого дерьма, но хорошего было на порядок больше! А он сейчас словно бы видит всё через черные очки, и я не знаю, как переубедить его, как заставить понять, что он не прав, что от такого решения будет только хуже.

– Спасибо, – психолог улыбнулась. – Вот теперь всё встало на свои места.

– В смысле? – не понял Скрипач.

– Я немого знаю о вас, в том числе и про возвратный круг, и о том, кто вы с ним друг другу. Но я услышала ровно то, что хотела. Что надеялась услышать.

– И что же?

– Его действительно индуцировали, он не сам принял это фатальное для всех решение. К решению его очень грамотно и ловко подтолкнули. А через него – сумели воздействовать и на Ри тоже. Но он явно был первым.

– Огден, – пробормотал Скрипач. – Сволочь… Но почему вы уверены, что именно он?

– Попытка переложить ответственность за решение на того, кто не может подтвердить что-либо, или же опровергнуть. А такая попытка – это сигнал о том, что существо в решении на самом деле сомневается, и ищет пусть и гипотетической, но поддержки. «Я не один, мы вместе, и вообще, это он». Понимаете?

Скрипач кивнул.

– Значит, это всё тот разговор. И всё-таки Огден. Не считка, которую он открыл, а эта тварь.

– Скорее уж те, кто стоят за Огденом, – возразила Марта. Улыбнулась. – Ничего. Мы будем искать решение, и, думаю, рано или поздно мы его найдем.

– Дай-то Бог, – пробормотал Скрипач если слышно. – Если оно вообще существует.

– Есть еще один момент. В решении он на самом деле сомневается. И агрессия, которую он проявляет по отношению к тому же Фэбу – попытка утвердиться в этом решении.

– Агрессия – это есть, – согласился Скрипач. – Вы с ним говорили?

– С кем?

– С Фэбом. Это он рассказал, как Ит себя ведет?

– Пока что нет, но тут и так всё было понятно, – пожала плечами Марта. – Вы знаете присказку про собаку, которую жалел хозяин, и поэтому хвост ей отрубал по кускам?

– Знаю. Да, похоже.

– Только надо учесть, что тут всё обоюдно. И хозяину больнее, чем собаке.

***

Консилиум, который должен был сообщить Иту о ряде принятых по нему решений, собрался через четыре дня. По счастью, Марта к этому моменту сумела убедить Ита в том, что даже если ему тяжело терпеть присутствие Фэба, с этим присутствием придется смириться – альтернативы всё равно нет. Ит, пусть и с трудом, но всё-таки согласился с ней. О том, что врачей не хватает, при нем говорили и другие, мало того, Андрей, начальник инфекционного отделения, пару раз намекал Скрипачу и Киру на то, что неплохо было бы, если бы и они поработали хотя бы ассистентами «раз уж вы всё равно тут сидите».

…Кир в эти дни сумел-таки доехать до Москвы, и повидать детей, Джессику, и Ри. Вернулся он мрачнее тучи, и Фэб со Скрипачом в тот вечер так и не дождались от него подробностей. На следующий день Кир собрался с духом, и рассказал о том, что увидел – по мнению Скрипача, лучше бы не рассказывал. Да, у Ри действительно есть положительная динамика, да, он уже практически не нуждается в гормональной терапии, да, стали постепенно восстанавливать дыхание и ему даже оперировали контрактуры, но…

– Но, ребята, это вегетативное в чистом виде, – закончил Кир. – Потому что левого полушария нет. Была бы тут восьмерка, хотя бы основные функции бы восстановили, а так… – он безнадежно махнул рукой. – Ромку жалко. Он не дурак, всё понимает. И он… Ему словно не четырнадцать, а двадцать четыре.

– То есть? – не понял Скрипач.

– Он выглядит как я, когда родителей не стало, – Кир отвернулся. – Это когда взрослеешь скачком, а не постепенно. Сегодня ты ребенок, а завтра – взрослый, но не потому, что ты вырос, а потому что у тебя стала такая жизнь. Внезапно.

– Блин… – Скрипач покачал головой. – Кирушка, мы, как только сможем, поедем туда. Ты извинился за нас?

– Конечно. Он покивал и сказал, что всё понимает. До сих пор мороз по коже. И Настя. Был одуванчик, да весь вышел. Джессика бы без них не справилась…

…Консилиум начался утром, в восемь. Сначала разбудили Ита, потом стали подходить врачи, которые в этом консилиуме принимали участие – несколько специалистов, начальник отделения, психолог, представитель Санкт-Рены. Как понял Фэб, это был кто-то из дипломатов, и это его обнадежило: речь вполне могла пойти о какой-то внепактовой поставке. Собственно, так оно и вышло.

– Ит, пока что спокойно послушай, что они будут говорить, – попросил Фэб. – Если есть возражения или просьбы, скажешь позже. После того, как они закончат.

– Хорошо, – Ит поморщился. – Я так и собирался сделать.

– Вот и молодец, – похвалил Фэб.

