Читать книгу Собрание сочинений. Том 4 - Евгений Евтушенко - Страница 38

И вновь рыбацкая изба

меня впустила ночью поздней

и сразу стала так близка,

как та, где по полу я ползал.

Я потихоньку лег в углу,

как бы в моем углу извечном,

на шатком, щелистом полу,

мне до шершавинки известном.

Рыбак уже храпел вовсю.

Взобрались дети на полати,

держа в зубенках на весу

еще горячие оладьи.

И лишь хозяйка не легла.

Она то мыла, то скоблила.

Ухват, метла или игла —

в руках все время что-то было.

Печору, видно, проняло —

Печора ухала взбурленно.

«Дурит…» – хозяйка про нее

сказала, будто про буренку.

В коптилку тусклую дохнув,

хозяйка вышла. Мгла обстала.

А за стеною – «хлюп да хлюп!» —

стирать хозяйка в кухне стала.

Кряхтели ходики в ночи —

они историю влачили.

Светились белые лучи

свеженащепленной лучины.

И, удивляясь и боясь,

из темноты неприрученно

светились восемь детских глаз,

как восемь брызг твоих, Печора.

С полатей головы склоня,

из невозможно дальней дали

четыре маленьких меня

за мною, взрослым, наблюдали.

Чуть шевеля углами губ,

лежал я, спящим притворившись,

и вдруг затихло «хлюп да хлюп!» —

и дверь чуть-чуть приотворилась.

И ощутил я в тишине

сквозь ту притворную дремоту

сыздетства памятное мне

прикосновение чего-то.

Тулуп – а это был тулуп —

облег меня лохмато, жарко,

а в кухне снова – «хлюп да хлюп!» —

стирать хозяйка продолжала.

Сновали руки взад-вперед

в пеленках, простынях и робах

под всех страстей круговорот,

под мировых событий рокот.

И не один, должно быть, хлюст

сейчас в бессмертье лез, кривляясь,

но только это «хлюп да хлюп!»

бессмертным, в сущности, являлось.

И ощущение судьбы

в меня входило многолюдно

как ощущение избы,

где миллионам женщин трудно,

где из неведомого дня,

им полноправно обладая,

мильоны маленьких меня

за мною, взрослым, наблюдают.