– Не надо, – попросил Ит. – Скъ`хара, я совершенно в этом не нуждаюсь. Ни в «молодцах», ни во всем прочем. Ты сказал, я всё понял. Что-то еще?

– Нет, – покачал головой Фэб. – Извини.

– …четыре основных этапа. Первый. Приблизительно за пять суток мы удалим все костные осколки и фрагменты. Сделаем это лапороскопически, на зондах, без прямого вмешательства. Проба показала, что этот метод действенен, никаких парадоксальных реакций он не вызывает. Второй этап. Производим раскрытие операционных полей…

– Пошагово, – подсказал Илья.

– Совершенно верно. И доращиваем мышцы. Срок вмешательства будет равен полутора месяцам, плюс-минус десять дней. За это время в Санкт-Рене изготовят следующие эндопротезы… – последовал длинный список, – которые будут доставлены сюда. Третий этап у нас будет зависеть от общего состояния на момент окончания второго этапа. Либо операций будет пять, либо две. При благоприятном исходе осуществляется переход на четвертый этап – симптоматическое лечение, снятие части портов, впоследствии – пошаговая эвакуация дренажной сетки. Ит, я вижу у вас в глазах вопрос, и отвечу на него прямо сейчас. Другая схема для данных условий невозможна. Госпиталь работает по пятому уровню, биопротезы запрещены к ввозу, равно как и капсульные системы для выращивания биоматериала. Поверьте, мы с гораздо большей охотой провели бы вам ампутацию, поставили на полгода на биопротезы, а потом за две недели пересадили бы ногу, часть подвздошной кости, тазобедренный сустав, ребра, и руку. Но, увы, это невозможно.

– Спасибо, – эмоций в голосе Ита не было вообще никаких. – Можно задать вопрос?

– Пожалуйста.

Говорил один из консультантов, до него – как понял Ит – директор «Полей». Значит, его случай и впрямь не рядовой.

– Можно ли будет сделать операцию, о которой вы говорили, за один прием? Я имею в виду пересадку.

– Маловероятно, – покачал головой консультант. – Слишком большой объем. Вы не сумеете…

– А если к тому моменту станет понятно, что я выдержу? – Ит прищурился.

– Думаю, к тому моменту мы это и узнаем, – развел руками консультант. – Но никак не раньше.

– Ит, нет, – твердо сказал Саиш. – Не корчи героя из себя, это глупо. Ты отлично понимаешь, что невозможно.

– Хорошо, – сдался Ит. – Еще один вопрос, если можно.

– Спрашивайте, конечно, – подбодрил его консультант.

– Какой по времени будет период полной реабилитации, если всё пройдет успешно?

– Насколько полной? – уточнил консультант.

– Чтобы можно было начать работать.

Скрипач страдальчески возвел глаза к потолку, Илья крякнул что-то неразличимое, Саиш покрутил пальцем у виска. Консультант задумался.

– От года и больше. Ит, на этот вопрос вам сейчас никто не сумеет ответить при всем желании. Может быть, вы не до конца осознаете, насколько серьезно ваше положение, и…

– Я всё осознаю, – перебил его Ит. – Именно поэтому я и спросил.

– Ответ, надеюсь, вы услышали. Еще какие-то вопросы?

– Да, последний. На время… вот этого всего… подвижность останется такой же?

– Да. Мы очень сожалеем об этом, но тут ничего невозможно сделать. Вы знаете, как устроены блоки доращивания пятого уровня. Они не автономны, и поэтому…

– Да, я знаю. Еще два месяца вот так… и неизвестно, с каким исходом, – Ит глубоко вздохнул. – Понятно.

– Есть предложение. Вы можете проспать эти два месяца, – пожал плечами консультант. – Я бы, кстати, рекомендовал.

– Нет, спасибо, – отрезал Ит. – Что угодно, только не так.

– Почему? – удивился консультант.

– Потому что это его выбор, – внезапно вступилась Марта. – Я тоже не в восторге от этого выбора, Ит, но отчасти я вас понимаю. И потом, в конце концов, если вы в какой-то момент захотите уснуть до операции, вы всегда сможете это сделать. А пока что – мы принимаем ваше решение.

– Хорошо, – подытожил консультант. – Теперь обсудим ряд технических деталей.

– Только побыстрее, – попросил Саиш. – У нас сейчас лимит по времени десять минут.

***

Конечно, и Фэб, и Кир, и Скрипач пытались устроить в палате хоть какое-то подобие если не уюта, то чего-то похожего, но из этого ничего не получилось. Ни свет, который поставили поудобнее, чтобы не мешал, ни маскировка операционных накладок ничего не дали. Палата – палата и есть. Единственное, что хоть как-то удалось, это установить режим, и впоследствии само существование этого режима сыграло на руку всем, от Ита, до врачей, которые с ним сейчас работали.

Будили Ита всегда в восемь утра, затем Скрипач помогал ему умыться. Всё умывание сводилось к тому, что либо Скрипач, либо Кир (Фэбу Ит это делать не позволял) протирали ему лицо и кисть здоровой руки раствором. Чисто номинальная процедура, ничего не значащая, но для Ита она была связью с нормальным миром, в котором он жил раньше. Дальше – если Ит был в состоянии – его кормили, потом минут десять разрешалось пообщаться (если было настроение), затем – снова сон.

Все пробуждения были одинаковыми, каждый день повторялось одно и то же. Во сне Ит видел закольцованный кошмар: входящих в палату санитаров из тюремной больницы, и каждый раз он был убежден в том, что его снова били. На десятые сутки Скрипач уже сам готов был треснуть Ита чем-нибудь тяжелым, потому что выдержать то, что тот говорил, становилось просто невозможно, но положение ежедневно спасал Илья, который, даже если была не его смена или же он был занят, находил пять минут, чтобы зайти и «обсудить ночь». Сначала Ит с Ильей минуты две спорили, потом Илья открывал запись, и они в ускоренном режиме эту запись просматривали, убеждаясь, что в палате действительно не было посторонних.

– Значит, снова приснилось, – на Ита после этих просмотров было жалко смотреть. Он выглядел абсолютно подавленным и убитым. – Да что же такое… Ну почему?..

– Бывает, – философски пожимал плечами Илья. – А может, просто до конца не проснулся еще. Теперь-то всё нормально?

– Да, – Ит отводил взгляд в сторону. – Илюш, прости. Я, правда, не хотел.

– Так все знают, что не хотел. Ладно, проехали. Давай умываться, и перекусить надо чем-нибудь. Ага?

– Ага, – покорно соглашался Ит. – Рыжий, извини…

– Ой, перестань, – отмахивался Скрипач. – На завтрак что хочешь? Сладкое, соленое?

Безвкусный гель разрешали чем-нибудь маскировать, но максимум, что было можно – это добавить оттенок вкуса, не более того. По словам Марты – чтобы не возникло впоследствии ассоциаций нынешнего состояния с нормальной едой.

– Не знаю, – обычно говорил Ит. – Может, сам выберешь?

– Выбрать я могу, но есть-то тебе, – справедливо замечал Скрипач. – Если ты хочешь, чтобы выбрал я, то давай сладкое.

– Почему?

– Потому что ты больше любишь соленое…

…Оперирующих бригад оказалось две, в каждой – по двое разумных. Первая пара была совершенно неконтактной, максимум, что от них слышали окружающие – это короткие скупые команды. Отработав восемь часов, бригада уходила, уступая на два часа место дежурным реаниматологам, а после на её место заступала вторая. Вот с этой второй контакт возник очень быстро, практически сразу.

Главным в этой бригаде оказался пожилой смешливый когни, на редкость общительный и непосредственный, а его ассистенткой была приятная и тоже веселая молодая женщина, от одного присутствия которой, казалось, становилось легче всем окружающим. Во время работы этой бригады Ита будили дополнительно два раза днём (по настоянию Марты), потому что с бригадой возник хороший контакт, и этим нужно было пользоваться.

Вся работа шла на биощупах, которые все без исключения врачи называли «ниточками». Одним биощупом убирались многочисленные костные осколки, через второй – на место осколков заводился вариант «среды», имитирующий присутствие кости. Тело нужно было качественно и не спеша обмануть, причем так, чтобы оно ни на секунду не усомнилось в обмане. При этом крайне желательно было дать и сознанию тоже понять, что ничего страшного не происходит.

– Сейчас понаделаем маленький дырочка, а потом начнется самый увлекательно, – когни пристраивался на операционном стуле, ассистентка заводила ему под локти диски, и становилась рядом. – Потому что Ксения у нас вчера отличилась, и она имеет нам рассказать, как чуть не утопил катер по дороге из город сюда.

На русском языке когни (звали его Эраде Джорр-Уски, в просторечии – Эра или Джордж) говорил, в принципе, неплохо, но с падежами и окончаниями был явно не в ладах. Русский язык, по его собственным словам, он выучил самостоятельно, никаких масок не снимал, обучающими программами не пользовался – и этим фактом очень гордился.

– Не топила я никакой катер, – Ксения упирала руки в боки. – Джордж, ты опять всё придумал.

– Как не топил, когда баржа от твоей «Волна» еле увильнул?! – возмущенно поворачивался к ней врач. – Плывет этот девушка, навстречу ей большой баржа! Баржа вправо повернул – девушка влево повернул! Баржа влево повернул – девушка вправо повернул! Что, не было?

– Не было.

– Ты делать таран хотела! Чем тебе баржа мешал?.. Ксюша, анете дей эсари кеа таскуниа, второй блок ввод, пожалуйста…

Когда через пять дней эта бригада закончила работать, Скрипач даже расстроился, и потом несколько раз просил Эру и Ксюшу заскочить к ним «в гости». Эра никогда не отказывал, но, увы, вскоре бригаду перевели в другой госпиталь – война шла полным ходом, и специалистов частенько переводили туда, где они были нужны в данный момент.